Сборник драбблов с зайчиками

— Г-г-г… р-ра-а-аж… м-м-е… — раздался чей-то голос, смутно напоминающий то-ли блеяние овцы, то-ли голос друга. Да, пожалуй можно назвать этого идиота своим другом и плевать сколько дерьма я пережила из-за него. — Съеби, пока цел! — рычит второй. Точно. Это Рома и Бяша. А с ними кто? Неужели Бабурин опять почувствовал в себе силы и обрёл бессмертие? Ну правда! К Роме полезет только бессмертный или человек с определёнными привилегиями, например: я. Как его сестра я имею полное право дразнить его и оставаться безнаказанной. Наспех застегиваю сумку и бегу на голоса, совсем забыв про упавшую тетрадь по химии, новую заведу если понадобится. Что-то определённо случилось и если Ромку сейчас не сдержать кому-то конец. За друзей он и убить может, а я не хочу, чтобы он сел. К тому же, если дело хоть как-то касается Бяши он звереет, успокоить его мог лишь отец, но… после его смерти братец как с цепи сорвался. Психованный вечно и отстраненный. Выбегаю на поляну. Среди всего этого обилия зелени стоит дрожащий Бяша, которого закрыл собой братец, а рядом с ними наш общий знакомый — Бабурин. Ему в прошлый раз было мало или что?! Совсем обезумел, что связался с Ромой? Да ладно бы сказанул чего лишнего про меня, как он любит: «шлюха», «стремная шмара» и прочие не самые приятные оскорбления; так этот идиот полез к Бяше и поднял тему гаража! Черный гараж — детская травма Бяши, да и в прочем всей компашки брата, учитывая их приключения в тринадцать лет. Именно на тему этого гаража мы не разговариваем вообще, а тут этот идиот! — Рома! Двое оборачиваются на меня, Бяша, наверное, не слышит, я вижу, как его трясёт, как он слишком сильно сжимает свои же плечи, в надежде найти помощь. Сердце бьётся похлеще ударов Хорриса. На ватных ногах бегу к Бяше, сразу же заключая его в объятья. Он сжимает меня сильнее, словно я сейчас спасательный круг. Хотя, да, так и есть. Я обязана его спасти. Именно сейчас он сильно нуждается в поддержке, именно сейчас он не отмахивается от проблем, мол: «я же парень». Но он вновь начнёт переводить темы стоит ему прийти в себя. — Кого хуя? — сейчас мой голос схож с шипением змеи, я едва ли ядом не плююсь. Хотя… пора бы начать. А ещё желательно цапнуть кого-нибудь, хотя нет, это мерзко и негигиенично. Мало ли в каком дерьме они были. Ада, что за мысли? — Этот мудила решил, что ему все позволено и начала втирать про… — Ясно. — отрезаю, дабы тот не заикнулся про гараж. Не хватало, чтобы стало хуже. Бяше и без того плохо. — Тише… все хорошо… — шепчу, слыша за спиной удары. Бяша тяжело дышит мне куда-то в макушку, продолжая сжимать. — я рядом… Где-то на заднем фоне кричит Семён. Сам виноват. Знает же, что Ромку злить нельзя. Знает же, что про гараж говорить нельзя, но все равно раскрывает свой рот в самое неподходящее время. Почему этого идиота не убил тот маньяк? Проще жить было бы! Два чёртовых года этот говнюк был спокоен и не рыпался, с того самого дня, когда его забитого и дрожащего от страха вытащили их гаража. Но в этом году у Бабурина резко прорезались зубы, чёртов кретин, это ж надо начать про гараж заливать! — Ромка! — с другой стороны поляны кричит Антон. Ну вот, опять Бабурина спасёт. — Что произошло? Пока Рома что-то говорил, а я тихо шептала Бяше, стараясь его успокоить, Антон успел оценить обстановку. — Бабурин, мразь! — на это раз голос подал Петров, надо же. Слышу ещё один удар, но к сожалению не вижу кто его нанёс. Хотелось бы тоже присоединиться, но сейчас нужно думать о ментальном состоянии Бяши. Его дыхание приводится в норму, отлично. Он вдруг отстраняется и смотрит на меня безумным взглядом. Словно не узнает. Тёмные глаза подернуты мутной пеленой. Ещё нет… нужно немного времени. Я не первый раз уже с таким сталкиваюсь, лучше немного подождать. — Это я… слышишь? — осторожно начинаю говорить. В таком состоянии лучше не рисковать. Пара секунд требуется, чтобы он пришёл в себя. Уже окончательно. — Прости… — Всё нормально, я понимаю, — улыбаюсь, все ещё держа его за руку. — Спасибо. Он приподнимает моё лицо за подбородок, отчего по телу пробегает табун мурашек. Его лицо непозволительно близко к моему. Его прикосновение напоминало касание легкого ветерка — робкое, прохладное, приятное… Только вышло куда чувственнее, головокружительнее. Я, не сдержалась, ответила со всей нежностью, какой только могла, какой испытывал к этому человеку. В сердце мотыльком затрепыхалось какое-то непонятное, раньше еще не испытываемое чувство, какое-то приятное и очень хрупкое. И все хотелось, чтобы этот миг не прерывался, перерос в вечность, длился как можно дольше, а еще лучше — бесконечно…