Не пидоры

Они не были пидорами. Они не любили парней и сосать член. Но все вокруг считали как раз-таки наоборот и шутили, кто из них давалка, а у кого член в дерьме. Им было достаточно похуй, чтобы всё это игнорировать. Они сидели на четвёртой парте возле окна и крутили косячок из тетрадного листика и остатков со стёрки. Притворялись, что курят травку где-нибудь в Мичигане и ждут приезда элитных шлюх. Но как всегда их вызывали к директору и снова читали нотации, что делать можно, а что нет, пока они сдерживали смех и переглядывались. Тот же импровизированный косяк они незаметно передавали друг другу, пока взрослые тёти укоризненно грозили их представить к отчислению. Они похищали Ивана Иваныча — местного скелета — из кабинета биологии уйму раз, пока у него не оторвалась рука и его не спрятали под замок в кладовую. Пришлось остановиться, но ненадолго, ведь Ваня взламывал и не такие замки. Наловчился на взломе почтовых ящиков соседских бабулек, которые выписывают не интересные газеты с объявлениями. И так получилось, что теперь Иван Иваныч сидел в старом кресле на балконе у Серёжи, в берете из восьмидесятых и в шарфе от Прада, с сигареткой между зубами. Наконец, на пенсии. Они смотрели «Клинок рассекающей демонов» на химии, сдерживая громкие комментарии, потому что у них, вроде бы, была практическая по аминокислотам. А на перемене они украли швабры со шкафа в туалете и долго спорили, кто из них Танджиро, а кто Зеницу, ведь для Иноске у них не хватало кубиков. Битва была впечатляющей — разбитые фикусы помнят вместе с директрисой насколько. Они разрисовывали доску гейской порнухой, потому что Серёжа любит читать яой, а Ваня неплохо рисует. Девочки оценили, классная тянула их за уши в особый кабинет, в который они попадали регулярно. Граффити на третьем этаже тоже их рук дело. Когда кого-то из них оставляли после уроков, другой стоял на улице и пел матершинные песни про пошлую любовь, чтобы напомнить, кто здесь лох, а кто победитель. Песни про любовь потому, что они других не знали. Они играли в дурака на раздевание, и их никогда не волновало, что раздеваться приходилось посреди урока. И в морской бой также, и в крестики-нолики, и в сабвей сёрф. Их называли ненормальными педиками, а Ваня снимал носки, пока Сергей без стеснения расстёгивал рубашку и облизывался. «Меня интересует только один хуй», — всегда играло у него на губах. И смотрел на Ваню с игривой ухмылкой, пока тот в ответ подмигивал. Одноклассники, кажется, уже смирились. Учителя — забили. Они — не определились. Что за отношения у них были, никто не знал, даже они сами никогда не говорили об этом, предпочитая свои настоящие чувства вкладывать в искренний смех. Они смеялись так только друг с другом. Даже когда грустно и болела голова — у них дрожали плечи и мутнел разум. Одноклассники крутили у виска, пока они в очередной раз смеялись с шуток, понятных только им. Когда они просто встречались взглядами, их уже рвало от внутреннего восторга и энтузиазма. Улыбки они никогда не сдерживали, свои взгляды — в помине. Лучшие друзья такие: психованные из-за друг друга, ненормальные для всех остальных, для себя — родные от волоска до ноготочка. По отдельности Ваня и Серёжа — обычные десятиклассники, которые сидели на последней парте и прятались за книжкой. Вместе — два ебнутых психа, которые плевали и на сломанный стенд в коридоре, и на тройки по химии. Они танцевали в спортзале под волейбольной сеткой румбу, играли в баскетбол только друг с другом и прыгали на скакалке на двоих сто сорок раз. Серёжа любил физкультуру лишь потому, что её любил Ваня. Так и учились. Так и получали пятёрки. И так день изо дня. Понедельник-пятница. С восьми до трёх. Расписание из семи уроков они так и не выучили, поэтому делили учебники пятьдесят на пятьдесят. У Вани устные предметы, у Серёжи — письменные, но всё равно домашние задания они делали наоборот. Ваня знал математику и физику, у него неплохо получалось разбираться в органике и химических свойствах, по русскому у него была твёрдая пятёрка, но он ещё не видел учебник русской литературы или истории в этом году. А Сергей шарил за историю, литературу и географию, потому что немного тупенький, зато умел читать. «Фу, убери нахуй», — постоянная просьба от Вани, когда Сергей читал очередное «великое произведение» русской литературы. «Фу, убери нахуй», — то же самое от Серёжи, когда Ваня пытался объяснить тригонометрию. Так и дружили и учились. Любили и глумились. Ругались и мирились. Педики — не приговор. Просто у них дружба такая — ебнуто-пидорская. И целовать друг друга в щёки и в висок нормально, и обнимать, когда долго не виделись, и кричать на всю школу, как они любят друг друга. Пусть думают, что они геи голубых гор — им наплевать, потому что то, что находится вне их круга внимания, им не интересно. Смешки и слухи они рассматривали как жалкие попытки скрыть зависть, которая пряталась у каждого, кто не имел настоящих друзей. Они обратили внимание друг на друга в шестом классе. Ненависть и зависть — первое, что Серёжа испытал, когда заобщался с Ваней. По нему сохли девчонки, у него оценки были намного выше его собственных, а ещё он его полностью игнорировал. Ване было слишком похуй на какого-то толстого шкета, от которого вечно воняло потом и рот которого ел за троих в столовке. А потом они сцепились, когда вместе начали ходить на баскетбол. Ненависть и желание Серёжи превзойти своего главного соперника длились около двух лет. А потом они нашли общий язык, и Ваня пригласил к себе в гости, напоил самым вкусным чаем в жизни Сергея. И он понял, что Ваня не такой уже и плохой парень, как ему казалось поначалу. С тех пор и понеслась пизда по камушкам, ведь оказалось, что они созданы друг для друга. Соулмейты, родственные души. Один день в одиночестве — карцер, где хочется разбить черепушку о железные прутья крохотного окошка. Они неразлучны, как печенька орео и начинка, как дошик и приправа, как макароны и сосиски. Да и хер ты их разъединишь — из Сибири друг к другу с пробитыми коленями приползут. Педики? Если только чуть-чуть. Ваня ненавидит русскую литературу, а историю ещё больше. «Тихий Дон» — двойной пиздец. Пока Серёжа под боком пишет за них двоих тестовую работу о том, кто кого ебёт, Ваня рисует хуи на полях тетради соседа. С глазками и кудряшками, довольно подписывая ниже: «Хуйгей». Как получается двусмысленно, красота. Ваня кидает озорной взгляд на Сергея, закусывая губу, — предвкушает, как тот будет ругаться, когда увидит свой портрет в стиле абстракционизма Ивана Бессмертных. Но Серёжа слишком увлечён любовными похождениями Григория Мелехова и не обращает внимания ни на тычки со стороны Вани, ни на хуи между строчками после красной линии полей. Это раздражает. Это бесит. Ваня тянет руку под парту, пока руссичка дописывает пятый вопрос со звёздочкой на дополнительную оценку. Они с Серёжей умные парни и конечно же не будут делать то, что для них лишнее. Рука Вани опускается на бедро Серёжи, сжимается, вдавливаясь пальцами в мягкую плоть, пока на его лице злорадная ухмылка прячется за рукой. Сергей реагирует с такой же улыбкой, но от теста всё равно не отвлекается, в ответ на прикосновение друга накрывает его руку своей. У обоих странно щекочет между рёбрами — может пыль от грязных подоконников, может внезапная атака из чувств. В груди будто огнестрельные ранения. Ноют и чешутся. Ваня давится от больного напряжения и сжимает свою руку сильнее, делая больно другу, — тот с улыбкой приторной и засахаренной гладит его пальцы, запястье, родинку обводит. У Вани перед глазами уже плывёт. — Домогаешься? — шёпотом спрашивает Серёжа, взглядом быстро скользя по лицу друга. — Только привлекаю внимание, — мурлычет в ответ, поглаживая лёгкими движениями чужую ногу от коленки до бедра. Рука Серёжи двигается вместе с его. Напряжение никуда не уходит. У него будто синдром длительного сдавливания, а рука Сергея — бетонная плита в несколько тонн. — Или отвлекаешь моё внимание? — Серёжа смотрит с огоньком в зрачках, от которого Ваня зажигается, как спичка от коробка. Как же его чертовски заводит этот взгляд Сергея. Такой, типа: «Ну, же, что ты ещё можешь». Многое может. Но пока только касаться, гладить и тянуться к чужому уху, чтобы в тишине класса их точно никто не слышал. У Вани голос низкий, вызывающий, который заставляет Сергея нервно сглотнуть и сжать ручку в руке. — Отсосёшь мне? Вот, соблазнительная сучка, знает, как нужно себя вести. У Вани голова кругом, когда он смотрит на Сергея, у которого улыбка становится ещё шире. Его даже гетерная ебля перестаёт интересовать в этот момент, и он тихо смеётся, разворачиваясь лицом к Ване. Он берёт ручку, которой писал минутой ранее, и суёт её между губами, облизывает и смотрит прямиком в глаза. Пристально. Нагло. Покорно. У Вани стояк упирается в ширинку неожиданно-внезапно, потому что, блять, чёртов Пешков, вот бы его собаки уличные в рот ебали! Как можно быть таким очаровательно-красивым и одновременно по-блядски мерзким? В этих глазах моккачино Ваня упивается горячим напитком, который обжигает горло и оставляет ожоги на лёгких. Дышать трудно. В желудке и вовсе требуется пожарная машина. Один вдох — и нужно будет на ожоги накладывать швы. Серёжа слишком его заводит. На расстоянии десяти сантиметров он слишком близко. Его слишком много. Серёжа улыбается, когда водит ручкой по своим губам, облизывает её и как будто в самом деле сосёт настоящий член. Ваня дрожит — как же ему хочется, чтобы вместо этой ручки был его собственный член и этот розовый язычок так ловко бы справлялся с ним. Ласкал, облизывал, всасывал — всё так же ярко, как прямо сейчас перед Ваней. На этой ручке глистов, как у кошки в жопе, а он её лижет, как блядь в порно перед камерами. Пересмотрел фильмов для взрослых — Ваня уверен на все сто. От этого зрелища глаза высыхают, и Ваня пару раз быстро моргает, краснеет, но отвернуться не может — слишком завораживает. Чёрт, прямо на русской литературе. Мог бы выбрать какую-нибудь биологию, где в разы громче выкрикивают ответы и заёбывают учительницу, которой на них всегда было плевать. Но не сейчас, когда у них тест по «Тихому Дону». Шолохов, прости ради Бога, писал бы про геев, которые не могут быть вместе из-за различных жизненных ситуаций, до этого не дошло бы. У этих парней пидорство в крови, а день только начался. Ночь не виделись — соскучились пиздец как сильно. — Выглядишь, как шлюха, — но Ваня всё равно смотрит. Такие шлюхи его заводят — кудрявые и с хером. — Я знаю, что тебя это возбуждает, — Серёжа ухмыляется и рукой ползёт к Ваниным бёдрам. — У тебя стоит на меня. — Не на тебя, а на ручку. Серёжа ведёт ладонью вверх, лаская худые бёдра, останавливается у самого основания, давит. До члена считанные сантиметры. Его ухмылка в этот момент не то ли бесит Ваню, не то ли заставляет пылать, как закат над морем. — Ручкафил? — Просто она похожа на член, — Ваня тяжело выдыхает, когда Сергей несильно пальцами стучит по выступающему бугорку в его штанах. Вот это пиздец. — Представлял, как долбишься мне в рот? — Серёжа дышит очень близко, и у Вани всё тело покрывается мурашками. Сука, он реально на взводе и если Сергей так и продолжит дразнить его этими маленькими манипуляциями, он не выдержит. — О да, блять, — Ваня расплывается в задорной улыбке и оглядывает Серёжу провоцирующим взглядом. — На колени упал, сука. Серёжа, надавив на возбуждение Вани пальцами, заставляет того упасть головой в парту, чтобы предательски не заскулить, и зубами вцепиться в рукав кофты. Сергей слишком много знает о его теле и прекрасно помнит, как довести его до исступления, которое разрывает его изнутри на части. Лёгкие поглаживания через ткань раззадоривают, последующие ласки в зоне головки начинают сносить голову, и в чистом уме себя держать уже не получается, а когда Сергей накрывает полностью рукой весь член и давит на пах с силой, то все шлюзы выбивает напрочь. Ваня с ума сходит, на стену готов лезть, только бы кончить. Сейчас всё в точности то же самое. Но теперь Сергей сползает под парту, и Ваня опасливо оглядывается по сторонам. Последняя парта в классе — отличное место для отсоса в начале учебного дня. Они ебнутые, я вас предупреждал на полном серьёзе. Ваня прячет лицо в локтях, и может показаться, что он лёг, чтобы подремать. Но у него под партой чёртовый Сергей Пешков, который расстёгивает его ширинку и массирует его эрекцию через нижнее бельё. Импульсы возбуждения от прикосновений летят с бешеной скоростью и ударяют по мозгам, от чего от пота промокает спина и сводятся дрожащие коленки. Серёжа между ними не позволяет им это сделать и освобождает член Вани, сильно сдавливая его у основания. Ваня не любит нежности — эти грубые ладони как будто делали как раз под него. Неожиданное прикосновение заставляет Ваню дёрнуться, и он закусывает губу ещё сильнее, чтобы не выдать себя. Чёрт. А когда Серёжа лижет, начиная от яиц, заканчивая набухшей головкой, у Вани вовсе взрывается петарда перед глазами. — Соси так, как свою ебучую ручку, — ревновать к ручке, не думали? Серёжа мычит. У Вани, блять, судороги. Ваня не видит, но знает, что Сергей сейчас усмехается, стимулируя его головку языком. Ловкими движениями он кончиком языка давит на уретру, обводит уздечку несколько раз, перед тем, как полностью всосать в рот головку. Ваня дёргает бёдрами, чтобы насадить чужой рот поглубже, но Серёжа не даётся и продолжает мучать его этими издёвками. У Вани уже болеть невыносимо начинает, и он еле слышно всхлипывает, прикрывая свой рот ладонью. То, что ему нравится такое, знает только Серёжа, поэтому он не может злиться на это по-настоящему. Выёбываться — в его репертуаре. Сергей после этого жалостливого умоляющего звука чувствует себя восхитительно и берёт член наполовину, разрешая Ване толкаться в его рот. Ваня так и делает, ощущая неземное наслаждение от влажных стеночек и юркого языка, который не отстаёт и тщательно вылизывает каждую венку. Умеет — вот и хвастается. Слишком много тренировался сначала на огурцах, потом — на Ване, поэтому можно с уверенностью сказать, что сосёт он просто охуенно. — Не рыгни, прошу тебя, — о да, Сергей такое может, а член Вани слишком чувствительный. И как же им плевать, если их видят одноклассники. Их дело остаётся их делом. А не пойман учителем — значит чист. Серёжа сосёт умеренно, иногда останавливаясь, чтобы отдельно вылизать головку и подарить Ване ещё больше ярких ощущений. А Ваня уже не может терпеть. Когда Сергей чувствует, как начинают дрожать чужие бёдра и Ванино дыхание учащается, он зубками слегка царапает нежную кожу и нарочно сдавливает бёдра до отметин. Ваня любит, когда грубо — иначе не может кончить. Сперма заполняет Серёжин рот, пока Ваня зажимает свои губы, но всё равно стонет и чувствует поступающие слёзы — настолько ему было хорошо. Может ударил адреналин, может огромная смесь ощущений — не понять. Но то, что конвульсии не могут отпустить его даже после оргазма, делает его ещё уязвимей. То, что они творят — сумасшествие. А у них звонок через пять минут, а теста ещё только половина. Серёжа проглатывает всё до капли, на ватных ногах возвращаясь и на ходу вытирая губы, довольно ухмыляется. На них палит соседняя парта с особым охуевшим выражением лица. У них до сих пор просто дружба. Мужская и очень крепкая. Серёжа в ответ пожимает плечами и показывает средний палец им в ответ, пока Ваня ещё отходит от происходящего, спрятав голову в руках. У него не лицо сейчас, а сплошная язва. У него горят и уши, и щёки, и даже лоб. Если он сейчас поднимет голову, то Серёжа точно начнёт стебать его и долго ещё не слезет. Смущаться — нормальное дело. Отсос на литературе смущает особенно сильно. — Сходим покурить на перемене, твоя сперма забилась у меня между зубами, — Серёжа снова суёт ручку в зубы. Глисты. Слюни. Сперма. Роскошный коктейль даже по меркам школы. Ваня немного отходит, наконец восстанавливает дыхание и поднимает взгляд на друга. Хочется его уебать. Почему? Да просто так. Ручку его поломать хочется, но она всё равно Ванина — жалко. Серёжа такой довольный, как будто ему здесь отсосали, а не он вымазал коленки в грязи и пыли. Ваня чувствует себя проигравшим вот и бесится. — От курения член усыхает. — Боишься, что не встанет? — Боюсь, что маленькие члены не в моём вкусе. Серёжа понимающе кивает, возвращаясь к тесту, и протягивает облизанную ручку Ване. — Держи, если мой член перестанет тебя устраивать, то ты всегда можешь воспользоваться ей. Ваня кривится и обещает себе выкинуть эту грёбанную ручку при любом удобном случае. Да прямо сейчас запустит её в открытую форточку и избавится от любимой Серёжиной игрушки. Сегодня их пока к директору не вызывали, поэтому можно рискнуть. Под громкий смех Сергея Ваня промазывает, и ручка отскакивает прямо к учительскому столу. Когда руссичка берёт её в руки, то ржут они уже оба, а одноклассники про себя называют их долбанутыми. К директору они всё равно сегодня пошли, а что, нарушать что ли традиции?

The End.