Переживая шторм

Тома, обессиленный и разбитый, рухнул на диван. Аккуратно промыть раны, случайно оставленные копьём, которым он пытался перерезать верёвки на руках, казалось ему невыполнимой задачей. Но нужно было остановить кровотечение, а потом подумать о том, что делать с остальными травмами. Комиссия Тэнрё не отличается милостью к тем, кого они задерживают. Каждый из них глубоко в душе знает (пускай и никогда не скажет этого вслух), что Охота на Глаза Бога — это неправильно, но данное знание не отнимает у них жестокости. Тому избили. Двигаться было больно. Вероятно, сломали ребро — дышать было тоже больно. Раньше боль приглушал адреналин, однако теперь от него ничего не осталось. К тому же, Томе пришлось совершить отчаянный прыжок, чтобы спасти себя и путешественницу. По большей части путешественницу, конечно. Если бы он сидел спокойно и не рыпался, то Люмин бы убили, а у него самого забрали бы Глаз Бога и отпустили. Теперь-то, разумеется, если его поймают — то убьют. Потому что он запустил копьё, которым разрезал верёвки, в лицо сёгуна Райдэн. Не то чтобы Тома действительно думал, что это убьёт её, но ему нужно было выиграть время. По крайней мере он сохранил Люмин жизнь, а себе — Глаз Бога. Так что о совершённом мондштадтец не жалел, считая, что поступил так, как должен был. Возвращаясь к прыжку, приземлился он не очень удачно. Нога болела, Тома с большим трудом дошёл до чайного дома. Он снова опустил взгляд зелёных глаз на бутылёк с перекисью водорода и бинты, постарался собраться с силами. Его руки тряслись, ему было страшно сделать что-то не так. Внезапно в чайный дом «Коморэ» кто-то с шумом ворвался. — Тома! Тома, ты здесь?! — послышался до боли знакомый голос. Такой громкий сейчас. Взволнованный и надрывный. Быстрые шаги приближались. Тот, кто пришёл, знал, какую комнату любил Тома в чайном доме. Блондин, не задумываясь, по привычке вскочил, чтобы выйти навстречу к Аято. Но стоило ему только сделать шаг, как резкая боль в ноге дала о себе знать. Он коротко вскрикнул и пошатнулся, протянул руку в поисках опоры. — Тома! — дверь с грохотом распахнулась. На пороге стоял Аято с мечом наперевес, за ним — двое человек из его личной охраны. Тома, не найдя опоры, начал терять равновесие. Аято отозвал меч и подбежал к нему, порывисто обнял, чтобы удержать. «Слава Архонтам, я всё ещё могу обнять его», — подумал он, имея в виду всех Архонтов, кроме одного… — Лекаря, быстро! Вы знаете, какого! — отдал приказ охране Аято. Был один лекарь, который служил только комиссии Ясиро. Он и под страхом смерти никогда никому не признается, что клан Камисато скрывает человека, за которым ведётся Охота. А впрочем, комиссия Тэнрё и так прекрасно знает, кто и где скрывает Тому. Очень скоро Аято получит (если уже не получил) целую гору писем с требованиями выдать преступника. Но никто из комиссии Тэнрё не имеет право зайти в чайный дом «Коморэ». Если Тому кто-то и сможет забрать, то только лично сёгун. Однако она таким не занимается. Быть точнее, не занималась раньше… Аято запретил себе думать об этом. — Слушаемся, господин! — люди из охраны, почтительно поклонившись, быстро удалились, оставив их наедине. — Где болит? Есть открытые раны? — взволнованно спросил Камисато, когда помог Томе усесться на диван. — Всё болит. Раны есть, — он протянул руки Аято. — Хотел обработать, — блондин кивнул в сторону перекиси водорода и бинтов, — но не могу. Руки трясутся… Комиссар тут же потянулся за бутыльком. Уж с этим-то он справится. Аято рухнул на колени. Вовсе не для удобства, нет. Ему просто нужно было это. Нужно было преклонить колени перед Томой. Перед своим слугой. Перед своим возлюбленным. Перед тем, кого он почти потерял. Аято ничего не мог сделать, когда умерли его родители. Тогда он пообещал себе стать сильным, чтобы защитить сестру, защитить Тому. И вот он, влиятельный, уважаемый... Беспомощный. Аято ничего не смог сделать, чтобы спасти Тому. Он узнал о том, что Тома пропал, около двух часов назад, потому что Аяка разволновалась и сказала ему об этом. — Прости, — прошептал Аято, когда обработал раны и наложил бинты. — Прости, — он поцеловал руку Томы, чуть ниже бинта. — Прости меня, я виноват, я не смог, я… — на второй руке он тоже оставил поцелуй. — Я ничего не могу сделать, — не смея поднять взгляд и посмотреть в зелёные глаза Томы, он целовал его руки. На глаза навернулись слёзы. — Аято… Аято, ну ты чего… — Тома, смущённый и растроганный, аккуратно запустил пальцы в длинные голубоватые волосы. Другой рукой он мягко приподнял голову Аято за подбородок. Их взгляды встретились. — Я бы тоже ничего не смог сделать, если бы сёгун вдруг захотела бы забрать твой Глаз Бога. Но всё будет хорошо, я верю в это. Путешественница присоединилась к Сопротивлению. Это дарит мне надежду. — Ах, — Аято распахнул рот в удивлении. — Это ты её туда направил? — Ну да. Сёгун очень хочет поймать её. Больше, чем меня, я имею в виду. Полагаю, все силы комиссии Тэнрё будут направлены на её поиски. Это, конечно, не значит, что мне можно высунуть нос из чайного дома. Но это значит, что путешественнице нужно укрытие и кто-то, кто поможет ей в борьбе против Охоты. В общем, Ватацуми идеально подходит для неё сейчас. И с таким сильным бойцом Сопротивление ещё задаст жару сёгунату. Есть шанс… — он на секунду замолк. Потом заговорил тихо, но уверенно. — Есть шанс того, что Охоту на Глаза Бога отменят. — Да будет так, — Аято встал и обнял Тому за плечи. Он почувствовал его руки на своей спине. — Я так рад, что не потерял тебя, — прошептал он на ухо Томе. Комиссар нашёл губы своего возлюбленного и припал к ним в жадном поцелуе. Они нужны были Аято так же сильно, как заблудшему в пустыни путнику нужна вода. Он ощутил, что Тома, отвечая на поцелуй, стирал пальцами его слёзы. Милый, милый Тома… Его счастье, его дар, его дом… — Не отпущу тебя, — сказал Аято, разорвав поцелуй и прислонившись лбом ко лбу Томы. — Не оставляй меня, прошу, не оставляй… — Ни за что не оставлю, — Тома заправил прядь волос за ухо Аято. — Я люблю тебя. — Я люблю тебя больше. — Не смею спорить со своим господином, — Тома хихикнул, улыбнулся и чуть покраснел. Такой родной… Аято не может его потерять. В дверь постучали — прибыл лекарь. Комиссар, поцеловав Тому в щёку напоследок, пропустил его в комнату, а сам вышел в коридор, чтобы не мешаться. Он смерил тяжёлым и в то же время оценивающим взглядом своих охранников. Те невольно съёжились — да, Аято знает, что может с лёгкостью напугать людей за считанные секунды. — Вы двое, слушайте внимательно мой приказ. От него зависит ваша дальнейшая жизнь, — он сделал паузу, чтобы охранники смогли сказать: «Да, мой лорд». — Как вы уже поняли, Тома не сможет выйти из чайного дома в течение неопределённого времени. Ваша главная задача — обеспечивать его всем необходимым. Посторонних из чайного дома выгнать и впредь не пускать. Прошу отнестись к этим словам крайне серьёзно. Вы имеете право впускать сюда только лекаря, членов Сюмацубан, путешественницу Люмин, меня и мою сестру, больше никого. Если лекарю что-то потребуется — тут же предоставить ему это. Кроме того, я надеюсь на то, что вы умеете держать язык за зубами. Вам всё понятно? — Так точно, мой господин! — в один голос ответили охранники и поклонились. Отлично. Теперь остаётся только ждать. Аято знает: тот, кто умеет ждать, дождётся большего. *** Лекарь подтвердил перелом ребра. Кроме того, Тома потянул связки на ноге. Ему прописали строгий постельный режим, и Аято старался навещать его как можно чаще, почти каждый день. Это не могло не повлиять на качество работы комиссара, но оставлять прикованного к кровати Тому одного было нельзя. Добрая и милая Аяка, к счастью, взяла на себя большую часть обязанностей брата, так что репутация комиссии Ясиро и клана Камисато не пострадала ещё сильнее. Более того, Аято смог более или менее восстановить её. В конце концов, в политике он уже не первый год. Ему пришлось публично заявить, что Тома исключён из комиссии Ясиро. Естественно, комиссия Тэнрё в это не поверила. Но доказательств у них нет, ровно как и возможности данные доказательства обрести. Сёгун Райдэн сняла все подозрения с комиссии Ясиро, а комиссии Тэнрё приказала сосредоточиться на поисках путешественницы. Кроме неё был ещё один человек, который искренне поверил в изгнание Томы, — Аратаки Итто. Когда по городу пошла молва, о́ни тут же пришёл в имение клана Камисато, требуя личной аудиенции у главы. Аято, не сразу поняв, в чём дело, был озадачен, но приказал впустить Аратаки. Тот влетел в его кабинет, держа в руках двуручный меч, со словами: «Это вот так ты ценишь преданность, да?! Я ожидал такого от кого угодно, но не от тебя!» Камисато может по пальцам одной руки пересчитать, кому он может позволить вот так ворваться на свою территорию и не понести за это никакого наказания. Итто входил в число таких людей, потому Аято спокойно всё объяснил своему излишне вспыльчивому другу. О́ни принялся извиняться, комиссар — от этих извинений отбиваться, а потом они единогласно решили скоротать время за боями оникабуто. В общем, так и прошёл месяц с момента несостоявшейся церемонии извлечения сотого Глаза Бога. Вчера лекарь сказал, что повязку уже можно снять, ребро срослось без всяких осложнений, и теперь Аято спешил в чайный дом. Вообще-то, раз уж Тома поправился, комиссару Ясиро было бы лучше приняться за работу, но он не мог ничего с собой поделать. Главу клана тянуло к возлюбленному, ему хотелось убедиться, что с ним всё в порядке, что никто больше не посмеет причинить вред его сокровищу. Аято до сих пор чувствовал свою вину за случившееся. Он не уберёг, не оказался рядом, когда был нужен. А ведь Тома всегда находился где-то поблизости, всегда помогал ему. Мондштадтец не бросил его даже в самый сложный момент за всю историю клана Камисато, несмотря на то, что и сам был в опасности. Пламенная верность… Аято так сильно хотел отплатить ему тем же. С этими тяжёлыми мыслями комиссар добрался до чайного дома. Он, несмело постучав, зашёл в комнату Томы. Пахло сесилиями — блондин обожал эти благовония. На секунду Аято улыбнулся — он представил, как его личные охранники весь день провели на острове Рито, подходя к каждому мондштадтскому торговцу. Но благовония в Мондштадте не изготавливали (Там вообще производили хоть что-то кроме вина?), их изготавливали в Ли Юэ, в том числе из сесилий, ветряных астр, лилий калла, травы-светяшки. Откуда об этом было знать его личным охранникам, которые и на Рито-то были от силы пару раз, сопровождая своего господина? Иногда Аято думал о том, как он выглядел в глазах других людей. И каждый раз приходил к выводу, что для кого-то был идеалом, а для кого-то… Подумать только, он приказал своей личной охране, людям, которые поклялись умереть за него, выполнять все желания его капризного любовника. Впрочем, небольшая прогулка на острове Рито им явно не повредила. К слову, не только запах сесилий напоминал о родине Томы. Эта комната, как и покои блондина в имении Камисато, была обставлена на мондштадтский манер. Двуспальная постель, прикроватная тумба, небольшой диванчик (у которого Аято нашёл Тому месяц назад), шкаф, письменный стол и стул — всё это сделано из кедра и берёзы, деревьев, которые в принципе не встречались в Инадзуме. А на постели лежал Тома. Он, одетый в чёрное хаори, украшенное узорами на морской мотив, ярко контрастировал с окружающей обстановкой. Жакет перевязан поясом, так что Камисато не мог с точностью сказать, присутствовало ли что-то под ним или нет, а светлые волосы были распущены. Он читал книгу до прихода Аято и теперь неспешно отложил её на тумбу. Тома сел на постели и протянул руки в его сторону. Он опустился на край кровати, притянул к себе и крепко обнял возлюбленного, коротко поцеловал в губы в знак приветствия. — Как себя чувствуешь? — мягко спросил Аято, глядя в зелёные глаза. Он нежно провёл пальцами по щеке Томы, а потом вдруг ахнул, как будто что-то вспомнил. — Ты, должно быть, готовился ко сну? Извини, не получилось навестить тебя пораньше. — Ну что ты, Аято, я всегда рад тебя видеть, — улыбнулся Тома. — Ты знаешь, в последнее время я ложусь спать довольно поздно. Не получается быстро заснуть. Я же не работаю и даже не тренируюсь, поэтому не устаю. А чувствую я себя замечательно. Лекарь сказал, что можно постепенно возобновить тренировки. — Замечательно. С тренировками ты быстро восстановишь свой привычный режим и избавишься от проблем со сном, — Аято зарылся пальцами в светлые волосы. Тома приластился к его руке, подобно коту. — Есть ещё кое-что, что поможет мне избавиться от проблем со сном, — Тома вдруг открыл зажмуренные глаза и подмигнул, а затем склонился к уху Аято. — Останешься на ночь? — жарко прошептал он. Ох, Аято знал, что это значило. У них так давно не было близости. В последний раз они занимались сексом незадолго до несостоявшейся церемонии извлечения сотого Глаза Бога. После Аято не мог себе этого позволить. Хоть Тома и получил только одну серьёзную травму — перелом ребра, но комиссия Тэнрё здорово на нём отыгралась. В любое другое время Аято жёстко отомстил бы им за каждый волос, упавший с головы его самого преданного слуги по их вине, и они это знали. И потому, когда сёгун Райдэн отдала приказ задержать Тому, комиссия Тэнрё незамедлительно приступила к выполнению с особым воодушевлением. Мондштадтца избили так сильно, что на нём живого места не осталось. Первое время ему даже лежать было больно. Постепенно синяки зажили, но Аято всё ещё боялся случайно навредить Томе. Его сломанное ребро могло срастись неправильно, ему нужен был полный покой. И теперь… Теперь Аято ничего не останавливало. — Останусь, — легко согласился он. Тома настойчиво впился в его губы, обхватил крепкие плечи. Аято, отвечая на поцелуй, с удовольствием притянул возлюбленного за талию ближе к себе. Страсть между ними вспыхнула так быстро. Впрочем, Аято ничуть этому не удивился. Тома — его первая и, судя по всему, последняя любовь. И он знал, что для мондштадтца выполнял точно такую же роль. Они, почти что ровесники (Аято чуть старше), знали друг друга с детства, росли вместе. В далёком отрочестве юный наследник клана Камисато и его слуга отдали друг другу свои первые поцелуи… — Тома! — испуганно вскрикнул Аято. — Если ты сделал это только потому, что побоялся возразить мне, своему господину, то это неправильно! — он подумал о том, как это выглядит со стороны: сильный и властный господин заставляет своего слабого и покорного слугу выполнять все его похотливые желания. Аято тут же попытался отогнать этот образ. Такие господа ужасно мерзкие, он не хочет быть похожим на них, не хочет ни к чему принуждать Тому. — Ты имеешь право отказать мне, правда, я- — Я знаю, — мягко улыбнулся Тома. — Ты мне нравишься, Аято, вот почему я сделал это. — Я… Ты мне тоже нравишься, Тома, — Аято густо покраснел. Быть точнее, ещё гуще, чем до этого. Его чувства взаимны! — Я уже понял, — рассмеялся Тома. Он положил руку на щёку Аято. — Я так рад, что ты решился сделать это. Я имею в виду, я сам такое никогда сделать не смог бы! Есть же правила приличия и всё такое… Аято и сам до сих пор рад тому, что решился тогда поцеловать Тому. В тот вечер была такая романтическая обстановка. Они только что закончили с тренировкой и устроились на траве в дальнем конце сада, любовались закатом и морем. Это было похоже на наваждение — Аято подумал, что умрёт, если не поцелует Тому прямо сейчас. И блондин тогда тоже хотел поцеловать его, но не мог. Осознав это, юный господин Камисато отдал сердце слуге, окончательно и бесповоротно. И Тома тоже отдал своё ему. Тома отдал ему своё сердце, а он не может его защитить. Как же его мучила эта мысль. К глазам вдруг подступили слёзы. Пытаясь скрыть это, Аято уткнулся носом в шею Томы, принялся покрывать её поцелуями. Пальцы слуги мягко зарылись в светло-голубые волосы. Слёзы уже начали выкатываться из глаз, но комиссар упрямо оттянул в сторону ткань хаори, чтобы оставить поцелуи на плече. Через несколько секунд Тома ощутил что-то мокрое на своей коже. Не слюну, нет. Он ощущал губы Аято, а влажность вдруг появилась немного выше. — Мхм, Аято? — позвал Тома. Комиссар остановился, уткнувшись в плечо возлюбленного. — Аято! — голос Томы прозвучал более требовательно. Ему пришлось поднять голову. — Аято, ты чего? — блондин положил ладонь на щёку возлюбленного, стирая слёзы. — Я… Тома, мне так жаль, — он оставил поцелуй на руке Томы. — Я ведь правда не смог защитить тебя… Он снова плакал и целовал руки Томы. — Аято, — нежно сказал Тома. Лицо его, однако, было очень серьёзным. — Ты защищаешь меня ценой своей жизни. Дослушай, — он сразу понял, что Аято хочет возразить ему. — Что будет, если сёгун вдруг решит прислушаться к комиссии Тэнрё и нанесёт визит в чайный дом «Коморэ»? Она обнаружит здесь меня и поймёт, что ты её обманул. Ты сумеешь защитить Аяку, скажешь, мол, она ничего не знала. Но сам умрёшь вместе со мной. И ты это знаешь. И всё равно ты прячешь меня. Защищаешь меня. Ты не представляешь, как это важно для меня… Аято широко распахнул глаза и ахнул. Не то чтобы Тома открыл ему что-то новое. Аято знал с самого начала: сёгун не проявит к нему милосердие, если обман раскроется. Но комиссар не задумывался о том, что это и есть искупление его вины перед возлюбленным. Он просто делал. Делал то, что должен был. Прямо как Тома. — Разве могу я поступить иначе? — сказал Аято. На этот вопрос ему не нужен был ответ, поэтому он впился в губы Томы. Поцелуй получился головокружительным. В какой-то момент Аято резко толкнулся языком в рот Томы, и тот промычал ему в губы так сексуально, что член комиссара просто не мог на это не отреагировать и начал твердеть. До Камисато вдруг дошло, что на нём всё ещё слишком много одежды. Ситуацию нужно было срочно исправлять. Отстранившись, Аято встал. Сперва Тома взглянул на него с недоумением, но ухмыльнулся, стоило мечнику прикоснуться к своему фраку. Блондин откинулся на подушки, стиснул в руках одеяло и широко раздвинул ноги в приглашающем жесте, согнув их в коленях. Теперь Аято чётко видел, что на нём всё-таки было нижнее бельё, которое, впрочем, не делало внешний вид Томы хоть чуточку более приличным. Он принялся быстро избавляться от своей одежды. Аято разулся, сбросил фрак и чёрную жилетку прямо на пол. Обычно он обращался с одеждой более ответственно (по крайней мере старался не кидать её на пол), но сейчас у него не было на это ни сил, ни желания. Наконец Аято снял штаны. Оставшись в одном нагадзюбане, распахнуть который не составляло никакого труда, он шагнул в сторону Томы. Сведя раскинутые ноги, Аято быстро стянул с любовника нижнее бельё, потом снова властно раздвинул эти шикарные бёдра, сел на кровати между ними. Он склонился к нему, и Тома одной рукой вцепился ему в плечо, а пальцы другой впутал в голубые волосы. Они сошлись в новом жарком поцелуе. Аято забрался руками под хаори, огладил бёдра, живот и грудь, заставляя Тому глухо простонать и выгнуться ему навстречу. — Такой развратный, — игриво шепнул Аято на ухо Томе, когда нашёл в себе силы оторваться от его губ. — Скучал по мне? — пальцы комиссара нежно погладили соски. — Ах, да, мой лорд, — простонал Тома. Аято закусил губу. Эта игра в официоз всегда заводила их обоих с пол-оборота. Он убрал руки из-под хаори, развязал пояс и раскинул в стороны полы жакета. Комиссар прижался губами к шее возлюбленного. Тот, подставившись под поцелуи, медленно массировал кожу его головы и слегка царапал плечо. Ему хотелось топить Тому в нежности. Это был их первый раз после всех тех тяжёлых событий месячной давности, которые свалились на них, словно снег на голову. Аято до сих пор вздрагивал при мысли о том, что мог потерять Тому навсегда. С каждым поцелуем становилось спокойнее, ведь у него под губами была столь родная кожа. Сверху доносились такие же родные вздохи и стоны, ничего прекраснее господин Камисато никогда не слышал и не услышит. Аято мог продолжать целовать Тому до конца своих дней… И, возможно, он слегка увлёкся. — Аято, — всхлипнул Тома, — Аято, ну же… Сделай уже что-нибудь, пожалуйста… Он, приложив некоторое усилие над собой, поднял голову. Кажется, на шее, ключицах, груди и животе Томы не осталось ни одного не тронутого губами Аято места. Кое-где уже начали проступать засосы. Член блондина стоял колом, сочился естественной смазкой и требовал внимания. Комиссар, впрочем, был возбуждён не меньше, просто он увлёкся прелюдией и отодвинул собственное удовольствие на второй план. В другой ситуации Аято, может, подразнил бы Тому ещё немного. Сейчас же он поспешил выполнить то, о чём его попросили. Аято обхватил рукой член любовника, тот простонал, двинулся бёдрами навстречу, но потом прошептал сбивчиво: — Нет, нет, ах! Возьми меня, Аято, пожалуйста… — Смазки нет, — возразил комиссар. Его Гидро Глаз Бога лежал где-то на полу, но Аято скорее умрёт, чем встанет с кровати прямо сейчас. Ему стоило подумать об этом, но, судя по всему, предусмотрительностью он отличался только в работе. К счастью, Тома всегда был более практичным… — В первом ящике… — блондин взглянул на прикроватную тумбу и, кажется, раскраснелся ещё сильнее. Аято выдвинул ящик и действительно нашёл там тюбик с лубрикантом. — Ну надо же, — ухмыльнулся глава клана. — Кое-кто так сильно хотел меня, что даже не постеснялся просить мою личную охрану приобрести эту вещицу. И что они теперь о тебе думают? — Всё равно все в комиссии Ясиро знают, что я сплю со своим господином, — Тома отзеркалил его усмешку, оставил на губах короткий поцелуй. — Не только внутри комиссии, — он скользнул губами по щеке Томы вверх, остановившись возле уха. — Верхушки других комиссий не знают наверняка, но догадываются, что ты принадлежишь мне, — «И они знают, что я не забуду о том, как обошлись с Томой месяц назад. Их самый большой страх — отмена Охоты», — закончил Аято про себя. — Да, мой лорд, — выдохнул Тома. — Только вам. В глазах Аято в тот момент можно было разглядеть так много эмоций: нежность, обожание, азартное озорство. Он захотел перевернуть Тому на живот, и тот, быстро поняв его намерения, сам встал в коленно-локтевую позу. Блондин умело прогнулся в пояснице, точно зная, как сделать так, чтобы его господину понравилось. И Аято открывшийся вид оценил. Однако хаори явно было лишним. Им обоим пришлось немного повозиться, прежде чем комиссар откинул жакет в сторону. Прижавшись сзади, Аято не мог не оставить поцелуй на лопатке. За одним поцелуем последовал второй, а за ним — третий. И вот он снова забылся. Аято просто не может заставить себя оторваться от этой кожи. Пальцы его трогали живот Томы, так близко к изнывающему без внимания члену. Мондштадтец простонал страстно, потёрся ягодицами о пах Аято, призывая любовника к более решительным действиям, простонал ещё раз, ощутив его стояк. — Ну же, Аято, ну же, пожалуйста… — он оглянулся через плечо. — Тома, прошу, просто позволь мне. Мне так нужно это… Но если ты так хочешь… — он подтолкнул тюбик со смазкой ближе к руке Томы и спрятал очередную ухмылку в новом поцелуе. Блондин принял правила игры. Он быстро нанёс смазку на пальцы, занёс одну руку за спину, а второй обхватил подушку. От того, что Тома больше не опирался на локти, поза получилась ещё более откровенной. Огладив колечко мышц, он осторожно протолкнул палец внутрь. Тома ощутил лёгкий дискомфорт, они так давно не занимались этим. Но Аято нежно зацеловывал его лопатки, отвлекая от неприятных ощущений. Со временем получилось расслабиться, и Тома протолкнул в себя второй палец. Комиссар собрался с силами и чуть отстранился, чтобы взглянуть на эту картину. Его милый стоял в такой сексуальной позе и готовил себя для него. Не удержавшись, Аято несильно шлёпнул Тому по ягодице. Тот глухо простонал в подушку. Ему нравилось получать шлепки, когда внутри были пальцы или… не пальцы. Он аккуратно развёл свои перста в стороны, раздвигая стеночки. Аято, наблюдающий за этим, понял, что не хочет оставлять всю работу Томе. Он накрыл его своим телом, широко и горячо лизнул шею, а потом забрал из руки блондина тюбик. Отстранившись и выпрямив спину, Аято нанёс смазку на два пальца. Приставив один к отверстию, он мягко спросил: — Разрешишь? — Да, — тут же согласился Тома. Пальцы Аято были немного длиннее его собственных, сейчас он очень чётко ощутил это. Комиссар подстроился под неспешный темп Томы. Стенки всё ещё были достаточно тугими. Обычно его верный слуга отличался чуть большей податливостью. Потому что господин Камисато никогда не отказывал себе в том, чтобы доделать работу ранним утром, а ночью насладиться более приятными вещами. Аято, впрочем, не был против повозиться подольше. Комфорт его любовника он ставил выше своего желания. При других обстоятельствах комиссар, возможно, попробовал бы довести Тому до оргазма одними только пальцами внутри него, но сейчас ему нужно было хорошенько подготовить. Чтобы потом они оба забылись в удовольствии. Он осторожно погрузил в горячее нутро ещё один палец. Тома тяжело сглотнул. Смазка внутри пошло хлюпала, а четыре пальца заставляли его чувствовать себя переполненным. Но он знал, что член Аято заполнит сильнее, растянет нежные стеночки шире. Блондин вдруг ощутил, как пальцы господина резко надавили, заставляя его вздрогнуть и громко простонать. Он так удачно попал по простате. А впрочем, разве есть в этом что-то удивительное? Аято знает тело Томы наизусть. Комиссар всё-таки не смог удержаться, и теперь он дразнил мондштадтца сильными толчками по простате. Тот так трогательно сжимал в руках подушку и сдавленно стенал, ну как тут можно удержаться? Без всяких сомнений, Тома уже был готов принять кое-что покрупнее пальцев, но хотелось ещё немного помучить его. И себя. Впрочем, Тома мог одной только просьбой заставить его прекратить. — Мой лорд, — дрожащим и слабым голосом сказал блондин, приподняв голову, — мой лорд, пожалуйста, возьмите меня… Аято тут же вытащил свои пальцы, а Тома — свои. Отверстие было так хорошо растянуто. Комиссар вдруг понял, что хочет смотреть на лицо любовника, поэтому он снова перевернул его, уложив на спину. Ноги Томы, согнутые в коленях и широко расставленные, приятно дрожали. Аято нанёс смазку на свой член и наконец-то приставил головку между ягодиц возлюбленного. Он плавно толкнулся внутрь. Проник медленно и аккуратно, чутко следя за тем, чтобы не причинить боли. Склонился над Томой, даря ему мягкий поцелуй. Блондин в ответ обнял его руками и ногами. Нельзя сказать, что они продержались долго. Всё ещё были на нервах, изголодались друг по другу, слишком увлеклись во время прелюдии. Зато они кончили почти одновременно. Потом уютно устроились в объятиях друг друга, и Тома быстро заснул на широкой груди Аято. Комиссар нежно перебирал светлые волосы и слушал мерное дыхание. Его уже тоже клонило в сон. Аято знал: Охоту на Глаза Бога точно отменят. А потом, вероятно, и указ Сакоку. Если они с Томой доживут до этого момента, то, возможно, поедут в Мондштадт и обручатся там. Или Гудзи Великого храма Наруками обручит их… Эта мысль позволила ему заснуть с улыбкой на губах.