Blood//Sand

Hey, once upon a younger year

Однажды, был совсем я юн,

When all our shadows disappeared

Исчезли тени за спиной,

The animals inside came out to play

И дикий зверь играл внутри меня.

Hey, when face to face with all our fears

И страху я смотрел в глаза,

Learned our lessons through the tears

Цена за опыт — с глаз слеза,

Made memories we knew would never fade

Уроки эти не забуду я.

      Гаара, опустив веки, с силой ударил кулаком по стене, к которой прижимался взмокшей спиной.       — Гаара-сама… — Баки нервно потряхивало. — Вы хорошо себя чувствуете? Может…       — Пошёл вон, — прорычал Гаара, и уставшего от этой бесконечной суматохи песчаного дворца АНБУ, как и охранников, дежуривших в комнате, сдуло будто ветром.       Пустыня гудела за окнами, выла, рассерженная бурей, вгрызалась в стены домов и сметала рьяно всех незваных гостей с своих просторов. Гаара был с пустыней солидарен в чувствах, внутри у него все тоже гудело от белой калёной ярости. Хотелось в глотку вцепиться кому-нибудь и рвать зубами, пока позвоночник не захрустит, хлюпая в трещинах кровью. Алая пелена перед глазами злила тоже, ее хотелось сморгнуть, выцарапать, изгнать, наконец, из головы давящее чувство чужого присутствия. Где-то в глубине сознания Ичиби мерзко хихикал, упиваясь чужой расползающейся чернотой.       «Принц Суны обязан присутствовать на званом обеде с Даймё», ну конечно. Красивая кукла, идеальное оружие. Казекаге просто хочет показать очередному старику из столицы, что он, Гаара, еще не был задушен собственными внутренностями и послушно сидит на цепи, как и положено примерному инструменту в руках глав страны и деревни. Что все под контролем.       Даймё смотрел на него, как на дорогую зверушку. Опасную, не имеющую сознания зверушку, которой ему удается управлять. Зверь внутри бесновался, хрипя пеной, и Гаара бесновался вместе с ним. Он человек. Он человек. Человек!       Стоило даймё уехать, его снова препроводили в комнату. Снова под замок, снова на цепь. И снова вокруг толпы охраны — для него или от него. В голове навязчиво шептало «убейубейубейубей», билось о черепную коробку гулом.       — Вон, — хрипнул Гаара, ногтями сдирая верхний слой краски с ровной стены.       Пульсирующий жар обвивал тело.       «Убей их всех!»       Гаара с силой всадил пальцы в стену, но вместо костей захрустел плотный бетон. В шершавой поверхности остались грубые вмятины. Пальцы были целы. Песчинки, бросаемые порывом бури, царапали стекло.       С силой толкая двери одну за другой и скрежеща зубами, Гаара выскочил из дома в эту бурю. Его песок не тронул.

***

      Медленным, плавным движением счищая тонкую стружку с деревянного бруска, не так давно принявшего форму пальца будущей куклы, Сасори чувствовал некое умиротворение: за окном ночь, воет пустыня, а значит, сегодня к нему никто не сунется даже при большом желании.       Мысленно пришлось себя поправить: никто, кроме одного конкретного сына Казекаге.       На самом деле, Сасори мог бы — и должен бы, что уж там… — запретить юному джинчуурики приходить к нему в дом. Уж слишком много внимания он притягивал на себя, общаясь с маленьким принцем Суны. Мальчик был ему интересен. Как может быть интересен ярому орнитологу новый вид птиц семейства Поганковых. Гаара был джинчуурики, и Сасори находил большой удачей для себя лично, что по каким-то своим причинам это чудовище — не большее чудовище, чем он, на самом-то деле — вдруг пошло под его руку добровольно и подставилось, позволяя себя осматривать.       Сасори не испытывал одиночества, не ощущал ценности человеческой жизни, которые так жаждал найти в окружающих людях Гаара несмотря на неприязнь со стороны жителей деревни. Сердце Сасори было равнодушно к происходящему вокруг в той же степени, как его кукольное тело было равнодушно к боли. Гаара отлично видел это, но почему-то упорно к нему тянулся. Возможно, видел в Сасори что-то похожее. Некое отражение своих чувств. Возможно, пользовался тем, что Сасори не испытывает к нему ни малой доли страха, а присутствует даже некое превосходство. В конце концов, даже Раса держал с Гаарой дистанцию, боялся его. Сасори, рассуждая про себя, был почти уверен, что юный сын Казекаге тоже увидел в нем нечто необычное, заинтересовавшее.       А потому игнорировал неодобрительные взгляды Совета и Расы в частности, еще ни разу не закрыв двери перед довольно любопытным носом младшего Собаку. Терять возможность лично наблюдать развитие такого феномена, как джинчуурики, он не планировал.       Сасори слышал о визите даймё страны Ветра от бабушки еще с неделю назад. И не был удивлен пришедшей день в день с юго-востока буре. Гаара пока не понимал, насколько связан с пустыней. Может, чувствовал, но не понимал. А еще не мог контролировать эту связь. Пустыня держала Гаару так же крепко, как запечатывающие техники держали внутри него Ичиби.       Когда маленький джинчуурики был спокоен, в пустыне обыкновенно палило солнце. В редкие дни, когда в его настроении мелькало счастье, где-нибудь на окраинах шли дожди, питающие одинокую речку в ущелье и крохотные островки зелени в бескрайних песчаных просторах. Когда Гаара был расстроен, пустыня отзывалась, утешала его ветрами, играя вокруг песком. Когда же Гаара злился, она бушевала вместе с ним.       На самом деле, Сасори не ждал, что ребенок придет к нему так скоро. Ветер выл за окном, песок скребся в стекла, гудела замерзающая ночью земля. Обычно такое свое настроение Гаара пережидал, запершись в комнате и тщетно пытаясь сбить хотя бы костяшки рук, колотя стены в приступах слепой ярости. Иногда читал, сминая края страниц, чтобы успокоиться и отвлечься, но так или иначе стремился остаться один.       Сегодня, видимо, была особенная ночь.       Когда в дверь раздался тихий стук, едва различимый за шумом бури, Сасори только повел пальцами, натягивая нити чакры, не отвлекаясь от работы. Тонкая бороздка под сустав должна получиться ровной и глубокой, иначе марионетка вряд ли сложит хоть сколько-то сносную печать для техники, которой он ее наполнит.       В дом за Гаарой влетел порыв ветра, на секунды затрепавший бумаги с чертежами на дальнем столе. Но ни одна песчинка не перелетела порог, облаком оседая за спиной мальчика и оставаясь в диком реве пустыни. Под потолком мерно качнулась старая лампа, прицепленная на грубоватый крюк.

***

      Гаара мышкой проскользнул в мастерскую, стараясь не издавать никаких звуков вовсе. Тревожить мастера, увлеченного работой, было в его глазах преступлением.       Сасори-сама не поднял на него глаз, только негромко сообщил, что ему нужно закончить. Гаара и не планировал его прерывать. На столе перед мужчиной лежал короткий продолговатый предмет, который, судя по всему, подвергался тщательной шлифовке. По опыту, накопленному за многими днями наблюдений, Гаара мог сказать, что это палец руки будущей куклы. В полуподвальном помещении мастерской было, по сравнению с улицей, очень тихо.       Работа Сасори-самы завораживала.       — Во многом мне нравится сам процесс больше, чем результат, — давно еще сказал он, когда Гаара спросил у него что-то. — Я могу создать все, что угодно. Все, что захочу. Искусство обожествляет человека, ведь он становится творцом, независимым от рамок законов.       Если Сасори-сама был творцом, Гаара в подобном деле согласен был навечно остаться немым наблюдателем. Он тысячи, кажется, раз видел, как в руках этого человека немая доска, темнеющая от налета, становится лицом, будто оживает, когда ее прознзают нити чакры. Каждая марионетка, побывавшая на этом широком столе, под этими пальцами, будто обретала свою душу. И все это происходило на глазах Гаары. Бывало, он проводил часы, замерев статуей и неотрывно наблюдая за движениями тонких деревянных рук.       Куклы не могли осуждать и бояться. В отличие от людей.       Это дарило тихое умиротворение.       Это успокаивало внутри него его собственную бурю.       Когда он был здесь, даже голоса в голове, обычно так расходящиеся, стоило ему остаться в тишине, притихали. Смирели. Наблюдали вместе с ним.       Сасори-сама был одним из немногих — единственным? — кто не боялся его. Бывали времена, когда самому Гааре приходилось пугаться молчаливого марионетчика. Ичиби внутри него, кажется, банально признавал в мужчине более сильного хищника. И причину этого Гаара найти не мог. Визжащая тьма внутри Гаары по сравнению безмолвной тьмой внутри Акасуна-но-Сасори была детенышем, не умеющим еще стоять на четырех лапах. Это не пугало. Скорее завораживало. Фантомное чувство опасности извне, а не изнутри, давало забыть, что в нем заперто жуткое чудовище. Себя Гаара боялся куда больше.       — И как прошел вечер? — тихий голос мастера вырвал из мерного потока мыслей.       Пока он бежал сквозь ветер и песок по Суне, пылающий жар ярости немного унялся. Цепляясь за шаткое спокойствие, Гаара судорожно пытался привести голову в порядок, чтобы обуревающий его до этого дикий гнев не набрал силу снова. Монстрам не нравится сидеть в клетках.       — Отвратительно, — как можно ровнее ответил Гаара, машинально выпрямляя чуть сгорбленные плечи. Сасори-сама медленно опустил готовую, очевидно, деталь в банку с сероватым раствором. — Я чувствую себя псом на выставке.       — По крайней мере, ты пёс высшего класса, — мастер повел плечами. Флегматично. — Если уж тебя считают чудищем, будь лучшим из всех чудищ, запомни это. Тех, кто показывает слабость, принято забивать камнями. Пока даймё думает, что ты — контролируемое оружие, он не прикажет тебя убить.       Гаара поджал губы, уставился в каменный пол, испещренный трещинками.       — Даже если прикажет, — Сасори-сама отвлекся на секунды от своего рабочего места, когда он заговорил снова, — им меня не убить.       Блеклые глаза, хоть и кукольные, обладали очень пронзительным живым взглядом. Мастер смотрел на него с пристальной внимательностью. Сказал, спустя краткую паузу:       — Ты не так силен, как думаешь. У каждой техники есть слабое место. Я знаком с достаточным количеством шиноби, способных одолеть тебя без существенных для себя потерь. Поэтому будь осторожен. Не давай поводов думать, что тебя следует устранить. Эти визиты даймё — не более чем провокация.       Они сидели в молчании около часа. Гаара не мог предположить, о чем думает Сасори-сама, но вполне ощущал, что его собственные размышления не отличаются особенной здравостью. Ичиби нашептывал ему об убийствах, буря за стенами дома все не стихала. В мастерской было прохладно и очень сухо.       Гаара не понимал, почему его так ненавидят. Искренне не понимал. Лет до семи. Было плохо, больно, страшно. А потом он свыкся. Других людей, другого обращения, другой заботы, кроме опеки Яшамару, он и не знал, потому стоило уживаться с тем, что окружало его. Его не любили просто за то, что он родился, а он не умел любить тех, кто его окружал.       Жестокость в нем разбавляло только разросшееся с годами равнодушие. Как правило ему было не с кем обсудить свои чувства, новые, которые он еще не испытывал, или старые, изменившиеся с возрастом. Наверное поэтому он иногда задавал Акасуне очень странные вопросы. На удивление, мастер отвечал на все, даже если часто Гааре требовалось время, чтобы обдумать и понять смысл его ответа.       Сейчас ему тоже требовалось время. Сасори-сама повторил очевидные вещи, перефразировав их по-своему, и мысли в голове Гаары метались вокруг этих его слов. Конечно, он все это знал. Но почему-то никогда не задумывался. Правда был уверен, что сильнее его никого нет? Или что песок — абсолютная защита?.. Рассуждать о себе в таком ключе ему еще не приходилось.       А действительно… Что будет, если Гаара вдруг покажется деревне слишком опасным даже в качестве оружия? Уж найдут способ его убить, наверное. Даже с Ичиби внутри.       Тихая скрёбка наждака по новому бруску странноватой формы — кажется, так выглядят заготовки под суставы? Гаара не уверен точно, в какую часть тела эта деталь пойдет… — была достаточно равномерной, чтобы в своих мыслях Гаара отвлекся от недавних нервирующих событий. Он не ошибся, придя сюда — слишком уж умиротворяющая здесь всегда была атмосфера. Создавалось ощущение, что мастера проблемы «внешнего» мира за пределами дома абсолютно не касаются, и как следствие, не тревожат.       Сасори-сама не заговаривал больше, не отвлекаясь от работы, а Гаара просто наблюдал за движениями его рук, пребывая где-то в своих уже достаточно взрослых для детской головы рассуждениях.       Буря за окном утихала, забирая с собой гибельный ветер и остывшие ночью пески.

***

      — Я могу помочь чем-то? — уточнил Гаара, появляясь в мастерской.       До экзамена на чуунина оставались считанные недели, но никто не спешил готовить детей Казекаге непосредственно к предстоящим испытаниям. План Орочимару занимал Расу куда как больше. Баки ходил грозовой тучей за принцами и принцессой по всей Суне, периодически принимаясь ворчать на что-нибудь подвернувшееся под руку.       Гаара стал появляться в доме Сасори непростительно часто. Если быть точнее — он просто не уходил.       Было время, когда маленький Гаара приходил каждый вечер, чтобы срисовать из книги печать для удержания Ичиби в нем во время сна. Но это время кончилось быстро, потому что память у Гаары была отменная, и всего через неделю он уже вполне сносно выводил кандзи.       Сейчас же юный сын казекаге снова прописался в чужом доме. Сасори было глубоко все равно, ночует у него ребенок или нет, а вот Расе это все, как и всегда, не нравилось. В лицо он это марионетчику, конечно, не говорил, но всячески указать пытался. Гаару мнение отца не волновало. Вдали от людей, наедине с хмурой молчаливой куклой ему было спокойнее всего.       Гаара злился, что его вплетают в эти сражения и интриги. Сасори рассуждал достаточно патетично в этом плане, и Гаара так или иначе перенимал его точку зрения. Если Лист не нападает на них, зачем им нападать на Лист, еще и не для себя, а для какой-то змеи, про которую Сасори-сама, кстати, весьма нелестно отзывается?.. Гаара не понимал, но его особенно не спрашивали. Сасори на такие его рассуждения даже потратил чакру на легкую усмешку.       — Распри между деревнями всегда были и будут, Гаара. И тебя, как оружие, втянули в это по умолчанию. Сейчас ты не сможешь ни на что повлиять. И учти, это не будет увеселительной прогулкой за парочкой легких убийств, как полагает твой отец. Я уже говорил тебе, что не стоит недооценивать противника, каким бы он ни был. Так вот, Лист не стоит недооценивать в первую очередь. У меня там немало знакомых. И к каждому из них я бы посоветовал не поворачиваться спиной. Орочимару тоже когда-то был шиноби Листа. Он ненавидит свою деревню за то, что она помешала ему проводить эксперименты. А деревня, в свою очередь, ненавидит его за то, что он — безумный ученый, помешанный на бессмертии и силе. Суна зря встала между ними в этом конфликте. Объективно, я не могу сказать даже, что будет хуже: нажить такого врага, как Орочимару, отказавшись помочь ему, или же втягивать себя в прямой конфликт со страной Огня. Тактик из твоего отца не лучший, конечно. Хорошим это не кончится в любом случае.       — То есть, как бы все ни прошло, мы окажемся в проигрыше? — сосредоточенно нахмурился Гаара. В такие моменты он казался взрослее на порядок.       — Можно и так сказать, — отозвался мастер. — Тебе следует быть очень осторожным. Будь готов к любому развитию событий.       Сасори-сама объяснял ему действительно многое. Как никто другой. Иногда Гаара чувствовал себя «почемучкой» — зачем бы он в этот дом ни пришел, каждый раз все заканчивалось каким-нибудь вопросом. Вот сейчас, например, он просто пытался скрыться от назойливого Баки на пару с отцом, которые все пытались разъяснить всем вокруг, какое участие в хитроумном плане принимает каждый. Скрыться скрылся, а теперь сидит и мешает марионетчику работать.       Рассуждения мастера всегда были… Своеобразными. Гаара быстро понял, что Сасори-сама недолюбливает очень не любит людей. Ну, его можно понять. Гаара к своим двенадцати тоже пока не нашел причин их любить.       Сасори часто говорил зло, часто с сарказмом, почти постоянно с поразительной отрешенностью. Не воспринимал смерть, кровь или боль как что-то неестественное, выдающееся. Он не оставался совсем равнодушен, но мало какие проблемы касались его по его личному мнению. Гаара быстро понял, насколько удобна похожая модель поведения.       — Вы ведь поедете с нами?       — Можешь не верить, но Орочимару убежден, что я буду на его стороне. Так жаждет моего содействия… Он хочет убить Третьего Хокаге, ты знаешь? Сарутоби Хирузена.       — Вы знакомы с ним?       — Приходилось встречаться. Он один из лучших правителей, которых я знал. Лист избежал многих войн благодаря ему. Его смерть будет… Не очень удобна многим в дипломатическом мире. Когда ты станешь взрослее, тебе придется просчитывать все на многие-многие ходы вперед, чтобы в спину не прилетел кунай. Учись видеть выгоду и возможные поражения уже сейчас. Сарутоби стар, но еще не в маразме. Если на его место встанет кто-то моложе и глупее, весь ход событий может нарушиться. Благодаря Хокаге Суна и Коноха сохраняют нейтралитет сейчас и сотрудничают через пограничную страну Рек.       — Но ведь нападение разрушит этот нейтралитет?       — Верно.       — И это невыгодно?       — Разумеется. У наших границ много врагов. Лист не был нам другом, но он перегораживал большу́ю часть нашей территории от вторженцев, скажем, Молнии. Орочимару планирует захватить Коноху и присоединить ее к Ото. А твой отец планирует организовать с ним удачное соседство.       — С безумным фанатиком?       — Я пока не замечаю смысла во всем этом концерте. Но открыто противостоять действующему Казекаге и Совету старейшин никто не станет, это еще глупее, чем идти в лобовую атаку на Лист. Тебе лучше понять детали этого плана поподробнее, чем прятаться здесь от Казекаге и его АНБУ. Знаешь, кто владеет информацией — владеет миром. Послушай, в чем будет твоя задача, и попытайся просчитать свои действия. Если поступишь достаточно умно, не окажешься в неудачном положении.       — Я расскажу вам, если узнаю что-то.       — Как посчитаешь нужным, Гаара.       Перед экзаменом Гаара нервничал.       Еще ни разу он не покидал Суну.       Сасори-сама с долей меланхолии замечал, что он придает слишком уж большое значение тому, что будет, забывая, что происходит сейчас. Гаара все равно тихо волновался. Ему не нравилась вся эта ситуация. Он бы предпочел остаться в Суне и не видеть, что будет происходить. Новые лица, новые характеры, новые люди. Новый страх, новая ненависть. Кажется, он по большей части стал зацикливаться на отношении людей к себе. Часто посещали мысли, что все дело в его силе.       Как-то давно, несколько месяцев назад, мастер, расчерчивая лист и отстраненно рассуждая в ответ на вопрос Гаары о людях, обронил между делом:       — Даже если ты научишься контролировать свою силу, тебя будут бояться.       — Почему? — спросил тогда Гаара.       — Потому что многим из них нужно что-то действительно грандиозное, чтобы поменять свое мнение. Они будут видеть тебя монстром, даже если ты будешь каждый день вытаскивать из горящих домов детей своим песком. Сначала они будут говорить, что ты сам спланировал пожар, потом будут жаловаться, что песок такого чудища, как ты, оцарапал их доченьку, а после станут сетовать, что ты пришел слишком поздно, и их сыночку подпалило волосы. Дурное замечать куда легче. Людям тяжело увидеть в чем-то, что они долго считали плохим, хорошее. Именно поэтому зачастую чужое мнение не имеет значения. Оно необъективно. Стоит доверять только себе.       — И не бывает исключений? — Гаара склонил голову к плечу. Мастер посмотрел на него из-под челки, не поднимая головы. Медленно моргнул.       — Бывают. Но ты уверен, что сможешь отличить исключение от попытки втереться в доверие и убить тебя?       — Разве это не заметно?       — Не всегда. Ты можешь ошибиться. Поэтому каждый раз, прежде чем поддаваться чувствам, оценивай ситуацию разумом. Голова подводит чаще сердца, но сердце легче одурачить. Во всем нужно сохранять баланс. Особенно если это касается отношений. Не давай людям влиять на тебя. Своим мнением в том числе.       Гаара запомнил эти слова, хотя еще не мог до конца понять, и решил отложить такие рассуждения на время. Он еще был плох в отношениях с людьми. Или люди были плохи в отношениях с ним? Или люди просто были плохи? Он пока не знал, но надеялся узнать, когда еще немного вырастет. И все равно сейчас с новыми лицами он знакомиться желанием не горел.       Но выбора у него не оказалось, и на экзамене он столкнулся со шквалом чужих неизвестных ему чувств. Растерянность он скрывал за отрешенностью от происходящего и пустой злостью. И много размышлял обо всем, что видел вокруг.       Раса поставил детям вполне четкую задачу, и они вынуждены были выполнять ее, прикрывая генинов Звука, пока те вылавливали Учиху Саске.       Огромное количество новой информации и наблюдений давало почву для размышлений, и Гаара не спал ночами, погружаясь в свои мысли или часами сидя на крыше над темной Конохой. Здесь было необыкновенно красиво. Он любил пустыню, но леса оказали на него большое впечатление.       — Есть много мест, великолепие которых поражает, — Гаара как-то выбрался на крышу перед самым рассветом и застал там наблюдающего за желтеющим небом мастера. — Страна Чая или земли Страны Горячих источников по соседству со страной Огня, например. Леса вокруг Конохи уникальны, как пустыня Страны Ветра или горы Страны Молний. В мире шиноби еще очень много того, что тебе предстоит узнать, Гаара. Когда ты будешь посещать Лист в следующий раз, здешняя красота все равно будет казаться такой же, как в первый.       — Когда вы были здесь впервые? — Гаара завороженно смотрел, как из-за макушек деревьев в краснеющие края облаков выкатывается солнце.       Сасори-сама смотрел пустыми глазами куда-то сквозь небо, и четкая красная полоса от тени крыши расчертила его лицо на две ровные части.       — Очень давно. Мы с бабушкой приезжали сюда, когда я был ребенком сильно младше тебя. Меня эти виды тогда поразили. После наших-то песков…       — Пески роднее, — коротко повел плечом Гаара. Сасори согласно качнул подбородком, прикрывая глаза. Ворот его плаща трепал теплый ветер. — Но здесь правда красиво.       Они надолго замолчали. Солнце медленно поднималось все выше, влажные дороги, трава, крыши блестели алым.       — Это не дает мне покоя, — подал голос Гаара, когда яркий кровавый диск выкатился из-за горизонта полностью.       — Что именно? — спокойно уточнил Сасори-сама. Повернулся, чтобы видеть его лицо. Гаара замолк снова, но очнулся уже через несколько секунд. Оторвал взгляд от горизонта, посмотрел на мужчину. На щеке у него лежал яркий рыже-розовый отсвет.       — Люди здесь. Они странные.       — Вот как.       Сасори медленно четко моргнул. Гаара уже замечал, что он иногда делает так будто машинально. Будто привычка у него осталась еще от его человеческого тела.       — Слишком… Открытые. Уязвимые, — произнес он, обдумав, как же вернее всего будет сформулировать свои мысли. — Я вижу их насквозь.       Мастер смотрел на него, ожидая продолжения, но Гаара не представлял, что еще можно сказать. Тогда Сасори-сама, снова отвернувшись, заговорил сам, медленно и размеренно.       — Воля Ветра учит нас сдержанности, ведь если хочешь выжить в пустыне, не проявляй лишние эмоции. Воля Огня — совсем иное. И ты ошибешься, если думаешь, что люди Конохи — простаки. Ты видел Хокаге, верно? Если всерьез считаешь, что он такой добродушный старичок, каким кажется, я в тебе разочарован.       Гаара заторможенно кивнул, ответил:       — Но он ведь Хокаге. Глава.       Мастер искривил губы в усмешке.       — Верно. Но его окружают люди, куда более искусные в деле создания образов. Шиноби Конохи не чужды яркие и открытые проявления чувств, как ты правильно заметил. Они умеют сдерживать их, но часто не считают нужным. И тем они страшны в бою: человек, бьющийся сдержанно, будет поражён в гуще сражения быстрее, чем тот, кто бьётся стихийно и на эмоциях.       — Это и есть воля Огня? — спросил Гаара. — Использовать свои эмоции как свою силу?       Сасори-сама задумчиво скользил взглядом по крышам домов.       — Не совсем так. Это скорее… Менталитет. А воля Огня… Ты поймёшь немного позже, Гаара. А если не поймёшь, спросишь снова. Наблюдай лучше. И делай более глубокие выводы. Если научишься анализировать противника полностью, сможешь из оружия превратиться в воина. И ещё одно о шиноби Листа. Есть у них одно качество, которым ты пока ещё не обладаешь.       Гаара нахмурился, свел вместе тонкие брови. О чем же речь?       — Сасори-сама?       — Смотри на них и бери пример. Тебе следует научиться лучше проявлять свои чувства. Не только гнев. Позаимствуй у шиноби Конохи немного открытости.

***

      Известие о смерти отца не отозвалось у Гаары ничем, кроме разочарования в собственных АНБУ. Идиоты. Не смогли защитить главу деревни, а еще называют себя элитой.       От него явно все чего-то ждали — может, вспышки гнева? — но он только кивнул принесшему весть воину и удалился в комнату. Впереди его ждала заключительная часть экзамена. Медленно. по кирпичику, разрушался идеально выверенный план Орочимару. Гаара знал, что как только стало известно о гибели Расы, Сасори-сама встречался с одним из АНБУ Листа. Гаара молчал об этом. Он не был хорош в интригах, но чувствовал, что без вмешательства всё это очень плохо кончится.       Был уже пройден этап спаррингов, и искренне Гаара поражался чужому почти самоубийственному упрямству. Пожалуй, обладатели воли Огня оказались хоть и менее сдержанными, но более стойкими, чем многие обладатели воли Ветра.       Белокурый крикливый дурак одержал верх над противником вдвое сильнее себя. Девчонка, живущая на одних комплексах, сцепив зубы, до потери пульса билась за то, что считала верным, против собственного же брата. И необычайно сильный в тайдзюцу мальчишка без возможности использования чакры сумел пробить идеальную защиту Гаары, до этого не представлявшего, что вообще такое боль, только ради того, чтобы доказать всем, на что он способен.       Гаара был восхищен. И Гаара был в совершенной растерянности.       Эти люди… Они абсолютно не умели сдаваться! Жертвовать собственной жизнью ради принципов? Верить в себя и в товарищей, когда дело заведомо проигрышное?       Гаара не понимал всего этого, но очень хотел бы понять.       — Тот мальчик. Ли, — обратился он как-то к Баки за обедом. — Что с ним?       Всё семейство, кроме отрешенно сидящего у окна с книгой мастера, вытаращилось на него в неприкрытом изумлении. Даже Темари, кажется, не ожидала, что младший брат поинтересуется поражённым.       — Он в больнице, Гаара-сама, — поборов изумление и откашлявшись, заговорил Баки. Потом как-то неуверенно глянул на Сасори-саму. — Если я помню верно, к нему господин Третий вызвал целительницу Цунаде Сенджу. Акасуна-сан, разве вас не просили также осмотреть мальчика?       — Я его осматривал, — не отрываясь от чтения, отозвался Сасори-сама. Он почти не слушал разговор, но вопрос Гаары заинтересовал и его. — Гаара-кун изувечил его слишком сильно, чтобы в силах рядового ирьенина было восстановить его тело. Ребенку повезло, что его учитель прервал поединок.       Баки не знал, радоваться ему силе оружия своей деревни или беспокоиться за возможные претензии со стороны Листа, но предпочел пока что смолчать и о том, и о том.       Гаара поджал губы, но больше ничего не сказал.       А вечером, отмахнувшись от сопровождения, тихо прошел по коридорам больницы к палате в губине здания.       Белокурый мальчишка снова был здесь, и снова поразил Гаару своей решимостью. Вступился за друга, хотя сам был куда слабее Гаары.       — Он будет жить? — глухо спросил Гаара, перекрывая поток чужих возмущений. Остановленный на полузвуке мальчик, возможный соперник Гаары на последнем этапе экзамена, сначала хлопал голубыми глазами, а потом как-то разом остыл и свел плечи. В палате они были одни.       — Говорят, будет. Но шиноби ему уже не быть. А ведь он так хотел…       Гаара, не меняясь в лице, кивнул. Ему сложно было опознавать поток чужих эмоций, но он постарался понять, что чувствует этот мальчик и почему так резко перестал кричать и злиться на Гаару. Внутри конкретно этого человека чувствовалось что-то незнакомое, на что Гаара еще никогда не обращал внимания в людях.       Темная чакра за светлыми чистыми глазами. Что за нелепый контраст?       — Может быть, он еще поправится, — ровно предположил Гаара. Голубые глаза будто посветлели, когда мальчик снова посмотрел на него. Кажется, этой неловкой фразой Гаара как-то умудрился изменить к себе отношение? Он ничего не понимал.       Мальчик покивал, поддерживая его теорию.       — Он твой родственник? — спросил Гаара.       — Друг, — пожал плечами мальчик, усаживаясь на край койки. Его щека в месте, куда пришелся один из особенно сильных ударов, была криво заклеена пластырем.       — Тогда почему ты так переживаешь за него? Он ведь не умирает.       — Эй! Его мечты тоже имеют для меня значение! Что это за жизнь, если мой друг будет несчастен?! — вскинулся мальчик, взмахивая руками. — Когда твоему другу плохо, ты не можешь чувствовать себя спокойно! Неужели не понимаешь? Неужели твои друзья не бывали в беде?       — У меня нет друзей, — пожал плечами Гаара. Неудивительно. У монстров не бывает друзей.       Мальчик замолчал. Осмотрел его пристальным взглядом на удивление проницательных голубых глаз. А потом широко улыбнулся, потирая затылок, и произнес:       — Тогда я буду твоим другом! Ты же Гаара, да? Я Наруто!       Гаара не имел понятия, что значит дружить, но Наруто и не предлагал, он ставил перед фактом. И Гааре оставалось только кивнуть. Он ушел, не попрощавшись, просто развернулся и вышел, а вслед несся чужой звонкий голос, заверяющий, что «Ли обязательно не будет в обиде, вы же соперники, не переживай!». Гаара не особенно переживал (в его смутном понимании этого слова), но отчего-то странное чувство, скребущееся навязчивой идеей, ослабло.       Когда он вернулся, никто его не тронул, лишь сестра спросила тихо, где он пропадал, но он покачал головой, призывая ее оставить его в покое. Мысли роились в голове, и от этого виски ломило. Он выбрался на крышу и, подобрав под себя ноги, уставился расфокусированным взглядом куда-то в темное окно в доме напротив.       — Если Сенджу прибудет в Коноху, она поставит его на ноги, — раздалось из-за спины через некоторое время. Гаара даже не обратил внимания, когда полностью стемнело, а рядом оказался мастер.       — Кто это? — спросил он, приподнимая подбородок, но все еще не отрывая глаз от черного провала в стене дома за мутным стеклом. — О ней все говорят.       — Внучка Первого Хокаге и Узумаки Мито. Гениальная дама. Я убежден, что не родился еще ирьенин, который смог бы потягаться с ней в силе. Она многое сделала для всего мира шиноби. Благодаря ей мы сегодня знаем техники по излечению многих болезней, от которых еще сто лет назад вымирали целые поселения.       — Ваша бабушка о ней рассказывала, — отрешенно заметил Гаара.       — Они близко знакомы. Бабушка какое-то время работала с ней.       — А вы?       — Мы тоже пересекались. Незадолго до твоего рождения Сенджу-сама посещала Суну и пробыла в нашей деревне несколько дней, прежде чем продолжить странствия. Интересная женщина. И очень искусная. Она сможет помочь твоему недавнему сопернику, если это ее заинтересует.       — Ваша бабушка называла ее Легендарной неудачницей.       — Не связывай это с ее способностями. Слабости имеют все. Слабость леди Цунаде известна на весь мир. Еще ни в одном споре на деньги она не одерживала победу. Потеряла огромное состояние, за одну ночь проиграв его в карты. У каждого собственные недостатки.       Гаара не отреагировал. Вот снова. Сильнейший медик в мире проматывает горы денег за карточным столом? Кажется, Коноха для Гаары все больше становилась местом диких противоречий.       В окне зажегся свет, за плотными шторами кто-то заходил по комнате. Гаара перевел взгляд на соседнее здание.       — Я был у него.       — Я знаю, — спокойно кивнул Сасори-сама. Из комнаты внизу тянуло табаком, Темари снова курила трубку, думая, что остается незамеченной. — Визит принес тебе что-то?       Гаара кивнул с запозданием. Прикрыл уставшие глаза. Темнота была почти приятна.       — Я встретился с тем мальчиком. С светлыми волосами. Узумаки Наруто, кажется так. Он предложил мне… Дружбу?       Мастер смотрел на него с пристальной внимательностью.       — Тебя это настораживает?       Гаара покачал головой. Он не был уверен, что ответ честен, но чувство было странным. Он не мог сказать точно. И назвать его каким-то отдельным словом не мог. Возможно, это чувство правда называлось «настороженностью».       — Он не похож на других, — сказал он наконец. — Он не испытывает страха. Я будто бы его совсем не пугаю.       Сасори-сама усмехнулся. Потом вдруг сказал:       — Я ожидал, что твое внимание привлечет он, а не Учиха. Знаешь, этот ребенок в действительности отличается от других. И куда больше, чем ты думаешь, Гаара.       Гаара повернулся, с трудом сфокусировал взгляд. Под грудью ныло, хотелось спать, но рой мыслей в голове не давал сознанию, даже под действием печати, погрузиться в пустоту.       Сасори-сама приподнял уголок губ.       — Ты будешь удивлен, но Узумаки Наруто, точно так же, как и ты, является джинчуурики Биджу.       Глаза Гаары мгновенно распахнулись шире. Ч-что?..       — Тоже джинчуурики?       — Ты ведь почувствовал исходящую от него темную энергию. В Конохе это считается тайной, негласно об этом запрещено говорить, но в простом ребенке двенадцати лет с рождения заточен Кьюби, демон-лисица, обладатель чудовищной чакры и не менее чудовищной ненависти к роду людскому. Узумаки Наруто, Гаара, такой же, как ты. Много лет назад его отец, Четвертый Хокаге, и его мать, Узумаки Кушина из деревни Водоворотов, о которых он наверняка и сам еще не знает, ценой своей жизни защитили своего сына и деревню, а после, не имея выхода, запечатали в собственное дитя демоническую сущность Кьюби. Они хотели спасти всех и дать защиту своему ребенку любыми способами. Так когда-то хотела защитить тебя и твоя мать, Карура, — Гаара молча слушал, смотря в одну точку. Мастер уже как-то начинал рассказывать ему эту историю, а до него — Яшамару. Было странно слышать, что его судьбу в точности проживает параллельно с ним еще один человек. — Люди считают джинчуурики самими демонами, забывая, что вы, дети, лишь сосуд для темной чакры, который нужно оберегать и ни в коем случае не разбивать. Я уверен, Узумаки жилось не слишком легко. В отличие от тебя он не занимает никакого положения в этой деревне. Возможно, поэтому он так тянется к людям.       — Он очень странный, — сказал Гаара. Мастер заверил, поводя плечом:       — Ты сможешь его понять со временем. Дай себе разобраться в этом. Не торопись.       Гаара медленно кивнул. Тонкие пальцы неосознанно перебирали складки ткани на рукавах кофты. Ему нужно было многое обдумать.

***

      Столкнувшись на экзамене с Учихой Саске, а после будучи вынужденным вместе со всеми защищать жителей Конохи от напавших людей Орочимару, Гаара все не переставал наблюдать. Мастер говорил, у большинства людей в экстремальных ситуациях проявляются самые яркие черты характера. Если это в действительности было так, Гаара надеялся, что чужое поведение прояснит ему больше в людях.       — Зачем делать это ради других? Ты так сражался. Ради защиты друзей. Зачем? — спросил Гаара у Наруто после всего, когда тот оказался рядом с ним на улице. Это было перед самым уходом, в гостинице уже собирали сумки, а Гаара просто сбежал от суматохи в тихий переулок.       — Потому что я перед ними в долгу, — пожав плечами, просто ответил Наруто. Гаара вопросительно склонил голову к плечу. — Они спасли меня. Спасли от самого себя. Они помогли мне преодолеть одиночество. Мои друзья, мой учитель… Они первые, кто принял меня таким, какой я есть!       Гаара опустил глаза к траве под своими ногами. У него… У него ведь были похожие люди? Или… Или это другое? У него были близкие? Он был кому-то нужен? Кто-то был нужен ему?       Кажется, да.       — Эй, знаешь, я хотел спасибо сказать, — дернул его Наруто, широко улыбаясь. — Там, на экзамене… Ты нам здорово помог прикрыть всех! И вообще мы были бы в яме, если бы вы не сообщили старику Третьему о нападении. Спасибо тебе и твоей семье, знаешь. Без вас мы бы не справились!       Тут Наруто окликнул высокий мужчина с пепельными волосами, и он, все еще улыбаясь, махнул рукой и, распрощавшись с Гаарой, пересек улицу и скрылся вместе с учителем в толпе близкой здешней ярмарки.       Мастер, наблюдающий за ними с балкона, чуть качнул головой, указывая на дверь — Гааре тоже пора было домой.

***

      — Теми сказала, ты извинялся перед ними.       Сасори-сама смотрел из-под полуприкрытых искусственных ресниц. Гаара кивнул, погруженный под внезапным порывом в мелкий карандашный набросок. Он рисовал на обрывках старых чертежей мастера так часто, что можно уже было собрать целую книгу с мелкими черно-белыми картинками на свободных пространствах среди чужих расчетов.       Темари в последние несколько лет сильно сблизилась с Гаарой. Она никогда особенно его не боялась, но в глубоком детстве часто сторонилась, чтобы не привлечь лишнего внимания к ним обоим. Ее не пугал даже Сасори-сама, частая компания младшего брата. Ее вообще, как оказалось, мало кто пугал…       Обычно, когда Гаара проводил вечера у мастера, сестра с закатом появлялась на пороге с извечным «Добрый вечер, Акасуна-доно! Гаара, Баки зовет!» и отмахивалась от фразочек Канкуро вроде «Да он же жуткий!». Сасори-сама относился ко всему этому вполне терпимо и почти не злился, если только его не отвлекали от работы.       В какой-то момент отец определил сестру на обучение к Чиё-саме, и она настолько сдружилась со старухой, что та ее едва не внученькой называла. Само собой, Сасори-сама также был вынужден контактировать с ученицей собственной бабушки, а потому Гаара совсем не удивился, что он уже знает о недавнем разговоре.       По возвращении с экзамена на чуунина Гаара действительно принес сестре и брату извинения. Он откровенно не умел делать этого, но — с горем пополам — у него вышло построить вполне ясную речь и объяснить последним оставшимся родственникам свои чувства. Надеяться, что отношения сразу же улучшаться, было откровенно глупо, поэтому Гаара был готов ждать.       — Да.       — Это правильно, — сообщил мастер, усаживаясь за стол с другой стороны и подтягивая к себе неоконченный чертеж новой руки. Гаара приподнял локти от стола, чтобы не зажать случайно край бумаги и не порвать ничего. Он всегда был аккуратен. — В семье должны быть хорошие отношения. Вы потеряли отца, и пусть ты не был к нему привязан, вам все же следует держаться вместе. Сейчас, когда Старейшины будут управлять без Казекаге, вы можете оказаться в опасности. Вы — последнее, что осталось друг у друга. С поддержкой семьи всегда легче.       Гаара оторвался от рисунка. Прикусил губу, собираясь с мыслями. Тихое поскребывание карандаша по бумаге вносило свое особое спокойствие в кипящую в последнее время от мыслей голову. Мастер что-то расчерчивал.       — Я хотел поблагодарить вас.       Мужчина снова поднял на него глаза. Кажется, он думал, что разговор временно окончен. Гааре не хотелось отвлекать его, но он должен был сказать нечто важное. Наверное, важное. Он считал, что это важно.       — Благодаришь меня? — Акасуна выгнул бровь.       — Да. Вы… Я считаю, вы помогли мне.       — И чем же?       — Вы не оттолкнули меня. Вы меня не боитесь. Не ненавидите. Спасибо.       Сасори-сама, прикрыв глаза, консулся деревянными пальцами его руки.       — Поверь мне, — Гаара пересекся с мастером взглядом, — ты на своем пути встретишь еще многих людей, которые не будут ненавидеть тебя и даже полюбят. Но пожалуйста.       Гаара кривовато приподнял уголки губ. Кажется, улыбку ему еще стоит потренировать...

***

      — Сасори-сама?       — Я слушаю.       Пески шелестели вокруг них, иногда поднимаемые ветром так высоко, что доставали блеклыми перьями завитков до плеча Гааре. Он никогда не спрашивал, как мастер ориентируется в Пустыне Демонов и как ни разу не угодил в зыбучие пески. Его это мало интересовало. Но ни с кем другим Гаара, если и путешествовал по этому гиблому месту, не шёл позади. Всегда вел, потому что чувствовал песок, как продолжение своего тела. Сасори в провожатых не нуждался.       — Что по-вашему есть воля Огня?       Мастер оглянулся на него.       — Не смог найти ответ?       — Нет. Смог. Мне интересны ваши слова.       Гаара нагнал мужчину, поравнялся с ним, мысленно просчитывая, не угодит ли где в ближайшие сто шагов в зыбучие пески, если продолжит идти не за спиной мастера, а бок о бок. Выходило, что не попадет.       Сасори ответил:       — Воля Огня в том, что люди меняют людей, делают сильнее или слабее. Все в этом мире так или иначе связаны между собой. И чем сильнее связь между людьми, чем больше этих связей, тем сильнее сам человек. Это если вкратце. Что скажешь мне ты?       У Гаары ответ был уже заготовлен. Он много обдумывал его со своего возращения в Суну, прежде чем завести этот разговор.       — Я говорил с Хокаге после известия о смерти отца. И спросил у него об этом. И он ответил «Узы.». Узы — связь между людьми, так?       — Так, — спокойно кивнул Сасори. Иногда Гааре казалось, что мастер знает абсолютно все, что так или иначе происходит вокруг него. — Воля Огня не так сложна, если уже понял основы. Тот силен по-настоящему, кто защищает близких.       Гаара тихо кивнул, надолго погружаясь в собственные размышления. Сказанные простым языком, все эти слова значали неимоверно много. Это Гаара понимал точно. И понимал во многом благодаря Узумаки Наруто.       Безумный хохот Ичиби где-то в глубинах сознания уже не пугал так сильно, как в детстве.