Весна

      Солнце пригревало, но по-настоящему еще не грело. Воздух оставался холодным, но не таким, как зимой. Скорее, это была свежая прохлада, нежели пронзающий до костей холод. Тодороки прикрыл глаза, поворачивая лицо к солнцу. Он сидел на скамейке возле общежития. Тонкий спортивный костюм явно не был рассчитан на такую погоду, но Шото надел его, потому что намеревался устроить пробежку. Однако, стоило выйти на улицу, как им овладела ужасная лень. По этой причине он и оказался на скамейке. Тодороки был обречен замерзнуть, но холод не был ему страшен. Он продолжал сидеть, позволяя теплым солнечным лучам касаться лица.       Время ощущалось каким-то тягучим и шло медленнее, чем обычно. Непривычная тишина расслабляла. Школьные каникулы начались три дня назад и должны были продлиться до конца следующей недели. Прекрасное время, воспользоваться которым стоило для отдыха, которого так не хватало во время занятий. И многие действительно воспользовались. Общежития и внутренний двор UA казались на редкость пустынными. Большинство студентов предпочло провести эти недели с семьей. Но Шото остался в академии.       Непривычная обстановка привычных мест ему нравилась. Тодороки всегда любил покой и тишину. Мысль о том, что впереди еще две недели отдыха, вызывала у него радость. Чувство, что Шото испытывал совсем нечасто.       Планов на день не было. Разве что пробежка, вместо которой Тодороки предпочел сидеть на скамейке, наслаждаясь первым теплом утреннего солнца. Наверное, он мог бы просидеть так еще минимум час, все глубже и глубже погружаясь в бессмысленные рассуждения ни о чем, но звук чьих-то шагов заставил нехотя приоткрыть глаза.       Шото отвернулся он солнца, что теперь светило прямо в глаза и посмотрел на того, кто отвлек его от отдыха. Тодороки не ожидал увидеть Мидорию. Ему казалось, что он проведет время каникул дома, к тому же в последние дни он ни разу не встречал его в опустевшем общежитии. Хотя, быть может, все дело в том, что Шото почти не покидал своей комнаты.       Волосы Изуку растрепались, щеки покраснели. Он вытер рукавом влажный лоб, пытаясь отдышаться. Тодороки даже ощутил укол стыда, ведь Мидория, в отличии от него, все же не пренебрег утренней пробежкой.       — Не знал, что ты здесь, — сказал Изуку, улыбнувшись.       Шото тоже улыбнулся, уголки губ неосознанно поползли вверх. Хотя, на самом деле, поводов для радости не было, ведь из множества тревог, коими была наполнена жизнь Тодороки, Мидория, с недавних пор, был чуть ли не самой большой. Точнее, не сам Мидория, а чувства к нему.       Тодороки не знал, с чего все началось. Наверное, еще с того момента, когда Изуку смог достучаться до него на спортивном фестивале, заставив переосмыслить многие вещи. Или это случилось раньше. Или позже. Впрочем, не важно, главное то, что это случилось. Правда, что конкретно случилось, Шото не понимал. Его сердце просто начинало биться чаще, когда Мидория оказывался рядом.       Так было и сейчас. Солнце падало на лицо Изуку, играло в волосах. Шото сглотнул вязкую слюну, пытаясь собраться с мыслями. Его ответ оказался немногословен:       — Ну да, я здесь.       — Ты тоже решил тренироваться и на каникулах? — поинтересовался Изуку.       Тодороки усмехнулся. Он действительно планировал продолжить тренировки, но истинная причина крылась в другом. Лицо Мидории тут же помрачнело, стоило ему осознать. Он, кажется, даже хотел извиниться, но Шото заговорил первым:       — Да, так и есть. Все нормально, не переживай.       Однако, если Мидория начинал из-за чего-то переживать, остановить его было непросто. Изуку опустился на скамейку рядом и окинул Тодороки взволнованным взглядом.       — Можно спросить? — осторожно сказал он, почему-то вжав голову в плечи.       — Конечно, — Шото попытался улыбнуться, чтобы разрядить обстановку, но лучше бы он этого не делал, ведь улыбка вышла слишком фальшивой.       — Прошло уже два дня каникул, а я только сейчас узнал, что ты остался в общежитии. Почему?       Тодороки мог лишь пожать плечами. Он правда не знал, просто не хотелось из комнаты выходить и все. Или не все. Или не хотелось встречаться с Мидорией, потому что волнение, что всякий раз наступало при встрече с ним, начало по-настоящему напрягать.       Изуку принял более удобную позу, положив руку на нагретое дерево скамейки. Его ладонь оказалась слишком близко к ладони Шото. Тот ощутил, как чужой мизинец коснулся его собственного. Отдернуть руку — такой была первая реакция, но Тодороки поборол ее, ведь, с другой стороны, касание, пусть и такое незначительное, ощущалось приятным.       — Думаю, плохо быть одному все время.       — Мне нормально, — вновь пожал плечами Тодороки.       Он никак не ожидал, что Изуку накроет его руку своей, но это произошло. Ладонь Мидории была горячей и немного влажной. Шото вздрогнул, чувствуя, как сердце почти болезненно сжимается. Кровь прилила к щекам, а дыхание сбилось.       — Я раньше тоже так думал, но… Важно, когда есть люди, которые способны поддержать.       — К чему ты?       Шото тут же разозлился на себя за этот вопрос, прозвучавший откровенно тупо.       — Мы могли бы провести эти каникулы вместе, да и вообще, мы же друзья, разве нет? Почему ты не сказал мне, что остаешься? Хотя я тоже не сказал, так что прости.       — Ничего. Мы друзья.       Друзья — слово ощущалось на языке неприятной горечью, будто с ним что-то было не так. Правда, что конкретно, Тодороки не понимал. Он вообще много чего не понимал. Он запутался в себе и собственных чувствах. Знал лишь то, что жизнь ощущается как-то по-другому, когда Мидория рядом.       — Все хорошо? — тон Изуку вновь стал тревожным.       Шото кивнул, оглядываясь по сторонам. Солнце, деревья, листья на которых еще не появились, здание общежития и тишина — все казалось каким-то нереальным, будто во сне. Только ладонь Мидории, что сжала его руку еще крепче, была настоящей.       — Точно все хорошо? — повторил вопрос Мидория, не дождавшись ответа. — Просто… Извини, если лезу не в свое дело, но я заметил, что последнее время ты какой-то странный и еще более замкнутый, чем всегда. Я, как твой друг, не могу не спросить. Что случилось?       Изуку подвинулся ближе и заглянул Шото в глаза. Расстояние между их лицами было маленькое, но еще допустимое правилами приличия.       — Ты слишком близко, — вырвалось у Тодороки.       Мидория тут же поспешил отодвинуться, виновато убирая руку, но вопрос все же повторил:       — Так что случилось?       — Это и случилось.       Шото планировал сказать, что угодно, но не подобные слова. Он глубоко вздохнул, понимая, что мысли путаются в голове, а к горлу подступает тревога. Утро, что еще совсем недавно казалось приятным и спокойным, перестало быть таковым. Тодороки начало казаться, что прямо сейчас он совершил какую-то ужасную нелепую ошибку. Взгляд Мидории, что теперь был наполнен непониманием, будто подтверждал это.       — Извини, — неразборчиво произнес Шото и поднялся со скамейки, направляясь в сторону общежития.       Конечно, Мидория догнал его, иначе быть не могло. Вцепился пальцами в руку, заставляя остановиться. Он тут же заговорил:       — Вот теперь мне точно кажется, что что-то не так. Если что случилось, ты всегда можешь рассказать мне, обещаю, постараюсь помочь.       Шото замер и, все же поборов внутреннее сопротивление, заглянул Изуку в глаза. В этой изумрудной бесконечности хотелось раствориться навсегда. И это отчасти пугало Тодороки. Он правда не знал, как интерпретировать то, что чувствует. Но признавать, что он неравнодушен к Мидории не хотелось до последнего. Точнее, Шото просто не думал об этом.       Хотя он думал об отношениях как таковых. Пришел только к одному выводу — у него их не будет, ведь отношения, это что-то, предназначенное кому угодно, только не ему. Ведь он, Тодороки Шото, не такой, как остальные люди. В плохом смысле. Он не умеет, как ему казалось, любить, совсем не понимает других людей, не может в полной мере выразить собственные эмоции. С таким как он точно не стоит вступать в какие-либо связи. Да и просто странно это все. Тодороки, как бы не пытался, не мог представить себя целующимся с кем-то или что-то подобное. Он вряд ли был достоин этого. А еще просто не хотел.       Нежелание сближаться с другими людьми — оно преследовало Шото всю его сознательную жизнь. Во многом произошло это благодаря отцу, но виновен был не только он. Сам Тодороки вместо того, чтобы пытаться что-либо изменить и действительно обрести счастье, предпочел заморозить свое сердце, подобно тому, как когда-то поступал со своей огненной стороной когда-то.       Появление в его жизни Мидории, пошатнуло многие убеждения. Изуку ворвался в нее словно ураган, сметая все на своем пути. Наверное, следующей его жертвой была обречена стать убежденность Шото в том, что ему никто не нужен. И Изуку действительно сделал это, сам того не осознавая.       Тодороки смотрел в зеленые глаза напротив и понимал, что ему нужен Мидория. Но он также понимал, что чего бы он там не хотел, права на существование не имеет, и ему придется задушить все эти неуместные порывы.       Изуку продолжал смотреть. Время, кажется, начало течь еще медленнее и только неожиданный порыв холодного ветра заставил опомниться. Он еще больше растрепал волосы Мидории.       — Пошли внутрь, здесь довольно прохладно, — сказал Изуку, бесцеремонно потащив Шото за собой, не выпуская его руки.       Тодороки до конца опомнился только когда оказался на диване в гостиной. Тогда же он понял, что все же замерз. На улице еще действительно было слишком холодно, чтобы ходить в спортивном костюме. Зато в помещении было теплее, чем обычно. Должно быть, постарались солнечные лучи, проникающие в комнату сквозь большие окна.       Мидория опустился на диван рядом и, теперь скорее нетерпеливо, нежели взволнованно спросил:       — Да что у тебя случилось-то?       Тодороки соврал бы, сказав, что ничего, и Изуку тут же распознал бы эту ложь. Обманывать его не хотелось, он точно не заслужил такой подлости. Поэтому Шото решил молчать, правда, это привело лишь к тому, что Мидория повторил свой вопрос. Тогда Тодороки несколько измученно ответил:       — Я не знаю.       Это хотя бы было честно.       — В каком смысле ты не знаешь? — не понял Изуку, вновь приближаясь на опасное расстояние.       — Ну… Я правда не знаю, со мной никогда такого не случалось раньше.       — Все когда-нибудь бывает впервые. Особенно весной.       Лицо Мидории почему-то стало откровенно красным, а Шото спросил:       — Что? — глупо прозвучало. — И при чем здесь весна?       Изуку набрал в легкие побольше воздуха, прежде чем произнести:       — Кто-то из девочек говорил, что первая любовь чаще всего приходит весной, но это так…       — Любовь?       Брови Тодороки свелись к переносице, а лицо Мидории покраснело еще больше, хотя, казалось, уже достигло возможного предела красноты.       — Что? — спросил Изуку.       — Что?       Они оба рассмеялись. Мидория искренне, а Тодороки нервно. Его резко бросило в жар, а потом сразу в холод, но совсем не так, как это бывает при использовании причуды. Его с головой захлестнула непреодолимая тревога, пусть он даже не до конца понимал, о чем они говорят и что вообще происходит.       Изуку открыл было рот, но потом тут же закрыл и вопросительно посмотрел на Тодороки, словно что-то сказать должен был именно он. Правда, что говорить, Шото совсем не знал, однако, несмотря на это, у него вырвалось:       — Ты тоже?       Что конкретно означают эти слова Тодороки не знал, но почему-то вопрос казался уместным. Точнее, казалось, что не задать его будет ошибкой. Конечно, подумай Шото головой, а не отдай контроль над ситуацией эмоциям, он бы ни за что подобное не сказал, но уже было поздно, слова прозвучали.       Мидория тоже сперва не понял, а потом неожиданно побледнел, но, кажется, только ради того, чтобы покраснеть еще раз. В его глазах читалась растерянность, но очень скоро она сменилась, как Тодороки показалось, радостью. Изуку улыбнулся.       Сам Шото все еще не мог понять, что чувствует. Он в принципе перестал что-либо понимать, только нервно поправил волосы и инстинктивно попытался отодвинуться, но подлокотник дивана уперся ему в бок.       Мидория предсказуемо начал говорить первым. Он заметно нервничал, но, как всегда, смог себя пересилить.       — То есть, — начал он, — ты и я, мы ну… получается…       Сказать что-то внятное ему так и не удалось, язык заплетался. Тодороки смотрел на это и понимал, что испытывает странное умиление, хотя, обычно, он совсем не был склонен к этому чувству. Удары сердца отдавались в висках. Он пытался совладать с собой, но неожиданное желание сделать откровенную глупость оказалось сильнее.       Шото наклонился к Мидории, почти коснувшись его губ своими, но остановился в последний момент. Понимание того, что он только что натворил, пришлось резко и сопровождалось желанием хорошенько врезать себе по лицу. Однако Изуку оказался быстрее. Он сократил лишние сантиметры между ними, позволяя поцелую произойти. Правда, это был даже не поцелуй, просто касание губ губами, но его хватило, чтобы понять.       Тодороки отпрянул резко, хватаясь руками за волосы и больно оттягивая пряди. Взглядом он зацепился за пылинки в воздухе, столь отчетливо заметные, благодаря яркому солнцу. Сердце улетело куда-то вниз с огромной скоростью, но даже в таком состоянии у него получилось собрать остатки самообладания.       — Я не знаю, что со мной происходит, — тихо и как-то отстраненно произнес Шото. — Все это так странно.       Со стороны Мидории послышался смешок, после которого он заговорил:       — Возможно, но ты мне нравишься. Вообще я давно хотел сказать, но боялся. Думал, что это неправильно, но, если ты тоже, то…       Поборов тревогу, Тодороки посмотрел на него. Лицо Изуку будто светилось, глаза ярко блестели. Это немного успокоило Шото, по крайней мере дало понять, что ничего страшного не случилось. Но сердце успокаиваться не желало.       — То мы можем попробовать, — закончил мысль Мидория. — Конечно, только если ты хочешь. К тому же сейчас весна.       Тодороки вдруг снова захотелось смеяться. Нервное, наверное. Он до сих пор не понимал, при чем здесь весна. Разве что-то подобное не могло случиться зимой или летом? Или никогда, ведь это не должно было происходить. Однако вопреки всякой логике, рука Изуку потянулась к руке Шото и переплела их пальцы.       — Эй, — позвал Мидория. — Ты в порядке?       Должно быть, Шото не был в порядке, раз Изуку задал такой вопрос. Тодороки еще раз поправил волосы, так, чтобы они максимально закрывали шрам. В такой момент хотелось выглядеть красиво. Потом Шото задался вопросом: «В какой момент? Чем он особенный?» — но, не найдя ответа, он продолжил поправлять волосы. Делал это до тех пор, пока Мидория не перехватил его руку.       — Все хорошо. Давай попробуем еще раз. Я никогда так не делал, но, думаю, у нас получится.       Тодороки кивнул прежде, чем смысл слов дошел до него в полной мере.       Теплые губы Изуку накрыли его собственные. Сперва Шото почувствовал, как его сердце останавливается, потом стало приятно. Это ощущение было чем-то принципиально новым, он никогда раньше ничего похожего не испытывал. И не думал, что испытает. До этого момента Тодороки был убежден, что никогда не узнает, что такое поцелуй. Тем более не узнает, что такое влюбленность. Но, кажется то, что он испытывал к Мидории уже достаточно давно, было именно ей.       Шото не сразу понял, что счастлив. По-настоящему. Наверное, все дело в том, что это чувство также было для Тодороки чем-то новым. Но от этого лишь более прекрасным и трепетным.       Первые несколько секунд Шото бездействовал, даже глаза закрыл не сразу, но после немного расслабился и даже начал отвечать. Получаться начало чисто инстинктивно, Тодороки просто отдался чувствам, позволяя губам двигаться без его участия.       Поцелуй продлился недолго, но казалось, что прошла целая вечность. В эти моменты все вокруг перестало существовать, были лишь они, прикосновения губ к губам. И весна.       Отстранившись, Мидория широко улыбнулся. Его улыбка стала первым, что Тодороки увидел, открыв глаза. Кажется, он сам сейчас тоже искренне улыбался. Такая редкость.       — Вообще мне всегда нравилась весна, — очередная нелепая реплика Шото.       — А мне ты, — ответил Изуку, крепко обнимая Тодороки.       Признание, что только что произошло между ними казалось чем-то неловким и в тоже время ужасно милым. Первая влюбленность, первый поцелуй — едва ли они могут быть другими.       В воздухе продолжали летать пылинки, солнце светило ярко, отдавая миру, только начавшему отходить от зимы, свое тепло. А Тодороки и Мидория так и сидели, обнявшись на диване в гостиной, радуясь тому, что впереди еще две недели каникул. И целая жизнь.