От порока к милосердию

- Ты чудовище... ты не мой сын! - кричала, надрывая в очередной раз связки, женщина, чье лицо будто черным полотном предстояло над плачущим ребенком. - Ма..мама.. не говори так, это не правда.. - дрожащим голосом молвили уста во влаге слез. - Уберите его от меня... я не хочу видеть этого... - прошипела она, решив закончить без колебаний.. - урода. И снова двери закрылись перед самым носом ребенка, который так и не мог понять ненависть единственного кровного родственника. Сукуна так хотел ощутить теплые объятья, слышать колыбельные перед сном, чувствовать как ее пальцы пропускают розовые волосы, но этого не было и не будет никогда. Мать всегда смотрела на него, как на оборванца, который испортил ей всю жизнь. Ее слова пронзали душевную суть ни в чем неповинного ребенка, чье желание заключалось лишь в жажде ласки.   Его отец покинул храм сразу, как увидел младенца с четырьмя глазами и руками. Сукуна даже не знал его в лицо, веря словам служанок, что твердили о его ранней смерти перед самим рождением наследника. Вся родословная была стерта от глаз любопытного малыша. Лишь холодные взгляды, наполненные ядом презрения и холода через бокал, встречали каждый день. В дождь и слякоть, под солнцем и жаром, будь то под покровом ночи или в разгар дня - колкие слова словно камни бились по невинному ребенку сквозь стены. Душевные раны покрывали младой ум, пока надежда меркла с яркостью радушек глаз, в то время как с каждым стяжком всевозможных увечий рисовалась картина реального монстра, которого так хотели в нем видеть настоящие чудовища. Все слуги избегали его, не желая подхватить проклятье рода. Сукуна часто недоедал или был ни раз отравлен. Еда низкого качества, что была лишь объедками со стола военных, застревала в детском горле. Придворные лекари нехотя лечили его дешевыми снадобьями, пока ребенок в конвульсиях боролся с горячкой.  Словно брак он был никому не нужен - изгой, чьего смертного приговора ждали все, кто видел его в лицо. Незамысловатые татуировки словно оковы сковывали его на каждом году одинокой жизни, полной лишь страдания и агонии. Фигура, что заштопана слухами и ложью, стояла на шахматной доске без возможности быть использованной во благо. Казалось, даже пешка могла растоптать его, не убирая с доски, а лишь оставив мокрое пятно матовых оттенков. Сукуна испытал все: одиночество, сломанные кости, глубокие раны, издевательства, одиночество, утрату.. Единственным его другом была маленькая белая кошка, чьи небесные глаза без страха и отвращения встречали всякий раз, когда мальчик бегал по лесным просторам. Животному было все равно на его вид, даже если он пугал других жителей леса. Приветствуя его мягким мяуканьем, белая нимфа запрыгивала ему на колени, образуя пушистое кольцо. Четыре руки усердно и нежно проводились по гладкой шерстке, пока голос души ведал другу о своих бедах. Шли годы, и когда-то маленький хилый малыш превратился в высокого пугающего мужчину. Любимец покинул этот свет под личиной скоротечности времени, а другие глаза так и не избавились от своих гнилых привычек. Настал тот час, когда ему нужно восходить на трон в укор всем нежеланиям и прихотям клана и подчиненных.  Началась коронация, все члены клана собрались в большом зале в одеяниях подстать их месту в этом улии коварства и безжалостности. Тишина окутала пространство, удушающе действуя на придворных. Личности, что пятнали имя будущего Короля, выжидающе сидели, будто приклонят колено перед новым главой. Да будет вам известно, начнется настоящая резня. Тяжелой поступью в черном одеянии, украшенном золотистыми узорами ступала нога нового правителя. Взгляд холодный и острый не сводился с трона, не возжелав видеть завистливые противные лица, обернутые в пелену страха. На вершине стояла какая-то женщина, ее лик был незнаком ему, но запах выдавал с потрохами. Это была его мама - женщина, что родила его на свет лишь ради того, чтобы проклясть. - Я собрала здесь всех, что объявить тебя... королем - с явным презрением сказала женщина. Голоса тысячи людей начали петь, восхваляя нового короля, но ни в одном слове иль голосе не звучало и нотки искренности, ровно как и уважения. Столь душно стало от приторности их лжи, что заставляло бурлить кровь по венам, учащая биение сердца. Голубые глаза сузились во имя взаимной ненависти,когда окончание части коронации закончилось низкими поклонами. -Подойди... - молвил удушающий женский голос. Ступеньки скрипели под давлением веса высокого мужчины в ожидании заключительного пакта. Руки протянули почти плоскую чашу, чей золотой орнамент украшали драгоценные камни. Рубины сверкали в глубинах остекленевших глаз, когда губы коснулись безвкусного снадобья. Но не успели все насладиться звуком глотка и увидеть как яд парализует тело ненавистного существа, как чаша была опрокинута на голову женщины, чей вопль стал утешением спустя столь долгие лета истязания и унижений. Кислота пожирала нежную кожу, уродуя ее булькающими волдырями и язвами. Жаль он не видел ее лица почти с рождения, ведь настоящая мать не звала бы его монстром, обрекая на смерть. Голова запрокинулась назад в наслаждении от звуков криков и нового потока проклятий. Четыре ока распахнулись в поиске исступления жажды крови, прежде чем два пальца зависли в воздухе. Зал, что заставлял бы светиться корону ярче, теперь украшался столь извращенно прекрасными брызгами крови, куски плоти еще повисли в воздухе под пристальным взглядом Сукуны. Никаких криков больше не было, лишь мокрые звуки от падающих частей тел. Некогда небесные глаза пропитались кровью падших, став багровыми как вывернутая свежая кожа. Холодный взгляд скользнул к женщине, которая в приступах боли, корчилась на полу. Массивными ладонями он сжал маленькое лицо чужой для него твари. Слезы капали с черного полотна на кровавый пол, пока крики не перешли в тихие всхлипывания. Он поднял его на уровень своей головы. Женское тело повисло в воздухе, пока руки царапали его кожу.  - Ты... чудовище.. - Я знаю... матушка.

꒷꒦꒷︶˚︶︶꒷꒦˚꒦꒷︶˚︶︶꒷꒦˚︶˚︶︶꒷꒦

- Я чудовище... - молвил хриплый голос в бессознательном состоянии. Эльфийка вздрогнула от его голоса, который был пропитан чем-то помимо обычной грубости и жестокости. Клиффорд взглянула на лицо, что украшалось маленькими морщинками. Ей не было известно о его прошлом, ровно как и о настоящей личности за пределами поле боя, ведь каждый день с ним был борьбой в надежде на благосклонность. Несмотря на ее отношение к Сукуне, она пристально следила за ним в течении всего времени. Простыни всегда были свежими и прохладными, покрывала пахли лавандой, подушки взбиты до первых выпирающих перышек. На столе лежало небольшое блюдце с мокрой тряпкой, если жар снова будет истязать могучее тело в моменте уязвимости. Да, она ненавидела его за поступки, но не могла навредить ему не только из-за контракта. Его муки, лицо, что искажалось в приступах дискомфорта, по неизвестной причине отдавались неприятным холодком по всему телу. Бережно руки накладывали новую повязку на вспотевший лоб, а глаза следили за каждой почти непроницаемой эмоцией на стоическом лице мужчины. - Ты не чудовище... никто не рождается плохим. Тебя наверняка сделали таким обстоятельства или люди.. - размышляла вслух эльфийка, зная, что ведет монолог. Легким движением она убрала выбившуюся прядку розовых волос назад и поправила одеяло, натянув его по шею. Ее любопытство навсегда останется не усыпленным. Некоторые вопросы будут слегка царапать ее сердце, не находя выхода.  *Почему он стал таким? Зачем ему вся эта жестокость и желание власти? Неужели он не видит ничего лучше затеи убивать и мучить?* Но по какой-то причине она не могла сравнить его с людьми, кто отнял у нее все. Сукуна Ремен был другим - Король Проклятий был сам... глубоко ранен?.. Клиффорд быстро помотала головой, отгоняя поверхностные мысли, что закрались в ее голове невольно. Нет уже никаких возможностей перекрыть вековое прошлое, стены льда которого возводились с отменным качеством, чтобы избежать любого проникновения. Эльфийка знала это не понаслышке и теребить его после пробуждения точно не станет. Тяжело вздохнув, пальцы снова прошлись по непослушным прядям. От внезапного движения глаза эльфийки расширились от удивления и неверия. Король Проклятий словно бедный котенок прижался щекой навстречу ее руке в поисках покоя от лихорадки. Клиффорд сжала губы, когда смесь чувств и эмоций начали колоть лед под грудью. Она хотела убрать руку, не дать эмоциям взять вверх, но вид измученного Сукуны, что так жалостливо утыкался в ее ладонь не мог остаться без внимания. Робким движением эльфийка нежно обхватила его щеку, поглаживая большим пальцем, ощущая сжатые клыки в челюсти.