Второстепенное и не очень

1.

      — Всё ещё не понял, каким боком тут моя баба, — лениво отмахнулся Малина, — бред несёте. Кису мою видели? Она вон… Кошака выгуливает на шлейке. Розовой. Чё вы мне тут задвигаете?       — «Ваша баба», — насмешливо повторил Майский, — является идейным вдохновителем и сооснователем преступной группировки, орудующей в Катамарановске уже третий год. Уж не знаю, кого она там выгуливает…       — Мы точно про Кису говорим? Майор, ты уж извини…       — Сюда глянь.       Майский постучал двумя пальцами по бумажками с экспертизами. Малина — вальяжный, огромный, похожий на сытого, наевшего бока и связи медведя, заметно посмурнел и посуровел.       — В любом случае, — сказал он, дочитав, — для начала вам потребуется подтверждение всей этой хитровыебанной схемы от Тёмки. А он его не даст.       — Считаете, если Стрельников найдётся, то откажется сдавать подельницу? Вы хорошо о нем думаете.       — Знаю. И «когда», а не «если», майор, не спеши пацана хоронить. Он славно начал, выпутается. А насчёт сдать… Посмотрим. Если в мамашу — всех топить начнёт, но у него от Натки одни глаза и есть. Если в папашу… А я уверен, что он в папашу, Гринька правильно его воспитывал — всю вину на себя возьмёт. А с Кисой… Со своей бабой сам разберусь.

2.

      — Признаться, впервые встречаю студентку филфака, замешанную не в трагичной истории любви, а в организации преступной группы.       — Вы мало читали Достоевского.       Девушке было двадцать пять, и Галина Николаевна не видела на её лице следов вины. Проституированных женщин, за годы службы, она умела отличать от обыкновенных за пару минут диалога, но… Она уже разговаривала с Евой Чайкиной ранее и не нашла в ней ничего, за что можно было зацепиться.       Двадцать пять лет.       Закончила филологический факультет.       Проживает в маленькой двухкомнатной квартирке в неблагополучном районе крохотного постсоветского городка.       Галина Николаевна постаралась взглянуть иначе, но не вышло. Девчонка как девчонка, молодая, симпатичная, одета даже по-филфаковски романтично — платье, перчатки, туфли… Не накрашена, без каких-либо косметических вмешательств. Ничего такого.       — И всё же, Ева Алексеевна… Взгляните сюда.       Девушка приняла в перчаточные руки бумаги. Полистала экспертизы. Её расслабленное лицо не изменилось. Поза тоже.       — В девяностые отец Артёма владел половиной города, — неожиданно сказала она, откладывая бумаги в сторону, — но, как вам наверняка известно, в результате покушения, он стал инвалидом, и… Многое потерял. Очень многое.       Всё это Галина Николаевна знала. И то, что пропавший Артём Стрельников, которому на момент инвалидства отца было всего тринадцать, пошёл по его стопам, и то, что всё то, чем владеют Стрельниковы сейчас, он получил незаконным путем…       — Девяностые кончились, Ева Алексеевна.       — Не скажите. Точно не в Катамарановске, там все по старинке.       — Давайте ближе к делу. Как именно вы во всё это… Впутались?       Глаза у неё были тёмно-зелёные, смеющиеся.       — Мама говорила не дружить с плохой компанией, но тут как в анекдоте — я сама её       основала. Мы с Артёмом познакомились в университете.       — Он учился на юридическом…       — А я на филфаке. Это смежные корпуса, Галина Николаевна. Мы познакомились совершенно случайно — в воротах столкнулись, а дальше…

3.

      … А дальше все по накатанной. Одна или две пьяных беседы — злых, кровавых, наполненных кислотой былых обид. И без того… Не одарённый эмоциональным интеллектом Артём Стрельников, старательно вдохновляемый начитанностью и осведомлённостью во многих вещах Евой Чайкиной, стал главой новой преступной группировки.       Никаких Солнцевских.       Никаких Железных Рукавов.       — Мы приехали в Катамарановск вдвоём. Я и моя подруга Алина Юлаева. Артём вернулся ещё раньше. Знаете, это было очень важно — не вызывать никаких подозрений, быть… Как все. Я устроилась в местную библиотеку, а там уже… Несколько работ по итогу сменила. В школе работала, недолго, правда, но надо было по делу. На Девятом канале редактором. Алина тоже. И в местном пережитке советского Дома Культуры, и на том же канале, и в школе, и репетитором, и…       — Старались вжиться.       — Да. Завести больше знакомств. Связей. Знать обо всём, что происходит в городе с разных ракурсов. И со стороны газет, и со стороны фуражек… Это не так уж и сложно, Галина Николаевна, занять место в чьей-то постели. Сегодня — продюсер, завтра — участковый.       — Кому пришла в голову идея с борделем?       — Это… Сложно. Понимаете, мы должны были быть тихими. Особенно Артём. Его отца списали со счётов, осталось пара верных людей да наёмный персонал. Его, конечно, никто не давил — его закадычный… Не знаю даже, друг? Враг? Малиновский, в свое время скинуть окончательно не дал. Помог по доброте душевной часть территорий сохранить. Но в последние годы в Катамарановске неспокойно было — бывшие авторитеты и нынешняя гопота бодались между собой… Кого-то сажали. Кто-то, наоборот, выходил после отсидки. Город закрытый, новости почти не попадают в большой мир, все так… Медленно происходит. Я против сексуализированной эксплуатации женщин, Галина Николаевна.       — Но?       — Без «но». Мы действовали медленно. Хитростью. Стравливали их друг с другом, но Артём должен был чистеньким, понимаете? И мы тоже. Тогда и придумали… Бордель этот. В проститутки идут от отчаяния. От плохой жизни. Вы и сами все это знаете. Мы предлагали спальное место, еду, одежду. Никого ни к чему не принуждали, только…       — Оформляли на них имущество. Рисковая затея.       — Безусловно. Для этого мы выбирали женщин-жертв, которым в голову бы не пришло нас кинуть. Были те, которые хотели… Работать телом. Были те, которые радовались, что им нужно пойти посидеть в кафе рядом с нужным столиком и послушать, о чем говорят важные дяди в пиджаках. Каждой находилось дело по уму.       — И тем не менее — что пошло не так?       Ева Чайкина замерла. Сложила руки в замок. Устремила затуманившийся взгляд в стену. И призналась:       — Я не знаю, Галина Николаевна. Правда, не знаю. Я думаю, что кто-то из… Воротил догадался, что всем Артём заправляет. Или мы где-то крупно прокололись. Или… Не знаю. Честно. Но на Артёма начали давить. Небетонов — ну, вы знаете, мэр — угрожал. Из ментовки приходили. В него стреляли несколько раз.       — И к чему вы пришли?       — Алина была уверена, что это дело рук Малиновского. Он… Как бы сказать… Считается самым опасным противником. И в прошлом славился радикальными методами.       — И?..       — Алина спала с его боевиком, но ничего не узнала. Тогда мы решили… Попробовать иначе.       Попробовать иначе — сидящий за стеклом допросной Малиновский в компании Майского, сердито сузил глаза. Крепкие загоревшие пальцы впились в подлокотники кресла. Татуировки, перстни — ему было уже за пятьдесят, но он был все ещё хорош и весьма привлекателен, гладко выбрит, надушен, дорого одет и по-страшному, по-девяностому зол.       — Вы соблазнили Малину.       — Ну, он наверняка считает наоборот, но да. Думает, что я на бабло его клюнула, но у нас ставки куда выше были, чем дизайнерские туфли или поездка в Грецию.       — Сколько длились ваши отношения?       — Около полугода. Ситуация накаливалась с каждым днём. Я нашла пару… Улик, но не была уверена, что это он пытался нас задушить.       — Почему же?       — Я… Он очень хорошо говорил об Артёме. Заявил даже однажды, мол, что догадывается, будто это он воду мутит, и… Он словно им гордился. О Григории Константиновиче ничего дурного ни разу не сказал, хотя они врагами были, делили что-то вечно. И вообще ощущение было, будто его эти тёрки особо не волнуют. Воспринимал, как возню в песочнице.       — Когда Артём Стрельников пропал на самом деле?       Ева покачала головой.       — Я не знаю, Галина Николаевна. Когда запахло жареным, попросила Артёма уехать ненадолго, пока мы не поймём, кто на него охоту открыл.       — Куда?       — Под Катамарановск. У моей приятельницы Зины там бабушка с дедушкой живут. Сняли домик… Сначала нормально всё было, но позавчера Артём на звонок не ответил. Я была с Романом Дмитричем, не могла сорваться. Алина поехала, а там… Все перебито, кровь… Я наврала с три короба, что срочно уехать надо. Не помню даже, что наговорила. Но Роман Дмитрич и не вслушивался особо — он после секса всегда… Добродушный. Так, поворчал, что сбегаю опять, предложил отвезти. Я отказалась. Вызвала такси. Заехала к себе, переоделась и на дачу к Артёму поехала. Я не знаю, кто его похитил. И… Сама позвонила ментам. С телефона-автомата.       Она постучала ногтями по столу.       — Сами мы бы не справились. Вы ведь его найдёте, правда?       — Найдём, Ева Алексеевна. Но вам бы о другом волноваться следовало.       — Простите?       Галина Николаевна выложила последний козырь.       — Вы ведь не успели забрать результаты анализов из женской консультации, верно?       — Да как-то не до этого было.       — Наши сотрудники сделали это за вас. Посмотрите.       Она снова взялась за бумаги. Погрузилась в молчание. Растерянно заморгала.       — Роман Дмитрич знает?       — Сообщите ему сами. Вы можете быть свободны, Ева Алексеевна. Но город не       покидайте.

4.

      Она уставилась в окно. Отвернула голову так, что был виден только коротко стриженный рыжий затылок.       — У меня три варианта. Первый — я делаю аборт, и ты больше никогда ко мне не приближаешься, ни под каким предлогом. Второй — я рожаю, ты признаешь малого, платишь алименты, а пока сижу, то маму попрошу позаботиться. Третий — всё тоже самое, что и во втором, но малого возьмёшь ты. Попробуешь лишить родительских прав, пока сижу — так не забывай, что я выйду однажды. И в дозировках лекарств хорошо разбираюсь. Идеи, просьбы, предложения? Нет, есть и четвёртый вариант — ты просто забываешь о нашем существовании, и я лет пятнадцать свищу малому, что не знаю, кто его папаша. Как тебе план?       — Кис, тебе мусора на допросе башку отбили или чё?

5.

      — И всё же, — Малина скосил взгляд на молчащую любовницу, — чё автомойку не отжали-то? Лакомый же кусок.       — Уж извини, — неожиданно саркастично отозвалась она, — у меня как-то не получалось одновременно и минет делать, и планы придумывать, как бы тебя красиво собственности лишить. Предпочитаю сосать мужику с автомойкой. Типа конфликт интересов, знаешь, что это такое? Ещё тупые вопросы есть?       — Не бойся.       — Я тебя не боюсь.       — Боишься, ты от страха всегда борзая. Как эта твоя… Чихуйня.       — Чихуахуа.       — Один хер.

6.

      — Артёма похитил кто-то из твоих дружков.       Киса резким, нетерпеливым жестом стащила с рук «дивные» перчатки и небрежно бросила их на журнальный столик. Малина скинул пиджак на спинку дивана. Он собирался надраться как следует, а любовнице заботливо предложил гранатового сока.       — С чего ты взяла?       — С того, что больше некому. Как давно ты понял, что это он воду в городе мутит? И как?

7.

      — Кис.       — Что?       — Звать тебя по-настоящему как?       — Сам мне имя придумай.

8.

      Она спокойно взялась за ручки коляски. Скатила Стрельникова по специальному подъёмничку. Присев на корточки, поправила что-то в его ногах. Потом выпрямилась и покатила в парк.       — Не волнуйтесь, Григорий Константинович, — Ева Чайкина, чья невинность и невиновность в пропаже подельника все ещё была поставлена под большой вопрос, выглядела действительно… Несчастной. Или хорошо притворялась, — его обязательно найдут. Обязательно. Я вам обещаю. Вы мне верите?       Ответ криминального авторитетат «в отставке» диктофон почему-то не записал.