escape

***

       Сонхун небрежно кидает на кровать свой тяжёлый чемодан, и Вонён поднимает на него свой задумчивый взгляд. В этот раз парень и правда выглядит решительно, а потому Чан остаётся надеяться лишь на то, что в этот раз на долго.        — Все-таки решился? — парень молча кивает, сосредоточенно и очень быстро собирая в путь все самое необходимое, карты, книги, несколько тёплых кофт, зубная щётка, компас, рыболовный крючок... Вонён надоедает и не надолго она отворачивается. Комната снова погружается в унылое молчание, нарушаемое лишь торопливыми шагами. Сонхун мечется из угла в угол, словно пойманный, заперпый...        Задыхается....        Вонён прикрывает глаза, отстранённо наблюдая за тем, как постепенно наполняется чужой чемодан.        Эта идея возникла у Сонхуна довольно давно. Сколько Вонён себя помнила, в старом деревенском приюте ему было душно. Сердце его рвалось к свободе, в неведомые, необъятные дали.        Невольно Чан закусила губу, вспоминая, как они с Сонхуном из раза в раз по ночам вылезали по карнизу на улицу, чтобы сбежать. А потом только вдвоём прятаться в зарослях дикой вишни. В такие моменты лицо Сонхуна, обычно усталое, становилось каким-то особенно ярким. Он приобнимал Вонён за плечи мягко и так естественно, что внутри все приятно трепетало, и поджимались кончики пальцев.        Вонён закрывает глаза полностью, переносясь туда в тяжёлые но беззаботные будни. Она знала, что рано или поздно это произойдет и очень надеялась, что все же рано. Расставаться с Сонхуном было так странно, что мысль об этом не выходила из головы последние несколько месяцев.        Ему было страшно. Несмотря на показное воодушевление и четкую цель Сонхуну было очень страшно. У него не было четкого плана, как не было и опыта жизни вне этих стен, но Вонён никогда не отговаривала.        Ветер в банке не удержишь.        У Сонхуна была мечта. Он рвался сбежать, рвался обнять весь мир. Искупаться в лучах африканского солнца. Зайти по колено в холодные воды Тихого океана...        У Сонхуна была мечта, и лишаться ее он не был намерен, а потому сейчас агрессивно собирал свой старенький чемодан.        Но Вонён старалась не думать об этом. Мысли эти казались ей странными и неуместными. У Сонхуна была мечта, и Вонён была уверена, что лучше умереть пытаясь. В голове её, в воспоминаниях таких теплых, но уже почти далёких... Недосягаемых... В них, они ели вишню, кислую настолько, что сводило челюсть, и смотрели на звёзды. Иногда девушке казалось, что Сонхун знает о них всё. О величественных созвездиях, планетах, о космосе, о луне, обо всем этом Пак мог говорить часами, и голос его, обволакивающий, ласковый, убаюкивал внутри Вонён холодное одиночество. В такие моменты, она обычно позволяла себе положить голову на его плечо точно так же, как делали принцессы из детских книжек с вытцветшими картинками.        Из потока мыслей, невнятных и бессвязных, Вонён вырвал его тяжёлый вздох.        Сонхун застыл посреди тесной комнаты к Чан спиной. Фигура его казалось почти тенью. Чем-то одновременно сломленным и воскресшим. Он стоял чуть согнувшись, прижимая к груди сжатую в кулак руку. Вонён знала, что в руке у него старое металлическое кольцо. Оно осталось ему от неясных и давно забытых силуэтов родителей и было ему очень дорого. Признаться, Вонён никогда не разделяла его сантиментов. В отличии от Сонхуна девушка свою семью немного помнила. Она помнила нежные руки матери и сдержанную улыбку отца. Помнила их небольшой дом у озера. Но воспоминания эти никогда не ранили, не раздражали, не тревожили сердце.        Они были для неё приятным прошлым, не более. Но Сонхун всегда был другим. Его натура романтического героя, его юношеский максимализм, его стремление к совершенству. Для него кольцо это было символом великой любви, он всегда считал, что родители его погибли, но если честно, Вонён всегда думала, что его просто бросили.        — Я буду скучать по тебе... — голос его звучал робко и немного неуверенно. Пак повернул к Вонён голову, смотря в глаза через плечо. В глазах его блестели первые слёзы. Вонён поджала губы, сдерживая в себе неприятную колкость.        Для этого мира Сонхун всегда был слишком наивным, доверчивым. Он привязывался к людям, придумывал для себя тысячи и тысячи добрых сказок, вплетая их в свою жизнь. Жизнь... Вонён никогда не была уверена, умеет ли он вообще жить. Рука в которой Сонхун сжимал кольцо немного дрожала, выдавая и без того очевидный ураган эмоций. Вонён встала.        Шаги её были тихими, но слишком уверенными, и по мере её приближения, Сонхун бледнел на глазах. Вонён видела, что Пак на грани того, чтобы передумать. Вонён знала, что снова из-за неё...        В приюте Чан никогда не любили. Возможно, все дело было в её замкнутости или внешней холодности, возможно в не самом лёгком характере, сказать сложно. Но Сонхун всегда был другим и всегда другим останется.        — Все хорошо.        — А ты можешь...?        — Нет. — Вонён никогда не пойдет с ним. Возможно надуманно, но в жизни каждого человека есть путь, который он должен пройти один.        Они стоят друг напротив друга, и взгляды их вновь невольно встречаются. Вонён смотрит почти по-отечески строго, и Сонхун невольно улыбается. Она всегда действовала на него как валерьяна, расслабляюще.        — Мы.. — но Вонён снова не даёт ему задать свой вопрос, перебивая так привычно, что почти холодно. Однако уверенность в её голосе сильна настолько, что дрожь Сонхуна постепенно начинает проходить.        — Ты вырастешь, объедешь свет, станешь великим и найдешь меня. — руки её, холодные и бледные мягко накрывают напряжённый кулак, и под взглядом этим, все таким же непреклонно уверенным, пальцы Сонхуна боязливо разжимаются, выпуская украшение на свет.        Ничего не говоря и ни о чем не спрашивая, Вонён надевает на свой тоненький пальчик невзрачный ободок.        — Я заберу его до нашей следующей встречи, чтобы ты не смел забыть...