Мой ласковый и нежный титан

Тёмный коридор, высокие каменные стены, ровный ряд дверей, уходящих в темноту. Мужской храп — где-то тише, где-то громче. Ханджи тоже храпела — и это радовало. Вряд ли она бегала под командорскую дверь подслушивать, но спокойнее было знать, что любопытная исследовательница спит. Особенно сегодня. Спальня Эрвина оказалась заперта, чему могло быть лишь одно объяснение — заработался. Поднявшись на этаж выше, Леви в этом убедился: из-под двери командорского кабинета, несмотря на поздний час, пробивалась тонкая полоска света. Леви облизнулся. Он весь день с недовольством обдумывал, что в тесной каморке Смита будет не развернуться, не поскакать, не побегать. И тут — такое удачное стечение обстоятельств. Просторный командорский кабинет. Можно повалить Эрвина на диван… или разложить на столе… или усадить на стул, в конце концов. Взявшись за ручку, он бесшумно приотворил дверь — нешироко, только чтобы юрко проскользнуть внутрь и тут же прикрыть за собой. Быстро крутанув вставленный в скважину ключ, обернулся к Смиту. Тот сидел на диване в рубашке и брюках, по-детски поджав под себя босые ноги, и увлечённо вчитывался в пухлую, потрёпанную книжонку. Шлёпанцы валялись рядом на полу. Услышав щелчок ключа, Эрвин вскинул голову, беспокойно хлопнул длинными ресницами, бросил взгляд на часы и виновато поморщился.  — Прости, — сказал он, покаянно поёжившись. — Я помылся и ждал, тебя всё не было. А потом я вспомнил, что Закклай подкинул одну книгу, и поднялся сюда её почитать.  — Это хорошо, что помылся, — соблазнительно понизив голос, одобрил Леви. — Надеюсь, помылся как следует, потому что у меня нынче большие планы. Глаза Эрвина распахнулись шире, а на щеках невольно проступил румянец, заметный даже в тёплом свете масляной лампы. Та стояла на придвинутом к дивану стуле, освещая пространство для чтения. Леви обожал это почти трогательное смущение вперемешку с вожделением, вспыхивающее на столь невозмутимом обычно лице. Они были вместе не первый год, видели друг друга со всевозможных ракурсов, прикасались друг к другу в таких местах, о каких прежде и подумать-то было немыслимо. Но Эрвин всё ещё конфузился — пусть и лишь на одну секунду — если ему с ходу намекали на предстоящий секс. И это тревожное стеснение возбуждало лишь сильнее. Хватало одной только мысли, что через пару минут растерянный взгляд страстно потемнеет, а удивлённо приоткрывшиеся губы станут совершенно бесстыдно зацеловывать и вылизывать внутреннюю поверхность бёдер Леви, неуклонно направляясь к паху. А руки, только что дрогнувшие, как у девы, которую ведут на обряд инициации в первую брачную ночь — эти руки совсем скоро сожмутся на талии Леви, пока Эрвин будет вбиваться в него, горячо, азартно и неистово. Впрочем, сегодня у Леви были несколько иные планы.  — А почему ты в плаще? — с любопытством осведомился Эрвин, об этих планах напоминая.  — Потому что мы всегда выезжаем за стену в плащах, — промурлыкал Леви, неспешно направляясь ему навстречу.  — При чём тут стены? — недопонял Эрвин и шутливо нахмурился. — Ты в экспедицию собрался на ночь глядя? Леви, подойдя к дивану, остановился над ним почти вплотную. Эрвин поднял лицо, смотря недоуменно, вопросительно, и Леви замер от восторга — как же он любил смотреть на своего командора свысока! Это ощущение власти дурманило, опьяняло, наполняло амбициями и ощущением собственной внушительности.  — Я уже в экспедиции, — лукаво шепнул он, откидывая полы плаща за плечи. Глаза Эрвина вопросительно расширились. Кроме плаща, на Леви были высокие сапоги да крепко утянутые ремни УПМ. И больше ничего. На груди поблёскивал в свете лампы командорский галстук-боло. Да и плащ Леви стянул у Эрвина — подлиннее, чтобы прикрывал задницу, пока он крался по коридорам.  — Т… кх… — Эрвин подавился языком, но тут же справился со смятением. — У тебя такие бледные ноги, что я принял их за штаны в темноте.  — На то и был расчёт, — хмыкнул Леви, неторопливо опустив руку на свой привставший член и выразительно проведя пальцами по всей длине. Эрвин сглотнул. — Командор должен быть расчётливым, верно?  — Пожалуй, — неуверенно согласился Эрвин, следя за движениями его тонких длинных пальцев. — Знаешь… В таком виде довольно рискованно бродить по коридорам штаба. Даже ночью. Леви вскинул брови.  — Рискованно? — переспросил он. — Командор всегда рискует, разве нет?  — Только когда в этом есть смысл, — уклончиво ответил Эрвин, пытаясь разгадать, что Леви затеял на этот раз. Хотя в глубине души уже догадывался, что это — продолжение утреннего перформанса, где Леви объявил себя командором, а Эрвина — титаном. Титаном, которого следовало поймать и тщательно изучить. Леви, склонившись, бесцеремонно вытащил книгу из его пальцев, развернул обложкой к себе.  — «Игры со словами», — прочёл он, нахмурившись. — Это что, для дошкольников?  — Это для дипломатов и политиков, — возразил Эрвин, пытаясь отобрать книгу. Леви, выхватив из-за спины острый нож, резким, отточенным движением приставил его к горлу Смита, и тот замер.  — Не тяни грабли, титан, — холодно отчеканил Леви, поддевая его подбородок поставленным плашмя лезвием. — У нас сейчас другие игры. Эрвин промолчал, но недовольно засопел, явно размышляя, не вступить ли в противоборство. Леви был сильнее, но Эрвин — тяжелее, и вполне мог повалить капитана и обмотать его собственным плащом, обездвиживая. Не то чтобы Эрвин не любил ролевые игры — он не любил потерю контроля, неизвестность. Неизвестности ему с лихвой хватало во время экспедиций; в постели же он предпочитал то, в чём был уверен. А если и эксперименты — то лишь такие, о которых получал полную и достоверную информацию. Его жизненным кредо было просчитать каждый шаг — что на поле боя, что на смятых простынях в обнимку с Леви. Но стоило закрыть его глаза платком или стянуть руки ремнём за спиной — в командоре просыпалось беспокойство и сильное недовольство, и он принимался ворчать, как дед. Леви даже немного обижался за такое недоверие. В конце концов, ну что плохого он мог сделать этому идиоту, в которого был влюблён по уши? Вот и теперь он не замышлял ничего противоестественного. Просто поставить Смита раком и отыметь в своё удовольствие. С элементами театральной игры, разумеется: Эрвин должен изображать титана-девианта, которого сперва необходимо изловить, после подчинить, ну а потом уже приниматься за… кхм… эксперименты. Девиант, судя по всему, был не в восторге от подобной перспективы и предпочёл бы продолжить чтение своей книжонки. Или притянуть практически голого ночного визитёра к себе на колени и зацеловывать его шею и ключицы, пока тот не отступится от своей идеи и не позволит делать с собой всё, что угодно. Но такой расклад Леви не устраивал. Он был активно настроен на что-то новенькое.  — Дрожи, титан, — важно заявил он, плотнее прижав ребро ножа к шее Эрвина. — Я, командор Леви, буду тебя исследовать. Эрвин упрямо не желал вступать в игру. Потому что, игнорируя клинок у горла, задумчиво нахмурил брови и серьёзно сообщил:  — Исследованиями пойманных титанов должен заниматься исследовательский отдел. Если бы нам удалось захватить живую особь — я поручил бы это Ханджи, а не тебе. Леви раздражённо цыкнул.  — Заткнись! — заявил он. — Ты титан и не умеешь говорить. Мне лучше знать. Весь исследовательский отдел сожрали, так что исследовать тебя придётся мне, командору. Эрвин состроил опечаленную физиономию.  — Что, весь сожрали? Тогда я должен произнести прощальную речь. — скорбно поведал он. Леви едва сдержался, чтобы его не пнуть.  — Тц. Эрвин, — сказал он, отводя нож. — Ты вообще понимаешь смысл ролевых игр? Я — командор, ты — титан. Хорош умничать, входи уже в роль. Ну знаешь — рычи, зубами клацай.  — Мм, — Эрвин смотрел на него со спокойной безмятежностью. — А что мне за это будет?  — Хуй в жопу! — разозлился Леви. — Кончай уже выделываться! Я тут по штабу шляюсь в неглиже, а ему сложно изобразить тупую тушу, которая хочет меня сожрать! Эрвин не удержался и прыснул со смеху, прикрыв рот ладонью. Леви смотрел на него с нескрываемым недовольством.  — Давай, гогочи, — кисло проворчал он, сунув нож за пояс и запахивая плащ. — А я пойду спать. И в ближайшие месяцы ты меня без штанов не увидишь, даже не надейся.  — А в душевых? — продолжая смеяться, уточнил Эрвин. — Мыться ты тоже будешь в штанах? Леви вскинул ногу для удара в грудь, но Эрвин поймал её и уверенно удержал. Склонившись, притянул ближе, отогнул раструб голенища и запечатлел мягкий тёплый поцелуй на нагом колене. Леви попытался высвободить ногу, но Эрвин снова чувственно приник к коже, влажно лизнул языком и опять прижался губами. Пальцы одной его руки удерживали ногу под коленом, пальцы второй поползли вверх по бедру, следуя за косой линией ремня УПМ, плотно льнущего к коже.  — Эр…ви-ин, — Леви даже удивился, как быстро потерял контроль над голосом от таких несложных манипуляций. Впрочем, дело было не в манипуляциях, а в самом Эрвине. Тот сидел перед ним, такой домашний в простой полузастёгнутой рубахе, с растрёпанными после душа волосами, и так сладко и нежно целовал коленную чашечку, что захотелось отбросить нож в сторону и покорно сдаться этим большим умелым рукам.  — Мм, ладно, — произнёс Эрвин, поднимая лицо.  — Хо? — недопонял Леви.  — Я согласен быть твоим подопытным титаном, — пояснил Эрвин и легонько куснул его колено, подтверждая свои титанские намерения. — Перед твоим великолепием сложно устоять… командор Леви. Леви почувствовал, что губы сами собой расползаются в торжествующей улыбке.  — Ввожу в курс дела, — довольно поведал он. — Я выехал с большим отрядом за стены, но всех разведчиков сожрали, остался я один. Но я истинный командор и отловлю титана. Поскольку дотащить его до штаба я не смогу — буду исследовать на местности. Ты всё понял?  — Я понял, что ты ужасный командор, если потерял всех разведчиков до последнего, — хихикнул ему в колено Эрвин. Леви не сдержался и отвесил царственный подзатыльник.  — Они пали во имя человечества, имей совесть, — фыркнул он. — Или ты групповуху захотел? Моих павших разведчиков можно быстренько воскресить, подолбив в двери их спален.  — Ну уж нет, — рука Эрвина скользнула чуть выше по бедру, легонько поддевая пальцами тугой ремень. — Никакой групповухи. Если кто и сожрёт командора Леви — то только я.  — Хрена с два ты меня сожрёшь! — Леви хлопнул его по руке и отступил на пару шагов, возясь с пряжкой плаща. — Это я тебя прикончу, кровожадная тварь. Кстати, почему ты еще одет? Титаны не носят одежду, ты в курсе? Эрвин, не отводя от него выразительного, пристального взгляда, откинулся на спинку дивана и медленно, словно издеваясь, принялся расстёгивать пуговицы на своей рубашке. Так изящно и соблазнительно, что Леви подвис на мгновение, следя за его большими, умелыми пальцами, ловко проталкивающими пуговки в петельки, постепенно обнажая широкую грудь. Так и хотелось оседлать это божество и припасть к светлой коже губами, наслаждаясь чистым тёплым запахом. Леви цокнул языком, отгоняя морок.  — Эрвин. Что за стриптиз? — вопросил он, хмуро откинув плащ на край дивана. — Ты титан, или как? Эрвин облизнул губы.  — Я девиант, а значит, непредсказуем, — невозмутимо ответил он, расстегнул последнюю пуговицу и развёл полы рубашки, открывая обзор на свой крепкий пресс. Положив ладонь на живот, неторопливо повёл ей ниже, завёл пальцы за пояс белых брюк, куда убегала дорожка волосков от пупка.  — Эрвин! — Леви снова начинал выходить из себя от нетерпения. — А ну раздевайся как следует! Иначе порву твои шмотки, и побежишь в спальню голяком, звеня яйцами на весь коридор!  — А мне кажется, тебе нравится, как я раздеваюсь, — с улыбкой прокомментировал Эрвин, опустив взгляд к его паху. — Ну же, командор. Не привередничай.  — Командор не идёт на поводу у титанов! — отрезал Леви, вздёрнув нос. — Даже у пиздецки красивых. Улыбка Эрвина стала шире, и он медленно, не спеша потянул за язычок молнии на ширинке, явно наслаждаясь прикованным к себе голодным взглядом. Молния блеснула в колеблющемся свете лампы, грудь спокойно вздымалась от ровного дыхания. Леви поймал себя на том, что его-то сердце колотится, как у пойманного воробья, и мысленно приказал себе успокоиться. Возбуждение накатывало волнами от одного только вида стройного, крепкого тела, утопающего в резких полутенях, от того, как выскочила из петли пуговица на поясе. Эрвин приподнял таз, картинно стаскивая брюки ниже на бёдра и демонстрируя вздыбившийся бугор под белой тканью исподнего. Леви сглотнул, чувствуя, как рот наполняется слюной. Этот мужик был просто незаконно хорош.  — Когда-нибудь тебя казнят за такие выкрутасы, Эрвин, — проворчал он, несдержанно кладя руку на свой ноющий член и легонько его сдавливая. — Тебе сейчас все шлюхи обзавидовались.  — Ещё бы они не обзавидовались, — с придыханием произнёс Эрвин, неторопливо стягивая штаны. — Передо мной стоит сильнейший воин человечества, такой мужественный и грациозный. Весь обтянутый ремнями, словно лучший из подарков — шёлковыми ленточками. Гибкий, ловкий, выносливый. Само совершенство. И он очевидно хочет меня. Мне сейчас завидуют не только шлюхи, но вообще всё живое внутри стен. Леви цыкнул, скрывая подступившее смущение. Ему всё ещё неловко было получать комплименты от Эрвина. И не потому, что он себя не ценил, а потому, что подобные слова из уст самого идеального в мире человека казались какой-то насмешкой. Как может считать его совершенством само воплощённое совершенство? Впрочем, и засранцем Эрвин был изрядным.  — Хватит, — обрезал Леви. — Ты в титана будешь играть, или я зря припёрся в этих ремнях? Эрвин, заметив его неприкрытое раздражение, посерьёзнел и уселся на диване по-человечески. Одним плавным движением стащил с плеч рубашку и быстро, но аккуратно развесил её и брюки на подлокотнике. Поднялся, по-солдатски чётко стянул бельё, открывая потяжелевший член, и встал перед Леви полностью обнажённый. Леви за эти краткие секунды уже раз пять пожалел о своей затее с ловлей титана. Следить за тем, как Эрвин медленно и соблазнительно раздевается, было сродни любованию шедевром искусства — а теперь эта возможность была упущена. Впрочем, кто же знал, что на сей раз он так быстро и безоговорочно послушается? Воистину, непредсказуемость девианта.  — Ну? — спросил Эрвин, стоя перед ним. Свет масляной лампы играл на коже, то оттеняя, то высвечивая точёные мышцы пресса, рисуя контрасты на мускулистых, жилистых руках. Глаза в озарённой неясным пламенем полутьме казались почти серыми, но горели откровенным вожделением. — Что я должен делать, командор? Леви, не в силах оторвать от него взгляда, облизнул пересохшие губы. «Это всё моё», — думал он, алчно блуждая глазами по подтянутому телу, по мощной груди и тонкой, чуть заметной россыпи волосков, бегущей ниже, к крупному, упругому члену. Так и хотелось опуститься на колени и припасть к нему щекой, провести носом вдоль выпуклой венки, приникнуть губами к бархатистой коже у самого основания…  — Ты титан, — чуть хрипло поведал он, неохотно поднимая взгляд к лицу Эрвина. Говнюк снова улыбался. — Титаны не спрашивают у командора, что им делать. Они нападают. Так что давай, Эрвин. Устроим жаркую схватку. Эрвин продолжал с любопытством смотреть свысока, совершенно не собираясь устраивать жаркую схватку.  — Ты меня сразу прикончишь, — с тёплой усмешкой прокомментировал он. — Какой титан в здравом уме будет с тобой драться? Леви фыркнул и снова вытянул нож.  — Ты НЕ в здравом уме. Ты девиант, — в который раз повторил он. — И не умеешь говорить! Так что рычи как следует и веди себя соответственно! Эрвин на мгновение призадумался, потом склонился, разинул рот в зловещем оскале и низко, утробно зарычал, пытаясь подражать титаньему рёву. У Леви от этого звука мурашки пошли по голой спине, а член похотливо дёрнулся. Он едва успел отскочить в сторону, как совсем рядом с его ухом клацнули зубы. Эрвин довольно ощерился, выпрямился и шагнул следом, успешно имитируя неуклюжую титанью поступь. Леви снова облизнулся в предвкушении, азартно крутанул в пальцах нож, и тот привычно лёг в ладонь обратным хватом. «Мой титан, — самодовольно думал он. — Мой собственный титан, с которым можно делать всё, что угодно». В его воображении Эрвин и правда вырос до размеров как минимум трёхметровой особи, хищной, опасной и умопомрачительно сексуальной. В голове задорно звенело предвкушение схватки, в паху всё скручивало от желания и нетерпения. Эрвин по-титаньи размашисто вскинул руку и с глухим рычанием бросился на него; Леви легко уклонился, хлопнув его плашмя лезвием по рёбрам. Эрвин вздрогнул от ощущения холодного металла на разгорячённой коже, обернулся, разинул пасть шире. Метнулся вперёд, но Леви снова успел уклониться, легко проскользнув под его рукой. На сей раз с удовольствием шлёпнул своего титана пятернёй по крепкой заднице, вызвав у того возмущённое ворчание.  — Ну же, — задорно позвал он, увлечённо смотря, как Эрвин оборачивается — плечи напряжены, глаза горят под низко сведёнными бровями, из приоткрытого в улыбчивом оскале рта вырывается негромкое рычание. Если уж Эрвин входил в роль — отыгрывал по полной, а актёром он был превосходным. Леви некстати представил, как отреагировали бы остальные разведчики, увидь они своего блистательного командора в таком обличье — нагого, встрёпанного и яростно бросающегося на сильнейшего воина человечества. Пожалуй, их гоготание было бы слышно и королю в Митре, и настоящим титанам, бродящим где-то далеко за стенами. А на следующий день газеты пестрели бы заголовками в духе «Одичавший командор! Эрвин Смит так зациклился на титанах, что сам стал одним из них!» Или вот ещё: «С титанами торчать — по-титаньи рычать». От этих мыслей Леви невольно зафыркал со смеху. Эрвин не преминул воспользоваться его отвлечённостью: низко рыкнув, снова бросился на капитана, и на сей раз успел обхватить его поперёк туловища. Леви недовольно ухнул, сделал подсечку, рванул его на себя за локоть, легко развернулся в падении и приземлился сверху. Эрвин, ударившийся о дощатый пол всей спиной, недовольно засопел. Леви навис над ним, снова приставил лезвие к горлу, ловя обиженный взгляд.  — Слишком просто, — прокомментировал он, с наслаждением потёршись пахом о напрягшийся пресс под собой. — Какой-то неумелый титан мне попался. — Потому что ты… — Эрвин возмущённо вскинул руку, но Леви крепко перехватил его запястье и строго глянул сверху вниз, намекая, что титан мало того, что неумелый, да ещё и чрезмерно разговорчивый. Эрвин вздохнул и снова зарычал.  — То-то же, — похвалил за догадливость Леви, ещё немного поёрзал на нём и опустил нож. — Что ж… титан весьма бездарный, но бравый командор захватит хоть такого. Для исследований сгодится. Эрвин слегка нахмурился, явно недовольный, что его сочли «весьма бездарным» и «хоть таким». Ухватил Леви за бёдра и резко крутанулся, подминая его под себя. Светлые волосы взметнулись, на миг блеснув золотом в мутном свете. Не ожидавший такой резвости Леви ударился затылком о пол и зашипел. Зависнув сверху, Эрвин снова оскалил ровные зубы, негромко зарычал и склонился к шее, явно собравшись кусаться, как и подобает титанам. Леви ухватил его за горло, не подпуская ближе, оттолкнулся свободным локтём и снова сменил позицию, вбив своего девианта лопатками в доски пола.  — Командора Леви? В грязь повалить?! — опасно сощурившись, процедил он. Эрвин тоже валялся сейчас на полу, и их обоих в любом случае ждал ночной душ, но сам факт опрокидывания Леви не порадовал. Они ещё в первые дни физической близости установили границы дозволенного — рамки, которые соблюдали из уважения друг к другу. Запретов было не так уж много, но ронять Леви на пол во время секса было недопустимо, даже если этот пол только что был десять раз вымыт с лучшими столичными порошками. Впрочем, Эрвин сейчас косил под грубого и тупого титана, так что можно было разок простить ему подобную наглость. Большое, жаркое тело приподнялось, выгнулось дугой; головка члена скользко проехалась по копчику сидящего верхом Леви. Взгляд Эрвина потемнел, вспыхнул пламенем похоти, и из глотки снова вырвалось низкое, грудное рычание.  — Так не терпится сдохнуть от моего клинка? — с придыханием произнёс Леви, сильнее сдавив пальцы на крепкой шее. Эрвин попытался глубоко вдохнуть, но не успел, и из приоткрытого рта вырвалось лишь неясное сипение. — Что, понял, кто тут главный? Эрвин судорожно кивнул; его лицо начало багроветь, а в глазах на мгновение мелькнуло беспокойство. Леви облизнулся, хмыкнул и разжал пальцы, позволяя ему втянуть воздух на всю глубину лёгких. Опершись о мускулистую грудь, легко поднялся на ноги и выпрямился, отступил на шаг.  — Встал! — приказал он жёстко, добавляя в голос командные нотки, словно тренировал нерадивых новичков. Эрвин покосился на него, глухо заворчал, но повиновался. Тоже поднялся, вытянулся во весь рост, такой здоровенный, что рот Леви мгновенно наполнился слюной. Отчего-то обнажённый Эрвин всегда казался ему крупнее, чем одетый. Рельефы стройного, высокого тела, днём скрытые под одеждой, ночью открывались, подобно произведению искусства. Вот только никакая скульптура или живопись не смогла бы воплотить всего великолепия, на которое Леви сейчас любовался. Ни один творец не сумел бы передать в своём шедевре ни упругости задницы, которую Леви высокомерно ущипнул, проходя мимо, ни титаньего рокота в неровно вздымающейся груди, ни жара, струящегося по командорской спине. Леви ходил мимо него кругами, словно покупатель на рынке, и старался делать бесстрастное лицо. Он ощущал себя не столько исследователем, изучающим титана, сколько богачом, заполучившим нового наложника. Было в этой ролевой игре что-то новое, искушающее, придающее пикантности и заставляющее позабыть, что они уже изучили друг друга вдоль и поперёк. Словно на миг они действительно становились чужими, но это лишь распаляло вожделение. В своё время у Леви ушёл почти год на то, чтобы осознать природу своих чувств к Эрвину, смириться с тем, что хочет его, и забраться к нему в штаны. Разумеется, он и не подумал бы переспать с незнакомцем. Эрвин завоёвывал его расположение долго и терпеливо, раскрывался неспешно и постепенно, провоцируя раскрыться в ответ. Но теперь они снова стояли друг перед другом, как при первой встрече. Словно вернулись туда, в Подземный город, и Леви ухитрился поймать Эрвина, взял в плен, запер в чулане и теперь бесстыдно рассматривал, решая, как с ним поступить — отыметь, завалив на старый ящик и зажав рот ладонью, или взобраться верхом и самому насадиться на этот крепкий, длинный член, удерживая Смита за запястья, чтобы не рыпался. Впрочем, игру в бандита и разведчика можно было припасти на следующий раз. Леви хмыкнул, неспешно ведя пальцем по напряжённому животу Эрвина и возвращаясь в реальность. Концепция с покорением опасного титана была ничуть не менее привлекательна.  — Запишем, — нарочито холодно и сухо произнёс Леви, продолжая ходить вокруг него кругами. — Особь трёх с половиной метров. На рыло уродлива. Неадекватна, но на редкость неповоротлива. Уровень опасности средний. Исследования будем проводить в паховой области, поскольку у данного экземпляра имеются несвойственные этим тварям половые органы. Эрвин недовольно рыкнул, то ли проявляя недовольство заявлением про уродливое рыло, то ли замечанием про неповоротливость. Леви ухмыльнулся. Разумеется, он считал Эрвина более чем ловким, сильным и тренированным. Тот дал бы фору почти всему Разведотряду по этим параметрам. Просто Леви был ещё быстрее и ещё сильнее, и обожал этим дразниться. Впрочем, Эрвин никогда не завидовал ему — лишь искренне восхищался, и этим восхищением всякий раз обезоруживал, как ребёнка. То, что человек, вдвое меньший по габаритам, был крепче и выносливее, не вызывало у Эрвина ни капли раздражения, ни единой крохи недовольства собой — только откровенный восторг в адрес своего капитана, который он регулярно выражал в похвалах и комплиментах. Леви почти никогда не делал комплиментов в ответ — ему казалось, что Эрвин возгордится, возомнит о себе невесть что, сочтёт Леви недостойным своей великолепной персоны. Нет, он предпочитал любоваться на Эрвина молча, а вслух ворчать и обзываться, чтобы этот мужик особо не задавался. Эрвин охотно принял такие правила игры, но при каждом подворачивающемся случае цеплялся к словам, перефразируя оскорбления в признания. Пока Леви предавался размышлениям, Эрвину наскучило стоять на одном месте. Он попытался с какой-то целью поднять руку, но Леви жёстко перехватил запястье. — Не рыпайся, титанье отродье! — повелел он. — Не то свяжу. Потемневший взгляд Эрвина говорил, что он уже не против связывания, лишь бы закончить растянувшуюся прелюдию. Усмехнувшись, Леви похлопал его по груди, по-хозяйски ущипнул сосок. Эрвин чуть заметно поморщился, но не издал ни звука. Он стоял сейчас, такой большой и такой доступный, готовый исполнять любые распоряжения, и эта власть опьяняла. Леви провёл пальцами по застывшим, словно окаменевшим мышцам пресса, и его рот снова наполнился слюной. Вся эта красота принадлежала ему — каждый дюйм тёплой кожи, тонущей в тени под его рукой и вновь озаряемой светом, когда ладонь сдвигалась. Опустив руку ниже, он скользнул сквозь поросль жёстких волосков и обхватил пальцами тяжёлый, крепкий член. Иногда Леви думал, что это его любимая часть тела Эрвина. Потом вспоминал про несравненно прекрасные глаза, про мягкие гладкие волосы, про широкую спину, в которую можно так уютно уткнуться носом перед сном. Потом опять вспоминал про член и снова начинал колебаться. Вышеупомянутый орган дёрнулся под его ладонью, и Леви с косой ухмылкой провёл по всей длине, стараясь надавить на особо чувствительную венку. Эрвин втянул воздух сквозь сжатые зубы; жар под пальцами был так силён, что хотелось плюнуть на всё и прямо сейчас запрыгнуть на этот большой, толстый… — Горячий, — сдержанным профессорским тоном произнёс Леви, убирая руку. — Почему вы, титаны, такие горячие? Эрвин глухо зарычал, попытавшись снова толкнуться в его ладонь за прикосновением. Леви вскинул руку и опять ухватил его за горло. — Если ты думаешь, что я не докопаюсь до истины — ты заблуждаешься, — строго произнёс он. — Командоры Разведывательного отряда всегда добиваются своих целей. Я тебя вскрою, тварь, но найду, откуда исходит титаний жар. На колени. Эрвин приподнял одну бровь, выходя из титаньего образа. Леви вскинул ногу, ударил его под колено и отскочил назад до того, как Эрвин, теряя равновесие, неуклюже переступил с ноги на ногу. Ухватив «титана» за плечо, Леви с силой надавил, вынуждая его рухнуть на четвереньки. Тот вскинул голову, недовольный и в то же время заинтригованный, и окинул пристальным взглядом возвышающегося над собой капитана. Особенно задержал внимание на своём боло, и Леви лишь теперь явственно ощутил, как холодит кожу позолоченная оправа, как плотно затянут на шее плетёный шнурок. Командорский знак отличия на груди и Эрвин, смотрящий с колен, придали такой уверенности, что Леви счёл себя едва ли не всесильным. Словно он способен был в одиночку порубить всех титанов за стенами до последнего, и почти не запыхаться — лишь бы новые лезвия подавали своевременно. Казалось, если уж Эрвин склонился пред ним — явись Леви во дворец Митры, на колени грохнутся даже король со всеми лордами. Конечно, Эрвин не раз уже опускался перед ним на колени, начиная с самой первой встречи и заканчивая утренним минетом в кладовке, но тогда на груди Леви не было этого тяжёлого кулона, от которого разливалась по всему телу властная решимость. Воспоминание о минете в кладовке, проскользнувшее через воспоминания, взбудоражило и без того возбуждённое сознание. Хотелось ещё, и, хотя это вряд ли входило в концепцию исследования титанов, Леви не смог удержаться. — Открой хайло, — повелел он, глядя свысока из-под приопущенных ресниц. Эрвин снова зарычал, подыгрывая. Оскалил зубы — скорее, по-волчьи, чем по-титаньи, но опасное хищническое выражение куда больше было ему к лицу, чем тупая титанья мина. — Разевай пасть, — повторил Леви, склонился и ухватил его за волосы, вздёргивая голову. — Проверю, так ли горяча твоя глотка. Эрвин зарычал громче, клацнул зубами в направлении его паха, и Леви с наслаждением рванул светлые пряди назад, не подпуская его ближе. — Сожрать меня решил, а? — жёстко спросил он. Эрвин приоткрыл рот и нетерпеливо провёл языком по нижней губе; та блеснула от слюны, и Леви едва сдержался, чтобы не припасть к этим устам со всей жадностью, на какую был способен. Переступив с ноги на ногу и прочнее вцепившись во встрёпанные волосы, он обхватил свободной рукой свой член и медленно, с оттягом провёл по нему мозолистой ладонью. Глаза Эрвина вспыхнули, он рванулся навстречу, но Леви снова дёрнул его назад, не позволяя приблизиться. Пока не позволяя. — Я заткну твоё поганое горло этим, — мрачно прокомментировал он, неторопливо лаская набухший, требующий прикосновений ствол, проходясь большим пальцем по ободку головки. — Заткну так, что ты больше не сожрёшь ни одного разведчика, понял меня? Эрвин снова облизнулся. Он чуть морщился, подаваясь следом за вцепившейся в волосы рукой, но не жаловался. — Только вздумай кусаться — сразу лишишься головы, — пригрозил Леви, ослабляя хватку. Эрвин устремился к нему с алчностью жаждущего, встретившего оазис после недели в иссохшейся пустыне. Скользнув щекой по члену Леви, зарылся носом в тёмную поросль волосков у основания, тихонько зарычал, повернул голову и длинно, широко, влажно провёл языком назад, до самой головки. Слегка прихватил её губами, тут же отпустил, направился по нижней стороне мелкими, горячими поцелуями. Леви почувствовал, что размякает, что ролевые игры катятся к чёрту; под этими прикосновениями он в считанные секунды позабыл обо всех планах. Эрвин медленно, с упоением вылизывал его мошонку, а сам потянулся рукой к собственному паху. Это немного отрезвило. — Не сметь! — приказал Леви резко. Эрвин недовольно скосил глаза наверх. Облизывая яйца, он смотрелся настолько пошло, что от развратного зрелища у Леви вспыхнули уши. — Не вздумай трогать себя, — строго предупредил он. — Удовольствие здесь получает только командор, но никак не монстры. Эрвин словно бы и не огорчился. Подавшись назад, он легко, в одно движение насадился ртом на член Леви, пропуская его глубоко в горло. Леви окутало жаром, влажностью, мягкостью скользкого языка, и он не удержался от стона. Эрвин хмыкнул, отклонился назад и снова скользнул вперёд, заглатывая до упора. Его нос мягко ткнулся в волосы на лобке, и Леви ощутил тёплые пальцы на своих бёдрах. Эрвин отстранился, обхватил губами головку, снова вскинул взгляд, словно спрашивая дозволения касаться руками. Леви кивнул и запрокинул голову, теряя контроль. Вроде бы это он приказывал, а Эрвин исполнял, но почему-то исполнял тот охотнее, чем Леви приказывал, и с куда большим энтузиазмом. Когда его ладони, поднявшись по бёдрам, обхватили обтянутые ремнями ягодицы, Леви почувствовал, что полностью подвластен этим тёплым рукам, этому горячему рту на своём члене, этому человеку, сидящему перед ним на пятках и которым он, кажется, собирался командовать в ближайшие пару часов. Губы Эрвина скользили по стволу влажно, умело, вызывая дрожь в спине, заставляя пальцы на ногах подгибаться от удовольствия. Леви хмыкнул, поддел пальцем уголок его рта, оттягивая в сторону. Эрвин тихо зарычал, снялся с члена и легонько куснул его палец. С губ на подбородок стекла тоненькая струйка слюны. — Ненасытная тварь, — прокомментировал Леви, потянув его за щёку и вынуждая поднять лицо. — Отвечай, почему вы жрёте только людей, а животных обходите стороной? Вы вообще можете жить без пищи. Эрвин разжал зубы и подхватил его палец горячим мокрым языком. Сомкнул губы, посасывая с пошлым упоением, и блаженно прикрыл глаза. Руки его, огладив ягодицы Леви, скользнули в ложбинку между ними, пальцы проехались ниже в поисках входа и замерли, наткнувшись на преграду. Эрвин распахнул глаза, выпустил палец Леви изо рта и вскинул взгляд. — Это что? — мигом позабыв титаний диалект, осведомился он. — А то ты не видел, — откликнулся Леви, ткнувшись головкой члена в уголок его рта, но Эрвин уклонился. — Не видел, — настороженно ответил он. — Мне сверху не видно, что там у тебя внизу. Леви цыкнул, решая, не дать ли ему по зубам. Он не любил намёки на свой рост, и мог терпеть их только от Эрвина, да и то не все и не всегда. Впрочем, с высоты этого шкафа разглядеть, что там у Леви в жопе, пожалуй, и правда было нелегко. Эрвин, словно извиняясь, мягко провёл указательным пальцем по ложбинке между ягодиц вверх до копчика, ненавязчиво лизнул головку покачивающегося перед своим лицом члена и снова поднял вопросительный взор. — Ладно, смотри, — смягчился Леви, крутанулся на каблуках сапог, расставил ноги и выгнулся в спине, провокационно выставляя задницу на обозрение. — Мм, — произнёс Эрвин, оценивая обзор; в его голосе послышалось одобрение. — И где ж ты такое взял? — Хо, — Леви игриво вильнул задом. — В столице на прошлой неделе. Ты торчал на совещании, а я заскочил в увеселительный квартал. Нравится? Эрвин положил руки ему на бёдра, ненавязчиво вынуждая повернуться так, чтобы на него падал свет лампы. Гладкий металл дерзко блеснул в неровном свете, и за спиной Леви раздалось заинтригованное сопение. — Это удобно? — полюбопытствовал Эрвин, рассматривая небольшую анальную пробку, плотно вогнанную в узкое отверстие. — Я почти не замечаю, — сообщил Леви. — Она неглубокая. Дам поносить, сам оценишь. Эрвин, судя по всему, оценил даже предложение поносить, поскольку приблизился, опалив кожу жарким дыханием, и легонько куснул оттопыренную задницу. Леви тут же развернулся, вскинул ногу и уперся коленом в его плечо, не подпуская ближе. — О? — удивился он. — Прожорливый титан всё ещё пытается меня сожрать? Эрвин с загадочной улыбкой склонился и несильно скребнул зубами по его бедру. — Перебьёшься, — отрезал Леви, отпихнув его. — Знаешь, почему я заткнул жопу? Давай, угадай. Эрвин многозначительно приподнял брови. — Не угадаешь, потому что ты — тупой титан, — поддразнил Леви. — А командор Леви предусмотрителен и рассматривает все варианты развития событий. Он готов даже к внезапному нападению и защитился от него. Титан ткнётся — а у меня закрыто. Эрвин насмешливо фыркнул, словно не приняв эти слова всерьёз. Леви нахмурился, склонился и поймал его за подбородок, вынуждая смотреть себе прямо в глаза. — В меню сегодня твоя задница, — оповестил он. — И поверь, я жёстко отомщу за павших соратников. Я её в лоскуты порву. Эрвин глядел на него с вожделением, и в то же время с вызовом. Жаждущий, но как всегда непокорный. Наверняка всё ещё самонадеянно рассчитывал, что подомнёт Леви под себя. — На, — отпустив его, Леви сунул в лицо три пальца. — Оближи как следует, титаний выблядок. Другой смазки не будет. — Хмм, — только и ответил Эрвин, прежде чем обхватить его пальцы губами. Он насадился на них ртом, пропуская глубоко, и упруго протиснул язык между указательным и средним, огибая, смачивая. Леви дал ему свободу, позволяя облизывать и обсасывать свои пальцы, и Эрвин делал это с жадным упоением, словно щенок, обнаруживший миску, полную корма. Его влажные, пошло растянутые губы и мокрые причмокивания будоражили воображение, заставляли забыть обо всех намерениях. В паху невыносимо сладко тянуло, и хотелось снова вогнать член в этот большой, горячий рот, позволив Эрвину закончить начатое. Впрочем… Никто ведь этого не запрещал. Согнув пальцы, Леви скребнул ногтями по основанию языка, и Эрвин, подавившись, выпустил его изо рта и отстранился. Его грудь нетерпеливо вздымалась, волосы торчали в полном беспорядке, подбородок поблёскивал от слюны, и Леви безумно захотелось запечатлеть этот облик в своей памяти, чтобы вспоминать во время дрочки, когда Смиту вздумается в одиночку свалить в столицу. Подняв руку, он развёл обслюнявленные пальцы, и те влажно блеснули в свете масляной лампы. — Как с одежды ваши слюни отстирывать, так густые и склизкие, а как жопу растягивать — так водичка ключевая, — недовольно прокомментировал он. Эрвин с лёгким рычанием приблизился, снова положил ладонь ему на бедро и повёл вверх, ероша тонкие волоски, следуя за косой линией тугого ремня. Чуть склонившись, втянул ноздрями запах Леви, слегка задев его стояк носом. — Да отсоси уже, — не удержался Леви и ухватил его за затылок, направляя. Эрвин охотно разомкнул губы и медленно, словно дразнясь, обхватил ими головку. Единым движением подался вперёд, заглатывая член полностью, и тут же соскользнул обратно, но не выпустил изо рта, а сдавил головку плотнее в кольце губ и одновременно ткнулся кончиком языка в сочащееся отверстие. Леви сжал зубы, сдерживая стон, и толкнулся бёдрами навстречу. Эрвин с готовностью расслабил горло, пропуская в себя, и сделал глотательное движение, капнув слюной на свои колени. Одна его рука упорно оглаживала бедро Леви, вторая поднялась к промежности, и пальцы дразняще пробежались по яйцам. От этого простого прикосновения Леви прошило дрожью удовольствия, и он сильнее зарылся пальцами в густые светлые волосы, с поощрением поглаживая кожу головы сквозь мягкие пряди. Эрвин сосал хорошо, напористо, настолько умело, что его даже не хотелось направлять. Он всегда учился быстро и старательно, и сейчас сложно было представить, что в самом начале их близких отношений Смит искренне удивился, когда Леви обхватил его член губами, вжав в стену за конюшнями. Правильный мальчик из порядочной семьи, слишком увлечённый своими идеями; ответственный командор, слишком занятый работой и великими планами и мечтами — как мало он знал о разнообразиях физической близости! Это Леви ещё в три года наткнулся в тёмном переулке на уличную девку, отсасывающую какому-то пьянчуге за пару монет. В Подземном городе секс был вокруг, он витал в воздухе, как что-то естественное; о нём не стеснялись говорить даже дети, вот только у Леви эти разговоры всегда вызывали тошноту. От невзначай брошенных кем-то слов он вспоминал мать, от чужого смеха воображал, что смеются над ней, и в груди сворачивался мерзкий ком, а пальцы сами собой сжимались в кулаки. Он считал близость между людьми чем-то отвратительным, и даже Кенни не сумел его переубедить. Немного поколебал эту уверенность Фарлан, начавший встречаться с соседской девчонкой, и их поцелуйчики под окнами не казались чем-то таким уж гадким. А потом Леви встретил Эрвина, и в штанах всё встало. Не от собственных прикосновений в темноте тесной спаленки, а просто от того, какой Эрвин был большой и красивый. Больше всего возбуждало, что этот большой и красивый мужик был жертвой, которую следовало прикончить, и Леви ощущал упоительную власть над ним, притворяясь, что вступил в Разведотряд по принуждению, а не в соответствии со своим планом. Узнав, что Эрвин был прекрасно осведомлён об этом плане, он ощутил сильнейшее раздражение и всеобъемлющую опустошённость. Но чем сильнее было желание следовать за человеком, просчитавшим каждый его шаг, тем сильнее было желание этого человека покорить, приручить, постичь. А Эрвин и сам оказался ручным. Сейчас он покорно и даже с явным удовольствием отсасывал, и непристойные хлюпающие звуки, раздающиеся по кабинету, лучше всего говорили о его покорности. Увы — Смит всегда был непредсказуем. Едва Леви расслабился, отдавшись ощущению горячего рта на себе и твёрдого гладкого нёба, по которому каждый раз упруго скользила головка, едва он забылся под пальцами, мнущими его мошонку, едва растворился в хлюпанье слюны и гортанном мычании под собой, как сильные руки подхватили его под бок и под бедро, и быстро и резко вздёрнули в воздух. — Эй!!! — только и успел возмутиться он, ещё не отойдя от пропавшего с члена горячего рта, а Эрвин уже донёс его до дивана и почти небрежно уронил на просиженную, потёртую кожу обивки. — Титан похитил командора и уволок в своё логово, — коварным тоном пояснил он, склоняясь над Леви, и с напором положил ладонь ему на грудь, не позволяя вскинуться.  — Ты неправильно играешь, — нахмурился Леви. — Командор должен победить. Эрвин склонился ниже, теребя пряжку на его груди; глаза опасно сверкнули в свете лампы.  — О, он непременно победит. Но сейчас он в плену, и девиант тоже желает исследовать его. От этого тона, глубокого и проникновенного, у Леви перехватило дыхание. Голос Эрвина был чуть хрипловатым после минета, припухшие губы призывно поблёскивали, и сопротивляться ему отчего-то совершенно не хотелось.  — Я ни черта тебе не выдам, мерзкая тварь, — гордо ответил Леви, вздёрнув подбородок. — Пытай, как хочешь. Эрвин приблизился, завис над ним на долгое сладостное мгновение, а после спокойно, уверенно поцеловал. Леви вскинулся, попытавшись его укусить, и в то же время отвечая на поцелуй. Ощутил, как широкие ладони оглаживают его бёдра, скользят по бокам, поднимаются к груди. Большие пальцы обеих рук синхронно обвели его соски, легонько надавили, и Леви широко выдохнул, перестав пытаться впиться зубами в губу Эрвина. Его язык был большой, длинный, напористый, и целовался Эрвин сейчас как-то неопрятно, по-титаньи слюняво, и негромко, утробно урчал при этом. Леви даже не заметил, когда успел раздвинуть ноги; кажется, это произошло совершенно рефлекторно. Он обхватил руками голову Эрвина, не позволяя отстраниться, вылизывая его рот, словно и сам готов был сожрать нависшего над собой человека. Эрвин одной рукой опирался о подлокотник, второй продолжал жадно шарить по телу Леви, обводя каждое ребро, каждую из напряжённых мышц, то и дело прихватывая пальцами бусину соска. Его прикосновения были бережными, но под шершавыми пальцами сосок мгновенно стал чувствительным, и каждый раз отзывался в теле сладкой, мучительной болью. Бедро Эрвина прижималось к боку Леви, давило, и он потянулся, чтобы провести по горячей ляжке растопыренной пятернёй, ероша светлые волоски. Желание распаляло, затапливало разум, сворачивалось тугим узлом в паху и ныло, требуя разрядки. «Хочу, хочу, хочу», — вертелось в голове, когда Эрвин, прервав поцелуй, склонился ниже, и горячий язык скользко лизнул ключицу. Леви не знал уже толком, чего хотел — кажется, всего и сразу, и мысли путались в голове, пока Эрвин зацеловывал его шею и легонько покусывал ключицы. Это не было похоже на изучение титаном командора, но Леви решил, что чёрт с ним — особенно когда пальцы Эрвина сомкнулись на его члене и легонько сдавили, вызывая приглушенный стон сквозь сжатые зубы. Убедившись, что его «пленник» пока не собирается сбегать или брать инициативу, Эрвин двинулся ниже по его торсу, увлечённо приникая губами, обводя языком каждую впадинку. Целовал и вылизывал хищно, страстно, ненасытно, и Леви плавился под его ртом, словно кусок масла, брошенный в горячую кашу. Рука Эрвина неспешно теребила его член, неравномерно двигалась выше и ниже, то и дело проскальзывая в промежность и прихватывая яйца. Леви, позабыв о том, что на нём сапоги, уперся пяткой в сидение дивана и вскинул бёдра навстречу. Он сделал это без задней мысли, но Эрвин заметил шанс и воспользовался им, подцепив выступающую часть анальной пробки. Леви замер от ощущения усилившегося натяжения, а в следующее мгновение плюхнулся задом обратно на диван, почувствовав внезапную пустоту.  — Мммх, — пробормотал он, раздвигая ноги шире. — Титан пробил дыру в воротах и сейчас ворвётся внутрь. Эрвин смешливо фыркнул, выронил пробку, уткнулся лицом в живот Леви и расхохотался. Леви, протянув руку, пригладил торчащие дыбом светлые вихры.  — Эрвин, — позвал он. — Это не смешная хрень, пятая часть населения умерла.  — Я зна-аю! — простонал Эрвин ему в пупок. — Но ты сам выдал эту шутку!  — Да, мы два придурка с нездоровым чувством юмора, — не мог не признать Леви. — Титана верни. Эрвин ещё немного посмеялся и поднял лицо.  — Аррыыы!  — Господи. Ты ходил в школе в театральный кружок?  — Ррыыыыы!  — Ладно, хрен с тобой. Продолжай. Эрвин снова захохотал и, поднявшись, бодро направился к столу.  — Эй. Куда? — возмутился Леви, приподнявшись на локте.  — За слизкой титаньей слюной.  — Чего? Эрвин вернулся спустя несколько секунд, плюхнулся рядом на диван и продемонстрировал флакончик смазки.  — Чего ж ты молчал? — фыркнул Леви. — Я думал, у тебя нет.  — Как ты там сказал? «Командор всегда предусмотрителен»?  — Я тут командор.  — Как угодно, командор. Ноги пошире. Леви принципиально сдвинул бёдра так плотно, как только мог.  — Я уже говорил, — сообщил он строгим лекторским тоном. — Ебём сегодня тебя.  — Мм, неужели? — Эрвин сымитировал удивление и, вертя флакон в ладонях, склонился ниже. — А я уверен, что командор Леви предусматривает все варианты развития событий и готов к любому исходу. Более того, командор Леви всё просчитал. Он нарочно вставил пробку, чтобы оставаться растянутым в течение любых прелюдий. И специально не взял масло для титана, поскольку уже смазал сам себя. Развратно оттопыривал задок и загонял слизкие пальцы в тугую дырку, пока все думали, что он мрачно попивает чай в своём кабинете. А он хотел сесть на меня верхом, хоть и сделал вид, что имеет другие намерения. Какой ушлый командор.  — Не менее ушлый, чем прочие, — проворчал Леви, закатив глаза. — С каких пор твой рот выдаёт такие пошлости?  — Тебе нечего возразить, — склоняясь с эротичной улыбкой, прокомментировал Эрвин. Он весь источал желание, пробуждал вожделение одной своей аурой, не говоря уж о потемневшем взгляде и глубоких интонациях. Словно он уже трахал Леви своим низким голосом, проникая глубоко, неторопливо, страстно. С такой переполняющей убеждённостью, что Леви поддался и уступил, признавая его правоту.  — Ладно, — сглотнув и ощущая неимоверную жажду, утолить кою мог лишь один источник, произнёс Леви. — Ладно, начнём с меня. Но потом поменяемся. Командор должен взять верх над титаном.  — Ты и так взял верх, — лаская его взглядом, ответил Эрвин, и этот взгляд физически ощущался прикосновениями на разогретой коже. — Титан влюбился в тебя и не будет есть. Он хочет наслаждаться тобой всю ночь, но не откусит ни кусочка, ведь целиком ты гораздо вкуснее. Леви замлел, качаясь на неспешных, мягких волнах его голоса, раздвинул бёдра, словно этот голос мог ласкать и там, и нетерпеливо заёрзал задом по кожаной обивке.  — У меня одно условие, — наконец, решил он.  — Мм? — заинтересовался Эрвин, откручивая крышечку нагретого меж ладоней флакона. — Какое?  — Ты будешь грубым, — постановил Леви. — Перестанешь сюсюкать и беспокоиться обо мне и вытрахаешь всю душу так жёстко, как только сможешь. Ты сегодня дикий титан, действующий на одних тупых инстинктах. Так что никаких нежностей. Он просил не просто так. Эрвин всегда был мягок с ним. Всегда осторожен и аккуратен, словно держал в руках хрупкую куклу, а не солдата, способного за считанные секунды уложить несколько гигантов подряд. Леви это раздражало, но сколько бы он ни сердился, сколько бы ни требовал быть резче и грубее — Эрвин всё равно деликатничал. Почти всё человечество считало командора жёстким, чёрствым, бездушным и расчётливым. А этот сладкий пирожок, даже отпуская себя, ни разу не оставил на бёдрах синяков. Леви умилялся и сердился одновременно — от него-то Эрвин без синяков не уходил. Леви просто не мог себя контролировать, впиваясь пальцами в крепкие бёдра и упругие ягодицы, цепляясь за широкую спину, хватаясь за плечо или загривок. При одном лишь взгляде на Эрвина хотелось его трогать, мять, стискивать, хотелось раздвигать перед ним ноги, принимать в себя до основания, или наоборот — раздвигать ноги ему и втрахивать это прекрасное, мускулистое тело в матрас, выбивая сдавленные стоны из припухших от поцелуев губ. Эрвина просто хотелось. Как угодно, когда угодно и где угодно. Но именно сейчас хотелось дикого и грубого. Эрвин задумчиво поджал губы.  — Зачем? — поинтересовался он, слегка склонив голову набок. Свет лампы, проникающий сквозь свисающую чёлку, придавал лицу таинственное, почти мистическое выражение. — Почему я должен быть грубым?  — Ты же монстр-людоед, — напомнил Леви. — Можешь схватить человека поперёк туловища и поломать ему рёбра своей лапищей, пока несёшь в вонючую пасть.  — Не вонючую. Я зубы почистил, — пошутил Эрвин. Ну вот, опять кризис кретинизма. Леви закатил глаза, вздохнул и с силой пнул его в бок.  — Ну ты и козёл — возмутился он. — Эрвин. Тебе нужно всего лишь изобразить тупое бессловесное чучело. Ты перед столичными шишками что только не изображаешь! А для меня сложно?  — Сложно, — признался Эрвин, коснувшись его живота костяшкой указательного пальца и плавно ведя вверх, по ложбинке, по твёрдой грудине, по шее, огибая дрогнувший кадык. — Я не хочу быть грубым. Жизнь и без того слишком груба к тебе. Леви почувствовал, что в горле сдавило, и дёрнулся, уворачиваясь от ласки. Вскинулся, опираясь на локти, и злобно уставился на Эрвина. Тот смотрел с печальной нежностью, и вожделение отступило в единое мгновение.  — Что за хрень? — возмутился Леви. — Чего ты сопли развёз? При чём тут вообще моя жизнь? Я просто хочу, чтобы ты мне вставил, не миндальничая.  — Я не… — начал Эрвин, но Леви довольно грубо хлопнул его по губам, призывая заткнуться.  — Возишься со мной, как с испуганной девственницей, — фыркнул он. — «Леви, давай растянем получше. Леви, осторожнее. Леви, тебе не больно?» Я тебя крою, как бык на случке, а ты в меня хер суёшь, как в хрустальный бокал, который разбить боишься. Бесит, Эрвин. Эрвин медленно, выразительно моргнул. Ещё более выразительно кашлянул.  — Я тебя не устраиваю? — медленно, почти по слогам вопросил он, смотря пристально, внимательно, даже строго. — Леви. Мы вместе столько времени. И я не устраиваю тебя в постели?! Леви прикусил губу, решая, дать в лобешник этому дуралею, или же самому себе, что натолкнул его на такую мысль. В итоге не дал в лоб никому — оттолкнулся от дивана, пихнул Эрвина в грудь и быстрым, отточенным движением перекинул через него ногу, усаживаясь верхом. Притёрся своим членом ко вздыбленному члену Эрвина, обхватил их рукой, насколько хватило пальцев. Обычно Эрвин в подобной ситуации клал ладони ему на бёдра, или на талию, или хватал за задницу, но сейчас он сидел и дулся, недовольный и обиженный. Леви нахмурился и склонился к нему, почти упираясь носом в нос.  — Эрвин, — сердито позвал он, отпустив свой член и плотнее сжав хватку на командорском. — Слушай сюда, рожа титанья. Если бы ты меня не устраивал, я бы сказал тебе это в ту же секунду. Ты меня знаешь. Я ничего не держу в уме. Если мне что-то не нравится — я говорю об этом. Я говорю об этом даже столичным бюрократам, за что ты меня регулярно ругаешь. И уж тем более, я говорю об этом тебе, потому что от твоей жопы мне нечего скрывать. Понял? Эрвин промолчал, всё ещё выражая всем своим видом обиду и оскорбление. Он напомнил Леви ребёнка, уязвлённого родительской колкостью, и захотелось то ли утешить его, то ли отвесить хорошую затрещину.  — Напрашиваешься на комплименты, зараза? — вопросил Леви, недовольно цокнув языком и поёрзав на горячих бёдрах. Крепкий ствол пульсировал под его пальцами, твердый и налитой, хотя Эрвин старательно не подавал вида, что его это касается. — Слушай сюда. Второй раз повторять не буду. Я с тобой не из-за секса. Не для секса. Не потому, что мне нужен секс. Взгляд Эрвина посветлел, снова наполняясь нежностью и вдохновением, и Леви зажал ему рот ладонью, не давая перебить себя очередной сопливой репликой.  — Но если уж говорить о ебле, — сурово сказал он, — то ты, Эрвин, даже лучше, чем надо. Поэтому засунь свои обидки в одно место.  — Тебе? — хмыкнул Эрвин, увернувшись от его ладони и легонько куснув средний палец.  — А, так это твои обидки? — поддразнил Леви, двинув ладонью по его члену, огладив большим пальцем головку и надавив на чувствительное отверстие. — Какие большие обидки. И какие неприкрытые. Будешь трахаться грубо, или мне тоже обидеться? На сей раз ладони Эрвина опустились ровно ему на талию, крепко и настойчиво, не позволяя сдвинуться.  — Буду, — произнёс он низким голосом, чуть хрипловатым от возбуждения.  — Вот и славно, — кивнул Леви, сунув руку ему под бедро и доставая закатившийся флакончик. Большие ладони обхватили его ягодицы, бесцеремонно разводя их, оглаживая ложбинку посередине. Эта напористость заводила, и Леви оттопырил задницу, позволяя сразу двум пальцам проникнуть внутрь. Отверстие было ещё растянутым после пробки и в меру увлажнённым, но всё равно чувствительно сжалось, ощутив в себе долгожданное тепло. Эрвин развёл пальцы ножницами, толкнулся глубже, и Леви удовлетворённо замычал. Открутив, наконец, крышечку флакончика, он капнул на член Эрвина, и густое масло потекло по нетерпеливо дёрнувшемуся стволу, блестя и переливаясь в неровном свете лампы, сверкая на венках, скатываясь к основанию, съезжая на массивные, напрягшиеся яйца.  — Не трожь, не то перепачкаешься, — приказал Леви, заметив, что Эрвин собирается размазать смазку свободной рукой. — Я сам размажу. По-другому. Привстав на коленях, насаженный на длинные, настойчиво толкающиеся внутрь пальцы, он приподнялся и завис над пахом Эрвина, отчаянно жаждая большего.  — Рано, — предупредил Эрвин, снова разводя в нём пальцы. Леви охнул, закрутил поскорее крышечку, чтобы не разлить, отбросил флакон в угол дивана и вцепился в крепкие, горячие плечи.  — Грубого титана это не должно волновать, — часто дыша, отозвался он. — Убери клешню. Сойдёт. Эрвин подчинился, пальцы выскользнули из ануса, напоследок обведя ободок, и Леви выгнулся, запрокидывая голову. Опускаясь, дразнящим движением коснулся скользкой головки, снова приподнялся, ловя нетерпение в глазах Эрвина и чувствуя на талии лёгкий нажим его пальцев, предлагающий не издеваться и опуститься, как следует и куда следует. Предлагающий, не настаивающий. Леви снова опустился, позволив горячей головке проехаться по своей промежности, пропустив в себя на один дюйм, и тут же снова провокационно снявшись с неё.  — Ты издеваешься? — Эрвин приподнял брови.  — Кто-то обещал быть жёстким и грубым титаном, — промурлыкал Леви, сгребая собственный член пятернёй и проезжаясь по нему медленным, плавным движением. Эрвин намёк понял — надавил на его бёдра, на сей раз сильнее, опуская на себя. Ровно, верно, прицельно. Леви снова прикусил губу, почувствовав ткнувшуюся в себя крупную головку, ощутив жгучее, и в то же время сладостное натяжение. Было так хорошо ощущать, как твёрдый, толстый, горячий член проникает внутрь дюйм за дюймом, заполняя так естественно и привычно. Леви склонился, ткнулся носом Эрвину в шею, крепче вцепляясь в плечи пальцами и закусывая губу.  — Не больно? — заботливо шепнул в ухо Эрвин, бережно придержав за бёдра и не давая опускаться дальше. Леви хотел удивиться, с чего бы, но не сдержался и расхохотался в голос, упершись в него лбом.  — Что? — не понял Эрвин. — Леви? Что смешного?  — Аха-ха-ха! — потешаясь, выдохнул Леви ему в ключицу. — Вот тебе и весь грубый трах!  — Грубый, — Эрвин опять приобиделся. — Я даже не целовал твои шею и лицо, пока вставлял. Решил, что ты спишешь это на нежности.  — Ты просто не умеешь грубо, да? — продолжая смеяться, вопросил Леви. — Неужели никогда не хотелось отпустить себя и делать всё, что вздумается?  — Я и так делаю всё, что вздумается, — в голосе Эрвина послышалось недоумение. — Или ты думаешь, я сдерживаю какие-то извращённые порывы?  — Я думаааа-ах! — начал Леви и вскрикнул, потому что Эрвин вскинул бёдра, въезжая в него до конца, и одновременно насаживая на себя так, что яйца Леви расплющились о его живот. Эрвин горячо, шумно выдохнул, разомкнув губы, и Леви, не сдержавшись, приник к ним поцелуем. Выгнул спину дугой, когда Эрвин слегка выехал из него и снова толкнулся внутрь, большой и горячий, всецело заполняя своим жаром.  — Думаешь, страх сделать тебе больно ограничивает меня? — прерывисто дыша, пробормотал Эрвин ему в рот. — Думаешь, ущемляет, заставляя оставаться в каких-то рамках?  — Мммх, — Леви куснул его нижнюю губу, наслаждаясь пульсирующим скольжением внутри. — А разве нет?  — Нет, — Эрвин, плотнее ухватив его за бёдра, вскинулся и опрокинул Леви обратно на диван. Не выходя, взгромоздился сверху, навис, окутал тенью большого тела, плавно двинул бёдрами навстречу. — Нисколько.  — Неужели? — Леви расправил плечи; кожа сидения скрипнула под обвивающими его тело ремнями, которые показались вдруг слишком тугими. — Хочешь сказать, тебе никогда не хотелось выебать меня так, чтобы жопа в кровь и сперма из ушей полилась? Эрвин улыбнулся, склоняясь ниже.  — Нет. Какая мерзость, — весело шепнул он и припал к шее Леви, целуя под ухом, вылизывая до тихих стонов, толкаясь в него неспешно, словно желал сполна насладиться вкусным блюдом. — Я никогда не ограничиваю себя, Леви. Я делаю с тобой, что хочу и как хочу. И я… ммм… благодарен, что ты это позволяешь.  — Значит, у тебя убогая фантазия, — обхватив его бёдрами, буркнул Леви, хотя оба знали, что это неправда. Фантазия у Эрвина была весьма неплоха и уступала разве что собственной фантазии Леви. А фантазия Леви рисовала сейчас над собой красивого, горячего титана с мордой Эрвина и здоровенным фаллосом. И его хотелось — хотелось дикого, несдержанного, жёсткого, заполняющего резко и до краёв, так, чтобы было невозможно сдержать крики, и вероятно, пришлось бы завтра ловить вопросительные взгляды сослуживцев. Хотелось безудержного, неистового, раскалённого, как кипяток, вбивающегося с необузданной страстью. А Эрвин словно издевался, двигаясь нарочито медленно, тягуче, плавно, как волна полноводной равнинной реки. Нежно касался руками и губами, лаская, накрывая, обволакивая, и в то же время неизбежно унося к огромному, неведомому морю. Морем, к которому несла именно эта река, был неизбежный оргазм, хоть волны и не стремились ускоряться. Леви плыл на них, даже не пытаясь удержаться на поверхности; его с головой утянуло в пучину, и он не захлёбывался единственно потому, что непрерывно приникал к устам Эрвина и пил их вкус, сладкий и спасительный, как глоток свежего воздуха в глубине. Он сдавливал бёдрами бока Эрвина, дышал ему в рот часто и рвано, подгибал пальцы ног, и казалось, что их касаются ленты водорослей, тянущих свои щупальца со дна реки. Эрвин умел доводить его до такого состояния в считанные секунды — тембром голоса, прикосновениями, поцелуями. Низвергать гордого, своенравного и независимого до состояния кротости, мягкости и покорности. Леви подчинялся в такие моменты по своей воле, не имея ни сил, ни желания противиться. Он тоже располагал властью над Эрвином — возможно, властью куда большей, чем они оба представляли. Но сейчас отдавался — упоённо, самозабвенно, всем своим существом стремясь слиться воедино, стать каплей в волнах этой реки, покориться течению и позволить нести себя, куда угодно, лишь бы вместе, лишь бы дополнять эту реку, в какие бы земли ни устремлялось её русло. Пальцы одной его руки зарывались в волосы Эрвина, словно в мягкий песок на береговой отмели, пальцы второй шарили по широкой спине, словно пытаясь нащупать точку опоры, а Эрвин двигался в нём мягкими, глубокими толчками, сладко зацеловывал скулы и продолжал улыбаться, словно видел крайне приятный сон. Обычно Эрвин был быстрее, жёстче, несдержаннее, но сегодня он словно специально решил быть настолько нежным, насколько это вообще возможно. Будто слова Леви подействовали на него, как провокация, и он решил доказать — нет, я действую так, потому что мне это нравится, потому что я так хочу. И, плавясь под его пальцами, припадая к его устам, Леви и сам впадал в эту нежную истому, когда не хотелось ни кусаться, ни впиваться ногтями в спину, ни даже подаваться бёдрами навстречу — просто лежать и наслаждаться каждым мгновением, впитывая чистое, незамутнённое удовольствие каждой клеточкой тела, с каждым ласковым касанием, с каждым глубоким, плавным движением внутри. И Леви наслаждался, распластавшись на сидении, упираясь пятками сапог в поясницу Эрвина, любуясь им. Эрвин всегда был красив; Леви и представить не мог ситуацию, в которой этот засранец не был бы чёртовым совершенством. Но во время секса он становился божественно прекрасен, просто невообразимо, и иногда Леви жалел, что не может позвать в их спальню Моблита, дабы зарисовать командора. И он пытался запечатлеть это в своей скверной памяти — густые ресницы, отбрасывающие тени на высокие скулы; приоткрытые губы, поблёскивающие от влажных поцелуев; светлые растрёпанные пряди, мерно покачивающиеся с каждым движением. Низкие, негромкие стоны, проникающие в самое сердце медовым нектаром и оседающие там, вызывая дрожь во всём теле. Мускулы, перекатывающиеся под кожей, гипнотизируя, притягивая взгляд, заставляя желать прикоснуться, обвести пальцем каждую мышцу, каждую косточку. И Леви касался, обводил, оглаживал, наслаждаясь осознанием, что всё это принадлежит ему, ему одному. Ему и мечтам о свободе и далёкой истине, но сейчас сознание Эрвина было не за горизонтом, а здесь, в полутёмном кабинете, в объятиях Леви. Он был самым непутёвым титаном, какого только Леви мог вообразить, затевая эту игру. Порушил все планы. Но сейчас, ведя ладонями по длинной, гибкой спине, очерчивая мозолистыми подушечками пальцев линии шрамов, ощущая всем телом нарастающий жар, Леви и не думал винить своего недотитана. Ему было слишком хорошо от этих неторопливых, ритмичных толчков, от скольжения собственного члена по влажному от пота прессу Эрвина, от непрестанных поцелуев в висок и горячего дыхания над ухом. Он и сам громко сопел, шире разводя бёдра, выгибаясь навстречу ласкающим прикосновениям.  — Леви, — низким, полным страсти голосом произнёс Эрвин, ткнувшись носом ему в скулу. — Ты такой… ммх… красивый. Это значило, что он скоро кончит. Он всегда отвешивал комплименты перед тем, как брызнуть спермой. Леви хотел возразить, что Эрвин даже не смотрит на него, максимум — пялится на ушную раковину, ободок которой обводит сейчас языком. Но возразить не смог, потому что рука Эрвина, пробравшись между их тел, обхватила его член и огладила по всей длине. Леви подался навстречу, бесконтрольно заскулил и сам удивился тому, что издал столь позорный звук. Недовольно запыхтел, заметив, что Эрвин снова улыбается. Пальцы ездили по члену, слегка нарастив темп, в то время как движения бёдер оставались столь же медитативно-плавными. «Слишком медленно, — думал Леви. — Я не кончу, валяясь, как бревно на массаже». И всё же, он уже ощущал, как внутри нарастает оргазм. Не яркой вспышкой, как обычно, а медленной, бурной лавиной — накатывает откуда-то из глубины, где сливаются ощущения от скользящего в заднице крепкого, мясистого члена и от жёстких пальцев, плавно, но быстро подводящих к разрядке. Лавина нарастала, приближаясь, и Леви уже слышал её грохот за пульсацией крови в висках, чувствовал, как вспыхнуло лицо от попыток сдержать рвущийся из груди стон.  — Давай, — Эрвин снова склонился к его уху; голос звучал почти как рычание. — Кончи для меня… мой командор. Его толчки стали напористее и глубже, хотя казалось, что глубже уже некуда; Леви не сдержался и застонал, запрокинув голову. Вцепился ногтями в загривок незадачливого титана, вычерчивая ногтями среднего и указательного пальцев линию разреза. И — то ли от того, что Эрвин с ним делал, то ли от того, каким тоном тот назвал Леви своим командором — кончил на собственный живот, обильно и горячо, пачкая разгорячённую кожу белёсыми струями. Вскинул бёдра, содрогаясь от протяжного оргазма, сдавливая Эрвина внутри, отчаянно хватаясь за его шею. Эрвин попытался отстраниться, но Леви прочнее сдавил бёдра на его талии, цепче скрестил ноги на пояснице.  — Нет! — тяжело дыша, приказал он. Мысли путались и расплывались в экстатическом мареве. — Не смей… пачкать… диван!  — Ты же… не любишь, — простонал Эрвин, замедлившись.  — Люблю, — твёрдо возразил Леви, плохо соображая, о чём именно говорит; его всё ещё потряхивало, и он не успевал за нитью диалога. Мысли всплывали бессвязными клоками, путались, но он точно любил — об этом и спорить было нечего. Любил Эрвина, любил его мягкие волосы, любил его голос и его пальцы, всё ещё выдавливающие из члена Леви последние капельки семени. Он снова сжался вокруг Эрвина, толкнулся навстречу и ощутил, как Эрвин вдавился ближе, вцепившись пальцами в потёртое сидение, и как внутри выстрелило жидким, горячим, заполняя, затапливая. Ощущение было не из любимых, и Леви недовольно поморщился. Это казалось ему делом неопрятным, нечистоплотным; подмываться после такого было муторно и неприятно. Но это было лучше, чем позволить Эрвину кончить на диван, на котором Леви каждый день сидел самолично в чистейших белых брюках.  — Мерзость, — произнёс он, лениво терпя сырое хлюпанье в своей заднице.  — Мерзость? — переспросил Эрвин, жмурясь от удовольствия, продолжая кратко, судорожно толкаться вперёд, изливаясь внутри. — Только что ты сказал... ммх... что любишь, когда в тебя кончают.  — Я такого не говорил.  — Ты сказал, что любишь, — в голосе Эрвина появилась смешинка. — Если не об этом, тогда о чём ты говорил? Или о ком?  — Ясен пень, о свободе, — проворчал Леви, недовольный, что опять сбился. Кончая, он всегда путался в мыслях, и Эрвин любил его подлавливать на этом. — Командор Леви всегда думает о свободе. Даже во время оргазма. ПОСВЯТИМ СЕРДЦА! — и он ударил себя по груди кулаком, неуклюже салютуя. Эрвин хрюкнул, расхохотался и, обрушившись сверху, снова ткнулся лицом в шею Леви. Его дыхание щекотало ключицу, а тело содрогалось и от смеха, и от послеоргазменных судорог. Леви, заразившись его задором, не сдержался и тоже хохотнул.  — Идиот, — умилённо прокомментировал он, выпростав ладонь, зажатую между их тел, и огладив коротко бритый затылок Эрвина. — Хватит ржать над дурацкими шутками.  — Это ведь твоя шутка, — весело заметил Эрвин и немного приподнялся, опершись рукой о сидение. На губах играла мальчишеская улыбка, в глазах горели смешинки. Он был немыслимо красив, и Леви не удержался. Подался вперёд, они соприкоснулись носами и, задыхаясь, обменялись несколькими мягкими поцелуями. От нахлынувшей нежности ругаться расхотелось, и даже накачавшая кишки сперма не бесила так, как должна бы.  — Титан из тебя никудышный, — благостно сказал Леви, откинувшись обратно на сидение, не разжимая ног, обвивающих талию Эрвина. — В следующий раз ты будешь командором, а я — твоим мелким, но кровожадным девиантом. И тогда я тебя точно сожру. Эрвин усмехнулся, подцепил боло на его шее одним пальцем и легонечко подёргал.  — Тебе идёт, — прокомментировал он. — Но уверен — титана ты отыграешь так, что я неделю буду ходить в бинтах после укусов.  — Титана я отыграю так, что ты неделю будешь шарахаться от меня в коридорах и спать с мечом в обнимку, — пригрозил Леви и мечтательно сощурился, повернув голову к лампе. Пламя трепетало за стеклом, бликовало на металлическом ободке, неровное, но яркое и чистое. Подобное Эрвину, ограниченное колпаком, как стеной, но стремящееся озарить собой каждый тёмный уголок, открыть все секреты, таящиеся во мраке. Леви протянул руку к лампе, поднёс почти к самому стеклу, смотря, как пламя просвечивает алым сквозь пальцы. Красивое, но к нему не прикоснуться — обожжёшься. Леви порой думал, сколь силён будет ожог за то, что он посмел прикоснуться к Эрвину. Эрвин, словно уловив его настроение, склонился ниже, провёл носом по щеке, прижался тёплыми губами к скуле.  — Я… — начал он, но Леви накрыл его губы пальцем.  — Молчи, — попросил он, чувствуя непонятную тоску. — Не надо, Эрвин. Молчи. Он не умел говорить слова любви в ответ. А сказать «я тебя тоже» считал неблагодарной вульгарностью, не передающей и малой доли бурлящих в груди чувств. Помешать Эрвину признаться было одним из способов избежать необходимости отвечать. Но Эрвин всегда был самодуром и действовал так, как хотел. Что в переговорах с Закклаем, что соглашаясь изобразить титана в ролевой игре — в итоге полностью перехватывал инициативу и делал всё по-своему.  — Люблю тебя, — спокойно и уверенно произнёс Эрвин и чмокнул подушечку пальца, накрывавшего его губы.  — Зараза, — проворчал Леви, заёрзав под ним, внезапно ощутив дискомфорт и от озвученных слов, и от здоровенного члена, всё ещё растягивающего задницу, и от передавивших бёдра ремней, и от собственного семени, размазанного по животу и уже начавшего подсыхать. Почему-то стало холодно и неприятно. — Двинь жопой. Из меня выйдешь только над полом. Не вздумай заляпать диван. Эрвин чутко уловил перепад его настроения — во взгляде мелькнуло беспокойство, тут же сменяясь трогательной заботливостью. Леви нахмурился, готовый отругать его, если попытается сказать ещё хоть какую-то нежность. Но Эрвин знал его лучше, чем кто бы то ни было. Знал, когда можно позволить себе ласковое слово, а когда нет. Поэтому подхватил под бёдра, поднял и выпрямился, удерживая на себе. Леви вцепился ему в плечи, плотнее сдавил ляжками, чувствуя, как член внутри снова дёрнулся, ощущая, как потекли из задницы тёплые струйки густой спермы.  — Кто сказал, что я собираюсь выходить из тебя? — спросил Эрвин своим низким, чарующим голосом. — Ты слишком хорош в этих ремнях.  — Похотливая образина, — буркнул Леви, сглотнул и закусил губу в предвкушении. Эрвина нечасто можно было развести на второй, третий, четвёртый круг — обычно он нудел, что уже поздно, а с рассветом их ждёт много дел, что Леви нужно выспаться, что его мешки под глазами скоро можно будет использовать для хранения запасных баллонов с газом. Такое, чтобы он сам предлагал продолжить, происходило крайне редко. Это нужно было ценить, и раздражение вмиг схлынуло, уступая место вновь пробуждающемуся вожделению.  — Стол? — предложил Леви, пару раз плотно сжавшись вокруг члена внутри. Эрвин застонал.  — Стол, — охотно согласился он, шагнув вперёд. * * * Эрвин тяжело вздохнул и потёр опухшие веки. Утро после бессонной ночи оказалось ожидаемо муторным. Ночью был стол, за который Леви цеплялся, лихо подмахивая навстречу, выгибался, кусал губы и разбавлял тихими стонами разносящиеся по комнате шлепки кожи о кожу и хлюпанье смазки вперемешку с семенем. Потом были душевые, где они собирались просто помыться, и Эрвин сам не заметил, как оказался бесцеремонно повален на пол задом кверху и наскоро растянут мыльными пальцами. Сейчас, поутру, казалось, что этого было слишком много. Тогда, опираясь локтями о сырой кафель и уткнувшись лицом в собственное предплечье, Эрвину казалось слишком мало. Хотелось ещё, ещё, ещё… Возвращались из душевых они уже в предрассветной полутьме, поэтому сразу разошлись по своим комнатам. Проспать удалось едва ли час; пробуждение было тяжёлым и неприятным. Неприятным из-за недосыпа, из-за отсутствия под боком Леви, из-за саднящей задницы, на которой тот, как всегда, сполна отыгрался. За завтраком Леви казался не более сонным, чем обычно. Угрюмо потягивал чай, запивая остывшую кашу, и глядел в пустоту бесконечности. Стандартная физиономия сильнейшего воина человечества, какой её знал каждый рядовой Разведотряда. А после завтрака сильнейший воин пропал, вопреки своему обыкновению. Не занёс чай, не зашёл пофлиртовать, даже пыль не протёр, что вообще было не в его обыкновении. Эрвин решил, что если Леви не появится в его кабинете, после обеда он сам его подловит. Начал уже думать о плохом — вдруг с Леви что-то случилось? Может, он плохо себя чувствует? Что, если ему стало дурно, и он решил отлежаться? В конце концов, такой некрупный организм не может быть бесконечно выносливым. Эрвин и сам с удовольствием отлежался бы где-нибудь несколько часов. Но не успел он определиться в решении отправиться на немедленные поиски, как дверь кабинета распахнулась с ноги, и внутрь шагнул Леви собственной персоной. Выглядел он довольно бодро и свежо для человека, не спавшего всю ночь. Чеканя шаг, проследовал к командорскому столу, на котором вчера так развратно извивался, невозмутимо выложил перед Эрвином тонкую стопку бумаг и эталонно отдал честь.  — Извини, что не зашёл раньше — было много писанины, — сухо оправдался он. Эрвин, не припоминая, что от Леви требовались какие-то документы, удивлённо приподнял брови.  — Что это? — поинтересовался он, мельком глянув на безупречно оформленный титульный лист доклада.  — Отчет о поимке титана, — невозмутимо ответил Леви. — Устав обязывает меня уведомлять руководство о проведённой работе во всех деталях.  — Что? — удивился Эрвин. — Погоди, мы не ловили титанов. Ханджи сказала, что постарается придумать ловушку, но…  — Я лично поймал титана, Эрвин. Эрвин хлопнул глазами, совершено ничего не понимая. Сонный мозг в тщетных потугах пытался провести анализ ситуации.  — Когда? — переспросил он, наконец. — У тебя не хватило бы времени даже доехать до ворот, не говоря уж о разрешении выбраться в одиночную вылазку, которого тебе никто не давал, а без бумаги стражи гарнизона не выпустили бы тебя, и…  — Эрвин. Не тупи, — Леви закатил глаза. — Я поймал титана. Все сведения в отчёте. Я пошёл мыть окна на третьем этаже. Эрвин опешил, не находя слов от удивления и тупо смотря на отчёт. Идеально ровный, печатный почерк оповещал о содержимом со всей серьёзностью. «Может, я сутки проспал, и без меня они успели отловить титана?» — подумал он, осторожно переворачивая страницу и начиная читать. И тут же почувствовал, что краснеет.  — Леви!  — Мда? — Леви обернулся, уже у дверей.  — Что за порнография в моём кабинете?!  — Порнография в твоём кабинете была вчера.  — Леви! Леви спокойно моргнул.  — Читай, читай, — подбодрил он. — Ты любишь отчёты.  — Но не о том, как мы…  — Хо, — в голосе Леви появились издевательские нотки. — Надо же, какой скромник. Единственный раз в истории человечества отловили титана с яйцами, а ты смущаешься про него читать? Я всё утро отчёт катал. Читай, Эрвин. Эрвин прокашлялся и решительно закрыл доклад.  — Подойди-ка, — приказал он, кивнув на пространство перед столом. Леви хмыкнул, вернулся и встал перед ним, нахально сложив руки на груди. Легонько дунул на чёлку, лезущую в глаза.  — Ты потратил полдня, чтобы написать эти пошлости? — Эрвин развёл руками, указывая на отчёт.  — Нет. Чтобы увидеть, как ты покраснеешь, когда прочтёшь их, — пояснил Леви; в глазах горели лукавые искорки. Склонившись, он оперся о стол обеими ладонями и продолжил тихо, вкрадчиво: — Ты очаровательно краснеешь, Эрвин. Пожалуй, мне стоит заставить тебя читать эти страницы вслух сегодня ночью, а? Он применял один запрещённый приём за другим. Эрвин неспешно пробежался по уголкам страниц пальцем, решив, что можно не ограничивать себя в ответных манёврах.  — Капитан, — невозмутимо произнёс он, ловя взгляд Леви и цепляя его, словно гарпуном. — Я уверен, что отчёт неполный. Перепишите, пожалуйста.  — Неполный?! — Леви мгновенно вышел из себя, возмущённый тем, что его творческие труды не оценили. — Да там двенадцать страниц твоего хрена в моей жопе, со стратегическим анализом и оценкой влияния титанов с херами на будущее человечества!!! Куда полнее-то?!  — Я уверен, что ты опустил свои чувства, — твёрдо пояснил Эрвин и продолжил прежде, чем Леви успел нецензурно выразить своё негодование. — Ты ведь знаешь, при составлении отчётов главное — не упускать ни единой мелочи. Каждая деталь, даже если она кажется незначительной, может оказать огромное влияние на раскрытие тайны титанов.  — Ублюдок, — фыркнул Леви и недовольно потянулся за отчётом. — Дай сюда!  — Ну нет, — Эрвин подтянул странички к себе, по-хозяйски накрывая ладонью. — Я займусь изучением этой части сведений, а ты допишешь то, что утаил.  — Эрвин! — Леви зло сощурился, подавшись вперёд. Эрвин беззаботно откинулся в кресле.  — Я слушаю, Леви, — добродушно произнёс он. — Ты что-то хотел? Кажется, в поддразнивании он зашёл слишком далеко. Леви, цыкнув, единым рывком перелетел через стол, накинулся на него и повалил вместе со стулом, приземлившись сверху. Эрвин ударился затылком о пол и зашипел; перед глазами вспыхнули звёзды. Вокруг зашелестели странички непотребного отчёта о минувшей ночи. Ровные ряды мелких отчётливых букв, складывающиеся в возмутительно бесстыдные слова и абсолютно непристойные фразы. Подняв руку, Эрвин смахнул с лица какое-то особо похабное описание процесса, пестрящее «дырками» через строчку, и почувствовал, что снова сконфузился. Разумеется, он шутил, предлагая Леви написать о своих чувствах. Заставить его сделать это не смог бы даже конец света. Это порой случалось спонтанно, как вчерашнее «люблю» в оргазменном забытьи, произнесённое неизвестно о чём — Эрвин тщеславно надеялся, что о нём, но не мог быть уверен. Впрочем, это было не столь важно, ведь несмотря на отсутствие признаний, на ворчание, на регулярные оскорбления и даже на только что произошедшее нападение, от которого едва не развалился стул, а голова гудела набатом — несмотря на всё это, Эрвин был уверен, что Леви любит его — там, внутри, позади циничных взглядов и равнодушного фырканья. Внутри, где за щитами и заслонами, за сотней стальных дверей таилось живое, трепещущее, израненное, но всё ещё бесконечно сильное сердце. Эрвин не заслуживал его, но Леви и не спрашивал — доверчиво совал это сердце в руки, пачкая кровью, смущаясь, делая вид, что это пустяк, и всё, что Эрвин мог — это принять его дар и пытаться беречь со всей осторожностью. «Я с тобой не ради секса», — сказал Леви вчера. И ведь это тоже было своеобразным признанием.  — Спасибо, — с искренней благодарностью произнёс Эрвин. Странная фраза для человека, которого уронили на стуле после вручения срамной рукописи. Но он не смог удержаться.  — На здоровье, — хмыкнул Леви, сидя верхом на его груди. Он смотрел с лёгким осуждением, но в то же время с игривой иронией — любил контролировать ситуацию. Стоило Эрвину взять верх, как Леви раздражался; терпеть не мог подчиняться. Именно поэтому Эрвин безмерно ценил и его подчинение, и его бесконечную преданность. Столь гордому и непокорному человеку, должно быть, сложно было склонять голову, переступая через себя. Эрвин никогда не злоупотреблял этим; предпочитал просить, а не приказывать, давать советы вместо распоряжений, позволять Леви поступать, как он сам предпочтёт. Леви прекрасно понимал это и лишь прочнее привязывался, сознавая, что его свободу ничем не ограничивают, что у него всегда есть выбор.  — Сейчас кто-нибудь зайдёт, — предположил Эрвин, ненавязчиво положив руки на его бёдра, обтянутые белоснежными форменными брюками.  — Я соскучился за утро, — хмыкнул Леви, поелозив на нём. — Знаешь, каково это — написать дюжину страниц, как ты меня ебал, и ни разу не запустить руку в штаны?  — Зачем писал, всё-таки? — Эрвин не мог не улыбнуться, хотя затылок всё ещё трещал от удара о пол. — Ты же не думаешь, что я обработаю отчёт по протоколам и сдам в архив?  — А слабо попробовать? — На тонких губах Леви тоже заиграла улыбка — острая, мимолётная, но искренняя. Он восседал на груди тёплой тяжестью, словно большой кот, глядел с озорным прищуром, а солнце бликовало на гладких чёрных прядях. — Обсудим, — решил Эрвин, любуясь им. — Для начала я сам ознакомлюсь с твоим творчеством.  — Будь осторожен. Это высокая литература, — с притворной серьёзностью предупредил Леви, и Эрвин рассмеялся. А потом почувствовал, как щеки коснулись тонкие пальцы, огладили нежно, несмотря на шершавые от мозолей подушечки. Подняв руку, Эрвин поймал эти пальцы, и Леви снисходительно прижался к его лицу всей ладонью. Узкой, маленькой, сегодня на редкость тёплой. Взгляды снова пересеклись, говоря куда больше, чем любые слова, и сердце сдавило от трепетной восторженности. И в этот момент из глубин коридора раздалось звонкое характерное «Йо-хо-о-о-оу!»  — Слезай, — вздрогнув, потребовал Эрвин, судорожно пытаясь подобрать валяющиеся вокруг листы бумаги. — Иначе она первая найдёт и прочтёт отчёт о поимке титана. Леви цыкнул, единым движением вскочил на ноги, выдвинул ящик командорского стола, выхватил оттуда тряпку и оказался на стремянке у стеллажа до того, как Ханджи ворвалась в открытую дверь. Эрвин, сидя на корточках, как раз подобрал последнюю бумажку.  — Не гоните, я по делу! — затрещала Зоэ, приветственно вскинув руку. — Склад жалуется, что крюки слишком быстро счёсываются. Нужна более высокая закалка, и я могу… Ой, Эрв, ты чего на полу? Засмотрелся на чью-то жопку и свалился со стула? Леви, обернувшись на стремянке, смерил её свирепым взором и продолжил протирать пыль.  — Левас, не притворяйся, — обернулась к нему Ханджи, растянув губы в зловещей улыбке. — Трёшь сухой тряпкой. Ты никогда так не делаешь, так что кончайте маскарад, мальчики. Все свои, ей-ей! Леви закатил глаза. Эрвин вздохнул, поднимаясь и выпрямляясь, выровнял собранные листочки о столешницу. Эту женщину невозможно было провести. Вероятно, потому, что она пыталась увидеть что-то даже там, где ничего не было, а потому легко замечала, если что-то где-то всё же было.  — О, один улетел! — воскликнула она, подбирая листок с пола и шагнула к столу. Она даже не успела опустить взгляд к странице, как по комнате пронёсся ураган. Эрвин не помнил, чтобы Леви двигался настолько быстро даже в бою, даже на УПМ. Одно мгновение — и пальцы Ханджи пусты, а Леви, промелькнув через половину кабинета, невозмутимо стоит рядом с командорским столом, пихая лист в руки опешившего Эрвина.  — Растяпа, — холодно прокомментировал он.  — Спасибо, — с напускной невозмутимостью ответил Эрвин, расправив плечи. Стремянка, качнувшись, грохнулась на пол. Глаза Ханджи вспыхнули за очками адским пламенем, а с губ разве что пена не закапала от осознания, что она только что упустила из собственных пальцев нечто провокационное.  — Мальчикииии! — взвыла она, всплеснув руками и выражая этим своё крайнее возмущение.  — Ханджи, ты собираешься провести ряд экспериментов, и тебе нужно финансирование, верно? — спокойно напомнил Эрвин, ровняя в пальцах стопку бумаг. — Леви, забери пожалуйста этот отчёт на доработку, я ознакомлюсь с ним позднее. Присаживайся, Ханджи. Я тебя слушаю. Ханджи жадным взглядом проводила документы, которые перешли из рук в руки, и приуныла. Отобрать что-то у Леви было невозможно, и это знал любой в Разведотряде. Эрвин почувствовал долю стыда, что вот так перекинул ответственность за хранение порнографических материалов на своего капитана. Впрочем, тот сам их создал и приволок сюда, так что было справедливо облечь его заботой о сохранности и неприкосновенности столь личных документов. А ещё стоило ночью тайком сжечь их за конюшнями. Но сперва прочесть. Непременно прочесть, Леви ведь писал, старался. Только Эрвин не уверен был, будет ли он больше смущаться или смеяться, читая сей шуточный отчёт. Даже отчёты, написанные Леви всерьёз, отличались столь пронзительной иронией, что невозможно было читать их с каменным лицом. А с тех пор, как они стали близки, Леви как будто нарочно старался провоцировать командора, тут и там вставляя в текст бранные слова, чёрный юмор и неуместные упоминания чего-то, понятного лишь им двоим.  — Не разбазарь последние медяки на её тупые эксперименты, — мрачно прокомментировал Леви, опуская взгляд к отчёту в своих пальцах. Перелистал его, нашёл нужный лист, с нарочито злым лицом показал Эрвину и, крутанувшись на пятках, направился к выходу. Ханджи вытянула шею, но он ловким, быстрым движением свернул бумаги в трубочку, белой стороной наружу. Ханджи надулась, а Эрвин почувствовал, что снова улыбается. И пожалел, что сам не просмотрел страницы отчёта более внимательно. На листке, который Леви ему показал, стояло под текстом маленькое сердечко. Неаккуратное, кривое, выведенное из чернильной кляксы. Но определённо сердечко. Всё-таки, отчёт был полным.