Сезон 2022

Воспоминания о прошлом никогда не уходят. Они лишь ждут своего часа, чтобы пробудиться и снова захватить твое сознание, вернуть на годы назад, когда всё было иначе.  - Знаешь, в наших отношениях с Льюисом ничего не предвещало проблем. С ним всегда было… Комфортно, что ли. И он всегда заботился обо мне, старался вытащить из раковины, которую я сам для себя создал. Ты ведь помнишь, каким я был: словно бешеный на треке, без тормозов. Или наоборот: замкнутый и отстраненный, едва ли способный связать пару слов в предложение. Льюис умудрился забраться внутрь и вытащить меня из этого убежища. Он один из немногих, перед кем я переставал прятаться и скрывать истинные эмоции. - Один из? - Был ещё Алонсо, который буквально «построил» меня с нуля. - Серьезно? Вы вообще не похожи на людей, которые были знакомы до Формулы-1. - Почему же? Мы прекрасно друг друга знали, он тренировал меня, выстраивал сознание, вообще делал всё, что считал нужным. - Странно, что СМИ не раскопали эту историю. - Уж поверь, Нандо знает, где и как надо скрывать информацию. - Кто ещё? - Ещё был Кими. Он… - Научил тебя говорить мало? А я всё думаю, что мне напоминала твоя манера разговоров. - Ага, а ещё не перебивать и слушать, когда человек рассказывает. - Извини, - Джордж покаянно опустил голову. - Проехали. В общем да, когда Льюис встретил меня, я был замкнутым человеком, который давно потерял себя среди всех этих перекроек. Ещё же отец, но про это вообще промолчу. Я был абсолютно в тумане и был уверен, что никто не пробирается сквозь эту завесу. - А Даниэль? - Тогда у нас с ним было всё очень… непросто. Мы встречались ещё в Ред Булле, когда были напарниками, расстались в Баку - догадайся почему. Сошлись через год и снова разбежались. До Льюиса у нас был период свободных отношений: мы трахались по настроению, но не больше. - Я думал, вы с Даниэлем вместе уже года 3. - Только с 21. По факту, чуть меньше года, но я всем говорю, что несколько лет. Так проще. В общем, мы с Льюисом сошлись в 20 году, когда я узнал, что он по уши в меня влюблен. И изначально это было так… не знаю, проникновенно? Он помогал мне с Кристианом и доктором Марко, защищал от отца, каждый раз пытаясь докопать до того, что нравится лично мне, а не всему формирующему окружению. Мне это казалось таким очаровательным: наконец-то появился кто-то, кому не лень вытягивать меня из всех передряг. Даниэль тогда слишком напирал, а Льюис напротив, медленно приводил меня в порядок. - Как Рик к этому отнесся? - С его слов – спокойно. Мне думается, что он приврал, и ему не особо нравились наши «отношения». Как покажет время, Денни в этом подозрении был прав. - Окей, и? Потом же был 21 год? - Он самый. Напомнить, что тогда творилось? - Мой подиум в Спа, - Джордж не мог не ухмыльнуться. - Естественно, - Макс закатил глаза. – Поздравляю, о великий и ужасный Джордж Рассел. - Поздравления приняты. Ну и? - Звучишь как девочка-сплетница, которой не терпится новую историю узнать. В общем, в 21 году у нас всё стало непросто. Льюис начал выходить из-под контроля. Он часто срывался на мне, был раздражительный, а потом вновь приходил в норму. Я словно катался на гребаных американских горках, пытаясь понять, как ему помочь. Мне казалось, что я всем ему обязан: в 20 году он нашел во мне человека, теперь был мой черед. Я поддерживал его как мог, но этого было недостаточно. Он просто в каждый момент смотрел сквозь меня. - Сильверстоун? - Лишь отчасти. До этого был Баку, когда он закатил истерику у меня в номере, а я пытался его успокоить. Ну и Сильверстоун, конечно. Авария была тяжелая, но меня добила тогда его реакция триумфа: пока я валялся без сознания, он скачет на подиуме. Меня это безумно задело. Мы, конечно, помирились, но память та ещё сука, она запоминает всё. Ещё Венгрия и его очередной приступ ярости. И так весь сезон. От спокойного и рассудительного чемпиона, с которым я начал встречаться, не осталось и следа. И тут Даниэль. - Ты просто… переключился? – Джордж неверяще распахнул глаза. - Если бы. У Денни тот год проходил не слава Богу: ошибки, отсутствие скорости, и на фоне этого ему становилось всё хуже. Помню, как-то раз поймал его после гонки, а у него в глазах стоят слезы. Ты представляешь Рика со слезами? Он улыбался и едва ли не плакал. Я просто не мог оставить его одного. После каждой гонки, квалификации, даже тренировки приходил к нему для поддержки. У нас ничего не было: я просто таскал ему приятные мелочи, обнимал его, помогал чем мог. Все то, что Льюис сделал для меня, я передавал Дену, который ценил мою помощь. В диком была главная разница: они оба были разбиты, но Медоед готов был принять мою помощь. А Льюис… - Дай угадаю, Льюис узнал и начал психовать? - Конечно. Обвинил меня в измене, в том, что я не ценю его поддержку, что мне на него все равно… Много чего он тогда наговорил. Честно, наши отношения висели на волоске задолго до конца сезона, и я устал выслушивать все его обвинения. Меня окружали глубоко несчастные люди, и лишь один из них ценил мою поддержку. - Когда всё изменилось? - Гран-при Джидды. Помнишь, когда я прошел безумный круг, вернее, почти прошел? Льюис тогда смотрел на меня настолько восхищенными глазами… Мне казалось, мы всё преодолеем. Я готов был смириться с потерей чемпионства, мне просто хотелось нашего счастья. Отдать ему все, лишь бы только оставались «мы». А потом была гонка, разумеется. В которой он просто в меня въехал, на ровном месте, только потому что боялся не получить позицию. Черт возьми, он бы и так меня обогнал на этом чудо-болиде, но сознательно пошел на почти таран, чтобы мы оба сошли. И обвинили в этом меня. - Спорная ситуация. - Я тогда увидел после гонки, как он яростно доказывает стюардам свою правоту. Как стоит на заседании и улыбается, зная, что выиграл. И плевать на меня. Только тогда я смог честно признаться себе, что совершил одну из самых больших ошибок в своей жизни. - Какую? - Позволил себе поверить, что всегда буду для Хэмилтона на первом месте. Макс замолчал и уставился на банку в руках. Сделал глоток и продолжил: - Проблема Льюиса в том, что он любит себя в гонках больше, чем кого бы то ни было. Он любит накал борьбы, соперничество, чтобы потом получать восхищение собой. Он как Сенна: считает себя Мессией автоспорта. Ему нужно слышать, что он гений, видеть, как люди его любят. Я не понимал, зачем он столько времени возился со мной, и дошло лишь потом: я тогда был единственным, или одним из немногих, кто не воспринимал его «божественность». И я был единственным, кого Льюис не смог внутренне победить. - Он видел в тебе… цель, - Джордж неверяще слушал голландца. - Ага. Я был для него гонкой, победу в которой предстояло взять. И понял это слишком поздно. Макс сделал ещё глоток. - Мы расстались после Джидды. Он звонил мне, пытался поймать на разговор, готов был делать что угодно, просто мне больше не хотелось поддаваться на провокацию. - А после Абу-Даби? - Я стал чемпионом и не мог в это поверить. Когда после бурной ночи – ты знаешь – завалился в 4 часа утра к Даниэлю в номер, поверить не мог тому, что увидел. Рик сидел с пустыми глазами на полу, словно кукла. Сказал, что Макларен недовольны его работой и думают о расторжении контракта, если так продолжится. - Уже тогда? - Слухи начались позже, но Даниэля почти добило это отсутствие веры команды в него. Я 3 дня почти не выходил из его номера, постоянно разговаривал, отвлекал, пытался вернуть обратно. Ты не представляешь, как глубоко он себя загнал за одну чертову ночь. Знаешь, - Макс хмыкнул, - пока весь мир был уверен, что я праздную долгожданный титул, я в номере отпаивал бывшего напарника чаем и пытался как-то его спасти. - Ден никогда не выглядел несчастным. - Чем шире улыбается человек, тем больше слез он скрывает за улыбкой. Поверь, так проще, и не надо объяснять, почему ты счастлив. Ещё один глоток, и энергетик почти закончился. - Мы «официально» сошлись на зимнем перерыве, когда ближе к концу декабря Ден пришел в себя. Мы столько пережили за время наших отношений, повзрослели и научились ценить, что я уже не хотел уходить. Любовь к Льюису осталась, но отступила в сторону. Макс ещё немного помолчал. - Даниэль никогда не пытался меня вытащить. Он всегда давал мне право выбора, как себя вести, и ни на чем не настаивал. И что бы он ни делал, я не чувствовал себя ему обязанным. Мы просто были равны, понимаешь? С Льюисом я всегда был на голову ниже. Он сознательно делал меня ребенком для себя, чтобы победить, почувствовать себя значимым, напитаться эмоций и радоваться жизни. И мне понадобилось пару лет, чтобы это понять. - Но он любит тебя… - Он зациклился на мне. Его гложит отсутствие победы надо мной. Поверь, если мы гипотетически начнем встречаться снова, через пару месяцев начнется то же самое: истерики, обвинения и жалобы. Просто Льюис такой человек, вот и всё. Это может звучать плохо, но он такой, какой есть. И в отношениях для него не будет никого важнее себя. - Ты это хотел мне сказать прошлой ночью? - Ага. Знаешь, почему он начал встречаться с Пьером? - Потому что Пьер им восхищается? - Чтобы за мной следить. - Чего?! – Джордж почти вскочил с места. – Он его просто… использует? - Ага. - Ты откуда это взял?! - От Льюиса. Он как-то раз поймал меня, просил дать ещё один шанс, поговорить. Когда я спросил про Пьера – сказал, что это лишь приманка на меня. - Ублюдок… - Рассел почти прорычал. – Как он мог? - Это ещё кое-что, что ты должен знать. Не знаю, с чего он вдруг проявил к тебе интерес… - Сказал ему, что мы с тобой разговаривали по душам. - Серьезно? - Макса это словно повеселило. - Его так просто приманить? Надо такое с Алонсо провернуть, хочу видеть лицо Льюиса. - Я просто поверить не могу… - Джордж облокотился на стену, - он просто всех использует ради тебя? - Ради себя, - Макс пожал плечами, - и никого больше. Слушай, я не пытаюсь надавить на тебя или заставить принять решение. Просто я не хочу, чтобы ты сел на те же американские горки. Они будут веселыми ровно до того момента, пока ты не поверишь во все эти обвинения и жалобы. Пока не станешь для него жертвой. Лучше идти на риск, зная, в чем он заключается, чем нырять в пустоту. Думай сам, как и что делать. - После такого, знаешь ли, не тянет на романтику. Ферстаппен отвернулся к окну, встал и приблизился к панораме ночного города. - В Льюисе есть то, что цепляет меня до сих пор. Несмотря на все сложности, с ним я всегда чувствовал себя в безопасности. Он всегда знал, как проникнуть мне в сердце, и у нас были удивительно горячие отношения. Он всегда верил в то, что я существую как личность, даже когда я сам отказался от этой мысли. И его настойчивость вернула меня к жизни. Мы прошли с ним долгий путь, и я действительно не верю, как все так вышло. Казалось, мы растворяемся в друг друге, и так будет всегда. Но это только казалось. Макс повернулся к Расселу. - Просто подумай, хочешь ли ты сгореть дотла. Тебе это понравится, но двигаться дальше будет гораздо сложнее.