Этот вкус любви

В фильмах после вопроса главного героя «Хочешь зайти на рамён?» обычно был вырезан этот неловкий путь до дома. СанМун очень надеялась, что ей стоит всего лишь моргнуть, чтобы оказаться у Чонгука, но это так не работало. — Здесь и оставлять? — господин Ким в последний раз проверил пустой багажник, боясь, что забыл что-то. Назад пришлось ехать так же, за исключением того, что всю дорогу СанМун словно нарочно ёрзала на коленях Чонгука. Она очень хотела бы вырезать эту получасовую поездку, восхваления Джина и его крема господином Кимом и выгрузку контейнеров. Пока все были заняты, она стояла у машины в нервном ожидании чего-то грандиозного, о чём ведал только Чонгук. — Да, спасибо, — поблагодарил он, подталкивая ногой пустые контейнеры ближе к лестнице, — я унесу их наверх завтра утром, до открытия пекарни. СанМун могла бы упереться рогом и сказать сделать это сейчас, прекрасно зная, что Чонгук крайне редко открывает пекарню первым, и может так случиться, что именно ей придётся прятать контейнеры от чужих глаз, пусть они и пустые. Но сейчас она совсем не думала о контейнерах или о таком далёком завтрашнем утре. — Ну, тогда всё, — сказал Джин с блаженным выдохом, — можешь залезать в машину, СанМун. — А я… — она замялась. — Ещё останусь, чтобы помыть здесь всё. — Прямо как Золушка, — Джин присвистнул, лишь через несколько секунд догадываясь по взгляду сестры и тому, как Чонгук не спешил уходить, что дело вовсе не в уборке. — Уверена, что хочешь заниматься этим сегодня? — господин Ким проникся сочувствием к уставшей дочери, представляя, как её должна была вымотать ярмарка. Она приложила много усилий на всех этапах, но сегодня особенно активно трудилась несмотря на то, что всё пошло не по плану. Отменно играя роль бодрячка, просто со слегка прикрытыми от яркого света глазами, СанМун закивала. — Да, тут дела на полчаса, — сказала она. — Я думаю, минимум на час, — исправил её Чонгук. — Но я ей помогу, не беспокойтесь. Джин всячески старался подавить улыбку, но от комментария не удержался. — С таким помощником, боюсь, что вы застрянете на всю ночь. Если слова племянника и смутили господина Кима, он никак не отреагировал. Думая о скорейшем возвращении домой, он направился к машине. Он всё равно не рассчитывал на семейный ужин, потому что наелся жареных пельменей на ярмарке так, что видеть еду не мог, ещё и жене прихватил, на равне со многими посетителями ярмарки обеспечив новой пельменной лучшие продажи и выигрыш. У СанМун не оставалось сил расстроиться, потому изначально у неё и так настроение было ниже плинтуса, а после согласования с Чонгуком вечернего свидания, её настроение настолько улучшилось, что она не могла думать ни о чём другом, в том числе и о чьей-то победе. Это был первый год, когда СанМун не хотела ждать результатов и не бурчала по дороге к пекарне из-за проигрыша. — Джин, хочешь проехаться до дома? — господин Ким подкинул в воздухе ключи, как приманку, зная почти наверняка, что это сработает. — Да! — Джин с радостью отобрал их у дяди, бросаясь к машине и напрочь забывая о Чонгуке и СанМун, и том, что должно было их задержать. Пока её родные уезжали, СанМун стояла чуть левее мусорных баков и слушала отдалённое бормотание из машины. Она теряла терпение от того, как долго они включали и выключали мотор, не сдвигаясь с места. Но как только они поехали, она замахала Чонгуку руками, подгоняя его с закрытием здания. — Ты и правда должен прийти завтра пораньше, чтобы прибраться здесь. — Я так и планирую, — беззаботность, с которой он говорил, заставляла СанМун завидовать ему. Её нервная дрожь била всю дорогу до пекарни, она перебрала в голове сотни раз все плюсы и минусы своего импульсивного решения, отогнала все сомнения, и вот теперь снова колебалась. У неё был тяжёлый день, она много работала и наверняка выглядела просто ужасно. С сухостью рук не помог даже увлажняющий крем, а её бледное лицо и покрасневшая шея идеально подходили к платью, только усугубляя её переживания. — О чём ты там уже беспокоишься? — с улыбкой спросил Чонгук, убирая ключ от пекарни в карман джинсов, а затем стараясь переплести с СанМун пальцы, которые она всё норовила сжать в кулак. — Это из-за приза или Джина? — его предположения были поистине далёкими от того, о чём переживала СанМун, и она в очередной раз убедилась, какие они разные. Как он мог не думать и не волноваться о том, что они шли к нему домой? Не ради ужина в уютной обстановке или Крудо, который производил на СанМун обычно поразительный эффект и заставлял её улыбаться без конца. То, что Чонгук оставался таким спокойным, вызывало у СанМун ещё больше смятения. Она гадала, верно ли он растолковал её предложение поехать к нему. Вдруг про постель была просто шутка? — Меня это уже не волнует, — ответила она с проблеском высокомерия, за которым старалась скрыть свои истинные эмоции. Чонгук уже был знаком с этой её стороной. В последнее время, если он нечаянно говорил что-то неподходящее, и любопытствовал, не обидел ли её, она отвечала таким тоном, думая, что он не догадается. После ему оставалось только мысленно ставить галочку на тех или иных темах и со своими шутками не приближаться к ним, чтобы вновь не столкнуться с латентной пятиминутной обидой СанМун. Иногда он переживал, что она слишком сдерживает себя из-за их отношений. Не то чтобы ему нравилось, когда она подолгу обижалась и игнорировала его или, упаси Господь, всерьёз продумывала месть в ответ на совершённые им ошибки, но был у него страх, что СанМун будет копить всё в себе до тех пор, пока сосуд не переполнится, и однажды всё выплеснется так, что Чонгука волной снесёт. — Мне всё равно на приз, — он медленно потянул её в сторону улочки, не сразу замечая, что она прихрамывает и морщится, — но как госпожа Мин могла назвать мою пиццу «горячим бутербродом», не дав ей шанса? — Она, видимо, обижается из-за твоего плохого аппетита. Когда СанМун пришлось после долгого сидения и стояния вновь идти, она вспомнила, почему новые туфли на ярмарку были ужасной идеей — мозоли безустанно жгли при каждом шаге. — И тем не менее я попробовал некоторую часть того, что она готовила, — повёл дальше Чонгук, но прервался, обратив внимание на гримасу боли, что исказила лицо СанМун, когда ей пришлось спуститься с небольшой бровки. — Всё нормально? — Туфли натёрли, — пожаловалась она с измученной улыбкой. — Такие красивые, но коварные… Из-за её слов Чонгук сбросил темп, особенно когда пришло время идти под горочку, к его дому, те несчастные два десятка шагов. Когда у неё сердце замирало при мысли, что вот сейчас они дойдут, он остановился приблизительно на середине, отпуская руку СанМун и поворачивая голову вправо, на светящуюся вывеску «SevenEleven». — Там есть пластыри? — спросил Чонгук с негромким хмыканьем, стараясь припомнить, видел ли он их прежде в круглосуточном магазине. Не получив от СанМун утвердительного или отрицательного ответа, он снова обратился к ней: — Подождёшь меня здесь, пока я сбегаю? Ей не хотелось больше ничего ждать. Ей хотелось поскорее приступить. — Да не стоит, — попыталась отговорить его она, — не так уж сильно и болит. — Мне всё равно нужно зайти за презервативами. У СанМун сердце ухнуло в пятки, когда Чонгук немного улыбнулся ей перед тем, как перейти на другую сторону и скрыться в магазине. Через большие панорамные окна она могла видеть, как он проходил между рядами с товарами, ища всё необходимое. Пару раз СанМун уже покупала самостоятельно презервативы, но либо в аптеке, заодно со всевозможными лекарствами, среди которых эта покупка могла затеряться, либо на кассах самообслуживания, подальше от посторонних глаз. А Чонгук ещё начал болтать с кассиром, указывая на что-то за его спиной и оплачивая всё наличными. — У них и мазь была, — радостно сообщил он, вновь миновав пустынную дорогу, вдоль которой на тротуаре было припарковано несколько велосипедов. Он неожиданно взял СанМун за руку, в этот раз прижимаясь своей тёплой ладонью к её ладони. К дому он по-прежнему шёл в умеренном темпе, всё поглядывая на красные лакированные туфли и шурша бумажным пакетом. Не успели они толком к двери подойти, когда с обратной стороны послышалось мяуканье. Крудо встречал так Чонгука подозрительно часто в последнее время, скребясь за дверью и выскакивая в коридор, если хозяин не успевал вовремя ногу подставить. Чонгук в этот раз тоже учёл желание домашнего питомца вырваться на свободу, и освободил себя от беготни по коридору, сразу подставив кроссовку. — Крудо! — СанМун моментально расплылась в счастливой улыбке, в первую очередь поглаживая кота по голове. Он был всё таким же прелестным пушистым комочком и развалился на полу, лапками трогая обувь Чонгука и вымаливая чуть больше внимания к своей персоне. Он брыкался и вертелся, путаясь под ногами, пока Чонгук сбрасывал заношенные почти до дыр кеды, а СанМун расстёгивала туфли. Для неё оказалось блаженством освободиться от давления на мозоли. — Я покормлю его, ладно? — спросил Чонгук, оставляя пакет из магазина на полу перед входом в спальню. — Да, не торопись, — СанМун влезла в домашние тапочки, которые он для неё поставил, и прошлась на пару шагов вперёд, вслед за парнем, к кухне. Она нервно потирала ладошки от необходимости просить его о чём-то. — Чонгук, а можно я схожу у тебя в душ, пожалуйста? Она весь день занималась тестом, кремом и персиками, и были часы, когда она много и интенсивно работала возле печи, потея от жара и температуры на улице. — Конечно, давай, — он уже открыл левую дверцу холодильника, вынимая оттуда консервную банку с кошачьей едой. Отставив её и ещё бутылку воды на стол, он последовал за СанМун к ванной комнате, пугая её своей решительностью. Из-за того, что он наступал, планируя зайти вместе с ней, СанМун вытянула руки, пятясь. — По очереди, — с намёком на испуг сказала она, насмешив Чонгука. Он подавил озорную улыбку, указывая на белый шкафчик с ванными принадлежностями. — Я собирался дать тебе полотенце, — его весёлое хмыканье поспособствовало тому, чтобы лицо СанМун покраснело и стало того же оттенка, что и шея. Изучая его широкую спину и плечи, пока он открывал дверцы нижней части шкафчика, она корила себя за то, что предположила, будто он хочет в душ вместе с ней. Ещё и отказала ему так, словно её до смерти пугала перспектива оказаться с ним под струями тёплой воды. — Вот это подойдёт? — Чонгук обернулся с лёгкой улыбкой и сравнительно большим махровым полотенцем тёмно-синего цвета. После кивка СанМун, он передал полотенце ей и, коснувшись её плеча на мгновение для привлечения внимания, указал на крючки. — Повесишь здесь и легко дотянешься. А я пока закончу с Крудо. Ей было любопытно, с этого ли обычно начинался его секс с другими, потому что он выглядел очень естественным, показывая ей где что и оставляя её после одну в ванной. Или же всё происходило в основном спонтанно, как это бывало у СанМун? Когда в душе включилась вода, Чонгук пересыпал часть консервы в миску Крудо и под утробное урчание кота передал ему лакомство. Крудо оказался таким голодным, что прикончил выделенную порцию и с удовольствием похрустел сухим кормом, после потягиваясь и, точно назло, тычась лапами в воду, что предназначалась для питья. Чонгук, вообще-то, тоже был слегка на нервах. Он не думал, что СанМун заговорит об этом так скоро и что придётся прислушиваться к хлюпанью воды в ванной, прикидывая, когда же она выйдет. Его планы на её счёт рушились и строились заново, ровно до тех пор, пока она не выглянула в коридор, укутанная в тёмно-синее полотенце, беспорядочно короткое. — Крудо уже поел? — спросила она, спереди подтягивая полотенце выше, а сзади — оттягивая его вниз. Под пристальным взглядом Чонгука она чувствовала себя неуютно. Как будто за те полминуты, что смотрел на неё, он мог отыскать малейшие недостатки, которые прежде скрывала её одежда. — Он поел, попил, так что теперь можно сосредоточиться на нас, — он расслабленно улыбнулся, подходя ближе к приоткрытой двери ванной. — Дашь мне на душ две минуты? СанМун пожала плечами, так сообщая ему, что конечно даст. Теребя заправленный сверху край полотенца, она осталась стоять у двери, и только когда Чонгук начал мыться, прошлась до пакета из магазина. Там лежали стики растворимого кофе, упаковка небольших пластырей, маленький светло-голубой тюбик мази и то, ради чего Чонгук изначально заходил в магазин. Он взял небольшую коробочку с тремя презервативами, «ультратонкие» — как гласила надпись на упаковке. Чтобы упростить им двоим задачу в будущем, СанМун стянула с коробки прозрачную плёнку и достала один тёмно-зелёный пакетик с диагональными надписями фирмы. Она всё думала, стоит ли держать его и дальше в руках или положить где-нибудь в спальне — возможно, на быльце дивана? Или где-нибудь рядом с подушкой? Или полочка под телевизором подойдёт? Хотя будто как-то далеко… Она вернула коробку в пакет, а один запечатанный презерватив легонько сжала в ладони, потому что Чонгук выключил воду. Он мылся и правда очень быстро, а вытирался и того быстрее. Для СанМун это время вообще в мгновение ока пролетело, и она смогла только юркнуть в тёмную комнату, когда Чонгук стал открывать двери. Водя рукой по стене, она искала выключатель, а он оказался с другой стороны. Пока она продолжала искать, Чонгук его переключил, а затем ухватился пальцами за махровое полотенце, притягивая СанМун к себе и наслаждаясь тихим оханьем, которое сопроводило столкновение их тел. Чонгук был голым и влажным, тёплым и пахнущим гелем для душа, который использовала ранее и СанМун. Сдаваясь в первые же секунды, она заведомо приподняла руки, не сомневаясь, что Чонгук стянет полотенце окончательно. Но он не стал так торопиться. Сначала пробежался кончиками пальцев по её голым плечам, убирая длинные волосы, что могли им помешать, после игриво поднырнул указательным под полотенце, проскальзывая в ложбинку между грудей, другую руку опустил на девичье бедро и только тогда потянул полотенце вниз. Оно упало к их ногам, давая Чонгуку возможность прижаться к спине СанМун голым торсом, а стоящим членом — к её ягодицам. Он шумно вздохнул и выдохнул ей на ухо, покачивая бёдрами, пока тёрся об неё. СанМун же, в свою очередь, завела руку за спину, сперва касаясь живота Чонгука, а после нащупывая головку члена и массируя её пальцами. Ему очень нравилось, и он не стеснялся сообщать ей об этом частыми стонами вперемешку с быстрыми поцелуями, которыми осыпал её шею, плечи и спину, всё так же тщетно пытаясь убрать её распущенные волосы. В таком положении рука быстро затекла бы, а СанМун не хотелось прерываться или переходить к другим ласкам так скоро, потому она временно расслабила пальцы и прошла несколько шагов до дивана. Чонгук с утра не застилал постель — покрывало было откинуто в сторону, в фантазии СанМун рисуя, как именно он просыпался из-за звонка будильника, как потягивался, высовывая только руки из-под покрывала, как впоследствии нехотя откидывал его в сторону и вставал, чтобы отправиться на ярмарку. Она сначала подтолкнула его к дивану, усаживая на край и наблюдая за тем, как он карабкался выше, к подушке, а затем швырнула в его сторону пакетик с презервативом, что всё это время бережно сжимала в левой ладони, и тоже забралась на белые простыни. Чонгук от её инициативности с презервативом рассмеялся. Он подтянул подушку повыше, опираясь на неё, чтобы во всей красе видеть СанМун, что передвигалась ползком по дивану, ища наиболее удобное положение, планируя усесться и снова взяться за член руками. Он предложил ей присесть на него сверху, даже не скрывая своей глумливой усмешки, с которой он позволял ей делать всё, что взбредёт на ум. Чонгук думал, что он её развлекать будет, но это она была той, кто усердно дрочила его член, передвигалась от головки до основания, пальчиком прижималась к входу, растирала прозрачный эякулят, а второй рукой гладила его живот и поднималась к груди, практически растягиваясь на постели. И наблюдать за ней было одно удовольствие, как и испытывать всё то, к чему подводили её действия. Чонгук прерывисто дышал и постанывал пусть и негромко, но так возбуждающе, что у СанМун всё внизу просто горело. Из-за него ей казалось, что достаточно только сжать бёдра, чтобы кончить. Она выбрала быстрый темп и в нём двигала рукой без устали, в редкие моменты давая и себе, и ему передышку. Тогда Чонгук дотягивался до её груди и легонько пощипывал набухшие соски, а ещё пытался притянуть СанМун к себе поближе, но она упрямилась, похоже, решив довести его до оргазма именно руками. Или ртом. Чонгук от неожиданности съехал с подушки, когда СанМун склонилась над ним, чтобы обхватить головку члена губами. Она не пыталась совершить самоубийство, заглотнув его поглубже, но Чонгук чуть не кончил только от того, как это всё выглядело. СанМун стояла на коленях и упиралась левой ладонью в диван, её спина была выгнута, как у кошки, попа вздёрнута вверх, а головой она двигала, опускаясь немного ниже и поднимаясь в определённом темпе. Помогая себе правой рукой, она сводила Чонгука с ума. Наверное, лучше было не дышать и вообще не двигаться, чтобы не спугнуть такую Ким СанМун. Периодически она высовывала изо рта язык, напряжённым кончиком лаская уздечку. Она должна была наказать Чонгука за оплошность с кремом, так каким чудом он получал в этот вечер вознаграждение? — Иди сюда, — сквозь стон попросил он, маня СанМун к себе. Он был согласен кончить как-нибудь позже, после того как войдёт в неё, а перед этим ему было необходимо вдоволь насладиться её телом. Он обожал ощупывать, сжимать, гладить, и потому запросто нашёл занятие своим рукам. Уложив её рядом, он свободной рукой погладил её по щеке, ощущая жар под пальцами. От столь желанных прикосновений СанМун прикрыла глаза, выдыхая через рот, а Чонгук не удержался и поцеловал её в губы. Он целовал настырно и без перерывов, взасос, не сталкиваясь даже с шуточным сопротивлением. Наоборот, СанМун была целиком и полностью в восторге от всего, что он делал, в том числе и от его губ и языка, но ещё больше — от пальцев, которыми он размазывал скользкую смазку по половым губам и внутренней стороне бедра. Он начинал осторожно, с нежных и невесомых, очень дразнящих прикосновений к клитору, но после того, как охотно реагировало тело СанМун на то, что он делал, перешёл к существенным действиям. Сначала ему показалось, что войти в СанМун пальцами довольно проблематично, но когда она, подстраиваясь под него, раздвинула ноги шире, всё пошло быстрее. Вытянутые средний и безымянный пальцы легко проскальзывали и легко выскальзывали, подталкивая Чонгука к более резким и неосторожным движениям, но СанМун нравилось. От удовольствия она кусала губы, если они не целовались. Она нисколечко не боялась кончить дважды, и Чонгука не стала тормозить, когда он разошёлся, грубо вставляя и вынимая пальцы. Он задержал их внутри, когда СанМун кончала, а большим пальцем стал тереть клитор по кругу. Желая понаблюдать за ней сейчас же, он прервал поцелуй и отстранился, улавливая сдавленные стоны, выдохи, что были дольше вдохов, и произнесённое кричащим шёпотом: «Чонгук, давай!» Будто он уже ей не дал почти всего, чего она хотела. Пока СанМун всё так же лежала с закрытыми глазами, морщась не от боли, а от ощущения прекрасного внизу живота, Чонгук вынул из неё пальцы и ухватился ими за презерватив. Из-за скольжения распечатать его было крайне сложно, как и надеть, одной рукой удерживая за выпуклый кончик, а другой — раскатывая латекс по члену. — Нужна помощь? — СанМун словно проглотила смешинку — не могла прекратить посмеиваться с того, как Чонгук старался надеть резинку, как устраивался между её ног и нависал над ней сверху, провоцируя на очередной заход по поцелуям. Её смех перешёл в блаженную улыбку после того, как он вошёл в неё, заполняя собой не только её вагину, но и её мысли. Она вообще теперь понять не могла, как раньше при мастурбации или занятии сексом с кем-то другим размышляла о посторонних вещах, вроде того, что кто-то из родителей может ворваться в её комнату, когда она там занята, или что в летний домик её школьного парня нагрянут друзья. Отчасти отсутствие подобных мыслей можно было бы списать на то, что в квартире Чонгука их некому было побеспокоить. — Крудо! — Чонгук прикрикнул негромко, потому что его силы по большей части были направлены в другое русло. — Слезай живо… Утопая в мягком покрывале, бенгальский кот прошёл от одного быльца дивана к другому, не очень заинтересованный тем, что происходило в промежутке, но вовсе не равнодушный к подушке, на которой лежала СанМун. Он упал возле неё, вытянутой лапкой нежненько касаясь покачивающейся из-за движений Чонгука девушки, и вылизывая гладкую шёрстку. — Ti devi staccare dal mio divano! Как ни удивительно, кот перестал вылизываться и навострил уши, словно итальянский Чонгука был для него куда понятнее корейского. Но если и так, уже через секунду Крудо притворился, что ничего не расслышал, и задрал одну из задних лап, продолжая вечерние умывания. — Твой итальянский почти как оргазм, — выдала СанМун с расстановкой, пальцами цепляясь за голые плечи парня. — Поэтому к «почти» прилагается «ti sto scopando», — он повеселел, двигая бёдрами ещё чаще, до тех пор, пока всё напряжение сегодняшнего дня не вышло из него с брызгами густой спермы, наполняя презерватив. СанМун дрожала от наслаждения, крепче обхватывая бёдра Чонгука ногами и не обращая ни малейшего внимания на Крудо, который так же игнорировал их. Ей особенно нравилось то, что Чонгук не спешил выходить и ещё какое-то время немного покачивал бёдрами, продвигаясь на полсантиметра туда и назад, но это всё равно было до одури приятно. СанМун уже давно себя так хорошо не чувствовала. — Ты сказал, что трахаешь меня? — по-прежнему чувствуя приятные спазмы внизу живота, спросила она. Чонгук сначала списал её сообразительность на интуицию, но СанМун развеяла его сомнения, добавив: — Я гуглила кое-что на итальянском. Всякое нехорошее. Чтобы ругаться с тобой. Он прыснул, не зная, как ещё можно реагировать на такое признание. — Ты хотела когда-нибудь во время ссоры сказать, что ты меня трахнешь или что я тебя затрахал? — пристал он, расспрашивая в шутливой форме. — Я всё ещё пытаюсь отойти от твоего приглашения поцеловать тебя в одно место… Твой итальянский пагубно влияет на мою фантазию. Делая её слегка грязной. СанМун шлёпнула его по голому плечу. — Совсем не больно, — улыбнулся он, опуская правую руку между ними и помогая себе не только выйти, но и сразу стягивая презерватив. — Хочешь в душ снова по очереди или после секса, исключительно в целях экономии, мы можем помыться вдвоём? — Нет, если это в целях экономии, — нахмурилась она. — И да, если это ради того, чтобы ненадолго остаться наедине. Потому что Крудо ревнует к нам диван…

***

СанМун сидела у окна, укутанная в покрывало, и попивала растворимый кофе на молоке с двумя ложками сахара. Она выглядывала салют последние полчаса и очень обрадовалась, когда донеслось первое далёкое «бум». Над морем вспыхнули жёлтые и красные огоньки, к ним присоединились зелёные и синие, а в глазах СанМун читалось восхищение. Чонгук сидел напротив, облокачиваясь на подоконник, но глядя вовсе не на салюты, запускаемые с побережья. Его кофе не успел остыть настолько, чтобы его можно было пить, потому он временно забыл о его существовании, рассматривая СанМун. Из-за неё в его сердце запускались те ещё фейерверки. Настоящие fuochi d'artificio, которые и обжигали, и одновременно поражали своей красотой. — Их должно быть всего одиннадцать, — вдруг поделилась она, указывая Чонгуку пальцем на чёрное небо. — Фейерверков запускают одиннадцать потому, что это одиннадцатая летняя ярмарка в Мокпо. Интересно, на пятидесятую их будет пятьдесят? Представь, всю ночь на это смотреть! Если бы не оглушительность таких салютов, Чонгук вовсе не был бы против, но он предпочитал по ночам спать или, как сейчас, наслаждаться присутствием СанМун, без риска потерять слух. — Как хорошо, что к пятидесятой ярмарке я буду стариком, и мой храп будет в десять раз громче этих салютов, так что они меня не разбудят, — ответил он с широченной усмешкой. — Не дай Бог ты будешь храпеть в старости, — пригрозила СанМун ему пальцем, очень напоминая ворчливую госпожу Мин. — Мой папа просто невыносим, когда засыпает на диване под конец матча. Он запрокидывает голову, — она тоже запрокинула, для наглядности, — спит с приоткрытыми глазами и вот так хра-апит… Нечленораздельные хрипящие звуки, издаваемые СанМун, рассмешили Чонгука. Он вовремя отставил чашку на подоконник, чтобы не пролить напиток, пока хохотал. — Из-за его храпа весь дом содрогается, а тогда мама приходит с угрозами, обещая прибить его, если он ещё раз вздумает пить пиво перед сном или уснуть сидя, — СанМун импонировало внимание Чонгука, его безотрывный взгляд и смех, и потому она продолжала гримасничать, показывая госпожу Шин: — «Как пиво на кориандре, так это пиво, а как специя в мясе, так сразу капризничаешь! Ну, я тебе покажу завтра пиво, ох, как покажу!» Продолжая смеяться, Чонгук наклонился к стулу СанМун, берясь за сидение с обивкой и таща его вместе с девушкой на себя, до столкновения с его стулом, чтобы между ними теперь оставалось каких-то пятнадцать сантиметров, которых Чонгуку ничего не стоило преодолеть ради поцелуя. Сладко-горького после кофе, но несомненно с приятным послевкусием и трепетом, в который сам Чонгук обращался, когда СанМун не хотела его отпускать и прижималась горячей после кружки ладошкой к его щеке. — Расскажи что-нибудь смешное о своих родителях, — воодушевлённо попросила она, высовывая босую ступню из-под покрывала и упираясь ею в голое колено Чонгука. — Смешное? Ему нужно было подумать, что можно рассказать о своих родителях, чтобы самому потом не утонуть в раздражении. — В моей семье всё самое смешное происходит из-за меня, — напряжённо улыбнулся он. — Нонна… — Можно именно о родителях? — она перебила его совсем неожиданно, вместо натянутой улыбки получая медленно проявляющуюся в его выражении лица обеспокоенность. — Или ты не хочешь? Чонгук глубоко вдохнул, мысленно перебирая воспоминания о тех редких хороших историях, что остались в далёком прошлом. Некоторые из них были слишком личными, некоторые она бы не поняла, а некоторые были и тем и другим одновременно, но их были единицы. — Мои мама с отчимом не очень близки, — он опустил голову, берясь руками за щиколотку СанМун, выше наклеенных поверх Бепантена пластырей, и начиная короткий, но качественный массаж. У СанМун мурашки побежали от того, как хорошо было после дня, проведённого на ногах, познать такое блаженство. — У меня часто складывалось ощущение, что они вместе не по большой любви, а по нелепой случайности, и, быть может, из-за меня? Как будто маме было так сложно со мной справляться, что она решила выскочить замуж во второй раз, чтобы избавиться от некоторых обязательств, переложив их на кого-то другого. Думала, что на отчима, а в итоге я был на нонне. Сейчас было бы уместно пошутить про то, что это похоже на их ситуацию, когда Чонгук встречается с СанМун, чтобы не платить аренду, хотя в действительности всё платит. Но СанМун точно не оценила бы такую шутку. — Ты поэтому с ними сейчас в натянутых отношениях? — она подсела поближе, останавливая руки Чонгука, которые поднимались выше, норовя исчезнуть под покрывалом. Он искал отвлечение в чём-то, без особой охоты делясь подробностями своей семьи. — У нас всё было неплохо после окончания школы. Он пожал плечами, под «неплохо» имея в виду то, что он был занят работой и потому лишь на выходных обедал с родными. Тогда шумные ссоры приносили ему толику странного удовлетворения, потому что это было очень по-старому, но гораздо реже и не так раздражало. К тому же, тогда ещё была нонна — единственная женщина, способная всех примирить или окончательно разругать. — Но вконец испортилось после того, как бабушка умерла, — ему было необходимо делать что-то, желательно руками, потому он стал перебирать пуговки на пододеяльнике, мысленно ведя подсчёт по кругу. — Как я уже говорил, родителям хотелось контролировать меня на третьем десятке, а слово нонны весило гораздо больше слов отчима, и она могла отстаивать мои права вместо меня. Но теперь я воюю с родителями сам, и где-то проще пересидеть сражение, нежели стучаться лбом о каменные ворота, понимаешь? СанМун понимала, хотя с отцом у неё всегда велись тяжёлые бои. Она отстаивала свои идеи и права; она с ним дралась за последний букет из своего цветочного; в отместку за закрытие бизнеса с мылом она на каждый праздник в течение трёх лет дарила ему остатки мыла ручной работы. И когда отец считал, что он победил или что СанМун пошла на компромисс, он ошибался. СанМун соглашалась на его условия только в том случае, если ей это было выгодно или если она сама этого хотела. В случае с арендой второго этажа пришлось прогнуться в обмен на деньги на квартиру; в случае с Джином она просто решила, что брат заслуживает шанса попробовать. — У тебя есть деньги, ты смог открыть пиццерию в другой стране и получаешь доход от курсов, как, если не в денежном плане, родители могут тебя контролировать? — недоумевала она. — Всё, что я имею по-настоящему, это небольшой депозит, который не смогу снять ещё минимум год, жизнь в одном доме с родителями, работу в здании отца, за которую он отчитывает меня, хотя это я директор своего заведения и… мне даже не разрешат завести кота, если я захочу. Но! Я это всё равно сделаю, если мне правда будет хотеться. Чонгук слабо улыбнулся, кивая в знак согласия. СанМун могла противостоять отцу, и при этом он вёз её на ярмарку и помогал всем, чем мог. Просто она почему-то обращала внимание лишь на ключевые сражения, а не на затяжные периоды перемирия. — Эти деньги я получил от продажи семейного ресторана, — он чувствовал острую необходимость сказать ей чуть больше правды. — Нонна завещала бизнес мне, но отчим с нотариусом перевернули всё так, как было выгодно им, продали ресторан, и получилось, что свою долю я украл. Фактически я деньги, на которые открыл здесь пиццерию, взял без спроса. — Ты не мог украсть то, что изначально предназначалось тебе, — в СанМун, как обычно, проснулся дух противоречия, стоило ей столкнуться с чем-то, что лично она считала несправедливым. — Но моя семья так не думает, — он нечаянно расстегнул пуговицу на пододеяльнике. — И дело не только в этих деньгах. Отчим считает, что я обязан за то, что он оплачивал кулинарную школу. А мама считает, что я обязан ему и за то, что он кормил меня все эти годы. И я не из тех неблагодарных людей, что не ценят чужой труд и приложенные кем-то усилия, просто родители не просят возместить затраченные на меня деньги, они просят обменять жизнь, которую я хочу прожить, на жизнь, которую выбрали для меня они. Чонгук редко выглядел подавленным или чересчур задумчивым. СанМун нравилось считать, что ему не над чем страдать и потому он такой расслабленный, что у него всё складывается по щелчку пальцев и настолько хорошо, что у него нет причин жаловаться. — Ничего особо смешного, как видишь. Он расслабил руки, выпуская пододеяльник, когда СанМун тоже отставила чашку с кофе и пересела к нему на колени. Это было уже чёрт знает в который раз за сегодня, но Чонгук был неимоверно счастлив чувствовать её возле себя или на себе, особенно когда она обнимала его за плечи и поглаживала по спине, выказывая свою поддержку всеми возможными способами. — Уверена, что они тебя любят, а ты любишь их, несмотря на семейные неприятности, которые бывают у всех нас, — она ещё не закончила, но Чонгук уже хотел поспорить с ней. — Только это не значит, что твоя любовь или их любовь кого-то из вас обязывает делать всё, что хочет другой. Вот мы встречаемся, и я люблю тебя, но это вовсе не значит, что по твоей прихоти я снова впущу тебя в свою пекарню с дегустацией пиццы. СанМун протараторила вторую часть, потому что уверенности на «я люблю тебя» ей недоставало, а назвать это простым «нравишься», когда до этого она говорила о родительской любви, язык не повернулся. Вот и вышла слегка торопящаяся СанМун, которая всё же сказала Чонгуку, что любит его, хотя пару недель назад считала, что ничего более ненависти к нему испытывать не может. — Я знаю, — у него уже проклёвывалась хитрая улыбка, но окончательно она расцвела после того, как он поцеловал СанМун в лоб, попутно зарываясь в её волосы пальцами. А СанМун не знала. Она говорила ему одно, но сама думала другое. «Вот если он испортит ещё раз мой пирог, я его убью, закопаю!» — и что в итоге? Он испортил сотню её пирогов, а она только развела руками и позволила ему сделать это. Так что не факт, что с дегустацией пиццы вышло бы по-другому. И это не было до конца хорошо. Раньше СанМун не позволяла ему на пушечный выстрел подходить к ней, а когда дала слабину и жаждала его поцелуев, была готова разрешить ему что угодно. — Очень надеюсь, — как можно строже сказала она, полагаясь на его совесть. Джин сейчас должен был икнуть дома. Часть вины за то, что СанМун мысленно разрешала Чонгуку поступать как ему вздумается, лежала на нём. Это он говорил ей провалиться в любовь, не предупреждая, что падение будет долгим, как прыжок в кроличью нору, а СанМун только и останется, что полагаться на Чонгука, который внизу её либо поймает, либо позволит ей разбиться.