Неделя в коворкинге "Селестия"

@канал It is Wednesday, my dudes! Середина рабочей недели, а значит, клуб любителей чая приглашает всех желающих в досуговую: сегодня пробуем зелёный галапагосский, но нальём вам любой по вашему вкусу. Большое спасибо @Lisa_Minchi за организацию и @Zhongli за предоставление ассортимента для еженедельного чаепития! (множество реакций :wednesday_my_dudes)  — Вы поссорились? — тихонько спрашивает Джинн. Кофе у нее не крепкий и чёрный, как обычно, а больше похож на маршмелловое чудовище. Выглядело это сладко, до ужаса сливочно и очень нехарактерно для Джинн. Дилюк косится в сторону Кэйи, который хмуро топчет пальцами клавиатуру.  — Ещё пять лет назад.  — Да нет же, я не об этом. Это у вас привычное, но вы хоть как-то разговаривали. А сейчас между вами пробежала кошка размером с хорошего тигра.  — Я с ним поссорился. Не он со мной. С Кэйей не получится поссориться обоюдно. Он — самый невозможный человек в моей жизни. Дилюку неприятно произносить эти слова. Но это правда. Дилюк предпочёл бы произносить что-то вроде «самый замечательный» или «самый лучший». Но Кэйа не замечательный и не лучший. Кэйа попортил ему много крови и продолжает изводить его до сих пор. Иногда он просто открывает рот, и Дилюку очень хочется ему врезать. Потому что Кэйа говорит именно те слова, которые он хочет услышать, но с этой паршиво-шутливой интонацией, которая стирает всё доверие. Дилюк ему не верит, и идти на компромисс первым для него — сломаться. Ломаться и уступать Дилюк разучился и учиться заново не намерен. Джинн топит ложечкой маршмеллоу в сливочной жиже. Маршмеллоу не топятся и упрямо теснятся в кружке, как куски льда в проруби. Божьи коровки на ободе тонут в них, не имея ни шанса на спасение.  — Ты даже не пытаешься с ним помириться. — говорит она наконец. — Все последние пять лет ты ведёшь себя как законченный упрямец и эгоист. Дилюку от возмущения не хватает слов. Он поджимает губы и отворачивается от подруги. Вот уж от кого он ожидал слов поддержки, так это от неё, но она пьёт свой не-Джинн кофе и говорит не-Джинн слова. Это не Джинн, и её подменили, однозначно. Он пытается переварить услышанное, и методично прописывает функции. Работа всегда помогала ему успокоиться. Медленно, но верно, до сознания Дилюка доходит, что Джинн таки по-прежнему Джинн. И она, как всегда, права. Он действительно несговорчивый упрямец. В чате всё ещё висят сообщения про рыжего из банка Снежной, а Кэйа всё ещё не подошёл и не сказал напрямую хоть что-нибудь. Хотя Дилюк прекрасно замечает направленные в его сторону взгляды и знает Кэйю слишком давно и слишком хорошо. Так давно и хорошо, что не хотел бы делиться им больше ни с кем. Однако, он не может просто взять и рассказать обо всём этом даже Джинн. Тем более когда подруга так увлечена собственными, видимо, идиллически складывающимися отношениями — ни к чему грузить её своими проблемами. Его проблема сидит здесь же. Кэйа явно не выспался, в уголках рта залегли жёсткие складки. Не такая уж редкость, свой режим сна он не просто сбил, а безжалостно сверг. Спать он может часа два или двенадцать, нередко урывками, в зависимости от загруженности. Спринт сейчас сложный, поэтому явно превалирует первый вариант. У лида команды огромная ответственность — он отвечает за всю их работу, следит за всем процессом, контролирует движение задач. Со всем он справляется с видимой легкостью, но Дилюк видит, насколько он устал за две рабочие недели. Кэйа замечает его внимание. Он вымученно улыбается и говорит:  — Не беспокойся, мы справляемся. Они справляются. С работой, но не друг с другом.

***

 — Скукота!  — Тебя никто не просит здесь присутствовать, Венти. Чжун Ли, как негласный председатель чайного клуба, по средам ещё и принимает на себя обязанности официанта. Для каждого посетителя у него найдётся чашечка именно такого чая, который будет соответствовать вкусам. Каждую он вручит лично и убедится в том, что это именно то, что нужно. Чжун Ли умеет быть дотошным и не только в финансовых перипетиях и махинациях.  — Но никто и не запрещает. Каждую среду вы занимаете мою комнату для музицирования.  — Это общая досуговая! У тебя есть твой личный кабинет. Который, между прочим, больше чем любой другой. Там явно найдется место для гитары. — Чжун Ли подает ему чашку чёрного чая. Венти её принимает и смотрит скептично, словно ожидая, что ему подольют яду.  — Надеюсь, здесь коньяк.  — Всего пара ложек, но он там есть. Венти дуется, но не уходит. Он ждёт, пока чай остынет, и наигрывает на семиструнке что-то лиричное. У Венти много музыкальных инструментов, музыка — его хобби, может даже нереализованная страсть. Он одарил офис полноценной барабанной установкой, мидиклавой, электрогитарой и акустической. Инструменты прижились, и часто можно было встретить в столовой кого-нибудь, пытающегося нажимать клавиши или постукивающего палочками. Эта гитара у Венти старая, даже с выщербиной на деке, но звонкая, удивительно подходящая под общее настроение в досуговой. Ей вторит блок-флейта Сяо, за которую тот берётся редко, но если берётся, то получается что-то невероятное. А уж дуэтом… За этой атмосферой люди и приходили по средам в досуговую на встречи чайного клуба, а потом задумчиво разбредались по своим рабочим местам. Сам Венти не обращает внимания ни на кого, глаза у него закрыты, струны он перебирает не глядя. Похоже, для него это вариант отдыха от обязанностей. Бремя босса — штука нелегкая, и внешняя его безалаберность и безответственность вовсе не означает, что он ничего не делает, скорее напротив, делает он больше всех. Чжун Ли тоже разгружается таким образом — его чопорность и отстраненность перекрывается вот этой вот заботой о своих коллегах. По-другому он вряд ли умеет, но всё равно старается дать всем минутку роздыха и успокоиться самому. Лиза, которая курирует оборот всего и вся в этом офисе, замирает со своей чашечкой липово-медового, отдых ей на самом деле не нужен, у нее давно устаканенное, продуманное до мелочей расписание, в котором заложены ресурсы на любые форс-мажоры. Она смотрит на Джинн, которая в пику всем выбрала чашку кофе. Джинн ей нравится сильно, настолько, что почти любую свободную минутку Минчи дарит именно ей. У них это взаимно, и наедине они проводят достаточно много времени и бог знает, во что это выльется. Взгляд Кэйи лениво скользит по остальным коллегам: у каждого своя причина находиться сейчас здесь, для неуверенной в себе Ноэлль это повод попрочнее влиться в коллектив; для Сяо причина почти такая же, он часто отталкивающе груб, но старается находиться на общей волне; Диона пользуется возможностью переосмысления своих действий, которые у неё иногда расходятся с её замыслами; Аято, кажется, откладывает в сторону личину блестящего лидера пиар отдела и превращается в просто усталого парня, который в одиночку ставит на ноги любимую сестру; Розария личин не снимает, она такая, какая есть, и даже сейчас не изменяет своим правилам, для неё это лишь ещё один якорь, упрочнение её жизненных позиций, знак того, что она справляется и справляется успешно. Коллег у Кэйи много, и все они приходят в «Тейват» и остаются здесь надолго, и эти встречи — то, что связывает их сильнее. Кэйа мог прочитать эту связь, проследить эту нить в любом человеке, кроме одного. Он следит за тем, как Дилюк барабанит пальцами по колену в такт музыке. В другой руке у него чашечка каркаде с шиповником, и Кэйа чувствует, насколько этот дурацкий чай символично ему подходит. Дилюк колючий и горький, общаться с ним тяжело и терпко, но не надоедает никогда. Кэйа чувствует, насколько сильно и безнадёжно он влюблён и отставляет свою чашку крепкого чёрного чая с бергамотом в сторону. Его почти тошнит.

***

 — А, привет, Кэйа, верно? Ты же звонишь не просто так? — голос у Чайльда вкрадчивый, почти мурлычущий.  — Ты же оставил мне визитку не просто так? — в том же тоне произносит Кэйа. Чувствует он себя при этом ужасно, словно он предает Дилюка, втаптывает в грязь его придуманный, вылюбленный до идеала светлый образ.  — Я раздаю их сотнями, — Чайльд смеётся. — Я, знаешь, деловой человек, мои визитки — не лично мои, они скорее служат для связи с банком. Но я рад, что ты позвонил, со мной редко говорят как именно со мной, а не по работе. Неужели ты заинтересован, — рубит правду-матку сплеча. Что на уме, то и на языке. Кэйю трогает эта откровенность.  — Как сказать. — он выдыхает облако пахнущего ежевикой пара, облокачиваясь на спинку скамейки. Сегодня он остаётся на ней в одиночестве, поскольку Джинн таки уломала Лизу пробежаться вместе с ними. Среди деревьев мелькает новенький спортивный костюм Лизы. Джинн бежит рядом с ней, а вот Дилюк оторвался от них уже на целый круг, словно его кто-то преследует. На взводе он с самого утра, если не с прошлого вечера,  — Считай, что я просто позвонил потрепаться. Выболтаю тебе все свои секретики.  — У тебя, что, нет друзей, чувак?  — Некоторое количество имеется. Мне нужен взгляд со стороны. Надеюсь, я не сильно отвлекаю делового человека. — Окей, я понял. Представлю, что мы едем в плацкарте поезда. Знаешь, стук колёс, запах копченой курицы, звенят подстаканники, у проводницы заколка пластмассовая. Терпеть такие не могу. И нет, не отвлекаешь, я бы сразу сказал.  — Хорошо. Был ли деловой человек когда-нибудь влюблён? — спрашивает Кэйа, впервые настолько прокатывая это слово на языке. Слово какое-то обмылочное, невкусное, пахнущее несбывшимися чаяниями. Неприятное слово.  — Классе в четвёртом. Я отращивал хвост на затылке. Она дёрнула меня за него и сказала, что я имбецил. А я между прочим поделился своим лучшим ластиком. У меня был набор таких, которые в форме фруктов. Воняли еще химозными отдушками. В общем, я, наверное, был восхищён её эрудированностью.  — И теперь вы женаты?  — Разумеется, нет, я лучше повешусь. Она теперь работает со мной в одном отделе. Жуткая стерва.  — И что, до сих пор влюблён? — Кэйа неожиданно чувствует себя заинтересованным.  — Боже, нет, но я её обожаю. Просто как человека. Надеюсь, она меня тоже. А любовь прошла, помидоры завяли. — звучит он театрально-тоскливо, но чувствуется, что не всерьёз.  — Повезло. Офисные романы выглядят как пиздец.  — А! Понял тебя. И что, тебя динамят?  — Динамят. Ну как. Вчера я предложил подбросить его до дома, а он взбесился и сказал мне прокатить на байке тебя. Чайльд снова смеётся.  — Конечно, я же такой красавчик. Прости, Кэйа, ты, конечно симпатяга, но ваш финансовый уже покорил мое сердце.  — У тебя нет вкуса. — кривится Альберих.  — Я знаю.  — Я серьёзно, он ужасен. И я даже не могу представить себе, чтоб он даже за руку с кем-то держался.  — Превосходно. Люблю сложные случаи, — в голосе его проявляется азарт, — Это самое интересное. Если в отношениях всё идеально и сахарно, то какой в этом толк?  — Я тебя понял, — говорит Кэйа. — Я попробую ещё раз.  — Конечно. Жизнь слишком коротка, лучше жалеть о том, что сделано, чем сожалеть о не свершившемся. Адьос! Разговор вышел сумбурный и бестолковый. И нагруженный бесполезными нюансами в виде их финдира. Кэйю передёргивает. Чайльд явно рехнулся. Альберих изначально сам не знал, зачем ему позвонил. Просто потому что об этом сказал Дилюк, наверное. Чайльд цепко уловил эту случайность их беседы — двух внезапно откровенных незнакомцев, которые потом разойдутся по своим делам. И этот разговор помог ему разложить по полочкам свои мысли в отношении Рагнвиндра.

***

Кажется, Лиза — самая отзывчивая женщина на всем белом свете. Она внимательна ко всему, будь то какие-то мелочи вроде шутливо-милых записок на столах коллег или напоминания о рабочих нюансах. Она приносит в офис выпечку и это самое вкусное, что Джинн когда-либо ела. К слову, именно для Джинн Минчи даже позаботилась о нежно любимой ею шарлотке. От Лизы тяжко-томительно пахнет духами, она каждый раз почти целует Джинн в щёку на прощание, так легко, ненавязчиво, трогает губами воздух, и у Джинн что-то каждый раз внутри сладко замирает. Они знакомы совсем недолго, но словно всю жизнь, и та забота и участие, которыми Лиза её окружает, кажутся Джинн привычными. И становится удивительно, как она раньше без этого жила. Лиза останавливается после пробежки, запыхавшись. Её идеальные локоны растрепались, а ноги не то что бы держат не привыкшее к таким нагрузкам тело. Джинн подхватывает её под руку и отводит к скамейке передохнуть. Дилюк на это дело смотрит насмешливо. «Ты попала», говорит его взгляд, и Джинн зеркалит ему аналогичное. Потому что замечает, как он ищет взглядом Кэйю, который вечно ошивается рядом. И как беспокоится, когда его не находит. Джинн всегда знала, какой Дилюк жадный до его внимания, но лишь сейчас начала понимать, почему. После рабочего дня Лиза приглашает её в кафе. Повод самый благовидный — по средам итальянская кухня, до которой обе большие охотницы, но Джинн почему-то переживает. Как если бы её пригласили на свидание. Она задерживается в офисной уборной, долго прихорашивается и смотрит в зеркало. Там отражается взволнованная розовощекая девица, мало похожая на обычно собранную и держащую себя в руках Джинн Гуннхильдр.  — Соберись, Джинн! — говорит она этой девице и легонько хлопает себя ладонями по щекам, которые розовеют ещё больше. Интересно, что бы сказала мать? Наверное, ей всё равно, эту странную женщину интересует лишь собственная карьера. Отец бы усмехнулся только, узнай, что его дочь — боже, да! — испытывает симпатию к своему же полу. Пожалуй, её поймет только сестра, всегда бывшая для Джинн рукой помощи, толикой душевного тепла в их скупой на чувства разрозненной семье. Лиза ждёт на улице. На её лице кружевные тени от летней шляпки, и оно приобретает какое-то абсолютно мистическое очарование. Томное, тянущее, будоражащее. Джинн отважно берёт Лизу за руку, касается кончиками пальцев, как бы спрашивая — можно ли, — а та чуть сжимает ладонь в ответ. И Джинн теряется в травянистой зелени её глаз.