Пэйринг и персонажи
Описание
Эстер знает каждый потайной коридор в Академии, потому что сама не так давно была студенткой. Она знакома с призраками, тайно поселившимися на чердаках, все еще помнит где брешь в защите и как пробраться в город, не попавшись на глаза привратникам. В памяти свежи наказания в виде работы в зачарованном саду, а на руках не зажили ожоги от алхимических растворов. Еще год назад Эстер была выпускницей, а теперь она будущий преподаватель по проклятиям.
Вот только не все так гладко, как казалось.
III. От сказки до страха
18 января 2025, 09:59
Собрались в поход, и ночь темная
Вам дорогу подскажет неблизкую.
Под ногами у нас дрожит земля.
Здесь один за всех, а не за себя.
Режет плотный строй черная свинья.
Словно призрак на поле — судьба твоя.
***
Более двадцати лет назад.
Окрестности Кроухолла.
Они бегут быстро, не замечания, как ветви бьют их по щекам, словно останавливая, прося не совершать эту ошибку. Мир вокруг искрится; казалось, его заполонили светлячки. Солнечные лучи пробиваются зайчиками сквозь густую крону. Лес шумит, шепчется, несётся следом за ними. Он принимает их в колючие объятия, подталкивая ветром и путаясь травой под ступнями. Эстер крепко держит брата за руку, боясь отстать. Она была здесь сотню раз, но как и в первый теряется на развилках и с трудом отличает один поворот от другого. Деревья одинаково высокие и толстые, трава одинаково зелёная, тропинка одинаково петляет. Даже ямы расположены в одном и том же месте. Вокруг Кроухолла лишь несколько кустарников, но стоит зайти дальше, как лес вдруг сгущается, темнеет. Они с Тадди преодолевают поваленные грозой стволы, пролезая между ними, взбираются на холм, скатываются вниз по бревну. За ними следуют три черных крупных ворона. Обгоняя детей, садятся на ветви и наблюдают. Эти птицы много лет были рядом. Присматривали. Следовали за хозяевами, готовые отдать за них жизни... Кроухолл давно стал для них домом. Тадди ведёт Эстер через мшистые камни, пролезая под ними. Его белая рубашка и ее бежевое платье тут же покрываются каплями росы, пачкаются во влажной земле. Остановившись лишь около елей, прислушиваясь, брат указывает пальцем в сторону скал. И они снова бегут. Быстро, почти задыхаясь. Лес расступается, становится реже с каждым шагом, пока от зарослей не остаётся пару невысоких стволов и колючих кустарников. Поляна цветет, тянется вперёд, а потом резко обрывается на возвышенности. Внизу овраг и каменный берег. Внизу бушует море, от которого родители просят держаться подальше. Эстер и Тадди теперь идут медленно. Осторожно. Крадутся. Они смотрят вниз, стараясь не наступить на сухие ветки и разбросанные листья. Трава шелестит под ногами, а вороны-предатели каркают, привлекая внимание матери. Та сидит к ним спиной, склонившись над чем-то лежащим на коленях. Элеанора оборачивается. Золотые волосы, подхваченные ветром, ей приходится поправлять, убирая с лица. Когда брат с сестрой понимают, что напугать маму уже не получится, наперегонки бегут к ней. Тадди обнимает Элеанору за шею, Эстер падает на траву рядом, ложась на бок. Они почти у самого края обрыва, внизу разбиваются о камни дикие, необузданные волны. Горизонт, почти белый. устланный кучерявыми облаками, растекается, напоминая молоко. Пена шипит, когда Эстер смотрит на сверкающую поверхность воды. Её внимание быстро переключается на толстую книгу, лежащую на коленях матери, и на недописанное письмо. Язык кажется незнакомым, но Эстер приглянулись витиеватые буквы, выведенные красивой, бледной рукой матери. Этой рукой Элеанора заплетала ей утром косы. Текст в некоторых местах странно расплывается, будто капли, разлетающиеся от волн, попали и на него и потянули за собой густые чернила. Эстер проводит кончиками пальцев по шероховатой поверхности бумаги. Она всматривается в символ в углу листа. Он чем-то напоминал цветок, а поверх него оказался красный отпечаток пальца. Будто его оставили кровью. — Вы снова сбежали без разрешения? Элеанора и так знает ответ. Она смотрит на Тадеуша, поглаживая его по плечу. Голос, мягкий и тихий, будто мама боится потревожить кого-то, успокаивает и отвлекает от алого пятна. Вороны, примостившись на ветвях ближайших деревьев, молча взирали на горизонт. Там, настойчиво выползая из-за прозрачных облаков, вдруг стали чернеть тучи. Мама всегда боялась грозы. Эстер помнила, как она закрывалась в комнате, как вздрагивала, стоило грому ударить вдалеке. Они с Тадди тоже начинали бояться. Особенно, если мама плакала, отворачиваясь от окна, за которым сверкали молнии. — Пусть они не летают за нами, — брат указывает на нахохлившихся, отвернувшихся воронов. — Они нам всю охоту на фей сорвали. Эстер и Тадеуш точно знают, что в лесу кто-то живет. Иначе что за огоньки вылетаю по вечерам и кружат в саду? Кто оставляет сверкающие следы на листьях? Ведь если старая Батшеба рассказывает на ночь истории про фей, они обязательно должны существовать. Ведь в мире есть магия, так почему в нем не могут жить и феи? — Вороны издревле служат этому роду, — Элеанора складывает письмо в сумку, как-то испуганно глядя на пальцы Эстер, которыми она касалась символа. — Они должны сопровождать вас на протяжении всей жизни, оберегать от бед, направлять в нужную сторону. — А раньше вороны следовали за воинами на поле боя, — Тадди тоже сел. Он неотрывно смотрел на птиц, рассматривающих кого-то в чаще. Интересно, они фей видели? — Так было. Давно. — Элеанора поджимает губы и хмурится. Ее взгляд устремляется в сторону Кроухолла, откуда она так часто уходила и куда изредка возвращалась. Тадди и Эстер как-то резко подрастеряли веселый настрой, но, заметив это, Элеанора поспешила отвлечь их, — А знаете, почему во время сражений они всегда вьются рядом? Поговаривают, рыцари, испугавшиеся врага, предавшие родину, обращаются в воронов. И судьба их — скитаться по миру вечно, пока богиня войны не простит их души и не отпустит. — А она простит? Элеанора сначала открывает рот, чтобы сказать что-то, но вдруг, опомнившись, качает головой: — Этого мне не ведомо. Тучи все ближе. Они неумолимо двигаются в сторону Кроухолла, ветер подгоняет их, приближая беду. Море, словно беспокоясь вместе с Эстер, с каждым разом вскарабкивается по скалам все выше, стремясь укрыться между камнями. На горизонте вспыхивает луч, заставляя Элеанору вздрогнуть и сжать плечо дочери. Дыхание матери стихает на миг, а потом она вновь улыбается, но уже не так, как раньше Они возвращаются другой дорогой. По прямой, избегая луж и вырвавшихся из-под земли корней. В лесу уже не так светло, светлячки куда-то попрятались, унеся с собой и солнечных зайчиков. Эстер и Тадди забегают во внутренний двор, где кидают друг в друга камни и отбивают их слабыми заклинаниями. Едва ли они замечают, что происходит вокруг, но, пока слышат смех матери, оставшейся за углом, все неважно. Тадди встает спиной к забору и ждет атаки, а Эстер вдруг замечает незнакомую женщину у ворот. Сначала ей показалось, будто это была Элеанора. Золотые волосы и светлый наряд женщины, ее мягкие черты лица — все так похоже на их с Тадеушом мать. Но незнакомка явно была старше. Она смотрела на Эстер в ответ, и в глубине глаз ее что-то опасно сверкало. Как молнии в черном небе. Как у хищника на охоте. Незнакомка подошла ближе и остановилась у самых ворот. Она потянула руку к макушке Тадди, но тот отпрянул и окликнул маму. Элеанора вышла из-за угла и первым делом посмотрела на детей. Улыбнулась им удивленно, а потом перевела взгляд на женщину. Сумка упала на землю. Мама подскочила, схватила их с братом за руки и буквально впихнула в заднюю дверь дома. Эстер задела плечом вешалку, та с грохотом повалилась, задев вазы на тумбе. На шум вышла Батшеба. Элеанора посмотрела в окно, расположенное рядом с дверью. Не отводя от незнакомки взгляда, она открыла верхний ящик комода, где должны были храниться перчатки и запасные ключи. — Уведи детей немедленно. И позови Александра. Батшеба силой поволокла их в сторону зала, ворча на своем языке. Эстер обернулась, надеясь, что Элеанора останется дома и не пойдет к жуткой женщине, но та уже открывала дверь. В руках матери было маленькое ружье.***
Эстер открыла глаза, мысленно все еще находясь во внутреннем дворе Кроухолла. Рядом будто до сих пор была та незнакомка, о которой Элеанора потребовала забыть. Ведьма поняла, что проснулась, лишь когда голос брата стих, а на его место пришел крик. Кто-то яростно спорил с секретарем Маттео. Эстер лежала еще с полминуты, а потом поднялась с диванчика, щурясь от света. Ночью она пришла к Санторо и рассказала об угрозах. Посоветовавшись прежде с фамильяром, решила умолчать о найденной в кабинете Мадлен Бьянки записке и присланном кинжале. В намерениях отправителя ни Эстер, ни Цербер не были уверены. Она убеждена, что всё это — одна серьезная угроза. Змей же заверял, что оружие отправил тот, кто хотел помочь и предостеречь. Так и не найдя компромисса, они решили отложить разговор до утра. И вот, утро наступило. Фамильяр появился, когда Эстер складывала небольшой плед, которым Санторо укрыла ее. — Неужели думаешь, что злодей прислал бы кинжал с подписью «береги себя»? — Цербер посмотрел осуждающе, будто его ведьма не понимала очевидных вещей. — На его месте я бы написал что-то вроде «У меня есть ключ от твоей комнаты и заклинание, которое убьет тебя раньше, чем откроешь рот». Согласись, звучит страшнее. Эстер покачала головой: — Прости, но «Береги себя» с недавних пор я воспринимаю как угрозу. — Ты просто зашуганная. Но тебя можно понять. Всё же мы многое пережили. Особенно ты. В детстве. Змей смолк. Он знал, что снилось ей сегодня. Эстер отвернулась, рассматривая пустой кабинет. Санторо разбудила ее совсем недавно, предупредила, что пойдет разбираться с дракой студентов, и оставила ведьму досыпать. Не желая занимать чужое рабочее место, Эстер в спешке вышла в приемную, но там уже было пусто. Кто бы ни спорил тут минуту назад, их и след простыл. Утром в выходной день академия пустовала, а потому Эстер без свидетелей добралась до комнаты и, закрывшись, опустилась на стул. — Я тут подумал. Не знаю, может, это бред, но... — Цербер постучал хвостом по коробочке, в которой лежал кинжал. Она осталась стоять на подоконнике, где они ее и оставили вчера. Эстер почти ощутила холод лезвия, проходящего по ее шее. — Если мы с тобой в равной степени правы. Например, эту штуку прислал враг, но с намерением предупредить, надеясь, что ты не встанешь на пути. Понимаешь? Эстер не нашла в себе сил, в легких — воздуха, а в голове— слов, чтобы ответить, но Цербер продолжил сам: — Помнишь, мы перелезали через забор и столкнулись с Вороном. Тебе не показалось это странным? —Мне всё, связанное с Верховным Ведьмаком, кажется странным. — она повертела головой, стараясь размять затекшую шею. Старые раны этим утром не тревожили ее, что несомненно радовало. — Такое вообще безопасно говорить в Академии? — Ну, у вас с ним уже был конфликт. — Пф, да какой там конфликт. — Ты почти прямым текстом отправила его на пенсию, сказав, что он, его знания и методы устарели. Эстер отмахнулась и слишком быстро встала. Рывком распахнула шкаф и вытащила костюм. Легкое платье, которое она нацепила ночью, чтобы добраться до Санторо, успело помяться и стало пахнуть потом и пылью. — И от своих слов отказываюсь. Тогда я была на эмоциях из-за окончания обучения и пропажи брата. — Боишься, что Ворон не простил тебе этого? Поэтому сбежала на Аляску? — Что за бред? Давай оставим эту тему? Почти такой же разговор состоялся у их перед сном, но тогда Эстер не в состоянии была слушать. Ее потряхивало от страха и усталости, а Цербера распирало от предвкушения таинственного расследования. После просьбы исчезнуть, фамильяр оставил ведьму самостоятельно отпугивать ночные кошмары. Проснувшись после полуночи, она пошла к Санторо, чтобы хоть ненадолго почувствовать себя в безопасности. Они долго говорили, пили горячий чай, и Эстер в конечном счете задремала на диване. — Куда теперь? — Цербер вернулся, когда Эстер застегивала на запястье цепочку тонкого браслета. — Какие планы? — Нужно поговорить с Маттео. Он явно что-то знает. И скрывает. — фамильяр драматично и наигранно шумно вздохнул. Он, конечно, просил держаться подальше от секретаря Ремо, но других кандидатов на роль подозреваемого не нашлось. — Ты же сам хотел интересное приключение. У нас с тобой имеются 8 преподавателей, которых превратили в сомнамбул, пятеро ведающих, на которых поставили метки, десять пропавших без вести и, конечно, профессор Бьянки. — Не забудь про тайного оруженосца, отправляющегося в шкатулках не брюлики, а ножи, и про наше семейное расследование. Эстер захотелось вздохнуть. Она будто оказалась в темной комнате, а вокруг Паучиха-Судьба сплела из сотен липких, острых сетей паутину. Ведьма шла и резалась, снимала одну нить, а за ней в руки падали еще десять других. За одной загадкой появлялись новые. Эстер явно не хватало ножниц, чтобы прорезать себе путь и оборвать все связи с прошлым. К счастью, Маттео оказался в приемной. Он упорно переписывал что-то, не замечая вошедшую. Пришлось настойчиво постучать по косяку двери, чтобы привлечь внимание секретара. — Эстер, здравствуйте! — он торопливо поднялся, убирая исписанные листы в кожаный переплет, и вышел из-за стола. — Рад видеть, как спалось? Наверное, непривычно на новом месте. — Прекрасно, — она пожала горячую руку и попыталась рассмотреть настоящие эмоции за маской дружелюбия, но Маттео широко улыбался и даже слегка нервно поправлял волосы. Эстер бы не поверила, скажи кто-то, что вчера этот человек напугал ее до полуобморочного состояния. – Даже половицы не скрипят. И никто не стучится в дверь. Он посмеялся и указал на диван: — Вы к ректору Санторо? Она еще не вернулась, вызвали срочно из города. Но можете прийти после полудня. — Я подожду. Он кивнул и подошел к шкафу, стоявшему около его письменного стола. Все в кабинете осталось таким же, каким помнила Эстер. Разве что царил здесь не такой идеальный порядок, который был при прошлой секретарше, старенькой и вредной ведающей, помнившей обо всех промахах студентов. — Не хотите чая? — С удовольствием. А вы посвятите меня в последние события? Уверена, новостей много. Маттео вскоре поставил на столик две чашки и сел напротив. Они начали разговор с чего-то неважного. Секретарь рассказывал о том, как плохо покрасили стены в обсерватории, о студентах, постоянно устраивающих цирковые представления. Эстер в какой-то момент и вовсе забыла, зачем пришла. Было приятно ненадолго вернуться в нормальную жизнь, когда можно не вдумываться в каждое произнесенное слово. Она слушала о нововведениях в академии, о каких-то праздниках, о городских ярмарках и документах, в которых секретарь уже тонул. Маттео ловко избегал тем, связанных с сомнамбулами и пропажами ведающих. Эстер даже успела расслабиться. — Кажется, в этом году в Академии появилось так много новых лиц. Преподаватель алхимии, профессор Калисто, если мне не изменяет память, тоже совсем недавно прибыл. Его предшественник, уверен, вы знали его, отошел от дел полгода назад. Принял экзамены прошлой весной и уехал в Рим. — Так долго искали замену? Маттео непринужденно пожал плечами: — Я кадрами не занимаюсь. Но ректор Санторо пару раз упоминала, что многие кандидатуры отвергал Ковен. — Вот как, — упоминание Ковена вернуло Эстер на землю, заставив вспомнить, о чем она собиралась поговорить с секретарем, — Маттео, я хотела спросить о сомнамбулах. Он напрягся, резко выпрямившись. Взгляд его метнулся к двери. Та была закрыта. Кивнул, несколько настороженно и неуверенно. — Скажите… Эстер наконец взяла остывшую кружку и прижала к губам. Ей нужно было собрать мысли в одну полноценную. Сделала небольшой глоток. На языке неприятно защипало. В нос ударил противный, резкий запах. Она опустила взгляд в чашку и увидела там вязкую бурую жижу. В ней плавали... о боже, куски кожи и костей. Горло обожгло вкусом металла, а в легкие будто попала вода, смешиваясь с воздухом. Показалось, будто кровь в кружке забурлила. Эстер, кашляя, отбросила чашку на пол, стараясь не дать телу извергнуть ужин вместе с пойлом. Она ощущала жжение горячей жидкости на губах. Ледяной ладонью провела по лицу. Маттео подскочил, глядя на нее испуганно. Эстер же посмотрела на руку. Та была чистой. Ни запаха, ни вкуса крови. По полу растекался обычный черный чай. — Эстер, вы в порядке?! Обожглись? — Да, простите... — она судорожно пыталась понять, что произошло. Разлетевшиеся во все стороны осколки кружки напоминали раздробленные кости. Эстер сглотнула, надеясь, что ее не вывернет. — Больно? Может, к лекарю? — Нет-нет. Не нужно. — Я тут уберу, пока не пришла Санторо или, помилуй Геката, Ворон. — Он помог ведьме встать и проводил до двери. Распахнув ту, подтолкнул Эстер в спину, — А вы возвращайтесь и убедитесь, что ожог не серьезный. И прошу, сеньорина, отдохните. Она не успела и слова вставить, как секретарь, торопливо оглядев кабинет и резко выдохнув, вывел ее в коридор. Эстер надеялась еще что-то спросить, но Маттео вдруг шикнул на нее и жестом показал в сторону общего зала. Она уже сделала несколько шагов, постепенно отходя от шока, как услышала в спину: — А то от усталости всякое может привидеться. Эстер обернулась так быстро, что в шее хрустнули суставы. Маттео скрылся за закрытой дверью, оставив ее в одиночестве думать на произошедшим, которое все больше напоминало безумный сон. В комнате ведьма пристально разглядывала смятую кровать и ждала, когда фамильяр произнесет хоть слово, но тот молчал. Подушки были сдвинуты в один угол, плед неровно скинут на пол. Это все настораживало. Эстер казалось, что она заправляла ее иначе. — Тут кто-то был. — Не глупи, никого тут не было, — сказал Змей наконец, — Ты ночью так быстро пыталась прибраться в комнате, неудивительно, что постель выглядит так. — Ладно, я начинаю параноить. — она села на стул и глянула на шкатулку с чертовым кинжалом. Открыла, проверила, что тот на месте. Закрыла. — Что произошло в приемной? — Судя по рассказу, это заклинание, вызывающее галлюцинации. Вот только проблема в том, что я не заметил на тебе следов магии. — Отлично. — Эстер взмахнула руками, зло глядя на кусок своего отражения в зеркале. Оно было наполовину занавешено халатом, который Эстер бросила на раму. — Причём случилось это в тот момент, когда я заговорила о сомнамбулах. И как настойчиво секретарь поспешил меня увести. Он причастен, уверена! Не бывает таких совпадений. — Помнишь, вчера Маттео провожал тебя до комнаты, — Цербер начал говорить медленно, будто сам еще обдумывал, — И ты ненадолго ощутила, что не можешь двигаться по своей воле. Тогда ведь я тоже чувствовал воздействия чужой магии. — И что всё это значит? — Эстер, — Змей моргнул, привлекая внимание ведьмы, — Давай пока оставим твою Трагедию. Остановим расследование, касающееся исчезновения твоей матери и Тадеуша? Разберёмся с сомнамбулами в Академии, иначе, чувствую, окажемся в опасности. Эстер пришлось сделать несколько вдохов, прежде чем неуверенно пожать плечами. Сначала узнавать об исчезновении матери запрещал отец. Потом мешала учеба. Потом Тадди увлёк её изучением Кроухолла и в целом истории Кроу. А когда пропал и он, Эстер была слишком подавлена, чтобы разбираться с семейными тайнами. И вот, когда она наконец-то нашла силы двигаться дальше, её забирают в Академию, где теперь небезопасно находиться. — Хорошо, ты прав. Сначала сомнамбулы. Могут пострадать и другие ведающие. — Цербер одобрительно покивал, слыша ее слова, — Вчера Маттео потребовал не приближаться к аудитории Мадлен Бьянки, но он не в курсе, что мы там уже побывали. — И нашли записку. Вспомнив о ней, Эстер вытащила из комода книгу и, открыв где-то на середине, достала мятый лист. — «Напиши письмо Вив. Можешь не рассказывать о проклятии, она уже догадалась. Мне бы не хотелось подвергать ее опасности, но другого выбора нет. Ковен настаивает на возвращении твоих». Подпись «Мади». — прочитала Эстер, — Мы решили, что принадлежит она Мадлен Бьянки, последней из тех, кто стал сомнамбулой. Предназначалась, вероятнее всего, Санторо, хотя я не уверена до конца. Но они с Франческой были близким подругами. Эстер хмыкнула, потеряв мысль. А что дальше? Ну, записка. Ничего особенного в ней не было. Не с кем и не с чем было связать текст. — «Вив» — Вивьен, уверена в этом. Но она бросила Академию и, насколько я помню, не была близка ни с Мадлен, ни с Санторо. — Прошло много лет, ведьма, мир не стоит на месте. Как насчёт того, чтобы пройтись до Гейта и поболтать с твоей Вивьен? — Отличная идея. Если она осведомлена о делах академии, можно и о Маттео Ремо разузнать. — Вот и план наметился, — Цербер улыбнулся. Эстер даже дышать стало легче. Наверное, всё в жизни не так плохо. Она справится. Должна справиться. — Не будем продумывать сотню шагов наперёд, ведьма. Давай идти медленно и обдуманно. Эстер, ощутив, как камень отвязался от шеи, сделала полноценный вдох, ощутив в груди приятную боль. — Главное, чтобы наша нерасторопность не стоила кому-то жизни. Начнём с Вивьен. И сходим ещё раз в аудиторию Бьянки. Днём Эстер ещё раз навестила к Санторо и подписал оставшуюся кипу бумаг. Вместе с заместителем — немолодой женщиной, которая прежде в Академии не работала, — Франческа ввела ведьму в курс дела, показала учебный план, выдала студенческий журнал и напомнила обо всех существующих правилах безопасности. Вечером Эстер выходила из кабинета, едва волоча ноги. Пришлось дойти до ателье, чтобы подобрать подходящую должности форму. Потом Санторо отправила ее в библиотеку за учебными пособиями и в лабораторию за зачарованными камнями, которые поглощали слабые проклятия. После обеда ректор показала Эстер ее будущую аудиторию, расположенную в противоположном от кабинета Бьянки крыле. Франческа о Мадлен говорила неохотно и на вопрос, почему кабинет бывшего профессора не используется, ответила уклончиво. Мол, там не навели порядок. Следом Эстер оказалась в палате лекара, ибо секретарь, обеспокоенный состоянием новой коллеги, рассказал Санторо о том, как ведьма едва ли не в обморок упала посреди дня. Фамильяр то ворчал, то посмеивался. Он относился к Маттео Ремо настороженно, но не спешил записывать его в список заклятых врагов. Поднимаясь поздним вечером по главной лестнице, Эстер боковые зрением заметила Ворона. Тот быстрыми, широкими шагами пересекал коридор, не глядя по сторонам. Растянувшись на кровати, ведьма перечитывала очередное письмо. Около кровати валялись уже три смятых, а то, что она держала в руках, было испещрено чернильными пятнами и рваными ранами от острого пера. Слова никак не складывались в полноценный текст даже в мыслях, а на бумаге выглядели ещё более жалко. Эстер пыталась написать отцу, рассказать последние новости, но все прошлые письма сочились обидой и ядом. Наверное, ей отчаянно хотелось, чтобы Александр хоть раз за годы ее пребывания в другой стране поинтересовался ее состоянием. Но тот так и не прислал ничего. — На выходных нужно встретиться с Лекс, — сказала Эстер в пустоту, разглядывая мерно покачивающиеся от сквозняка шторы. Их шуршание успокаивало ее. — С кем-кем? — Фамильяр поднимает голову, открывая один сонный глаз. — Девушка, которую мы спасли на улице. — А, да, припоминаю. Странная. Неправильная. — Цербер поморщился, мотнул рогами и улегся обратно на подушку. — Ты о чем? — Ну, знаешь, мы, фамильяры, бывает, смотрим на человека и понимаем, что ему тут не место. Это сложно объяснить. — Эстер смотрела на Змея выжидающе, и тот сдался. — Представь, ты много лет жила в комнате. Ты знаешь расположение всех предметов, можешь ориентироваться с закрытыми глазами. А потом ты надолго уезжаешь. И вот ты вернулась в эту комнату, и понимаешь, что там что-то изменилось, но просто не видишь, что именно. И у нас так бывает. Смотришь на толпу и замечаешь кого-то лишнего, неправильного. Эстер просидела до темноты. Она много думала о Мадлен Бьянки, о Вивьен и Санторо. Много говорила с фамильяром о событиях последних дней, стараясь отогнать тревогу. В голове крутилась ночная встреча с Маттео и записка, найденная в аудитории. Эстер лежала поперёк кровати, обнимая холодное одеяло, и медленно засыпала, слушая неразборчивый голос Змея.***
Поместье Князя Островского.
Несколько недель назад.
Осени в России, особенно поздние, всегда были холодными. По крайней мере так говорили. Эстер же провела здесь от силы полгода, четыре месяца из которых – лето и весна. Но ноябрь, подкравшийся незаметно, замел снегом весь Петербург, покрыв лужи тонкой коркой льда. Эстер пыталась заняться расследованием исчезновения матери с того самого дня, как покинула Венецию, но вышло лишь спустя год. Первое время она жила на Аляске, смиряясь с пропажей брата и безрезультатными поисками северных сов. Там она тщательно изучала дневники Элеаноры. Об их существовании Эстер узнала, когда пришла домой сразу после выпуска. Она надеялась попрощаться с отцом, но тот уехал раньше. В потайной комнате, о которой они с Тадди даже не догадывались, на одном из комодов лежали три дневника. Элеанора писала много, но изучив все, ведьма с разочарованием осознала, что это лишь малая часть. Мама на одной из страниц упомянула о десяти своих дневниках. Записи в целом казались странными. Выверенными, идеальными. Жизнь Элеаноры уж точно не была таковой. Обсуждая это, они с фамильяром пришли к выводу, что настоящие дневники мать надежно спрятала, а эти оставила для каких-то целей. Эстер боялась так никогда и не найти их. Но в фальшивых мать однажды рассказала о зеркале, которое считала очень важным. По словам Элеаноры, зеркало это создала ее бабушка и зачаровала. Оно должно было показывать истинный облик вещей, хоть мама сомневалась в этой его способности. На обратной стороне зеркала, где обычно располагались украшения в виде узоров или драгоценных камней, бабушка Элеаноры выгравировала имена семи демонов Гоетии. В дневниках мама постоянно писала о том, что зеркало по ее глупой ошибке попало в руки князя Островского. В Россию Эстер поехала именно за ним, но отдать его добровольно князь отказался. Пришлось действовать так, как учил ее Тадди. Присаживаясь на корточки, Эстер коснулась ладонью разбитого колена. Она взобралась через окно третьего этажа, рухнув пару раз с качающихся карнизов. Княжич, сын Островского, сидела на кресле, сдерживая смех и разглядывая запыхавшуюся, покрытую снегом ведьму. Они случайно встретились на ярмарке, а следующим вечером уже обсуждали творчество Эдгара Аллана за чашкой чая. Судьба ли свела их или так было нужно Гекате, но княжич оказался на удивление приятным человеком. — Зеркало точно поможет в расследовании? — Евгений, закрывая окно, обернулся к Эстер. — Поможет. Узнав о проблеме, княжич сразу согласился провернуть похищение зеркала. Эстер описала его внешний вид и особенности в виде сколотой ручки или крупной царапины, о которых упомянала в дневниках Элеанора. Евгений, на удивление, поверил ей (за что она была искренне ему благодарна). — Но как оно оказалось у отца? — Батшеба, моя наставница, говорила, что мать обменяла его на что-то, когда была в России. Они говорили еще несколько часов, дожидаясь, когда слуги разойдутся по домам. Евгений объяснил, как пройти в кабинет отца, а сам отправился выманивать его на первый этаж. Эстер знала, что зеркало лежало в тайнике за деревянной полкой. Она вошла в кабинет беспрепятственно. На нем не лежало никаких охранных чар, Островский-старший даже не запер дверь на ключ. Тайник нашелся быстро, и, вытащив оттуда зеркало, Эстер поспешила убрать его в сумку. Внизу послышался крик Евгения. — Поймать! — донеслось от двери. Эстер обернулась и увидела только летящую в нее арбалетную стрелу. Если бы не магия фамильяра, железо раздробило бы ей череп. Эстер не думала. Сорвалась с места и, схватив со стола пепельницу, бросила ту в окно. Стекло разбилось, осколки разлетелись во все стороны, а она сама прыгнула вниз. Эстер, рухнув в сугроб, уже слышала лай собак и крики со двора. Она добралась до сада, когда магия Цербера уберегла ее от еще одной стрелы. Эстер была у ворот, когда из-за покосившегося строения выскочил мужчина с серпом. Он ударил так быстро, что она не успела среагировать. Острие вонзилось под ключицу, разорвав кожу. Эстер не знала, как сбежала оттуда. Она неслась через лес, не оборачиваясь. Пришла в себя только когда вышла к набережной. Проклятие, наложенное, как она позже узнала, вообще на все оружие, имеющееся в доме Островского, распространялось по крови быстро. — Рискованно, но оно того стоило. — Эстер вытащила из сумки зеркало. Когда-то его держала в руках ее мама. В отражении показалось лицо ведьму, искривленное от боли. — Давай домой. Надо замедлить проклятие. Нам утром уезжать в Венецию. Эстер, отмахнувшись от фамильяра, побрела пустыми улицами к гостинице.***
Настоящее время,
Улицы в окрестностях Гейта.
Мрачная Венеция утопала в ненависти к себе. Она мочила слезами дождя площади и крыши домов. Она увядала на глаза, ведь в самой глубине ее сердца проросли сорняки, пропитавшиеся ядом непонимания и предательства. Инквизиторы рыскали по городу, стремясь отыскать слабого, не способного защитить себя ведающего, не замечая, как мимо них проходил человек, на чьих руках уже десятки загубленных жизней. Робин Гуд (под этим именем он был известен в своих кругах, ибо другого никто не знал) направился к месту, где когда-то едва не погиб. Он помнил, как лежал много лет назад на полу в Гейте, ожидая смерти, но она так и не явилась за ним. Зато явился кое-кто другой. Кто-то страшнее. В Венецию Робин Гуд приехал с одним единственным приказом — не спускать глаз с Дарио Бартоломью. Священник много знал. Слишком много, чтобы свободно разгуливать по городу, и в то же время слишком много, чтобы погибнуть и лишиться этих самых знаний. Но сегодня Робин Гуду приказали сделать очень важное дело. А потом он шел к Гейту, пересчитывая ножи в карманах. У дверей заведения стояла девушка. Светловолосая. В легком платье. Именно такая, какой ее и описывали. Робин Гуд не помнил ее имени, да это и не было важно. Он шел ей навстречу, а девушка, к своему несчастью, его совсем не замечала. Даже выйдя на свет, мужчина не пытался спрятаться. Если быть честным, ему предстояло навестить не только юную леди, нашедшую убежище в змеиной норе, но и одну из будущих союзниц. Или пленниц. Тут уже он не вправе решать. Вот о ней Робин Гуд знал многое. Даже больше, вероятно, чем она сама. Разве что пробраться на территорию Академии не представлялось возможным. Да и это его не пугало. Крысы везде найдутся, нужно было лишь подобрать подходящий сыр.