365 дней

      — Шаст, на нас беляши напали!       — Блять!       Антон, прижавшийся к Арсению ещё со вчерашнего вечера и проспавший так всю ночь, дернулся и полетел с полки на пол, вытягиваясь во весь рост и больно ударяясь бедром, чудом не переломав кости. Лишь спустя несколько секунд, когда осознание произошедшего все-таки разогнало дрему, парень приподнялся на локте и осмотрел купе.       Сонный Арс, потирая чувствительный к свету глаза, молча сидел на постели, видимо, тоже пытаясь догнать, какого члена тут происходит; Позов, чей голос и разбудил бедного Шастуна, притих на верхней полке, украдкой поглядывая вниз и хихикая, — и когда он вообще успел туда залезть? Или он оттуда кричал? — а Матвиенко, совершенно не стесняясь, хохотал во весь голос, держась за живот и наблюдая за действом с первого ряда места напротив.       — Антоха, ну ты и пингвин! — По щеке Серёжи скатилась слезинка, и Шаст оглядел себя.       Когда он падал, то, по всей видимости, потащил за собой кипельно-белое РЖД-шное одеяло, и теперь сидел укутанный в него. А на фоне чёрного спортивного костюма это действительно выглядело по-пингвинячьи.       — Ну как дети малые, ей-богу, — заворчал Антон, поднимаясь на ноги. — Вам по семь лет, что ли?       — Блин, Шаст, это очень смешно, — подал сверху голос Димка, все еще не рискнувший спуститься вниз, хотя, если бы парень захотел ему отомстить, то ему даже на носочки вставать не пришлось, чтобы достать до этого «Петросяна».       — Ну и ладно, — обиженно буркнул Антон, кутаясь в одеяло. — Я запомнил.       — Иди ко мне, не слушай их. — Усевшийся на постели Попов по-матерински распростер руки, зазывая любимого. — Где болит?       Шастун, радуясь, что хоть кому-то в этом вагоне до него есть дело, выпятил губу и протягивая руки в ответ, залез на полку и уселся к Арсу на колено, прижимаясь ближе. Арсений коротко чмокнул его в нос и поправил растрепавшуюся ото сна чёлку, нежно глядя в глаза партнера.       — Все, Поз, погнали отсюда, пусть воркуют, — засобирался Матвиенко, кивая головой в сторону коридора. — Заразимся ещё.       — А погнали, — поддержал друга Димка и спрыгнул вниз. — У Стаса посидим.       Коллеги, беседуя о «голубячестве», быстро покинули помещение, и парни остались наедине, прижимаясь друг к другу ещё теснее, хотя казалось, что ближе уже некуда.       Антон, уложив голову на грудь мужчины, повалил их в кровать, укладываясь поверх тела Арсения. Попов, улыбаясь, ткнул пальцем в нос Шастуна, касаясь такой любимой родинки, осознавая, что от вчерашней обиды не осталось и следа.       Ну как на него вообще можно долго обижаться? Это же выше человеческих сил! Ну сил Антона так уж точно.       — Ушибся? — тихо шепнул брюнет, оглаживая неприятно ноющее бедро Шастуна. — Болит?       — Нет, нормально все. — Антон в ответ качнул головой, всей грудью вдыхая запах тела любимого. Смесь кофе и цитруса ласкала рецепторы и успокаивала. Шаст, на самом деле, уже и не представлял, как раньше засыпал в одиночку, не чувствуя запаха Арсения. Нет, парфюм Кузнецовой тоже был весьма приятен, но к девушке он не испытывал и половины того, что чувствует к этому темноволосому лису, что сейчас лежит и улыбается во все тридцать два.       — Чай будешь? Я, например, с удовольствием выпил бы чашечку местного «Три в одном».       — Эту чайную пыль? — Антон сморщил нос, а следом улыбнулся. — Да с удовольствием!       — Сахар? — вопрос, на самом деле, бессмысленный, потому что Арсений даже в два ночи без запинки ответил, что Шаст всегда кладёт три ложки этой сладкой смерти. И как у него гланды до сих пор не слиплись?       — Три. И печеньку.       — Сейчас принесу.       Попов вытащил из чемодана бумажник, сунул его в карман и скрылся в дверях, не забыв перед этим игриво подмигнуть любимому, поджавшему на полке колени. Длинные ноги на постели умещается с трудом, но даже это куда лучше, чем складываться в морской узел в кресле самолёта — по поезду хотя бы можно пройтись или просто встать.       Антон, довольный, как удав, натянул до самого носа одеяло, забавно шевеля выглядывающими наружу пальцами ног, влюбленно вздохнул. Повезло ж ему всё-таки с Арсением: и спать уложит, и накормит, и чай принесёт. Золотой мужчина, не иначе. Всем бы такого. Хотя нет, делить этого лиса с кем-то ещё Шаст точно не хочет.

***

      В путешествие (хотя это, все же, больше работа) даже самый дешёвый чай кажется произведением искусства, а жёсткая полка купе не такой уж и жёсткой. А уж если компания хорошая подберется, то вообще замечательно.       Антон гастроли любил. Дорожная романтика, рассветы из окна самолёта… Даже бесконечные концерты и хронический недосып не мешали ему каждой клеточкой организма наслаждаться этой особой атмосферой. За почти шесть лет работы в «Импровизации», все это стало таким родным и желанным, что если ему вдруг пришлось по каким-то причинам покинуть шоу, то уход этот он переживал очень болезненно. Как за один день можно забыть то, что за много лет так прочно приросло к его сердцу? Как можно это просто взять и оторвать, выкинуть на свалку памяти? Да никак.       И сейчас Антон, слушая звон уже пустого стакана чая, смотрит в окно и поверить не может, как ему всё-таки в жизни повезло: у него и работа любимая есть, и человек любимый тоже, сидит вот сейчас под боком, крепко обнимая и прижимаясь грудью к спине так, что чувствуется биение его сердца.       — Арс, — тихо позвал Шастун, не желая спугнуть момент, — Арсений.       Ответа, отчего-то, не последовало, и парень осторожно повернул голову. Брюнет, сопя кнопочным носом, дремал у него на плече. Веки мелко подрагивали — видимо Попову что-то снилось. Шастун, стараясь не потревожить чуткий сон возлюбленного, уложил его на постель, укрывая тонким ватным одеялом и касаясь губами виска в мягком поцелуе. Закинув телефон в карман, парень вышел в коридор и постучал в соседнюю дверь, попутно её и открывая.       — Окс, привет, я у тебя посижу? — Суркова, закинув ногу на ногу, читала книгу, но заметив в проходе Шастуна, едва ли не достающего головой до крыши, отложила её в сторону.       — Да, конечно. А что случилось?       Антон, оглядываясь, прошёл внутрь купе, усаживаясь на полке напротив. Кажется, здесь спал Стас, но это не точно. Во всяком случае, ни его, ни кого-либо другого здесь не наблюдалось.       — У меня просто Арс спит, я его будить не хочу. — Парень пожал плечами. — А ты чего одна?       — А, — хихикнула девушка, отмахиваясь тонкой рукой такими же тонкими и изящными пальчиками. — Все сначала в тамбур курит пошли, а оттуда куда-то ещё смотались. Сижу вот, читаю.       — О, мило. Мы с Арсом тоже как-то книгу по вечерам читали, только вот сейчас забросили. Надо бы её как-нибудь добить.       — Да? — Оксана удивилась. — А что за книга? Молодцы, кстати. Перед сном вообще что надо.       — «Мастера и Маргариту». Я уже даже не помню, кому из нас эта идея пришла в голову. Мы и с Кьярой её читали, ей тоже понравилось.       — Я в школе как-то пыталась её читать, но так и не закончила, — вспомнила девушка, кивая головой. — То ли времени не было, то ли желание пропало…       — А это? — Шастун качнул головой на лежащий подле коллеги, темная обложка которого ярко выделялась на фоне белой простыни.       — «Поющие в терновнике». Тоже, между прочим, неплохо.       Дверь скрипнула, и в купе оказалась толпа знакомых лиц, которая в несколько секунд расползлась по свободным полкам. Позов, плюхнувшись без зазрения совести на место Шеминова, где уже сидел Антон, похлопал друга по плечу.       — О чем разговор?       — Не поверишь, — засмеялся парень, — о книгах.       — Так, гражданка Суркова, — Дима с наездом обратился к Оксане, — куда вы подевали моего балбеса, который из книг последний раз открывал только азбуку в первом классе? Я сейчас на вас опергруппу вызову!       Команда на реплику Димка дружно рассмеялась, а сам Антон сначала обиженно надулся, но потом всеобщий хохот поддержал. Вот уж тут Поз прав. Книги — последнее, о чем, по мнению товарищей (да и его самого тоже) будет беседовать Шастун. Вот футбол — это да. Баскетбол тоже. Но книги…       — Товарищ Позов, — девушка игру поддержала, — сама не знаю. Только что тут был, рыгал в ладошку, а потом — бац! — и делся куда-то. А на его месте этот Пушкин сидит. Вас вот хотела вызывать.       Шутка про Пушкина, между прочим, сейчас была очень даже уместной: у Антона из-за влажности и в целом качества волос завивка была не хуже, чем после «химии» (не той, где случайно смешал что-то пока училка отвернулась, и всё рвануло). Были бы эти кудри еще темного цвета — и совсем не отличить.       — А чего это сразу рыгал, — возмутился такой наглой ложью Шаст. — Враки.       — Антон, если ты не помнишь, то на последнем корпоративе ты этим передо мной и занимался. И кричал еще, что ты Перун.       Парень залился краской, ничего не отвечая. Оксанка о таких вещах никогда не врала, к сожалению, а сам он, к своему стыду, действительно помнил все до четвертого коктейля. Дальше — белый шум, головная боль на утро и полбанки огуречного рассола (жаркие объятия с белым троном опустим).       — Шаст, а ты откуда такие слова-то знаешь, — расхохотался Стас, примостившийся на полке сверху Антона. Видно его, естественно, не было, и парень уже и запамятовал, что он находился в купе.       — В школе слышал, — фыркнул Шастун, — И книжки читал.       Видимо поняв: разговор зашел на опасный поворот, Суркова решила, что нужно «выруливать» на прямую — ни ссоры, ни, тем более, драки сейчас были ни к чему. Портить отношения в коллективе и лица перед выходом на сцену — не лучшая идея, особенно, когда вы находитесь в замкнутом пространстве без возможности выхода. Ну, разве что в какой-нибудь глухой деревушке с коровами и полным отсутствием мобильной связи.       — Ребят, а может чаю? — Девушка мило улыбнулась, привлекая к себе внимание товарищей. — У меня печеньки есть.       Антон сперва нахмурился, но затем энергично закивал, откладывая обиду в дальний угол. Кто он такой, чтобы от чая с печеньками отказываться? И плевать, что он сорок минут назад уже его пил. Сей напиток он может пить целый день, делая перерывы разве что на туалет. К тому же, Арсений все еще спит, интернета в этой глухомани нет и заняться ему больше нечем.

***

      Вакханалия эта продолжалась аж до самого позднего вечера, когда состав, наконец, прибыл в пункт назначения. Попов, разумеется, после своего дневного сна к компании присоединился и вкидывал стабильно раз в полчаса рандомные факты, абсолютно не связанные с темой разговоров, но тут уже нечего удивляться — кто ж этого Арсения поймет. Антону вот иногда даже кажется, что мужчина и сам себя иногда не понимает.       Екатеринбург встретил импровизаторов дождем и пронизывающим до самых костей колючим ветром, так что даже до автобуса дойти стало большой проблемой. Хотя даже кое-как забравшись в транспорт, теплее стало ненамного — холодный салон морозил мокрую от капель кожу рук и лица не хуже уличного ветра.       Арсений, сжавшийся в кресле, мелко дрожал, стуча зубами и кутаясь в промокшее пальто, что, с учетом его восприимчивого к простудам организма, было не очень хорошо. От глаз Шастуна это, конечно же, не укрылось, и тот без тени упрека, вздохнув, стянул со своей шеи шарф и замотал в него возлюбленного, попутно прижимая брюнета к груди — благо, что здесь им прятаться не от кого.       Не ожидавший, по всей видимости, такого жеста Попов зарылся в мягкую шерсть носом и заснул, обнимая Антона в ответ и укладываясь на его теплой груди. Будить его парень не стал — до отеля ехать около часа, пусть спит. Он и сам не понаслышке знает, как сильно иногда выматывает дорога.       Любовь это…       …отдать ему вместе с шарфом кусочек тепла.       До номера Арсения Антон под удивленные взгляды персонала и гостей нес на руках. Уложив его на кровать, — на удивление и радость, двуспальную, — Шаст стянул с него одежду и улегся рядом, чмокая в нос и закрывая глаза.       Завтра их ждет концерт, и сил потребуется немало.