365 дней

      Антон, едва разлепив от цепкого сна глаза, вышел на балкон. По утрам организм стабильно жаждал очередную порцию никотина, а сейчас, когда он весь на нервах, из-за всей этой нелепицы с ссорой, еще и вдвойне. Наверное, Арс был прав, когда сказал, что им нужно побыть какое-то время порознь и подумать. Наверное.       Шаст думает, честное слово, думает, только мысли ручейком постоянно утекают не в то русло, а если и остаются «на месте», то путного из этого все равно ничего не выходит. Аналитик из него никудышный, это он уже давно понял и привык поступать так, как велит душа, а не разум. К сожалению, это не всегда приводит к положительному результату.       Едва Антон распахнул балконную дверь, на него обрушился поток холодного воздуха, покрывающего кожу мурашками и проникающего внутрь комнаты, где все еще спит Позов, не смотря на то, что он привык вставать около восьми, а на часах уже десять. Парень поёжился. Наверное, стоило накинуть сверху что-то теплее, чем обычная футболка, но возвращаться он точно не хочет — все равно здесь ненадолго, пять минут как-нибудь потерпит.       Едкий дым, струясь, растворялся в густом тумане, который обычно бывает глубокой осенью, нагоняя тоску, но в то же время помогая немного успокоиться и настроиться на нужный лад. Настроение, как и в предыдущие несколько дней, было где-то на уровне нуля, попеременно то уходя в минус, то повышаясь на пару единиц.       Ноябрь. Самый тоскливый осенний месяц, когда до радующего глаз снега ещё долго, а отголосков лета не осталось ни следа, и на душе грустно так, так печально, что на стену лезть хочется. А тут еще одиночество это, гложущее чувство вины, которое никак не унять, в только перетерпеть, но сколько это будет длиться — неясно, и остаётся, скрепя сердце, ждать.       А каких-то полтора месяца назад — что, по меркам отношений, весьма небольшая цифра — все было совершенно по-другому. Они, хотя бы, не ругались и были рядом. Воспоминания нахлынули волной, и Антон, тяжело вздыхая, с головой погрузился в их пучину.

***

      — Пап, а почему листики жёлтые стали? — Кьяра, кружась вокруг Шастуна, сыпала вопросами. Её детское «Пап» все еще звучало как-то непривычно, но, несмотря на это, очень тепло и мило, будто так и должно быть.       — Солнышко, осень наступила, — улыбаясь, ласково ответил Антон.       — Они упадут и больше не вырастут?       — Вырастут, — поспешил успокоить девочку Арсений, тихо подошедший сзади. — Обязательно вырастут. И еще красивее будут.       Девочка, явно довольная таким ответом, улыбнулась и закивала головой. Схватив обоих мужчин за руки, стоя меж ними, она двинулась вперед. Антон смущенно опустил голову, заливаясь краской. Это безумно мило и приятно, и именно сейчас ему максимально плевать на то, что здесь, в самом центре Москвы, где просто толпы людей снуют туда-сюда, его могут узнать и растрезвонить по всей сети. Он счастлив, а остальное неважно. Хотя нет, конечно, важно, — Стас, если узнает о том, что они так открыто гуляли по городу, будет готов рвать и метать, — но думать об этом не хочется. Хочется только посильнее сжать детскую ладошку и идти так куда глаза глядят.       — Пап, — Кьяра дернула за руку Арсения, показывая, к кому из мужчин обращается. — Я вату хочу.       Девочка кивнула головой в сторону небольшой палатки, где женщина преклонного возраста накручивала на палочку пышное лакомство. Брюнет, чуть подумав, закачал головой. Дочь заметно поникла и обиженно выпятила нижнюю губу, отворачиваясь к Антону, но руку отца не отпуская.       — Кьяра, это вредно. Давай лучше яблок купим. Ну или груш. Выбирай. — Арс махнул рукой на стоящий напротив овощной ларек. — И вкусно, и полезно.       — Не хочу, — буркнула девочка, по-Поповски мило морща нос. — Вату хочу.       А у Шастуна сердце кровью обливалось, глядя на этот обиженный клубочек счастья. Кьяра, пусть и не родная дочь, была им горячо любима и обожаема, и парень готов был исполнить любую ее прихоть, лишь бы она была довольна. Вот и сейчас рука невольно потянулась в карман.       — Лучик, хочешь, я куплю тебе вату?       — Тось, хочу! — Глаза девочки загорелись с двойной силой и, кажется, зрачки обрели форму сердец. — Розовую хочу, она с клубникой!       — Пошли. — Антон присел на корточки, поднимая девчушку на руки. — Какую хочешь, такую и возьмём.       — Антон, — Попов-старший тяжело вздохнул, — Детям нельзя позволять все, чего они хотят. Это уже баловство.       — Ну она же правда ее хочет. — Шастун захлопал глаза, не понимая претензии. — Я же ей не машину покупаю, а сладкую вату.       — Ладно, идите. Я, если что, здесь.       Арсений, наблюдая, как Антон с Кьярой, мило болтая и смеясь, шли к палатке с десертом, уселся на скамейку. Два самых родных человека так удивительно хорошо поладили друг с другом с самой первой встречи, что у Попова каждый раз дух захватывало, когда он смотрел на то, с какой нежностью Антон возится с Кьярой. Был бы Арс женщиной — обязательно бы пустил слезу.       Через несколько минут, довольные и счастливые, они вернулись к Попову, что все это время не сводил с этой парочки глаз, глупо улыбаясь и в сотый раз думая о том, как же ему повезло. От дочери Арсений слышал только один голос, ни на секунду не умолкающий: из-за поистине огромного облака сахарной ваты девочку, которая и без того была невысокого роста, было не разглядеть. Что бросалось в глаза, так это Шаст, улыбающийся во все тридцать два и периодически отщипывающий от пышного облачка маленький кусочек.       — Пап, смотри! — Антон опустил девчушку на пол, и она тут же подбежала к отцу, забираясь на скамейку рядом. Шастун передал девочке в руки палочку с лакомством, и она протянула ее Арсению, — Мне Антон вату купил! Будешь? Она вкусная.       — Какой он молодец! — закивал головой Попов и перевел взгляд на парня, что смущенно улыбался. Мужчина оторвал кусочек розовых нитей и отправил его в рот. Десерт моментально растворился на языке, оставляя после себя клубничную сладость, весьма приятную и вовсе не приторную. — Правда вкусно.       — Вот видишь, а сам ворчал, — ехидно подметил Шаст, усаживаясь на покрытую лаком поверхность скамьи. — Хитрый какой.       — А пойдемте на качели! — Кьяра, завидев издалека остроконечные башенки детской площадки, подскочила на ноги, едва не падая и не роняя вату на кучу пёстрой листвы.       Арс согласно кивнул, посчитав, что девочке гораздо интереснее будет бегать со сверстниками, нежели сидеть и молча наблюдать за заметно изменившейся с приходом осени природой. Это, конечно, тоже весьма увлекательное занятие, но только не в том возрасте, когда энергии в организме хоть отбавляй и ее постоянно нужно куда-то девать. Вот лет в тридцать пять, когда былой пыл уже угас, и хочется чего-то более спокойного, это да, это очень круто.       Взяв дочь за руку, Арсений направился в сторону маленького городка в глубине парка, не забывая, разумеется, подождать Антона, который вновь залип в телефон и чуть так и не остался сидеть на лавочке, прикованный к соцсетям. На несколько минут воцарилась тишина, но ее разорвал голос школьницы:       — Пап, а приезжайте с Антоном к нам в гости, — девочка улыбнулась глядя на отца. Шастун, услышав свое имя, удивленно поднял брови.       — Мышка, мы правда заняты и не можем, — Арс виновато опустил голову. — Работа.       — Жалко. Мама тоже была бы рада. Она про тебя часто вспоминает и говорит, что ты хороший.       Девочка, улыбнувшись, обняла отца, обхватывая ручками талию мужчины — все, до куда хватало ее роста, и это с учетом того, что она стояла на носочках. Арсений, расплывшись в улыбке, прижал к себе дочь. Эта девочка, пусть еще совсем маленькая, занимает такое большое и значимое место в его сердже и жизни, что описать словами это едва ли удастся. Его дочь, его кровинушка, его большое маленькое счастье, которое хочется обнять и не отпускать больше никогда.       — Приезжайте тогда в свободное время, — не отлипая от отца, пробурчала девочка, и Шаст, растроганный такой сценой, умиленно вздохнул, хмуря брови.       — Обязательно. Пойдем кататься? А то скоро уже домой ехать.       — Пойдем, — Кьяра вновь вцепилась в руки Арсения и Антона.       Солнце освещало тропинку, усыпанную пестрой листвой, от чего настроение невольно в разы повышалось, заставляя улыбку не спадать с лиц. Что-то теплое, живое и безумно нежное плотно засело внутри Шастуна, заверяя, что так будет всегда: Арс всегда будет рядом, шагая в ногу и глядя прямо в душу своими ярко-синими глазами океанами, в которых плещется спокойствие и уверенность, а Кьяра будет держать за руку, напевая песенку из любимого мультика и утягивая в сторону детской площадки.

***

      Дотлевшая до фильтра сигарета неприятно обожгла пальцы, заставляя Шастуна сморщиться и отбросить в сторону окурок, от которого теперь никакого толка. Наплывшая волна воспоминаний сначала вроде как заставила Антона улыбнуться, но затем нагнала еще большую хандру.       На самом деле, парень и сам не знал, почему так сильно убивался из-за этой ссоры — ничего совсем страшного ведь не произошло. Когда он, например, ругался с Ирой, ему по большей мере было все равно: как поругались, так и помирятся, ничего смертельного. А сейчас, в паре с Арсением, он так переживает, будто возлюбленный находится на волоске от смерти, а прогнозы врачей надежд не дают.       Так, ему определенно нужно развеяться. Срочно. Иначе он совсем скиснет.       Вернувшись в номер, где Позов, несколько минут назад еще мирно спящий, уже натягивал на себя худи, Антон плюхнулся на кровать, закрывая глаза. Спать не хотелось.       — Поз. — Димка обернулся, уставляя взгляд на друга. — Мне срочно нужно развлечься.       — Да неужели. Созрел все-таки.       — Ой, да иди ты! — Шаст, кряхтя, принял сидячее положение и оглядел уже почти полностью собранного друга. — Ты, кстати, куда лыжи навострил?       — За сигами. Тебе чего-нибудь взять?       — Не, спасибо. Так что насчет потусить?       — Можем пойти в бар, — Позов пожал плечами. — Проверим, как на вкус башкирское пиво, и лучше ли оно, чем наше, воронежское. Как идея?       — Заметано. — Антон кивнул и поднялся на ноги, пытаясь найти в завале вещей куда он кинул свой мобильный. — Давай часиков в семь тогда. У нас завтра рейс во сколько?       — В девять. Нормально, я, вроде, не планирую напиваться в ноль. Все, я пошел, а ты приведи себя в порядок и найди себе занятие на день. — Друг послал воздушный поцелуй, утер рукавом невидимую слезу и вышел в коридор, оставляя Антона наедине с собой.       До семи куча времени, никаких планов нет, а это повод… Навести порядок в номере и перебрать вещи в чемодане. Вечеринка будет уже после. Оглядев фронт работ, — а он тут ой какой немаленький, причем от Димы, ожидаемо, бардака втрое меньше, — парень включил на телефоне музыку и приступил к делу. Да, мама бы его за такие порывы души точно похвалила. И Арс, наверное, тоже — он от урагана «Антонио» страдал не меньше, чем Майя Олеговна.

***

      К шести часам номер был убран чище, чем после самой элитной клининговой компании Москвы, а вещи в багаже лежали такими ровными стопочками, что по ним, как по линейке, можно было чертить. Позов, весь день наблюдающий за сим действом, довольно качал головой — нечасто можно увидеть, как Шаст порядки наводит — и даже однажды втихую отправил Попову фото того, как его благоверный застилает кровать, идеально разглаживая каждую складочку. Арс ответил, что надо почаще с антоном ругаться: глядишь, и дома чище станет.       Уложив в чемодан последний носок, парень блаженно вздохнул, звездой укладываясь на полу. Да уж, скоротал время, ничего не скажешь. Приятная усталость мягко тянула мышцы, но предвкушение ключевого события сегодняшнего вечера держало в тонусе и не давао расслабиться, заставляя улыбнуться.       — Чего лыбишься, Золушка? — Димка, ушедший несколько минут назад на балкон покурить, вернулся в номер. — На бал собираться думаешь?       — Да, моя фея-крестная. — Парень рывком поднялся на ноги. — Дай мне полчаса на надеть платье и обуть туфельки. Можешь пока карету из тыквы заказать.       — А ты пешком пройтись не хочешь? Я тут, пока ты розовые кусты сажал и зерно перебирал, нашел пару зачетных мест рядом.       — О, заебись. — Антон выставил большой палец вверх, улыбаясь. — Ща помоюсь и почешем.       — Шаст, блин, всю сказку мне запорол. Вали давай, я жду. — Друг качнул головой в сторону ванной комнаты, и Шаст, кивнув и захватив с собой чистое полотенце с полки, скрылся в ее дверях.       Спустя сорок минут, вымытый, одетый и причесанный, Антон крутился перед зеркалом, поправляя то волосы, то насыщенного черного цвета рубашку, стащенную как-то давно у Попова — тот пропажи даже не заметил, ибо у него таких же еще по меньшей мере найдется три. Куртка, вымытые до «заводского» состояния кроссовки, и он готов покорять местные бары и их обитателей.       — Блять, правду говорят, что с кем поведешься, от того и наберешься. — Димка, уже собранный, стоял у двери. — Пожил с Арсом, и от зеркала не отдерешь. Кошмар. Скоро еще бальзамом для волос пользоваться начнешь и феном сушится, и все, потеряли пацана.       — Ой, не бухти, — скривился Шаст, отлипая, наконец, от своего отражения и направляясь к двери. — Пошли. Я готов.       — Ну что, мой друг, — заговорческим голосом начал Дима. — Ты готов к самому крутому в своей жизни походу по Башкирским барам?       — Всегда готов!