Полина

Весна 1942-ого, конец мая. Орловская область, Деревушка Белый Колодец. Прошло не очень-то и много времени с того самого момента, как немецкий офицер Ганс Кляйн и русская юная девушка Полина Орлова перестали скрывать свои полноценно начавшиеся отношения хотя бы перед Фридрихом Шульцом — подчинённым молодого немца и младшей родной сестрой блондинки — Татьяной Орловой.  Полина и Ганс конкретно при этих двух людях уже абсолютным образом не сдерживали обоюдно и действительно одновременно рвущихся наружу пылких чувств: молодые люди обнимались, целовались, да иным образом миловались прямо при Шульце и Орловой-младшей.  А те, в свою очередь, лишь искренне, да и без непосредственной зависти умилялись по-настоящему двоим влюблённым.  Ганс (как было прежде сказано в одной из написанных глав), уже совершенно беззастенчивым образом и на постоянной основе сажал Полину Орлову к себе на колени, иногда даже кормил её с ложки, заботливо сваренной двумя сёстрами похлёбкой, будто маленького ребёнка, не прекращая при этом неустанно целовать в раскрасневшиеся от искренних любовных порывов щёки любимую им русскую блондинку.  Во время таких «кормёжек» Полина Орлова обычно заливалась звонким, совершенно счастливым смехом.  В один из таких беззаботных для Ганса и Полины дней конца мая, тёмным-тёмным поздним весенним вечером, в дверь маленького деревянного домишки сестёр Орловых трижды отрывисто, однако очень громко постучали.  Заливистый смех Орловой-старшей сразу же стих, и русская блондинка устремила свои большие испуганные карие глаза целиком и полностью на своего немецкого возлюбленного, а Татьяна Орлова даже поёжилась, также одарив Фридриха Шульца манерным обеспокоенным взглядом.  — Кто это, Ганс?.. — сглотнув, прошептала Полина по-немецки. Девушкой сразу же завладела паника, которая в молниеносной манере, в данный момент, буквально со скоростью Света, принялась стремительно «разливаться» по венам, захватывая все внутренности, всё существо, абсолютно всю девичью Душу.  — Спокойно, — ответил Полине немецкий офицер.  — Не волнуйся ты так, милая моя. Помни: никто, абсолютно никто даже не посмеет, не предпримет и малейшей попытки сделать вам с сестрой ровным счётом ничего плохого, пока в этом доме нахожусь я и Фридрих, — полилась чёткая и членораздельная чистейшая немецкая речь.  Однако Полина Орлова, словно вторя своей младшей родной сестре, всё равно, даже несмотря на благоразумные увещевания своего любимого Ганса, передёрнулась и отчего-то — даже быстрым образом перекрестилась, аккурат, как девушку учила ныне покойная маменька, на что Ганс Кляйн по-доброму и совершенно без злого умысла рассмеялся.  — Я самолично открою дверь, Meine Liebe, — решительно заявил внезапно немец, и, мягко спустив Орлову-старшую со своих крепких мужских колен, медленно, но величаво поднялся из-за высокого дубового стола и широким шагом направился прямиком к входной двери, в которую уже на данный момент не стучали, а наглым образом громко и нетерпеливо барабанили: по-видимому, весьма неожиданный и поздний гость очень и очень жаждал попасть внутрь  жилища, к родным, но так рано осиротевшим сёстрам Орловым.  Ганс стремительно и с лёгкостью подвинул засов двери сильной мужской рукой.  Та со скрипом, с жутким противным и пронзительным скрипом поддалась, и на свет керосиновой лампы вышел человек, которого Полина Орлова меньше всего ожидала увидеть на пороге собственного дома, да и к тому же — в столь поздний час: Антонина Новикова. Завидев поистине красивого и молодого немецкого офицера на пороге дома сестёр Орловых, семнадцатилетняя Антонина кокетливо улыбнулась и таким же образом поправила причёску. По-видимому, Тоня всецело и полностью отдавала себе отчёт в том, куда, а главное — к кому она держала путь: волосы Новиковой были аккуратно и весьма по-праздничному причёсаны, а на самой молодой девушке красовалось лёгкое платьишко чёрного цвета, которое вообще, никаким образом, не прикрывало её колен. — Гутен Абенд! — наконец, громко произнесла она, с улыбкой действительно от уха до уха.  — Гутен Абенд! — нехотя, с крайней неохотой промолвил в ответ немецкий офицер.  А дальше — Советская девушка на крайне беглом, грамматически правильном и умелом немецком языке объяснила Кляйну, что ей, Тоне Новиковой, сейчас как воздух необходима Полина Орлова, старшая из сестёр, на что Ганс сразу же отчего-то нахмурился.  — Зачем она тебе? — строго произнёс он по-немецки, не спуская с Антонины своего крайне внимательного взора.  — Я пришла к Полине сейчас по очень личному вопросу, — без тени всякого смущения и абсолютно бесстыдно «нашлась» Новикова.  — Абсолютно все вопросы здесь, в том числе — и личного характера, всецело решаю я, — не унимался, между тем, офицер Вермахта.  Антонина открыла было рот, чтобы, по-видимому, пустить в ход очередной умелый аргумент, однако, девушку прервали. «Что ты хотела на ночь глядя, Тоня?» — из-за крепкой широкой спины немца внезапно, как снег в разгар лета, показалась Орлова-старшая. Сама. — Полина! Мне очень срочным образом просто необходимо с тобой поговорить! Выйди! — громко крикнула на русском языке лиса-Тонька, в полной мере чувствуя, что пришло, наконец, её своеобразное «спасенье». — Ну хорошо, — кивнула головой блондинка, затем прошла вглубь домишка, потом — вернулась с лёгкой пудровой кофточкой на своих плечиках, игриво подмигнула совершенно растерянному и ошарашенному Гансу, что, разумеется, совсем не ускользнуло от внимания коварной Антонины, а после — плотно и наглухо закрыла скрипучую дверь в домишко.  — Что хотела? — уже очень грубым тоном осведомилась Полина у своей непосредственной соседки и стремительным образом добавила: — Говори быстрее, мне некогда совсем.  — К немцу своему торопишься? — вдруг неожиданно съязвила Новикова. — Понимаю.  — Так ты что хотела, а, Тонь?.. — Ну и как этот красивый и высокий немчура в постели?.. Экзотические ощущения, наверное? Не то, что наши, русские, да?.. — наглым образом продолжала язвить Антонина, начисто проигнорировав последний вопрос своей соседки. — Не твоё дело… Подожди-ка… Так ты что сюда, только за этим причапала? — вдруг опешила Полина и моментально, в одну лишь секунду, изменилась в лице. — Нет, подруга, соли я у тебя пришла попросить!.. Или дрожжей, а то мои — кончились!.. Пирог не из чего испечь!.. Ох, Полька… Играешь ты с огнём… Ох, играешь!.. Уж точно тебе говорю! Немец, он же… Сегодня с тобой ласков, нежен, а завтра… Завтра возьми, да и пристрели тебя! С бухты-барахты!.. Абсолютно вот ни за что, Поль… Не наши ведь они… и нравы у них… не нашенские… Ты… Давай-ка… завязывай с ним… До добра ведь это не доведёт… — Не завидуй, — внезапно зло буркнула Орлова, прерывая бесконечный и бурный поток Тонькиных речей.  — А ты в корень зришь, Полька… — таким же внезапным образом усмехнулась Новикова. — Ты думаешь, я по доброте своей душевной пришла просто-напросто предостеречь тебя?.. Ты что, всерьёз уверена, что я за жизнь твою испугалась и пришла отговорить тебя «кувыркаться» с фашистом?.. — Никакой он не фашист, — вновь перебила Новикову Орлова. — Ох… — лишь вздохнула в ответ та.  — Поверь мне, Полька, уж сколько бы ты раз с ним не спала, фашистом он от этого меньше не станет… Впрочем, ладно… Довольно о статусе этого, очень красивого и видного немца.  Да, я тебе завидую! Завидую, Поль, чёрной завистью! Мне, быть может, раз в жизни действительно выпал шанс, один-единственный полноценный шанс наладить свою личную жизнь! И уехать, навсегда уехать из этой страны бесконечных запретов в Германию! Да, запретов! Зря, что ли, я этот немецкий проклятый талдычу?!.. Днями и ночами! Не прерываясь даже на сон! Да, именно так! А ты и без знания языка вон какого красивого немца себе подцепила, стоило только тебе хвостом своим перед ним крутануть!.. Ну не смотри на меня так, Орлова! Я же правду сейчас говорю!  А ты и этот шаткий шанс у меня отняла! Да, взяла и отняла!  Даже школьные парни все на тебя только вешались и ходили за тобой, словно верные псы, Полина то, Полина сё!.. Тьфу!..А ты — нос от них воротила!.. Знаешь, теперь я полностью осознаю почему! Тоже хочешь уехать заграницу?!.. Что смотришь?.. Воровка ты бессовестная!.. Всё у меня в жизни украла, всё!.. И сейчас даже крадёшь!.. Ненавижу тебя!.. Вот ненавижу и всё тут!.. — наконец, Антонина перевела дух, и всецело складывалось такое впечатление, что данные слова долго-долго, многие годы копились у несчастной Советской девушки внутри. И что, наконец, произнеся их, она словно «выпустила пар», и с её чёрной завистливой Души будто действительно упал огромный камень… Полина Орлова некоторое время стояла в совершеннейшем молчании: блондинка и вправду сначала, в первые секунды, после того, как Антонина выплеснула на неё свою ненависть, желчь и злость, не нашлась, что сказать. Да и что, что здесь в полной мере скажешь-то?.. — Знаешь что, Новикова?.. — наконец, заговорила Полина. — Что?.. — Иди-ка ты домой, — устало продолжила Орлова-старшая. — Иди. — А то что?.. Нажалуешься своему немчику, и он с большим удовольствием пристрелит меня по твоему прямому указанию?.. — наигранно хохотнула Антонина Новикова прямо в юное лицо своей бывшей однокласснице, а сейчас — уже непосредственной сопернице.  — А может — и нажалуюсь. Кто меня теперь знает-то, в самом-то деле. Вот возьму и нажалуюсь. И Душа моя даже не дрогнет, Новикова. Вот так и знай, — в сердцах пригрозила Полина, уже окончательно не выдержав. Угроза целиком и полностью подействовала: Тонька вдруг отшатнулась от блондинки, и, развернувшись, медленно-медленно побрела прочь.  Полина же, в свою очередь, крайне быстрыми, практически молниеносными шагами устремилась обратно к своему домику, под задорный лай деревенских собак где-то вдалеке.  — Береги честь смолоду, Полька!.. — громко и напоследок, всё-таки, не упустила возможности съязвить Новикова в ночную темноту, однако ей уже никто не ответил.