Голод ангела

Малый Дворец, расположившийся на некогда мертвой пустоши в окружении лесов, сиял огнями. Пышный бал, устроенный Его Величеством в честь удачной охоты, только начался. Прибывающие экипажи располагались на специально отгороженном участке, где за ними присматривали слуги. В одном из них с удобством расположились благородная дама в пышном одеянии и рыжеволосый молодой человек, чья внешность и манеры сделали бы честь любому собранию. Спустившись вниз, молодой человек помог выбраться из экипажа своей спутнице и повел её к входу, где навстречу им уже вышел распорядитель. -Маркиза де Водрикур и шевалье д’Амблевиль! Они вошли в короткую проходную, украшенную шпалерами и выстланную чистой соломой. Женщина изящно опиралась на предложенную руку юноши, который совершенно не был против подобного оборота дел. Его не смутил даже кончик рыжего пышного хвоста, на мгновение вынырнувший из-под многочисленных юбок. -Мадам, у вас немного сбилась накидка, - деликатно шепнул он, остановившись недалеко от входа в бальную залу. Мадам де Водрикур одарила его чарующей улыбкой. -Благодарю вас, мсье д’Амблевиль! У входа их разлучили, очаровательная маркиза встретила одного из своих близких друзей, а юный Клод поспешил укрыться за одной из портьер, где его уже ждали. Выходя, он сделал вид, что поправляет развязавшиеся тесемки на одежде. Человек, ожидавший его за портьерой, исчез, словно его и не было. Клод прошелся в толпе гостей, то и дело раскланиваясь со знакомыми. Он довольно недавно прибыл в Париж и всё еще был редким гостем на подобных мероприятиях, куда ему удавалось попасть лишь в компании друзей или, как в нынешнем случае, прекрасной дамы. Но молодость давала ему иные преимущества, которыми он с удовольствием пользовался. Сделав круг, Клод вернулся туда, где началось его путешествие, и застал свою восхитительную спутницу уже в компании высокого привлекательного мужчины в плаще духовного лица, небрежно накинутом поверх костюма дворянина. Судя по всему, беседа увлекла обоих, потому что они не сразу заметили подошедшего Клода. -Так говорите, они оба нефалемы?- в голосе Соланж де Водрикур слышалось искреннее удивление. – Но разве Собор не изгнал всех, в ком течет кровь ангелов, за пределы городов? Ведь, как говорят, они умеют многое такое, что делает всех других беззащитными пред их чарами. Почему же их не изгнали из города? -Ну, когда они скрываются и держат при себе свои тайны, то вполне могут сойти за людей, - важно ответствовал священник, нимало не смущенный словами дамы, - поэтому следует быть как можно более стойкими в своих искушениях, мадам. Что же до тех, о ком идет речь, они связаны клятвой и Щитом Веры, и служат защите и славе как Парижа, так и всей Франции. На этих условиях нефалемы могут оставаться и жить среди людей в городах, и иной раз случается, что несмотря на все свои прегрешения они служат верой и правдою своим господам. Впрочем, ведь все мы не без греха, - вздохнул он, наконец, заметив почтительно замершего в шаге от них Клода. Госпожа де Водрикур, известная во всем Париже своей баснословной распущенностью, с улыбкой протянула руку д’Амблевилю. Взгляд её, направленный, однако, на каноника, был удивительно нежным. -Но ведь вы отпустите мне грехи, мой дорогой Флорен? В её голосе было скорее утверждение, чем вопрос. Скулы священника вспыхнули бледно-розовым пламенем смущения. Впрочем, Клод нимало не сомневался в том, что смущение это было наигранным. Бриан де Флорен был священником, но также был и дворянином, не отказывавшим себе в тех удовольствиях, которые обычно предпочитают дворяне. Маркиза взяла руку своего собеседника и легонько сжала изящные пальцы, одарив прощальной улыбкой. Вслед за тем она позволила Клоду увлечь себя в круг танцующих. -Какой ужас, месье д’Амблевиль, - вздохнула она с непередаваемым выражением печали и заинтересованности, - эти кошмарные существа повсюду! Быть может, даже здесь! И, быть может, они читают мои мысли, можете вы представить такое непотребство? -Разделяю ваше опасение, мадам, - Клод изящно наклонил голову, так, что светлый локон упал на лицо, - просто ужасно! Но поверьте, я смогу защитить вас от любого существа, даже нефалема. Всегда к вашим услугам, моя дорогая Соланж. Чуть позже в алькове Малого Дворца мадам де Водрикур весьма щедро отблагодарила его за это обещание, за что Клод был ей весьма благодарен. Эта прекрасная женщина знала толк в любви и была в ней ненасытна так, словно кровь нефалемов текла и в её жилах. Эти создания, жившие среди людей испокон веков наравне с иными нечеловеческими расами, славились своей любвеобильностью. Многие боялись их, страшась этой любовной ненасытности, в старые времена убийство нефалема не считалось грехом и с легкостью отпускалось церковью. Судя по всему, страх перед ними преследовал многих, но не маркизу де Водрикур, поставившую любовь во главе своей жизни. Что не мешало ей громогласно ужасаться их возможностям. -Бесконечно жаль, что я должен покинуть вас, - сказал ей Клод, снимая со своего мизинца кольцо с аметистом и надевая на палец своей прелестной визави, - надеюсь увидеться с вами на балу у мадам Гарсель. -Жаль, что вы так скоро покидаете меня, - вздохнула госпожа де Водрикур, оправляя свои пышные одеяния, - вы еще так юны и так непривычны к балам и развлечениям. Ну ничего, мы это исправим. Клод с улыбкой поцеловал ей руку и выскользнул из алькова, предварительно убедившись в том, что коридор пуст. Ему и правда, следовало поторопиться. Приказ, полученный от некого лица, доверявшего ему роль вестника, не был срочным, но у Клода была назначена еще одна встреча за пределами Парижа. И эту встречу он не мог пропустить. Письмо, которое он получил на рассвете этого дня, было подписано именем Жака Лэньера, человека, благодаря которому он оказался в Париже и не потерялся в этом безумном и странном городе в первые же дни. Жак Лэньер, капитан гвардейцев кардинала, был близким другом д’Амблевиля-старшего и не отказал в просьбе замолвить словечко за его юного сына. Он очнулся от боли. Голова трещала так, словно внутри происходила бодрая попойка с участием как минимум двух полков. Клод попробовал пошевелиться, но руки оказались связаны за спиной каким-то хитрым узлом. С трудом разлепив веки, он молча уставился перед собой, пытаясь сфокусировать взгляд. -Очнулся, - улыбка на физиономии, склонившейся над ним, была очень недоброй, - Лоран, Симон, зовите остальных. -Решили устроить вечер радостных воспоминаний, Сен-Клер?- Клод усмехнулся и вскинул голову, хотя от этого движения к головной боли присоединилась еще и тошнота. –Или вам было мало того, что произошло у кладбищенской стены? -Скорее мало было вам, - Сен-Клер ухмыльнулся еще шире, выпрямившись, чтобы приветствовать шестерых рослых мужчин в потрепанных голубых мушкетерских мундирах, - а ведь я предупреждал вас относительно юного Варрена. -Мальчишка нарвался сам, собственными силами и безмозглым характером, - безмятежно откликнулся Клод, поводя затекшими плечами, - и ему повезло, что я не прикончил его, а позволил удрать. Как я понимаю, именно в вашей постели он нашел укрытие, защиту и понимание… Сен-Клер ударил наотмаш, несильно, но чувствительно. Клод окинул взглядом шестерку его спутников, последний из которых тщательно запирал дверь на большой деревянный засов. Суля по всему, убежищем их был какой-то покинутый трактир, о чем свидетельствовал прокопченный очаг, в котором потрескивало жаркое пламя, и пустые запыленные полки, на которых когда-то располагалась посуда и припасы. -Так это вы написали письмо от имени мсье Лэньера, - он покачал головой и снова коротко рассмеялся, - видно, боялись, что ваше собственное имя слишком ничтожно… Еще одна оплеуха, уже более серьезная, едва не свернула ему челюсть. Рот наполнился кровью. Но Клод д’Амблевиль был не тем человеком, которого можно было запугать. -И что вы собираетесь делать, господа? Неужто примените пытки, как какие-нибудь жалкие палачи или дознаватели?- он постарался вложить в голос все ехидство и язвительность, отпущенные ему природой и Господом Богом. -Не совсем, - Сен-Клер обошел столб, к которому был привязан Клод, и положил руки на плечи сзади, прижимая спиной к шершавой деревянной поверхности, - скорее собираемся проучить наглеца и хвастуна, который не погнушался ранить ребенка. -Ребенка?- Клод приподнял бровь. –Ну вы скажете тоже, Сен-Клер! Этот ребенок успел переспать не только со всеми продажными девками Парижа, но и отправился в рейд по постелям своих сослуживцев. Талантливое дитя, ничего не скажешь! Новая затрещина заставила поморщиться. Её отвесил высокий изящный мушкетер с серебристо-серыми глазами ангела на нежном, почти девичьем лице. Андре де Шомон по прозвищу Ангелочек, умелый боец, еще более умелый любовник, обожаемый не только дамами света и полусвета, но и безусыми юнцами из тех, что в шелковых масках приходят казармы, когда гаснет свет. Клод его знал, как понаслышке, так и лично, едва не нарвавшись на дуэль с ним на третий день своего пребывания в Париже. -Продажные девки, говорите, - Шомон стиснул в кулаках ворот рубахи пленника и неожиданно разорвал донизу, прошедшись ладонями по обнажившейся груди, - увы, не сегодня… сегодня в продаже у нас один весьма разговорчивый гвардеец кардинала. Клод с трудом удержал рвущийся из горла рык. В глазах потемнело от ярости и чего-то большего, чем ярость. Он зажмурился, напрягая руки, пытаясь разорвать веревки. Нет, черт подери, нет, нельзя! -Ого, похоже, вы столь же нетерпеливы, сколь и наглы, - Шомон рассмеялся, показав белоснежные зубы, острые, как у хищного зверя, - смотрите-ка, друзья, как нам рады! Горячая ладонь обжигала даже через плотную ткань штанов. Клод хрипло выдохнул, глядя в серебристые глаза. -Развяжите мне руки, - дышать было тяжело, в груди словно рождался вулкан, - развяжите… вас семеро… мне… некуда… бежать… Последние три слова он произнес, хрипло выдыхая, дрожа от чужих прикосновений, грубых ласк, которые дарили жесткие ладони, скользящие по телу. Лезвие кинжала почти нежно поцеловало кадык. Ему развязали руки и медленно, шаг за шагом, повели к деревянному столу, стоявшему в центре комнаты. Кто-то из врагов предусмотрительно постелил плащ на грубо оструганную поверхность – похвальная предусмотрительность. Клод не пытался ни протестовать, ни сопротивляться, в душе проклиная собственную чувствительность и чувственность, заставляющие его тело отзываться на ласки подобного рода. Он боялся смотреть вниз, на ноющее от напряжения мужское естество. Кто-то толкнул его в спину, бросая грудью на стол. Клод стиснул зубы, дыша через раз, прикрыв глаза и молясь в душе дьяволу о том, чтобы сохранить здравый рассудок, пока жесткие жадные руки тискали его бедра, зад и промежность. Кто-то весьма умело ласкал его, проникая пальцами под крайнюю плоть, оттягивая, обнажая головку. Острые, почти болезненные судороги наслаждения заставили его прикусить кулак. -Я предупреждал вас, сударь, - тяжелое мощное тело приникло сзади, в ноздри ударил резкий аромат духов, смешанный с запахом здорового крепкого мужского пота, - не стоило вам нарываться. Лорен, давайте сюда масло! Мы же хотим сохранить этот красивый зад для всех. Сен-Клер, надо отдать должное, взял его для начала одним пальцем, медленно проникая и поворачивая, чтобы расширить проход. Смоченные в масле пальцы скользили мягко, умело разминая и проникая. Если его и удивила чистота, несвойственная человеческим существам, он никак не дал этого понять. Клод попытался расслабить сведенную поясницу, когда один из буйных красавчиков просунул руку ему под грудь и принялся ласкать, играя с сосками. Клод непроизвольно ахнул, задышав чаще, отвлекшись на это прикосновение. -Черт побери, не думал, что он настолько горяч, неужто и правда, нефалемское отродье? - произнес кто-то негромко, и от этих слов щеки и уши вспыхнули. Не от стыда, стыд давно был ему неведом, от новой волны телесного голода, который пробудили в нем эти рослые, мускулистые красавцы с сильными руками. -Не думаю, - откликнулся Сен-Клер, продолжая разминать ему зад, - для нефалема он слишком нагл и злобен. Я слышал, они миролюбивы и ненавидят сражаться. -Не скажите, дружище, - фыркнул рыжий великан, имени которого Клод не знал, - в роте господина Дезэссара был нефалем. Сущий дьявол! Убил четверых на дуэли прежде, чем его сумели остановить. Разумеется, вылетел из полка, как пробка из бутылки. Ну что, скоро там? -Похоже, его содомские врата отверзались не раз, - хмыкнул Сен-Клер, присоединяя третий палец к двум, орудующим в заднице, - но на удивление быстро схлопывались снова. Задница на мгновение опустела, а затем нагретое место заняло нечто более крупное. Клод вскрикнул, забившись, ударяя кулаками по столу и выгибая спину. Сен-Клер вошел без церемоний и политесов, сразу полностью, нимало не щадя противника и насаживая его на свой клинок целиком. Клод уперся дрожащими руками в столешницу, глядя на запрыгнувшего на неё уже обнаженного молодого белокурого красавца с на удивление тяжелым и крупным достоинством, уже начавшим свое становление. Не оставалось сомнений в том, чего от него ждали. Белокурый мушкетер занял позицию на коленях прямо возле лица пленника, так, что Клод без труда мог взять его могучее орудие в рот. Вкус смазки и мочи на языке полоснул по мутящемуся сознанию, но Клод заставлял себя сохранять здравый рассудок и ясность мысли. Он использовал все свои познания, лаская красавчика, забирая тяжелую плоть почти целиком в рот, лаская пальцами подобравшиеся ятра. Голова кружилась от ощущения наполненности, наконец-то границы сытости, подступившей так близко. Он даже не потрудился отстраниться, когда молодой мушкетер кончил прямо ему в рот. Проглотил солоноватое семя до капли, слизав остатки в обмякшей плоти. Сзади тем временем Сен-Клера сменил кто-то другой. Его естество было не столь велико, как у его предшественника, потому Клод чуть сжался вокруг него, подаваясь навстречу, полностью сохраняя владение телом, хотя до непереносимости хотелось кончить. Но он слишком хорошо знал, что принесет скорый финал, потому держался столько, сколько это было возможно. Поочередно отымев его в зад, они подняли его и уложили спиной на стол, подтянув к краю так, чтобы можно было продолжить развлечения с «содомскими вратами». Но теперь он мог уделять внимание остальным, лаская то один игрец, то другой, позволяя себе наконец-то насладиться сполна тем, чего так долго был лишен… В конце концов, это его природа, не ему спорить с ней. В памяти всплыла освещенная неярким светом свечей комната и изящная фигура у стола. … -Я впечатлен вашими успехами, - негромкий спокойный голос заставлял сердце сбоить, - выполнить поручение в самые краткие сроки и с минимальными потерями там, где потери ожидались весьма немалые… что ж, я рад, что не ошибся в вас, молодой человек. Он внутренне содрогнулся, краем глаза увидев то, что обычно было скрыто от людского взора. Блеск изумрудного пера, упавшего на пышный ковер из-под лилового плаща, ослепил. Клод бросил короткий взгляд на дверь и сделал шаг, оказавшись в досягаемости сокровища, которое могло превратиться в величайший кошмар и смуту для государства. Преклонив колено и упершись в ковер ладонью в знак почтения, он незаметно сжал перо между пальцев. -Монсеньор знает, я – его верный слуга, покуда смерть не приберет меня. Он поднялся, повинуясь жесту, и чуть развернул ладонь, показав перо его обладателю. Темные глаза сверкнули, точно два отполированных агата. Изящная ладонь опустилась на его руку, забирая свидетельство природы того, в чьих руках сосредоточилась власть во Франции. -Я рад видеть, что не ошибся в вас, молодой человек. А теперь ступайте. Воглен проводит вас. Он вышел, внутренне содрогаясь. Путь через узкие темные коридоры привел его и его проводника, молчаливого человека в сером одеянии, к небольшой дверце. Здесь в ладонь Клоду лёг увесистый мешочек. Затем дверь отворилась, выпуская его в темноту ноябрьской ночи. Он был ошеломлен, сердце его билось так, что готово было разорваться. До главной улицы он шел пешком, но оказавшись возле небольшого трактира, заметил двух носильщиков с пустым портшезом, уже собиравшихся уходить. Он вытащил монету из кошеля, врученного молчаливым слугою, даже не обратив внимание на её достоинство, и сделал знак носильщикам. -Улица Плетельщиков, дом в тупике, - скомандовал он, усевшись в портшез и задвинув занавески. …Сквозь головокружение и сладостную дрожь он видел прекрасные лица, склонившиеся над ним, собственные ноги, закинутые на плечи Шомона, и его гибкое белоснежное тело, движущееся в мягком ритме. Как же жаль… Он выгнулся, простонав, сжимая в себе пульсирующую плоть и задыхаясь от ощущения болезненной наполненности. Шомон дернулся, задохнувшись, глядя на него своими непостижимыми глазами, из-за которых столь многие принимали его за того, кем он никогда не был. Забавная шутка вышла, назвать демонское отродье Ангелочком. Но сейчас Клод был бесконечно благодарен ему за голод и адовое пламя его семени, обжигающее нутро. Потом один из мушкетеров, мускулистый громила с тяжелыми плечами и восхитительным запахом мужественности улегся на спину на столе и потянул Клода на себя. Второй, тоже крепыш с железными пальцами, забрался сверху, с усмешкой шлепнув жертву по заду. Клод оказался зажат между двумя горячими, мокрыми от пота телами, источающими божественный запах мускуса. Он старался не терять здравомыслия и держать голову в холоде, но это было бесконечно сложно, и иногда на несколько мгновений он, всё же, упускал мгновения, когда его пленители меняли расклад. Вначале он лежал грудью к груди нижнего любовника, а второй терся о него и пристраивался довольно умело. Клод невольно охнул, когда в его порядком потрепанные «содомские врата», толкаясь, попытались войти сразу два гостя. Одному это удалось легко, второй же скользил по обильно умащенной семенем промежности, время от времени пытаясь протиснуться следом за более удачливым соперником. Клод протестующе застонал, пытаясь упереться ослабевшими руками в грудь молчаливого рыжеволосого великана, на котором возлежал, и чье мужское естество сейчас распирало его нутро. -О Боже!- это вырвалось у него в миг, когда второй гость, упорно протискивающийся в уже занятые «покои», всё же смог достичь своей цели. Сильная рука обняла его затылок, вжимая лицом в поросшую золотистыми волосками грудь. Наконец-то им удалось заставить его стонать и кричать, и, как ни старался, Клод так и не смог заставить себя умолкнуть. Тот, что вошел вторым, двигался медленно, отираясь и о его нутро, и о того, кто прибыл первым. Рыжий гигант запустил пальцы в волосы на затылке Клода и чуть приподнялся, чтобы было удобнее целовать. Его язык повторял движение двух тяжелых стволов, таранивших снизу. Клод покорно приоткрыл рот, лишь смаргивая слёзы, выступившие на глазах. Хвала небесам, тот, что был сверху, сообразил выйти прежде, чем излил свое семя. Влага брызнула на спину и поясницу и тот, кто лежал снизу, обласкал Клода, размазав её по разгоряченной коже. -Я убью вас…- стоны превращались в прерывистые всхлипы, - о Боже… я убью вас… аааххххх… Теперь они брали его по двое, неизменным оставался лишь рыжий великан под ним. Могучие, поросшие золотыми волосками руки крепко прижимали его к массивному телу, губы выпивали дыхание. А потом он охнул, почти потеряв сознание и слабо, едва слышно хныкнув, когда между двумя налитыми «клинками», распиравшими его нутро, осторожно, словно примериваясь, вонзился третий. Двое зажимали его, не давая пошевелиться, а третий медленно, пока еще осторожно двигался в плотно занятом отверстии. -Ублюдки…- произнес он одними губами, содрогнувшись от наслаждения, такого острого, что сознание снова оставило его. Когда он очнулся, очередной «клинок» вонзался в него с такой силой, что он не смог сдержать криков. Слезы текли, обильно увлажняя широкую грудь рыжего гиганта, который обнимал его одной рукой за плечи, а второй прижимал его голову, лишив возможности оказать хоть какое-то сопротивление. Иногда они отходили омыться из большой бадьи, что стояла в дальнем углу. Смывали семя и дерьмо со своих прекрасных орудий, за каждое из которых Клод был готов отдать фамильный замок и всех его обитателей впридачу. О, он бы многое отдал, чтобы навсегда оставить этих красавцев при себе, но увы, это было невозможно. И это наполняло его сердце странной, нежной тоской по тому, что никогда не могло бы сбыться. Потому он сделал единственное, что мог – отдавался всем им и каждому из них со всей страстью, дарил каждому из семерых всего себя. Сен-Клер, ошеломленный его выносливостью и голодом, уже не усмехался ему в лицо, но взгляд его теперь молил о любви. Клод уложил его на стол и встал на колени, направляя его тяжелый, снова налившийся ствол в себя. Это было единственное, что он мог сделать для человека, подарившего ему самую волшебную и неповторимую ночь его жизни. Он поднимался и опускался на бедрах Сен-Клера, плотно обжимая в себе его поистине богатырское орудие, любуясь недобрым, но поразительно красивым лицом. Потом к Сен-Клеру присоединился Шомон и вдвоем они разделили любовника, заставив снова и снова кричать от наслаждения… -Я помню ваше лицо, - Шомон смотрел ему в глаза, хмуря брови и теребя перчатки, - мы знакомы? -Боюсь, что нет, - Клод одарил его безмятежной улыбкой, - я бы запомнил вас. Он оставил озадаченного Ангелочка в недоумении, оставил потому, что попытка вспомнить встревожила его самого и заставила размышлять о вещах, о которых ему не хотелось думать вовсе. В памяти всплывало горячее мускулистое тело, льнущее к его телу, губы у его губ, дыхание, отдающее вином и жареным мясом. -… Кто вы, месье? Зачем вы здесь?- хриплый шепот рвет сознание в клочья. Он сглупил, позволив себе пойти на поводу у голода. В итоге едва не утратил всё, что имел… Шомон был ненасытен и тогда, и сейчас. Отдыхал краткие мгновения, а потом снова обнимал Клода, целовал его губы, ласкал его естество. Он был единственным, кто не только брал, но и отдавал. Его жаркий, жадный рот доводил Клода до помрачения рассудка, заставляя метаться и умолять. Постепенно, обессилев и иссякнув, его возлюбленные расположились у стены, где были разостланы плащи и попоны. Но Сен-Клер и Шомон не оставили его. Остаток ночи и половину дня они продолжали радовать его своим голодом, но постепенно и их сморила усталость. Последним был Сен-Клер, забравшийся на стол и накрывший его тело своим. Его губы горчили и в больших светлых глазах было нечто, чего Клод не ждал увидеть в них. -Черт бы побрал вас, мой милый, - тихо прошептал мушкетер, беря его и замирая так, в священном единении, - что же мне делать с вами, Клод? Что мне делать с проклятым нефалемским отродьем, без которого мне теперь не жить? И что мне делать с моим проклятым сердцем, которое не распознало, с кем имеет дело... -Ничего, мой прекрасный, - Клод провел ладонью по его волосам, мягким, как у девушки, - увы мне, ничего сделать вы уже не сможете. Я так благодарен вам, Арман, вы не знаете… не представляете. Он сделал то, что сделать был должен. Увы, они не вспомнят, не поймут, почему такая тоска сжимает их сердца. Их участью будет тьма беспамятства, в которой потонут их несчастные души. Клод хотел бы, так сильно хотел бы сохранить их… но не мог. Он обнял того, кто ласкал его и слил свои губы с его в жарком поцелуе, забирая сомнения. Он дождался, пока Сен-Клер кончит в него, усыпил легким прикосновением к затылку, а затем осторожно выбрался из-под обмякшего, бессильного тела и коснулся губами виска, забирая память. Затем проделал то же самое с остальными шестью любовниками. Безумно хотелось выть и стенать, но он молча подобрал свою одежду, набросил рубашку Сен-Клера на мокрое от пота и семени тело. Не смог отказать себе в этой маленькой краже. Ноги были слабыми, он едва смог добраться до лошадей, стоявших у коновязи. С трудом забрался в седло своей Золотоглазой и дал шпоры. Следовало прибыть в город до темноты. Но послание он передаст завтра… Потом был путь сквозь ночь, в серебряном свете Луны, пребывавшей во всей своей полноте. В её сиянии мир казался прекрасным и спокойным. Ветер доносил аромат полыни, окутывавший сердце первозданной горечью. Но вскоре запахи города перекрыли этот ветер свободы и радости. Золотоглазая хорошо знала дорогу домой и шла уверенно даже в полной темноте. Но вот впереди замаячили оранжевые прямоугольники окон и ветерок донес негромкое пение. Этот низкий, приятный баритон мог принадлежать одному лишь Бикара. И он не ошибся. Его ждали, беспокоились за него, как могли беспокоиться только самые близкие. Братья по крови друг другу, ставший братьями и ему. -Вы целы, Клод?- только и спросил Каюзак, осторожно снимая его с лошади и на руках относя в небольшой домик, которые они снимали втроем. Бикара молча взялся за поводья Золотоглазой, чтобы выводить её. Слуг они пока не могли себе позволить, но, как могли, помогали друг другу. -Всё хорошо, только немного устал, - Клод опустил голову ему на плечо, прикрыв глаза, - мне нужно помыться и поспать. И все будет в порядке. Поможете мне, Франсуа? Разумеется, Каюзак помог ему с купанием, на половине действа к ним присоединился Бикара. Этим двоим, единственным во всем мире Клод мог довериться во всем. И дело было даже не в том, что они трое были не совсем человеческих кровей. Если на то пошло, этого добра в Париже всегда было достаточно, он словно магнитом притягивал в себя всякую нелюдь. Но Каюзак и Бикара стали первыми, кого он встретил в этом городе, первыми, кто молча и спокойно принял его и свою суть. Потому они не пожелали расставаться, когда возник вопрос, куда им поступать, хотя Каюзак изначально планировал идти в мушкетеры. Вот уже год, как они делили дом на Улице Плетельщиков, а вместе с домом делили еду, тайны и жизнь. -Со вчерашнего осталось только копченое мясо и немного зелени, - сказал Бикара, исследовав небольшой шкаф для хранения еды, - и вина всего пара бутылок. -На сегодня достаточно будет, - сказал Каюзак, заворачивая Клода в чистую, хотя и ветхую до прозрачности простыню, - отдадим большую половину Жюссаку, после всех его приключений подкрепиться ему не помешает. Клод д’Амблевиль де Жюссак фыркнул ему в шею, позволяя уложить себя на огромную кровать, которую они делили на троих. Да уж, после таких приключений ему точно не помешает подкрепиться, подумал он, прогоняя остатки грусти и тоски, и с любовью глядя на братьев, которые накрывали на стол. Завтра ему нужно будет передать полученные сведения и не только. Но это завтра. Пока он растянулся на постели в блаженном состоянии покоя, раскладывая те сведения, которые сумел почерпнуть из затуманенных страстью сознаний своих возлюбленных. Сплетая тончайшие нити этих сведений, он ткал в собственном мозгу единое полотно событий, который казались ему все более важными. Завтра он передаст их тому, кто держит все нити в этом городе и этой стране. Завтра, а сегодня просто есть и спать. Бикара и Каюзак, как всегда, улеглись по обе стороны от него, оберегая и согревая. Два нефалема-полукровки, посланные ему самими небесами. Он хотел думать о них, но ему приснились другие. Четверо, троих из которых он знал, а четвертый был ему незнаком. Темные лисьи глаза, резкие черты лица, выдающие уроженца Гаскони. И умопомрачительная наглость, с которой дерзкий мальчишка заступил ему путь. Ну разумеется, нечисть, кто же еще мог оказаться в компании полукровки-нефалема, демона, избравшего путь служения Отцу и полукровки-огрэ. Клод д’Амблевиль де Жюссак пробудился с мыслью о мальчишке из Гаскони и твердым намерением свернуть ему тощую шею. Проблема состояла в том, что пока в его жизни и на его пути никакого мальчишки из Гаскони не наблюдалось.