Трактат о любовном искусстве (в каком-то смысле)

       Речь с самого начала шла о поднятии разумного лютого мертвеца, потому Вэй Усянь заблаговременно прихватил с собой талисманы, тушь, куриную и человеческую кровь в баночках, две подшивки записей, целиком и полностью посвященные Вэнь Нину, писчую бумагу, недавно изобретенные монетки-накопители для темной энергии, множество разнообразных амулетов и, конечно же, Тигриную Печать Преисподней, запечатанную специальным сложным символом.        После модификаций пользоваться ей могли только два человека: сам Вэй Усянь и шицзэ, потому что Вэй Усянь был точно уверен: в случае его смерти шицзэ единственная непременно исполнит его волю и уничтожит Печать к херам. И Цзян Чэн, и Лань Чжань обязательно захотят хоть кому-нибудь отомстить. Что приятно и печально одновременно.        Сюэ Ян быстренько сообразил подобие стола из тех же дощатых ящиков, помог Вэй Усяню разложить добро и при этом на означенную Печать даже не взглянул. Дело было по-настоящему серьезным: это чудовище никогда не упускало случая пристать к учителю с «научите сделать такую же, ну пожалуйста, а я пойду продам весь редис и расскажу, куда из секционных павильонов пропадают глаза!».        Глаза Вэй Усянь и сам периодически находил. У Сюэ Яна под кроватью, заботливо разложенные по мисочкам с разными растворами и периодически даже анимированные.        Чуть меньшую слабость чудовище питало к языкам и пальцам, и если с пальцами все было ясно, то остальное вызывало вопросы.        Вэнь Цин пожимала плечами.        — Возможно, так он сублимирует детские травмы. Замещает отсутствие игрушек, типа того.        Угу, игралось дитятко в мертвые глазоньки, а потом взяло да и влюбилось. Глаз обычно две штуки, вот и даочжанов тоже двое.        Вэй Усянь закусил губу. Похихикает над абсурдными выводами он позже, с Лань Чжанем. Оказывается, Лань Чжань тоже ценил его ебанутенькие приколы.        Сяо Синчэнь смирно сидел на коленях, опустив ресницы.        Сюэ Ян вертелся под руками, раскладывал талисманы ровными стопочками и все косился то на него, то на мертвого и неподвижного Сун Ланя.        Снаружи склада Мэн Яо вполголоса обсуждал со своей охраной какие-то новомодные стихи, и охрана периодически вполне искренне смеялась.        — Так, — объявил Вэй Усянь, когда все было готово. — Ты будешь ассистировать. Хорошо бы сюда еще Лань Чжаня на всякий и его гуцинь… между прочим, А-Ян, из-за тебя я оставил будущего мужа и будущего деверя пить чай в беседке!        — Лань-шу у нас и так практически живет, он сможет найти дорогу до павильона, учитель, — фыркнул Сюэ Ян. — А главе Лань полезно будет посмотреть, что на Луаньцзан у нас не обитель зла.        — А что же? — Вэй Усянь обвел рукой талисманы, труп и Сяо Синчэня. — Как ты это назовешь?        Чудовище не ответило, только тяжко вздохнуло. Сяо Синчэнь тоже тяжко вздохнул и тоже промолчал, не поднимая взгляда. На его месте Вэй Усянь точно планировал бы подлянку, поэтому первым начерченным кровью талисманом стал обездвиживающий.        — Прости, шишу, — бумажная полоска сама собой прилепилась к белому ханьфу у лопатки. — Так будет лучше.        Сяо Синчэнь закаменел и теперь не мог ответить. Но хотя бы сидел удобно, а то придумали тоже, узлы.        — Когда мы закончим, — еще раз напомнил Вэй Усянь. — Ты оставишь даочжанов в покое. Я так понял, тебя не жаждут видеть рядом. Умей принимать поражения.        — Да, учитель, — Сюэ Ян скрипнул зубами. — Клянусь. Можете проконтролировать.        — Не сомневайся, проконтролирую. Ладно, давай поглядим.        Яогуай-оборотень поступил с беднягой Сун Ланем вполне в духе своего вида: подчистую высосал жизненную энергию, иссушил меридианы и напоследок сломал шею.        Смерть не самая приятная и достойная, зато быстрая.        Обо всех первичных приготовлениях Сюэ Ян уже позаботился: тело лежало чистым, причесанным, в одних только легко распахивающихся нижних одеждах.        От оных Вэй Усянь и Сюэ Ян избавились в четыре руки, затем нетерпеливого ученика пришлось отогнать: подготовительный этап требовал кропотливыx, не терпящих суеты маневров.        Вэнь Нин сам по себе был уникальный случай: концентрация одной только воли Вэй Усяня и только потом — полусотни провальных и не очень экспериментов с печатями, талисманами и мелодиями. Потребовалось благоприятное стечение обстоятельств, прежде чем идея увенчалась успехом, и тогда еще новорожденное поселение на Луаньцзан едва не пострадало.        Благо, Вэнь Нин позволял бесконечно исследовать свой феномен. Вэнь Цин, конечно, ворчала, но она точно так же уважала науку. И (что, конечно, существенней) ей важно было знать, что брат в один прекрасный день не спятит и не прикончит всех вокруг в лютой ярости.        Теперь Вэй Усянь мог это гарантировать. А еще у него теперь был почти полностью сформулированный план.        Для начала он нанес на основные акупунктурные точки Сун Ланя объединяющие печати, мешая тушь и человеческую кровь из баночки. Хорошая методика: как выяснилось, определенное сочетание символов позволяло вполне успешно возвратить мертвецу чувствительность нервных окончаний. Вэнь Нин спустя цепочку экспериментов теперь не только различал прикосновения и запахи, но даже обрел вкус. Пригодились, кстати говоря, любимые Сюэ Яном эксперименты с отрезанными языками и непосредственно тканью вкусовых сосочков.        Ныне Сюэ Ян не лез под руку, замер за плечом, будто зверек в засаде. Слышно было только его напряженное сопение, тихое дыхание даочжана Сяо и приглушенные голоса снаружи.        — Нарисуй двадцать призывов нечисти без последнего штриха, — велел Вэй Усянь. — Живо.        Сюэ Ян безропотно взялся за бумагу для талисманов. Почерк у него оставался отвратительным, зато линии получались размашистые, уверенные. В темном пути главное зачастую — уверенность, а не аккуратность.        Зато в процессе работы выдалась минутка сполна оценить вторую зазнобушку первого ученика. Вэй Усянь поцокал про себя языком: м-да, конечно, не Лань Чжань, но тоже весьма неплохо. Сухие жесткие мышцы, не тронутые тлением, широкая грудь, трогательно острые ключицы и выступающие бедренные косточки. Темные соски, темные жесткие волосы в паху, мягкий член, вполне приличный даже в совершенно мертвенном состоянии.        Размечая точки вдоль приводящей мышцы левого бедра, Вэй Усянь крепко задумался. Вопрос полового воспитания как таковой со своими учениками он вообще-то не поднимал. Для этого в Илин Вэй существовала Вэнь Цин и ее замечательный, сугубо прагматичный подход настоящего лекаря. Во всяком случае, все подростки перед тем, как отправиться на самостоятельную охоту, выслушивали лекцию «Откуда берутся дети и почему нельзя тыкать членом в девушку без ее согласия».        Лекция сопровождалась демонстрацией останков небезызвестного Вэнь Чао, который в свое время слыл большим любителем совать член куда не надо.        Почему дева Вэнь вообще сохранила оные останки, никто никогда не спрашивал.        Так вот. Что делать и не делать с девой, Сюэ Ян, скорее всего, знал. А вот с мужчиной? Ладно, об этом можно будет подумать позднее.        Когда с акупунктурными точками было покончено, Вэй Усянь положил монетки-накопители Сун Ланю на глаза, сомкнутые губы и три даньтяня. Придется ведь не просто поднять его, а восстановить каналы ци для свободного течения инь. К счастью, яогуай-оборотень не сотворил ничего непоправимого, всего лишь нескольких точечных воздействий вдоль сети оказалось достаточно, чтобы меридианы расправились и протянулись нитями запустевших русел.        Дальше требовалась большая печать, аналог защитного поля, только с центростремительным током. Вэй Усянь начертил ее на утоптанном земляном полу кончиком тупого рабочего кинжала, изъеденного коррозией, несмотря на чернение и великолепную сталь Нечистой Юдоли.        Кинжалы раз в год ему подгонял Не Хуайсан, выколачивая взамен сплетни, лотосовое вино и возможность прятаться от главы Не на Погребальных Холмах.        Наконец все приготовления были завершены.        Сюэ Ян хмуро вручил Вэй Усяню стопку заполненных талисманов без последнего штриха. Он нетерпеливо переминался с ноги на ногу, то и дело поглядывал на Сяо Синчэня, потом смотрел на будущего лютого мертвеца, кусал губы.        — Отойди и забери моего шишу, — велел Вэй Усянь. — Все будет в лучшем виде, если ты не будешь мне мешать.        — Да, учитель, — Сюэ Ян поклонился так уважительно, что снова выбил Вэй Усяня из душевного равновесия, быстрым движением сдернул с плеча Сяо Синчэня талисман и помог несчастному даосу подняться, удерживая за локоть.        — Глава Вэй, — снова завел свою речь обретший голос монах. — Прошу вас, не нужно. Умоляю, оставьте нас в покое!        — Я подниму вашего друга, а потом мы с А-Яном больше вас не побеспокоим, — заверил его Вэй Усянь. — Не волнуйтесь, душа даочжана Сун не пострадает, я изобрел отличную формулу, она не влияет на разум.        — Дело ведь не в этом!        Вэй Усянь отвернулся обратно к столу. Сюэ Ян по-прежнему молчал. С каждой секундой он становился все мрачнее.        Итак, мертвец. Мертвец лежал готовенький. Вэй Усянь щелкнул ногтем по гротескно-оскаленной морде на Тигриной Печати, сомкнул половинки, и та распустилась темной ци будто ночной цветок, повисла в воздухе, окутанная мглой.        Сяо Синчэнь сухо всхлипнул. Сюэ Ян выдохнул через нос. Разговор за дверью на мгновение прервался, затем Мэн Яо неестественно рассмеялся и громко потребовал продолжать рассказ.        Вэй Усянь прикрыл глаза, сосредоточился на течении силы, поднес флейту к губам и заиграл.        Печать висела у его головы, сквозь ресницы он видел медленное устойчивое вращение. Музыка подхватывала нити красноватой мглы, сплетала их сетью подобно сети меридиан и ручейком связных нот вливалась в простертое перед ним мертвое тело.        Он видел дух, привязанный к плоти кровью и знаками, видел, как сожаление и ярость свиваются под мелодией в новое сосредоточение сил — не жизненных, странно было бы их так называть, но вполне… жизнеспособных?        В помещении сделалось душно и холодно, невидимый порыв ветра взялся ниоткуда, рванул полы ханьфу, рукава и волосы. Кисть на Чэньцин качнулась и затрепетала.        Печать на единый миг вспыхнула алым глазом и, повинуясь воле создателя, распалась надвое, безобидная до следующего пробуждения.        Сун Лань на столе крупно вздрогнул всем телом, издал низкий рокочущий звук и открыл глаза. Зрачки его заливала чернота, синевато-черные вены вздулись на висках, поползли по шее.        Вэй Усянь выдохнул последний перелив, отнял флейту ото рта и поспешно удержал рванувшегося куда-то новорожденного лютого гуля за плечи.        — Тише, тихо, даочжан Сун. Слышите меня? Понимаете?        — А-а… г-глава Вэй? — в мертвенном взгляде блеснуло осознание. — Что?.. Я?..        — Вы мертвы! — радостно оповестил его Вэй Усянь. — Но при этом вполне, э-э… жизнеспособны? Фигня какая-то, нам нужен термин под это дело.        — Функционален? — подал голос Сюэ Ян.        — Хм. Да, неплохо. Вполне функциональны. Как ощущения? Не хочется всех сожрать и растерзать? Помните, кто вас убил?        Сун Лань ничего не ответил. Кидаться он, вроде бы, тоже раздумал, и Вэй Усянь счел за благо отпустить беднягу и отойти.        Мертвец сел. Медленно оглядел сначала себя, потом помещение и натолкнулся взглядом на Сюэ Яна и Сяо Синчэня.        Последний смотрел в ответ полными слез глазами.        — Цзычэнь!        — Синчэнь? И ты-ы?!        — А что я? — Сюэ Ян отпустил чужой локоть и примирительно поднял ладони. — Скажешь всем, что я тебя не убивал, золотко?        Освободившийся от его хватки Синчэнь на подламывающихся ногах шагнул вперед. Вэй Усянь поощрительно ему кивнул.        — Прости, Цзычэнь, я не смог это остановить! Теперь ты… ты!..        — Ну полно, — голос Сун Ланя все еще звучал хрипло. Синчэнь подошел ближе, и даочжаны обнялись.        Сюэ Ян скривился.        Вэй Усянь внимательно следил, чтобы у достойного «черненького» монаха внезапно не отлетела сознательность. И не менее внимательно следил за собой: работа с Печатью оставила его истощенным, с головокружением и тошнотворной пульсацией в висках, нельзя было показать слабость и все такое. Какой же он великий темный заклинатель, если сблюет под ноги благородным даосам на глазах собственного ученика-катастрофы?        На то, чтобы объяснить ему, свежеподнятому, ситуацию, потребовалось совсем немного времени. Сюэ Ян порывался вставить свое ценное мнение, но Вэй Усянь очень кстати вспомнил прекрасное заклятье немоты родом из Облачных Глубин.        Лань Чжань был не просто совершенством, но и кладезем всяческих занимательных знаний. Не только, м-м, касаемо заклятий, как выяснилось (причем выяснилось сильно до свадьбы — Вэй Усянь был в восторге, хотя теперь мысли все время укатывались не туда).        — Нет, — медленно проговорил Сун Лань, когда они с Сяо Синчэнем закончили рассказ. Даочжан Сяо, что удивительно, никак не попытавшись очернить Сюэ Яна, честно сказал, что не знает и боится узнать правду. — Нет, глава Вэй, А-Чэнь. Сюэ Ян не виноват в моей смерти. Я был несдержан и невнимателен, за что и поплатился.        — Вот и замечательно, — Вэй Усянь хлопнул в ладоши. — В таком случае решайте сами, даочжан Сун, хотите ли вы существовать таким образом?        — Мне… надо подумать? — после паузы выдал даочжан Сун. Сяо Синчэнь все еще трепетно обнимал его за плечи, а Сюэ Ян сверлил обоих мрачным взглядом.        Атмосфера накалялась.        — Ну так пока подумайте, а мы пойдем, пожалуй, — жизнерадостно объявил Вэй Усянь и ловко поймал непутевое чудовище за ухо. — А-Ян поклялся мне больше вас не трогать.        Сюэ Ян скривился, сделался еще мрачнее и гордо промолчал. Вэй Усянь безжалостно и жесткосердно поволок его к выходу за то же ухо, мысленно начиная отсчет.        На пятом шаге от стола раздался оклик:        — Постойте! Гл-глава Вэй!        — Да-да? — он обернулся с ослепительной улыбкой. Ученик рядом пыхтел. — Я слушаю, дорогой шишу.        Сяо Синчэнь и Сун Лань переглянулись. Вид у последнего все еще был ошарашенный.        — Н-не наказывайте господина Сюэ слишком сильно, — проговорил наконец-то достойный шишу и покраснел. Сун Лань теперь краснеть не мог, зато мог гордо сложить руки.        — А это, — Вэй Усянь усмехнулся еще ослепительней, — уже решать мне. Я здесь основатель темного пути, его учитель и Старейшина Илина со съехавшей крышей и предсвадебным мандражем. Сюэ Ян будет наказан со всей строгостью, разве не вы полпалочки назад обвиняли его во всем на свете?        — Н-но я…        — Вот и помалкивайте теперь. Кстати говоря, — тут Вэй Усянь позволил себе коварное, почти незаметное подмигивание. — Чтобы получить пропуск на Луаньцзан, обычно нужно подать запрос. Но если у даочжана Сун возникнут вопросы, охранные контуры, конечно, пропустят его как мое, хм… создание.        С этими словами он развернулся и вывел Сюэ Яна наружу.        Мэн Яо прохаживался у ворот склада взад вперед, его охрана стояла рядком, как на плацу.        — Вижу, все прошло успешно?        — Вполне, — Вэй Усянь очень удачно возвратил ему улыбку. — Я забираю свое чудовище обратно, никто не против?        — Пока-пока, Яо-мэй, — чуть-чуть воспрянул Сюэ Ян и сделал ручкой. — Пиши, если че.        — Обязательно, — Мэн Яо изящно поклонился. — Господин Сюэ, глава Вэй.        — Господин Цзинь, — поклон Вэй Усянь тоже, разумеется, возвратил до цуня. Завернувшись в титул и золото, ядовитый лис желчно следил за неуважением к своей персоне.        Сюэ Яну, что характерно, плевать было на любое уважение в принципе. Возникал вопрос: отчего «сестрица Яо» еще его не притравил или сам Сюэ Ян не пришил «сестрицу» где-нибудь в подворотне за снисходительные насмешки и все хорошее.        Прекрасная, прекрасная дружба, поцокал про себя языком Вэй Усянь и воображаемо смахнул воображаемую слезинку.        После того случая Сюэ Ян лишился меча во второй раз. Тайная свадьба прошла тихо и под знаком его мрачной рожи. В рамках наказания первому ученику Илин Вэй на полгода запретили даже дышать рядом с любым десертом, на три месяца посадили под домашний арест (то есть запретили спускаться с горы под угрозой сослать в Гусу на перевоспитание), и с подачи Лань Чжаня он две недели переписывал уже знакомые правила Облачных Глубин в позе «стоя на руках».        Целый месяц он ходил мрачный, распугивал младших учеников, нарывался на драки и минимум раз в день получал втык от Вэнь Цин.        Заходить в пещеру Фумо Вэй Усянь ему тоже запретил.        Вэй Усянь, в конце концов, сочетался счастливым скандальным браком — приходилось отбиваться от бесконечных нот протеста старика Ланя и от гневных писем глав мелких кланов, успевать руководить маленьким, но гордым орденом и не забывать про супружеский долг. Не было времени следить, как бы изнывающее от скуки чудовище не наворотило с темной ци непоправимых опытов.        Короче говоря, целый месяц Сюэ Ян страдал и печалился, резал низкоуровневых гулей на кусочки тренировочными метательными ножами (затупленными, но разве его это волновало?) и хамил в пять раз больше обычного.        Затем, в одну далеко не прекрасную ночь он вот таким же, как нынче, образом, поскребся Вэй Усяню в окно.        Ночью той Вэй Усянь не спал. Тело сладко ныло после любовных утех, Лань Чжань, пленник драконовского режима Облачных Глубин, благополучно отрубился, но последовать его примеру не получалось: своего часа ждали срочные письма на рабочем столе.        Так что Вэй Усянь накинул нижние одеяния и взялся за кисть. В комнате витал запах секса, сандаловое благовоние тлело в курильнице-лотосе из самого лучшего нефрита (Цзян Чэн сначала запустил ею Вэй Усяню в голову, а потом обозвал подарком на свадьбу), столбцы иероглифов расплывались перед глазами, и, когда в окно поскреблись, появился прекрасный повод забить на дела.        — Учитель, талисман горит, вы не спите?        — Будто ты бы постеснялся меня разбудить, — проворчал Вэй Усянь, быстро оделся и вылез в окно. Босой, потому что стояла жаркая середина лета. — Ну, чего стряслось? Передумал дуться?        Сюэ Ян, встрепанный, но неожиданно опрятно одетый, поскреб в затылке.        — Учитель, — вздохнул он. — Мне очень нужна ваша помощь.        Вэй Усянь вздохнул.        — Я так и понял, кошмар моей жизни. Что на этот раз?        — Мне нужен ваш совет, — понурилось это чудовище. — Вот скажите, учитель, как вы поняли, что, ну, это… хотите с Лань-шу?        — Та-ак, — протянул Вэй Усянь. — Знаешь что, мой юный ученик? Я отказываюсь вести этот разговор трезвым. Через полпалочки жду тебя на крыше главного павильона с вином. Если проскочишь мимо четвертого дядюшки и принесешь мне два кувшина, так уж и быть, твой шифу снизойдет до тебя в своей мудрости.        — Или я всегда могу спросить Лань-шу, — ухмыльнулся Сюэ Ян. От депрессивной меланхолии он, кажется, успешно излечился, и Вэй Усянь смутно догадывался, в чем тут штука. — Или Цзян-шу, говорят, у Цзян-шу много поклонников?        — Угу, и всех он их шлет лесом, причем матом. Ах, мой злобный братец, не бери с него пример, бери пример с… кстати. Отчего не Мэн Яо?        — О, учитель, от Яо-мэй никакой пользы, у нас типа миро-воз-зре-ни-е разное, во! Ну так че?        — Не-а, вали за вином, — Вэй Усянь с хрустом потянулся. — Или скажешь, тебе слабо?        Сюэ Ян повелся как в детстве, и это немного Вэй Усяня утешило. Если на чудовище по-прежнему можно влиять дурацкими подначками, не все потеряно.        В назначенный срок на покатой изогнутой крыше главного павильона его ждал первый ученик, целых три кувшина молодого кислого вина из локвы и полыни (четвертый дядюшка ударился в эксперименты) и даже горшочек с маринованными перчиками.        Видно, Сюэ Ян все-таки не хотел обсуждать свои проблемы с Лань Чжанем или Цзян Чэном.        — Итак, мой бестолковый ученик, — Вэй Усянь благосклонно принял подношение, устроился на крыше с максимальным комфортом и кивнул, мол, садись рядом. — Что именно так взволновало твою юную душу?        — Прекратите это дерьмо, — поморщился Сюэ Ян. — Когда вы говорите со сраными оборотами, мне хочется вас прибить.        — Нос не дорос. Ну ладно, шутки в сторону. Давай, колись, в чем у тебя загвоздка.        Сюэ Ян скрестил ноги, пошарил за пазухой и протянул Вэй Усяню распечатанное письмо.        — Вот. Короче, сегодня мне пришла писулька. От даочжанов.        — Ага, так, — так вот в чем причина его воодушевления. Вэй Усянь хмыкнул про себя. — Дай угадаю. Если бы они хотели дать тебе понять, что видеть тебя больше не желают, вряд ли бы стали писать.        — Учитель мудр, — фыркнул Сюэ Ян. — Ну да, они типа хотят прийти на Луаньцзан. Только не к вам, а, типа… ко мне. Звездоч… в смысле, даочжан Сяо пишет, типа, ща… — он развернул послание. — Во!.. э-э, «…минула луна, однако ни я, ни мой дорогой друг Цзычэнь не способны позабыть тебя. Наши точки зрения различны, однако твоя живость оттеняет нашу косность, и, если на то будет твое желание, надеюсь, мы сможем позабыть прежние непонимания и продолжить общение…» и бла-бла-бла, еще десять тысяч слов. Учитель, скажи, че они хотят?        — Дай-ка сюда, — Вэй Усянь выпил вина, закусил перчиком и оттого сделался вполне благодушен. Сюэ Ян протянул ему сложенные листы.        У Сяо Синчэня оказался летящий изящный почерк и какие-то кошмарно-громоздкие понятия о дружеской вежливости. За бесконечными витиеватыми конструкциями явно угадывалась неуверенность и, местами, более строгие и сухие выражения даочжана Сун.        Интересно, даочжан Сяо писал сам потому, что то была его идея или потому, что разумный лютый пока не способен справиться с каллиграфией? Неплохо бы проверить… Вэнь Нин вот, например, давно замечательно пишет. Ну, то есть, не хуже, чем прежде — почерк у него, конечно, лекарский, хуже только у Вэнь Цин и у Сюэ Яна, когда он не старается.        Вот у Лань Чжаня идеальный почерк… у Лань Чжаня вообще все идеальное. И он ждет Вэй Усяня в покоях главы ордена, без всяких лент и запретов, такой красивый во сне… Вэй Усянь мечтательно вздохнул.        — Ну и че? — нетерпеливо напомнил о себе Сюэ Ян. — Учитель, я знаю, о ком вы думаете с таким вдохновенным ебалом.        — У тебя-то ебало такое же вдохновленное, — Вэй Ин вернул ему письмо и взъерошил по привычке жесткие волосы. Сюэ Ян довольно прижмурился, чистый котяра. — Давай, рассказывай, вот пришло тебе письмо, что будешь делать?        Сюэ Ян насупился. Уши и скулы у него порозовели в свете талисмана.        — Да блядь… я не знаю. Сначала, ну, когда вы меня за ухо утащили, я думал, вот отсижу свое наказание, снова найду их и ой какую жизнь веселую им устрою! Будут знать, короче. Решил и решил, ну и собирался из головы их обоих на хрен выкинуть… а не выходит. И теперь письмо это сраное. Вот че мне делать?        — То есть, — вкрадчиво проговорил Вэй Усянь. — Веселую жизнь им ты устраивать больше не хочешь?        Сюэ Ян сморщил нос.        — Тот-то и хрен. Я, блядь, сам не знаю теперь, чего хочу. Вот Цзян-шу говорил у вас на свадьбе, что раньше ты до Лань-шу все время доебывался, а теперь у вас типа любовь. Вдруг у меня так же? Я не хочу блядскую любовь себе! Да и их уже самих двое.        — Ну и что, что двое? — Вэй Усянь опрокинул еще чашку. Нет, положительно, трезвым такие вещи он обсуждать был явно не готов. — Во-первых, посмотри на Цзян Чэна. Если б не его драконий нрав, у него давно был бы гарем довольных мужей и жен, возглавляемый нашей тетушкой Вэнь Цин. Ну, то есть, если бы характер тетушки был хотя бы на полцуня менее драконий, чем у Цзян Чэна.        — Угу, — Сюэ Ян чуть расслабился. — Но характер не перекуешь, потому мы все делаем ставки у второго братца Не. Я, кстати, на него и поставил, на второго братца Не, в смысле.        — Я поставил на Вэнь Цин, — заговорщическим шепотом поделился Вэй Усянь. — Я верю, они возьмут друг друга измором. Не-сюн слишком сложный, в его голове демон ногу сломит.        — Яо-мэй вот на главу Лань ставит почему-то. Хотя честно, я думал, он сам его хочет трахнуть, эргэ то, эргэ се.        — Так, стоп, — Вэй Усянь помотал головой. — А-Ян, мы здесь обсуждаем не личную жизнь моего брата, и уж тем более не личную жизнь господина Цзинь. А очень даже твою.        — Угу, — вздохнул Сюэ Ян и снова скис. — Так делать-то мне че? Еще понятно, если б я просто потрахаться с ними решил. Я, как бы, так и решил сначала, типа, девственники-даосы, это типа как эта, как ее… эротическая фантазия. А теперь я вообще не знаю, че делать. Ну то есть трахнуть их я тоже хочу…        — Так, А-Ян, мы сейчас говорим не про секс. Кстати говоря, я пожалею, что спрошу, но у тебя вообще был секс?        — Обижаете, учитель, — Сюэ Ян приосанился. Потом смутился. — Ну то есть, как… я однажды к Яо-мэй приперся, типа за жизнь перетереть, а тому папашку из блядушника забрать срочно понадобилось. А мне типа недавно как раз пятнадцать стукнуло, у меня и на бревно бы встало. Глава Цзинь был капец бухой и велел охране развлечься, и мне заодно девочку оплатил.        — То есть, с мужчинами ты не спал?        — Нет, но я все знаю!        — Прекрасно, — Вэй Усянь потер висок. — Я тоже думал, что все знаю. Оказалось, не все… так, ладно. Мы сейчас говорим про твои чувства, А-Ян, а ты опять отклонился от темы.        — Чу-у-увства, — протянул Сюэ Ян недовольно. — Может и нет у меня никаких чувств, я, может, просто мозгами повредился, вот и думаю о них постоянно. На фига им я, вот а?        — Хотя бы разбавлять их праведность, — Вэй Усянь опять мечтательно вздохнул. — Поверь, праведникам иногда это очень, м-м, нужно.        — И опять ваше довольное замужнее ебало. Делать-то мне че?        — Для начала, — Вэй Усянь щелкнул его по носу. — Ответь на письмо. Только вежливо, А-Ян, вежливо. Без предложений прямо сейчас пойти в кровать. Напиши, что не против возобновить общениe, что тоже скучал и все такое. Нейтральненько.        — Понял, — Сюэ Ян душераздирающе вздохнул. — Не спугнуть, быть лапушкой. Знаете, учитель, мне эта херня с любовью уже не нравится, ебанина сложная какая-то.        Вэй Усянь рассмеялся и от всей души предложил ему маринованный перчик. Сюэ Ян был, видимо, настолько выбит из колеи, что перчик съел и потом долго плевался и ругался, вытирая выступившие слезы.        У Вэй Усяня как у главы ордена (маленького, зато гордого и зловещего) дел всегда хватало. С замужеством проблем только прибавилось, хотя он ни о чем не жалел.        Лань Чжань торжественно переехал на Луаньцзан, и факт этот нельзя было скрыть, а потому очень скоро в мире заклинателей заговорили и о тайном скандальном браке.        Цзинь Гуаншань счел скандал прекрасным поводом снова предъявить Илин Вэй кучу претензий, и Цзинь Цзысюань никак не мог на него повлиять. Бедняга Павлин разрывался между противостоянием отцу, воспитанием сына и повторно беременной женой, все больше полагался на сводного брата и уже даже почти не раздражал.        В свой последний официальный визит в Башню Кои Вэй Усянь поймал себя на ужасном чувстве — это что, он сочувствует золоченому придурку, посмевшему не с первого взгляда разглядеть в шицзэ сокровище?        Нет, теперь-то он пылинки с нее сдувал, но память у Вэй Усяня была избирательная, но хорошая, а неприязнь к Цзинь Цзысюаню оставалась тем редким моментом, который с ним всецело разделял Цзян Чэн.        Короче говоря, старик Гуаншань опять мутил воду, и у него было достаточно денег, чтобы не оглядываться на прочие великие ордена.        Вэй Усянь терпеть не мог политику, та, очевидно, платила ему тем же, и посреди общей напряженной ситуации ничего удивительного, что на слежку за личной жизнью одного не самого благополучного ученика у него просто не осталось времени.        Вэй Усянь до сих пор не знал, верно ли расставил приоритеты.        Потому что спустя два месяца со злополучного первого письма Сюэ Ян опять сбежал.        До окончания его наказания оставалась буквально неделя, и Вэй Усянь малодушно закрыл на демарш глаза. Маленькое чудовище вернется, когда проголодается или что-то в этом роде.        Через неделю Цзинь Гуаншань умер от сердечного приступа в весеннем доме. Госпожа Цзинь, Цзинь Цзысюань и Мэн Яо попытались замять скандал, но слухи непостижимым образом расползлись подобно лесному пожару. Из чего, в общем-то, было ясно — Мэн Яо на самом деле ничего заминать не собирался. Вэй Усянь слушал отчеты и не знал, плакать или смеяться. Шицзэ писала братьям длинные письма, Лань Чжань благородно взял на себя большую часть мелкой бумажной работы и просил не волноваться.        Кажется, в Ланьлин Цзинь назревал беспрецедентный случай. Зато Илин Вэй оставили более-менее в покое.        Еще через пару дней Сюэ Ян торжественно вернулся на гору в компании незнакомой хмурой девочки с белесыми глазищами.        — Ее зовут Слепышка, и если че, всегда можно скормить ее гулям, — объявил он. — А вообще она хочет быть некромантом.        — Меня зовут А-Цин, придурок! — завопила в ответ девочка и попыталась побить Сюэ Яна своей длинной сучковатой палкой.        Вэй Усяню она сразу понравилась, да и потенциал у нее был.        — Представляешь, они с даочжанами нашли ее в борделе, — рассказывал он Лань Чжаню тем же вечером. Они сидели в беседке, пили чай и смотрели, как внизу на тренировочной площадке Вэнь Цин проверяет у новенькой духовные способности. Отмытая и обряженная в черное с красным А-Цин (теперь уже Вэй Цин) забористо ругалась, пытаясь повторить за лекаркой простейшие знаки. — Она мыла там полы и еще подворовывала на рынке.        — Зачем Сюэ Яну потребовался бордель? — очень спокойным голосом спросил Лань Чжань. — В компании даочжанов?        — Действительно, — Вэй Усянь почесал нос. — Бордель, да еще так близко от Ланьлина… впрочем, какая разница? Зато теперь у нас есть миленькая приемная дочка!        — Поговори с Сюэ Яном, — Лань Чжань улыбнулся. — Эта история не так проста.        Разумеется, он был прав. Сюэ Ян не стал долго отпираться и почти сразу сдал дружка Мэн Яо, задумавшего отомстить папочке — и отомстившего. А-Цин оказалась побочным продуктом, дочкой одной из стареющих шлюх, в прямом смысле затрахавших покойного главу Цзинь до смерти.        Матери до девочки дела особо не было, полученный гонорар она собиралась пропить, а у Мэн Яо к детям весенних служительниц отношение было довольно трепетным.        Потому он воспользовался уже проверенной схемой и сплавил без пяти минут сиротку в Илин Вэй.        Вэй Усянь тут же заподозрил, что на самом деле все не так альтруистично и Мэн Яо просто признал в белоглазой хитрозадой малявке свою очередную кровную сестрицу (историю про то, как Мэн Яо чуть не женили на одной такой сестрице, Сюэ Ян любил пересказывать с большим удовольствием, хотя откуда он ее узнал, оставалось великой тайной; лично Вэй Усяню по секрету эту историю рассказал Не Хуайсан, которому рассказал сам Мэн Яо по каким-то своим причинам).        Так или иначе, девочку А-Цин отправили в Илин Вэй с Сюэ Яном.        Тем более, так удачно подвернулись благородные даочжаны, при которых Сюэ Ян никак не мог избавиться от девочки на полпути.        — Зато теперь звездочка и золотко думают, что я — типа хороший человек, — довольно закончил он, растянувшись на постели. Вэй Усянь не постеснялся прийти в его комнату после ужина и припереть его к стенке. Почти буквально. — Спас ребенка. Ей вроде бы десять? Хотите, гулям скормите, никто не хватится, короче.        — Ну нет, — ухмыльнулся Вэй Усянь. — А-Цин теперь твоя шимэй, и ты, зараза такая, будешь о ней заботится как о младшей сестре. Ясно тебе?        — Да ясно, ясно, — Сюэ Ян зевнул. Вид у него был самый довольный. — Кстати, учи-ите-е-ель…        — Чего тебе, чудовище?        — А вы можете написать такую бумажку, которая убедит моих даочжанов, что вы не разберете золотко на экспериментальные кусочки, если они вдруг поднимутся сюда к нам?        — Так я же вроде их даже приглашал лично, нет? — удивился Вэй Усянь. — С чего мне расчленять Сун Ланя?        — Они верят, что вы — стремный и жуткий мастер темной ци, слову которого нельзя доверять, — судя по довольной роже, Сюэ Ян немало поспособствовал этому убеждению лично. — А им очень надо с вами поговорить.        — Чего ты опять натворил? Они снова хотят тебя казнить?        — Не-а! Лучше, они хотят за мной ухаживать!        — И… в чем проблема? — Вэй Усянь прислонился спиной к дверному косяку. — Погоди, я не понял, то есть ты два месяца с ними переписывался, потом к ним торжественно сбежал, параллельно обстряпал с Мэн Яо гуаншаневу смерть в борделе, притащил ко мне ребенка и теперь говоришь, что вы с даочжанами до сих пор не, э-э, сплели рукава?!        — Ну ты че, учитель, — Сюэ Ян мечтательно зажмурился. — Они же у меня типа… праведники. У праведников все всегда долго. Вот как будто Лань-шу быстро дозрел, а?        Вэй Усянь посопел и промолчал. Дозрел-то Лань Чжань, может, и быстро, но в чем-то его кошмарный ученик был прав — сложные праведные заморочки порою создавали кучу препятствий там, где их просто быть не могло.        Так что на следующий день он, конечно же, написал целое официальное приглашение. Лань Чжань проверил и присовокупил внизу охранный знак Облачных Глубин.        Довольный Сюэ Ян тут же умелся прочь, благо, меч ему все-таки во второй раз вернули.        Какой смысл отбирать у человека меч, если он и без меча ухитряется поучаствовать в идиотском заговоре по устранению главы Цзинь?        Вэй Усянь вздохнул и стал ждать гостей.        Даочжаны притащились на аудиенцию спустя неделю. Точнее, Сюэ Ян возник в ужасно деловом и огромном кабинете главы ордена вскоре после позднего завтрака и, всеми силами изображая почтение, попросил принять и выслушать «звездочку и золотко, то есть, простите, достойных господ Сяо и Сун».        Вэй Усянь с сомнением посмотрел на подсунутую четвертым дядюшкой смету продаж защитных талисманов, перевел взгляд на кривую горку торговых деклараций, на свитки с отчетами по последним ночным охотам и экспериментальным усмирениям инь в окрестностях Илина, потрогал мизинцем стопку пухлых коричневых конвертов с разномастными клановыми печатями (верхний венчал девятикратный лотос Юньмэна — скорее всего, Цзян Чэн угрожал сломать своему шисюну ноги, если тот не явится на очередную официальную муть в Ланьлине).        — У меня так много работы, А-Ян, я погребен под бумагами и уповаю только на милость небес.        Сюэ Ян усмехнулся.        — Так я могу их позвать, да?        — Ты еще спрашиваешь?!        — Только не прям сильно их пугайте, лады? Я и так не понимаю, какого хера творится у них в голове.        — Если ты их не испугал до сих пор, обо мне и говорить нечего. Твой старый учитель — само миролюбие.        — Ой ли, — хихикнул Сюэ Ян. — Это вы своим новым ланьским родичам заливайте, учитель.        Вэй Усянь потянулся отвесить ему подзатыльник, но кошмар его жизни запросто увернулся и ускакал бодрым цингуном, чтобы спустя две чашки чая вернуться степенным шагом в компании давешних даосов.        Вэй Усянь пригладил растрепавшуюся челку и напустил величественный вид.        Зазнобушки кошмарного чудовища практически не изменились. Сун Лань по-прежнему носил графитово-черное ханьфу, правда, теперь без символов Байсюэ, Сяо Синчэнь — белое с мелким темным узором по вороту и рукавам. На месте остались метелки и мечи, длинные волосы все так же лежали волнами, убранные от висков на затылок.        Издалека даочжана Сун было и вовсе не отличить от живого человека. То есть нет, Вэй Усянь, конечно, сразу почувствовал окружающие его ровные колебания пульса инь, даже, пожалуй, слишком ровные.        Гости остановились на почтительном расстоянии, переглянулись с Сюэ Яном. Сюэ Ян сделал загадочное лицо и подкрался к Вэй Усяню поближе. Поклонился. Даочжаны поклонились тоже.        — Сун Лань и Сяо Синчэнь приветствуют главу Вэй, — проговорил Сяо Синчэнь. — Процветания вашим землям и вашим адептам.        — К чему так официально? — Вэй Усянь подпер подбородок рукой и уставился на него в упор поверх стопки очень-важных-бумаг. — Разве мы все здесь не добрые друзья, мой дорогой шишу?        Сяо Синчэнь смутился. Сун Лань растерянно моргнул. Они снова переглянулись.        — Учитель, — протянул Сюэ Ян с веселой укоризной. Напускное уважение слетело с него как лепестки на ветру. — Я ж просил так не делать!        — А что я делаю? — Вэй Усянь с нежной улыбкой приподнял бровь. — Я ведь сказал, я — само радушие.        — Брр! Учитель, твою мать, даже Яо-мэй не так стремно это делает! Прекрати!        — Вы присаживайтесь, — Вэй Усянь, игнорируя претензию, кивнул даочжанам на стопку низких подушек в углу. — Берите себе вот подушечки и садитесь.        Даочжаны переглянулись в третий раз, кивнули друг другу, смирненько взяли подушки, причем три штуки.        Сун Лань молча вручил одну Сюэ Яну.        — Спасибо, золотко, — промурлыкал тот. — Не обращайте внимания, учителю шлея под хвост попала, да, учитель?        — Ты тоже сядь и заткнись, — посоветовал ему Вэй Усянь самым ласковым тоном, на который был способен.        Сюэ Ян поскучнел, стер с лица самодовольную лыбу и смирненько сел на почтительном расстоянии от монахов.        Монахи устроились в приличных позах, сложили руки на коленях и замерли — ни дать ни взять резные фишки для вэйци. Вэй Усянь за своим столом хорошенько над ними возвышался.        Он выпрямился, расправил плечи, зная, насколько потяжелел воздух в комнате. Приглохли звуки кипучей тренировки снаружи, смазались и зазвучали будто сквозь воду отрывистые окрики Лань Чжаня и ехидные комментарии Вэнь Цин, бдительно следящей за некромантическим молодняком с точки зрения лекаря.        Атмосфера сделалась густой и тягучей, Сяо Синчэнь поежился и сглотнул. Сюэ Ян ободряюще подмигнул ему, закатил глаза, мол, не обращай внимания.        Сун Ланю как, в принципе, темной твари показательное выступление оказалось нипочем.        Вэй Усянь тяжко вздохнул, помахал рукой, заставляя призванную инь развеяться.        — Короче, вы поняли, я — само радушие, но в случае чего…        — Мы поняли, глава Вэй, — Сяо Синчэнь вдруг светло улыбнулся и отвел глаза, смутившись. — Вы очень беспокоитесь за А-Яна. Он наверняка сказал вам, зачем мы с Цзычэнем здесь.        — Хотелось бы услышать от вас, — хулительное предположение о беспокойстве Вэй Усянь предпочел проигнорировать. Он? Беспокоится за это чудище?! Да ни в жизнь! Тут, скорее, за достойных даосов переживать нужно.        — Глава Вэй, — подал, наконец, голос Сун Лань. — Мы здесь, потому что знаем, у Сюэ Яна нет другой семьи. Вы заменили ему отца, и потому мы хотим… — тут он замялся и наверняка покраснел бы, если б мог. Сяо Синчэнь вот покраснел отчаянно, скомкал в руках подол верхнего ханьфу.        — Хотим официально просить у вас разрешения ухаживать за господином Сюэ как за, кхм, партнером на пути совершенствования.        — А Сюэ Ян попросил у ваших наставников или родителей такое разрешение? — Вэй Усянь покосился на укоризненно возлежащий сверху стопки конверт с лотосом. Цзян Чэн заставлял его быть серьезным и думать о политике даже в свое отсутствие, коварный младший братишка. — То есть насчет даочжана Сяо все ясно, а вот вы, даочжан Сун, насколько я помню, адепт монастыря Байсюэ. Мне известна праведность вашего ордена, а обстановка неспокойна.        — Глава Вэй, — Сун Лань поджал губы. Ага, с мимикой вроде бы все более-менее, тем более он и при жизни вроде бы не отличался очень уж подвижным лицом. — Неужели глава Вэй всерьез думает, что в нынешнем своем… состоянии я все еще адепт монастыря Байсюэ?        — А что, нет?        — Разумеется нет. Я оставил монастырь. Мы с даочжаном Сяо думаем основать собственный орден, такой, где не будут смотреть на происхождение адептов и не станут судить поступки, не разобравшись.        — Звучит, конечно, прекрасно, — Вэй Усянь пошевелил в воздухе пальцами. — Вот только пока вы — странствующие заклинатели. Сюэ Ян — адепт ордена пусть не с самой лучшей репутацией, зато уважаемого.        — Ага, — перебил его Сюэ Ян с довольной рожей. — Нас капец как боятся эти сраные мелкие кланы. Даже твой, золотко, монастырь. Думаешь, они просто так тебя прогнали, а не убили?        Сун Лань поджал губы.        — А-Ян, — мягко проговорил Сяо Синчэнь. — Не стоит пытаться задеть Цзычэня, мы ведь знаем, ты не такой колючий, каким хочешь казаться.        — Много вы знаете!        — Довольно, — Вэй Усянь хлопнул в ладоши. — Хватит, развели, понимаешь, балаган. Что я хотел сказать? Вы, благородные даожчаны, должны понимать, с чем связываетесь.        Монахи переглянулись.        — Мы понимаем, — ответил Сяо Синчэнь за обоих. — Глава Вэй может не беспокоиться. Мы понимаем, Сюэ Ян… непростой человек.        — Свет моих очей, — опять перебил означенный Сюэ Ян. — Я не какой-то там «непростой человек», я, цитируя Цзян-шу, сумасшедшее чудовище.        Произнес он это с такой гордостью, что Вэй Усянь даже умилился.        — Мы знаем, — на сей раз снова вступил Сун Лань. Голос его оставался сух и спокоен, но Вэй Усянь по праву считал себя уже крупным специалистом по ровным фразам и постным лицам. Он был замужем за лучшим представителем такой породы!        — Мы знаем, глава Вэй, что Сюэ Ян горяч и мстителен, не видит границ и часто не умеет остановиться вовремя. Таков уж его характер. И все-таки вы воспитали его достойным человеком.        Сюэ Ян громко фыркнул.        Вэй Усянь многое мог сказать про «достоинства» своего первого ученика, но сразу решил, что не станет рушить сию романтическую историю.        Если уж даосы сами сюда пришли, пусть пожинают плоды. Взрослые люди, в конце концов, — должны знать, на что подписываются.        — Вы должны понимать, на что подписываетесь, — тем не менее предупредил он. — Если вы обидите мое чудовище или вдруг решите, сложностей для вас многовато, или наиграетесь и оставите его с, эм-м, разбитым сердцем… при условии, что оно у него есть, но тем не менее. Так вот, если вдруг что, я сам за его честь вступаться не буду.        И, насладившись сполна недоумением на монашеских лицах, добавил.        — Я просто не буду его останавливать, и поверьте, Сюэ Ян прекрасно справится сам.        Означенный Сюэ Ян клыкасто ухмыльнулся.        С той знаменательной встречи прошло несколько недель. Отношения праведных монахов и первого ученика маленького, но очень гордого ордена Илин Вэй развивались неспешными окольными путями.        — Ну они же чисто фиалочки, — объяснялся как-то Сюэ Ян, хотя Вэй Усянь не то чтобы спрашивал его о личной жизни. — На ночные охоты ходим, за ручки, блядь, держимся, спину прикрываем, все дела. Они ж даже целоваться не умеют, всему учить надо!        — А то сам ты умеешь?        — Я, учитель, тренировался, — чудовище приосанилось. — На Сюаньюе. Мы с ним друг на друге учились, и не делайте такое лицо, эй! Это вообще его идея была!        Вэй Усянь тогда от души понадеялся, что Павлина и особенно Цзинь Гуанъяо не слишком интересует моральный облик единокровного брата.        Тем более у Цзинь Гуанъяо хватало забот: судя по письмам дорогой шицзэ, Павлин, не обнаружив в себе склонности к управленческим делам, всерьез подумывал передать ему бразды правления орденом.        Так что «Яо-мэй» стремительно и бескровно возносился к вершинам заклинательской власти.        У всех, на самом деле, хватало забот. Затяжная дождливая осень принесла с собой половодья, ливни подтапливали старые кладбища, и наружу сочилась темная энергия. На запах ее приходила всякая нечисть, и всем хватало добычи на ночных охотах.        Гадатели обещали длинную морозную зиму. Навки, яогуай и мелкие демоны будто подслушивали их предсказания и стремились наесться впрок перед голодной порой.        Так что Вэй Усянь охотился вместе с мужем, организовывал совместные вылазки своих малочисленных адептов с адептами Юньмэн Цзян (изображать политические барахтанья в сторону Цзян Чэна было проще всего: тот много ругался, но всегда прикрывал косяки), следил, чтобы никого нигде не сожрали и не заплутали в болотистых лесах.        Шицзэ специально заранее прислала ему приглашение на новогодние праздники, которые в Ланьлине предполагались с большим размахом. Она писала, что к весне у Цзинь Лина появится сестра, а у него и Цзян Чэна, стало быть, первая в своем роде настоящая племянница.        Четвертый дядюшка не мог нарадоваться на новое крепленое вино, заказы на Компасы Зла и флаги, привлекающие духов, стекались в Илин Вэй как ручейки в реку, храм Байсюэ прислал длиннющее гневное письмо, в котором обвинял «мерзопакостных темных созданий, наводнивших Погребальные Холмы» в растлении, развращении и прочем разрушении душ невинных. Видимо, имелся в виду невинно поднятый из мертвых даочжан Сун.        Вэй Усянь отложил письмо на край стола и до поры позабыл. Получать угрозы он привык, а настоятель монастыря не отличался ни слогом, ни оригинальностью.        Жизнь катилась своим чередом, и Вэй Усянь, к стыду своему, расслабился.        И вот теперь эта ночь. Эта просьба.        Сюэ Ян смотрел на него снизу вверх, смиренно сложив руки на коленях.        Вэй Усянь поежился от ветерка, плотнее запахнулся в ханьфу. Спрятал руки в рукава. Прочистил горло.        — Кхм… так, ладно, кошмар моей жизни. Говори сразу, ты убил даочжана Сяо следом за даочжаном Сун? Оскорбил настоятеля Байсюэ? Убил кого-то еще?        — Никого я не убивал! — возмутился Сюэ Ян. Уши у него почему-то покраснели, да так, что былo заметно даже в темноте. — То есть никого важного в последнее время! Мои даосы расстроятся, если я буду!        — Что еще ты мог натворить? — резонно пожал плечами Вэй Усянь.        — И ничего не натворил! — следом за ушами у него покраснели щеки, потом шея. Сюэ Ян сморщил нос и отвел глаза. В руках он нервно теребил подолы черных одежд. — Просто, ну…        — Ну выкладывай, — Вэй Усянь опустился перед ним на корточки. Потянулся потрепать по волосам, но чудище шарахнулось от прикосновения. Потом замерло, позволило взъерошить жесткую челку.        — Учитель, да капец, короче…        — Это я понял, — Вэй Усянь постарался придать голосу самую сочувствующую интонацию. Ему очень хотелось предотвратить катастрофу. А еще сильнее — вернуться в теплую постельку, к Лань Чжаню под бочок. — И все-таки?        Сюэ Ян поерзал, посопел и выдал:        — Мы, короче, решили потрахаться.        Вэй Усянь моргнул. Повисла пауза. Чудище молчало. В зарослях упорно цветущей глицинии шелестел ветер, парочка гулей медленно плескалась в лотосовом пруду за домом, оттуда доносились шлепки о воду и низкое недовольное ворчание.        Сюэ Ян молчал и сопел.        — Ну хорошо, — медленно проговорил Вэй Усянь. — При чем тут я? Вся литература у тебя доступна, в цветочных домах ты бывал, я тут при чем? Ты будишь меня посреди ночи, только чтобы сообщить?..        — Да нет же! — Сюэ Ян обреченно махнул рукой. — Вы не понимаете!        — Не понимаю. Скажи толком.        — Как будто это так прям просто, — он показательно вздохнул, явно справившись с минутной неловкостью. — Короче, учитель… мы решили потрахаться. Втроем. Типа, мы же все спутники на стезе и все такое. Но тут, короче, у нас возникла офигеть какая проблема.        — Какая?        — Сун Лань, — он произнес имя так, будто это все объясняло. — Он же, короче, того… мертвец.        — Ну и?..        — Ну и то, что вы же не настроили никакой функции этих, как их… кавернозных тел! А я в душе не ебу, как их настраивать, я никогда мертвые хуи лютым гулям не поднимал!        Вэй Усянь прикусил губу. Сюэ Ян смотрел на него с отчаяньем, и нужно было реально много силы воли, чтобы не заржать в голос.        Однако следующая фраза первого ученика достойного ордена Илин Вэй заставила предательское хихиканье испариться без следа.        — Да и потом, — сказало это чудовище совершенно мрачным голосом. — Он же ваш лютый мертвец. Я вообще, как выяснилось, нихренашеньки на его инь не могу влиять.        — То есть, ты, чудище, хочешь мне сказать…        — Именно, — тон у Сюэ Яна сделался совсем уж похоронным. — Пока вы не перенастроите на меня хотя бы его член и не объясните, как оно, блядь, работает, потрахаться мы не сможем. Учитель… помогите нам! Пожалуйста.        Просто. Блядь. Блестяще.