
Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
Романтика
Ангст
Экшн
Алкоголь
Любовь/Ненависть
Развитие отношений
Рейтинг за насилие и/или жестокость
Отношения втайне
Курение
Сложные отношения
Пытки
Смерть второстепенных персонажей
Жестокость
Упоминания жестокости
Неравные отношения
Ревность
Мелодрама
Первый раз
Сексуальная неопытность
Измена
Нежный секс
Трисам
Психологическое насилие
Исторические эпохи
Межэтнические отношения
Буллинг
Обреченные отношения
Любовь с первого взгляда
Плен
Характерная для канона жестокость
Первый поцелуй
Война
Леса
Впервые друг с другом
Борьба за отношения
1940-е годы
Любовный многоугольник
Фастберн
Эксперимент
Огнестрельное оружие
Запретные отношения
Дневники (стилизация)
Соперничество
Невзаимные чувства
Побег
Советский Союз
Вторая мировая
Партизаны
Описание
Май 1942 год. В военное время совершенно неуместны и даже аморальны всяческие проявления искренних, ничем не прикрытых Чувств между представителями двух враждующих наций…
Удастся ли Гансу и Полине в полной мере доказать обратное?..
Примечания
Метки всё ещё будут добавляться. Ребята, это «перезалив» данной работы спустя несколько месяцев. В теме ВОВ я очень «зелёная», так что исправляйте, ругайте и направляйте. Критику приму в любой форме в комментариях!
Автор ни в коем случае:
а) НЕ оправдывает идей фашизма/расизма и чего-то подобного.
б) Никого и ни к чему не призывает!
Первая, «вводная» часть работы: https://ficbook.net/readfic/0192a5d1-8d74-722f-bd66-f357ca013d53
ВНЕШНОСТЬ ПЕРСОНАЖЕЙ:
https://postimg.cc/HcfjLmKc Полина Орлова.
https://postimg.cc/4K0x8ZXL Ганс Кляйн.
https://postimg.cc/GTF3hyGV Татьяна Орлова.
https://postimg.cc/w3LjkSZ2 Фридрих Шульц.
https://postimg.cc/dL9QbGqT Григорий Смирнов.
https://postimg.cc/R6f4XHsh Николай Воропаев.
https://postimg.cc/q6T0YvSL Антонина Новикова.
https://postimg.cc/D87nPmqf Эмма Вальтер.
https://postimg.cc/gwLW2hPs Вера Ковалёва.
https://postimg.cc/hhBfND96 Аглая Варламова.
Посвящение
Читателям и всем, кого заинтересует данная работа!
Роковой шаг.
18 июля 2024, 09:51
В части Вермахта, в которой «обитали» Ганс Кляйн — немецкий офицер, его подчинённые рядовые солдаты и Тоня Новикова — Советская девушка-переводчик, окончательно и бесповоротно предавшая Родину, будни не отличались особым на то разнообразием.
Ганс преисполнился донельзя огромной дозой удивления, когда однажды, тёплым летним утром, к ним в часть в очередной раз пожаловал Франк Мюллер — непосредственное и прямое начальство офицера Вермахта Кляйна.
В части в это время шёл утренний приём пищи. Однако, уже издали завидев Мюллера, который сейчас величаво ступал огромными сапогами по скрипучему полу, Ганс рывком вскочил из-за стола, чуть было не перевернув собственную тарелку с едой и проворно выбежал навстречу начальству.
— Рад приветствовать вас здесь, господин Мюллер, — почтительно произнёс парень, через силу нацепив на своё до безумия красивое лицо довольно вымученную улыбку.
— И тебе не хворать, Кляйн, — в шутливой манере ответил ему Франк, однако Гансу это мнимое проявление юмора совершенно не пришлось по душе.
Но разумеется, он совершенно не подал виду. А как же могло быть иначе?..
— Нужно подняться в твой кабинет, Ганс. Сейчас же. Вопрос не терпит отлагательств…
— Случилось что-то срочное?…
— Да не совсем. Мне бы просто хотелось поговорить с тобой, так сказать, без лишних ушей, — Франк крайне подозрительным взором обвел завтракающих за столом рядовых солдат Вермахта.
— Разумеется. Я вас понял, господин Мюллер.
Когда оба немца очутились в кабинете Ганса, тот торопливо и с некоторым трудом захлопнул очень скрипучую дверь.
— Вот что, Кляйн. Я бы хотел узнать у тебя об этой Советской девчонке-переводчице. Хорошо ли она выполняет свои обязательства?..
— Разумеется, господин Мюллер. Совсем не жалуемся. Переводчик она просто отменный.
— Только вот Родину с потрохами продала, — отвратительно и злобно ухмыльнулся Франк.
— Это — личное дело каждого, господин Мюллер.
— Согласен я с тобой, Ганс. Полностью. Семи пядей ты во лбу парень. Сказать совсем откровенно — очень мало встречал таких. Буквально по пальцам пересчитать…
— Благодарю вас, господин Мюллер, — сдержанно ответил немецкий офицер.
Антонина Новикова исправно служила немцам и скрупулезно выполняла каждое их приказание. Даже прихоти, в абсолютно известном смысле этого слова. А совсем скоро — сбылось роковое предположение молодого немецкого офицера: Тоня просто-напросто «пошла по рукам» солдат Вермахта…
Причём, на совершенно добровольной основе.
Когда Ганс самолично узнал обо всём этом, парень совершенно не удивился. Да и не испытал каких-то особенных эмоций.
Только лишь воспылал ещё большим отвращением и неприязнью к Советской девушке, которая так легко променяла свою Родину и девичью честь, да и остатки совести на иностранную форму, горячую воду и вкусные немецкие продукты, доставляемые в часть временами, в том числе — от обеспеченных родителей Кляйна.
Складывалось такое впечатление, что терпение немецкого офицера окончательно лопнуло, когда Антонина («schmutziges Mädchen») как теперь называл её про себя Ганс, в один из вечеров бесцеремонно в буквальном смысле вломилась к нему в кабинет и предприняла очередную беззастенчивую попытку сблизиться с ним в эмоциональном плане.
— Привет, — совершенно бессовестно, словно ничегошеньки и не происходило, начала Тонька.
Ганс Кляйн в очередной раз не удостоил девушку ответом.
Антонина Новикова подошла к письменному столу Кляйна и уселась на противоположный стул от неизменного кресла, в котором по обыкновению расположился немецкий офицер.
— Я в чём-то провинилась перед тобой? Чем-то не угодила? В чём-то разочаровала тебя?
— А ты сама не догадываешься?…
— Ты о чём?
— Твою мать. Хватит дурака валять! То, что тебя вся часть «имела» толпой, по-твоему — это нормально?..
Тоня тотчас же стыдливо опустила глаза. Напротив, сейчас Ганс просто-напросто сверлил несчастную девушку своим, довольно тяжёлым взглядом. Однако во взгляде Ганса не читалось и толики ревности или каких-либо подобных чувств. Только — сильнейшее отвращение, какое-то разочарование и неприязнь.
— Скажи, теперь я окончательно противна тебе?…
— Да, — твёрдо отрезал парень и отвёл взгляд.
— Я правда не хотела, Ганс… — по щеке Антонины вдруг покатилась крупная слеза.
— Всё ты делала добровольно. Абсолютно добровольно, девочка. Знаешь, я скажу тебе только одно: ОНА бы так никогда не поступила… Она бы лучше предпочла верную смерть, чем позор такого рода…
— Ты любишь её… — горько утвердила Тоня, и по щеке её скатилась вторая по счёту слеза.
— Да, люблю, — стремительно перебил Антонину Ганс. — Люблю больше своей жалкой жизни. Она — единственная, кому удалось коснуться моего ледяного сердца. И растопить его. А тебя — отныне презираю. Отныне и навсегда. Она бы ни за что на Свете не продала свою родную страну с потрохами. И не превратилась бы в проститутку, разом позорящую и очернявшую всех порядочных Советских девушек. Для Полины и таких чистых девушек, как она — смерть была бы предпочтительнее…
— Я совсем ни на что не могу рассчитывать теперь, Ганс?.. — спросила Новикова чуть не плача.
— Проститутки вызывают во мне лишь плохо скрываемое отвращение. С проститутками нужно только развлекаться, а затем — презирать их. Большего они совершенно не заслуживают. Ты противна мне. И кроме отвращения и презрения я больше ничего сейчас не испытываю… Уходи, — выплюнул Ганс Кляйн отрывисто и рывком отвернулся от Антонины.
Советская девушка, заливаясь горькими слезами, ушла, а Ганс наморщил лоб. На его поистине красивом лице нашла своё отражение глубокая печаль…
Всё, что происходило с этой русской девчонкой — поистине теперь несчастной девушкой, ему не особо-то и нравилось. Однако как Ганс не старался, парень так и не смог вызвать внутри себя хоть капельку сочувствия по отношению к Антонине. Просто не смог. И всё тут.
За обедом, так стремительно наступившем в немецкой части, Антонина уселась за стол прямо напротив Кляйна. Однако девушка совсем ничегошеньки не ела. Она даже не притронулась к своему мясному горячего супу, от тарелки с которым сейчас валил густой пар.
Дождавшись, пока большая часть солдат Вермахта пообедает и уйдёт из столовой, и они с Гансом останутся совершенно наедине, девушка присела поближе к немецкому офицеру и начала практически умолять его о повторном разговоре. Однако сам Ганс лишь отмахнулся. Словно от назойливого насекомого.
— Ешь, — приказал он, придвинув к девушке её нетронутую тарелку с супом.
— Не хочу, — заупрямилась Тонька, глотая слёзы.
— В таком случае, я вылью?.. Ты не против?
— Делай что хочешь… — произнесла Антонина с горькой интонацией.
Ганс лишь коротко кивнул, поднялся из-за стола и стремительно унёс нетронутую тарелку с жидкой пищей.
Антонина Новикова осталась безмолвно плакать за обеденным столом Вермахта.
***
После получения рокового известия из того самого письма, где Ганс сообщал своим родителям о том, что он встретил другую женщину на вражеской Советской земле, Эмма Вальтер совершенно не помнила, каким образом и как долго она добиралась до своей квартиры в самом центре Берлина.
Девушка с трудом доковыляла до своего дивана и ничком рухнула на его поверхность. Казалось, что силы действительно сейчас покидают её.
Эмма не знала, сколько конкретно времени она просто проплакала. Может, час. Возможно, два. А может — и всё пять.
Внезапно, по прошествии действительно огромного количества времени, немку будто осенило. Утерев слёзы с лица, брюнетка решительно встала с диванной поверхности и направилась прямиком в собственную ванную комнату.
Там фрау Вальтер заткнула пробкой дно ванны и открыла кран с горячей водой…
Затем — она вернулась в комнату и достала из серванта новую, совершенно не начатую бутылку элитного вина. Торопливо откупорила её.
Сделала огромный глоток прямо из горлышка.
Немецкая девушка сбросила с себя всю одежду, оставшись в одном нижнем белье. Медленно залезла в ванну, вместе со злосчастной откупоренной бутылкой вина.
Там она сидела довольно долго, в горячей воде и хлебала вино. Слёзы сами лились у неё из глаз.
Эмма размышляла о своей нелёгкой доле и, как она сама считала, огромной Любви к своему Гансу. Хотя отныне он больше не был её, а принадлежал какой-то «Советской вертихвостке».
Фрау Вальтер было по-настоящему больно. Очень больно. Она и вправду страдала душевно.
Эмма просидела в воде, по крайней мере, час уж точно. Действительно выплакав все глаза, немка приняла роковое и непоправимое для себя решение…
И безвозвратное.
Она вылезла из ванной, прошлёпала в комнату изящными босыми ножками и взяла что-то из платяного шкафа. Маленькое и блестящее.
После этого, Эмма залезла обратно в воду.
Немка долго не могла решиться на этот роковой шаг. Она всё смотрела и смотрела в одну точку. Как тогда, после прочтения письма своего бывшего возлюбленного. Казалось, что молодая фрау Вальтер окончательно потеряла рассудок.
Чуть погодя, уже остывшая вода в ванной, стремительно быстро окрасилась насыщенным алым цветом…