13 мая

— Эй, волшебник, ты куда пошёл?       Пиромант успел задать вопрос до того, как собеседник открыл дверь и уже собирался уходить.       Огромное помещение бывшего завода освещала пара жалких, тускло горящих, лампочек. Света было так мало, что в углах комнаты царила беспросветная тьма. Вокруг грязно и пыльно. От бетонных стен веет холодом. Огромные окна, выходящие на улицу, давали понять, что время уже давно перевалило за полночь. У некоторых окон были выбиты стёкла, позволяя слышать звуки природы и ощущать лёгкий, прохладный ветерок.       Ацухиро стоял в дверях и не решался пошевелиться. Лазурные глаза сверлили его пристальным взглядом. Несмотря на то, что с Даби мистер Компресс был знаком уже очень давно, последний всё ещё оставаться начеку. Эмоции пироманта было невозможно прочитать, а потому, в глазах иллюзиониста, он становился ещё опаснее. Невозможно точно предугадать, что Даби выкинет на этот раз. Слишком загадочный, слишком мрачный. Действует только по своим законам и правилам, зачастую, даже игнорируя приказы самого Шигараки. — Ох ну ты меня и напугал! — Сако глупо посмеялся. Перевести всё в шутку — главная тактика иллюзиониста с самого детства. Жизнь на сцене научила мужчину мастерски врать и улыбаться, даже в самых безвыходных ситуациях. Кажется, это отец научил его этому приёму. Улыбайся Сако, шоу должно продолжаться. Смех — единственный способ избежать конфликта и подозрений. — Я должен идти домой. Уже довольно поздно. — У тебя разве есть дом? Помниться, когда мы жили в баре, ты не рвался ни в какой «дом». — Сделав акцент на последнем слове, Тойя медленно, отбивая каждый шаг, тяжёлой подошвой массивных кожаных сапог, начал подходить ближе. — Хах, подловил. Чтож, похоже придётся рассказать правду. Мне нужно навестить одного человека. Ничего важного, просто обкашлять кое-какой вопрос. — Очевидно, что врать Даби — априори плохая идея. Этот человек чувствует ложь, словно обученная полицейская собака — пакеты с белым порошком. Но уж лучше Сако будет мучиться от ожогов, несколько месяцев, или вообще умрёт, горя в адских языках синего пламени, чем скажет правду.       Холодный, лазурный взгляд прожигал Ацухиро насквозь. Казалось, что Даби вообще перестал воспринимать окружающий мир, и неморгая, смотрел прямо в каштановые глаза напротив. Скорее всего, пиромант пытался высмотреть обман в, чёрных как смоль, зрачках иллюзиониста.       Даби был чётко убеждён, что вокруг нельзя никому доверять. Жизнь сделала его хладнокровным и чёрствым по отношению к другим. Плевать кто ты, друг или враг. Для Даби все одно и тоже. Пушечное мясо, не более чем пешки. — Как скажешь. — Пиромант пожал плечами, развернулся, и медленно поднимаясь по бетонной лестнице, ушёл на второй этаж.       Так просто? Быть не может. Что за бред? Он издевается?       Ацухиро стоял как вкопанный. Он бы простоял так и дальше, держа тяжёлую металлическую дверь одной рукой, обдумывая столь странное поведение со стороны крашенного брюнета, если бы время не поджимало.

***

      Идя по тёмным переулкам Токио, иллюзионист то замедлялся, слыша голоса посторонних людей и подозрительные звуки, молясь не наткнуться на кого-нибудь из героев, то ускорял шаг надеясь успеть на встречу вовремя.       Когда в очередной раз Сако пришлось остановиться и затаиться в тени, мужчина заглянул в телефон, в надежде, что получатель прочитал его сообщение. Ней, сможешь сегодня отпроситься и прийти домой? 13:02

Не уверен, что сенсей Секиджиро разрешит покинуть общежитие UA в будний день, но я попробую.

14:56

Я отпросился, но только на один день.

15:17

      «Вот чёрт, он уже наверное дома»       «Надо забежать в круглосуточный»       «Надеюсь с ним всё в порядке. Меня нет так долго, а он ещё ни разу не позвонил»

***

      Поворот ключа, тихий щелчок, скрип двери и вот Ацухиро уже стоял на маленьком чёрном коврике в прихожей с надписью «Welcome».       В квартире стояла гробовая тишина. Отсутствие хотя-бы малейшего звука приводило Сако в ужас. Привыкший к аплодисментам и радостным возгласам, мужчина, мягко говоря, недолюбливал тишину.       Сняв обувь и осторожно, стараясь не издавать ни звука, поставив пакеты на пол, иллюзионист начал медленно и тихо, практически беззвучно, осматривать каждую комнату на наличие посторонних людей, либо того хуже — полиции. Меньше всего Ацухиро хотелось, чтобы кто-то знал о месте положения его квартиры и более того, его единственного сына.       Проверив все комнаты и убедившись, что в них нет ничего и никого подозрительного, Компресс направился в последнее оставшееся помещение, что ещё небыло проверено.       Зайдя на кухню, Сако удивился и успокоился одновременно. Волнение как рукой сняло, а осознание того, что с Нейто всё в порядке, разлилось по телу приятным теплом, словно бальзам на душу.       Подросток уснул прямо за кухонным столом. Светлая макушка блондинестых волос блаженно покоилась на скрещенных руках, лежащих на тёмной лакированной поверхности стола. Слабый свет, от одной единственной лампочки, падал на силуэт парня. Серо-голубые глаза были закрыты, а светлые ресницы осторожно подрагивали во сне.       Такая картина ни могла не умилять. Подросток ждал своего родителя так долго, никуда не уходя, что его организм просто отключился от усталости. Наверное, у блондина был тяжёлый день.       Рядом на столе лежал телефон подключеный к павербанку.       «Так вот почему ты не звонил»       Сако вернулся в коридор за пакетами, которые оставил у двери в квартиру, и за одно прихватил плед, лежащий на диване в просторном помещении зала.

***

      Раскрыв бледно-серые глаза, подросток не сразу понял где находится. Протерев тыльной стороной ладони слипшиеся веки, блондин поднял голову и осмотрелся.       Всё в порядке. Он на кухне в родном доме. С самого детства ничего не изменилось. Блёкло-зелёные обои, бордовый бархатистый ковёр, стол и стулья из тёмного дерева, большой белый холодильник в котором почти всегда царила пустота, напоминая про голодавшую бедность их маленькой семьи, грязная плита и раковина с горой не мытой посуды. За одним единственным окном на кухне — было темно. Серые тучи заволокли небо, и складывалось ощущение, что вот-вот пойдёт дождь. На контрасте того, что происходило на улице, в помещении было светло, и даже уютно, благодаря тёплому свету, от одной единственной лампочки, изредка мигавшей и издававшей жалостливый треск. — Уже проснулся? — Знакомый голос и стук керамики о поверхность стола, отрезвили подростка.       Сако поставил тарелку с картофельным гратеном напротив Нейто, и положил рядом металлические приборы. — Что это? — Взяв в руку вилку, подросток с недоверием смотрел на предложенное отцом блюдо. — Я знаю как сильно ты любишь французскую кухню, так что решил приготовить хотя-бы что-то отдалённо похожее.       Сако поставил на стол ещё несколько тарелок с разными блюдами и сел на против сына. На одной лежали фрукты, на второй канапе, на третей кусочки нарезанного мяса. Чувство ностальгии захлестнуло подростка с головой. Кажется, ровно год назад этот старый потрёпанный жизнью стол выглядел так же. — Как дела в школе? — Всё… всё в порядке. — Монома ещё не был до конца уверен, стоит ли рассказывать отцу о том, что происходит в UA. В конце концов, разве это не будет считаться предательством, рассказывать злодею о том, что происходит в школе по обучению будущих героев?       Тишина сгущалась в воздухе, дышать становилось труднее. Молчание затянулось. Оба прекрасно осознавали, что говорить им не о чем. Они находятся по разные стороны баррикад. Единственное, что их связывает — это кровь, бегущая по венам. Сако не имеет права рассказывать посторонним (и даже близким) о планах Лиги Злодеев, а Нейто не может предать своих одноклассников, учителей и уж тем более директора.       Оба прекрасно знают что кроме друг друга у них никого нет. Другие родственные им люди уже давно мертвы или совсем далеко от Токио, если уж не от Японии в целом. Одни во всём мире, казалось должны быть близки, но даже здесь жизнь сыграла с ними злую шутку.       Сако ценит возможность выбора, UA не давала ученикам этого выбора. По его мнению, герои должны спасать людей и помогать им из гуманности, а не из корыстных побуждений. Он вступил в лигу, придерживался идеологии Пятна и взял себе прозвище «мистер Компресс» не только потому, что хотел продолжить дело своего прадеда, но и по причине того, что искренне верил в философию Чизоме. Сколько же сил и нервов потребовалось потратить, чтобы смириться с тем, что его родной сын хочет стать героем. Ссоры и крики почти каждый день. Конечно Ацухиро желал для Нейто только лучшего, но они слишком разные.       Монома было не по себе каждый раз как Сако уходил из дома. Когда твой отец вне закона просто жить в этом мире становится страшно. Не открывай дверь если кто-то постучит. Не отвечай на телефон если номер незнакомый. Не выходи из дома без надобности. Не заводи друзей. Всегда держи окна закрытыми. Перечислять можно бесконечно, но в итоге всё сводилось к одному простому правилу — никому не доверяй.       Жизнь в такой обстановке невыносима. Вечное одиночество, тянущееся за Нейто с самого детства, когда даже отца он успевал видел лишь поздней ночью, сводило подростка с ума. Уметь обрабатывать ожоги II степени в пять лет вообще нормально? А ведь и не таким приходилось заниматься. В садик Монома не ходил, его обязанностью было следить за домом и сидеть тихо. Конечно он уже в раннем возрасте понимал, что отец лишь старается прокормить их небольшую семью, но в семь лет, сидя на подоконнике и наблюдая за тем, как другие дети играют и веселятся на детской площадке, единственное, что хочется сделать — это выбежать к ним. На улицу, на свободу! Но его место здесь, не с ними, а с отцом. — Точно! — Голос Сако прорезал тишину так неожиданно, что Нейто неосознанно дёрнулся и сжал вилку в руке сильнее. — Чуть не забыл. Я же приготовил тебе подарок.       Ацухиро поднялся со стула и пошёл в сторону холодильника. Подросток оглянулся, провожая мужчину взглядом. Тяжёлая дверца хлопнула, и на стол, перед подростком, поставили блюдце с кусочком чизкейка и маленький хрустальный шарик бирюзового отлива. — Что это? — Монома отодвинул тарелку с так и недоеденным гроте. Прокатав хрусталь между пальцев, подросток, забавно щуря один глаз, пытался рассмотреть, что находится внутри шарика. — Узнаешь, как только загадаешь желание.       Сако ловко вытянул из кармана джинс небольшую праздничную свечку. Она была жёлтого цвета с белыми полосками по всей длине. Второй рукой мужчина уже успел достать зажигалку из другого кармана. Мягкая улыбка не сходила с лица Ацухиро. В коричневых глазах отражался огонёк, что мягко покачивался из стороны в сторону на фитиле праздничной свечи.       Монома смотрел на алое пламя и хотел плакать. Хотел кричать от безысходности, но вместо проявления каких-либо чувств, подросток медленно закрыл глаза, набрал в лёгкие воздуха и одним резким выдохом — потушил огонёк.       Звук хлопков резко выдернул подростка из холодных и мрачных мыслей. Сако легко улыбался и хлопал, в честь задутой свечи.       Монома криво улыбнулся краем губ. Кажется, он совсем забыл, что должен был загадать желание. Ну и ладно. Загадает в следующем году, если не забудет.       Хрустальный шарик издал тихий трескающий звук и выпустил из себя предмет, который так долго находился в хрустале голубого цвета.       Серо-голубые глаза смотрели на подарок, лежащий на лакированной поверхности стола, рядом с чизкейком и остальными блюдами. На фоне еды предмет сильно выделялся, а его неожиданное появление привлекло внимание подростка. — С днём рождения! — Ацухиро внимательно наблюдал за реакцией сына в надежде, что подарок ему понравится.       Глаза подростка засветились, а улыбка на лице наконец-то стала искренней. Монома поправил чёлку солнечно-жёлтых волос и взял свой подарок в руки, рассматривая его со всех сторон. — «Счастливчик Люк»? Но как ты его достал? Это довольно дорогой комикс. — Я начал копить на его покупку за три месяца до твоего дня рождения. Стоимость у него и вправду не маленькая. — Сако, продолжая глупо улыбаться, неуверенно чесал затылок и старался не смотреть сыну в глаза. — Не ври. — глаза Нейто потускнели — Я знаю, когда ты лжёшь.       Старая лампочка издала треск и пару раз мигнула.       Даже спустя шестнадцать лет, Монома не смог привыкнуть к тому, что всё в их доме, либо украдено, либо куплено на грязные деньги. — Не злись. Я знаю, что если бы сказал правду, то ты бы не принял мой подарок. — Всё в порядке. Я не злюсь. — Нейто отложил комикс в сторону и продолжил есть. Тишина снова окутала помещение. На сей раз, не на долго.       Ацухиро поднялся с насиженого места и отошёл куда-то за спину подростка. На этот раз Монома решил не следить за действиями отца, а просто продолжить трапезу. — Тебе ведь исполнилось шестнадцать, верно? — Очевидно риторический вопрос развеял густую тишину.       Услышав стук стекла о дерево, подросток, не поворачивая головы, перевёл взгляд на источник звука и почувствовал сухость в горле.       На столе, между тарелками и разными закусками, красовалась бутылка очевидно дорогого красного вина. — Мне ведь ещё нет восемнадцати. — Монома продолжал следить за стеклянной бутылкой с таким упорством и внимательностью, как будто та могла неожиданно исчезнуть. На самом же деле Нейто пытался лучше рассмотреть этикетку, чтобы хотя-бы примерно понять, что ему сейчас предстоит выпить. — Со мной тебе все двадцать один!       Перед Нейто, на стол, поставили два бокала, очевидно под вино. — И как я понимаю, права отказаться у меня нет. — Второй раз за вечер, Монома улыбнулся искренне. Алкоголь всегда предвещал веселье в их доме. — А зачем от такого отказываться? Не часто на нашем столе появляется вино, тем более настолько дорогое!       По кухне раздался смех. Ножки стула мерзко заскрипели, и Сако вернулся на своё место.       По двум бокалам разлилась кроваво-красная жидкость, от неё несло горечью. Сако не был заядлым алкоголиком, но время от времени любил выпить.       Нейто осторожно поднёс рюмку с напитком к губам и сделал глоток. Глотку неприятно обожгло, нос защипало, подросток скривился в отвращении. Рвотный рефлекс попытался вытолкнуть горькую жидкость из горла, но было уже поздно.

***

      Спустя время бутылка была опустошена, а перед глазами Мономы мир пошёл кругом. Ацухиро был трезв как никогда, и складывалось ощущение, будто мужчина вообще не пил, что очевидно было не правдой. — Пап, — Нейто протёр глаза тыльной стороной ладони, кажется от вина его начало клонить в сон. — Расскажи мне про маму.       И вот снова тишина. Улыбка сошла с лица иллюзиониста, а пьяная искорка в чёрных зрачках погасла.       В этом доме было множество правил которым Мономе надо было следовать, чтобы ни злить и ни расстраивать отца, одним из которых было — не напоминать о прошлом. И подросток всегда придерживался его, но любопытство пересилило разум, а алкоголь развязал язык.       Сако тяжело вздохнул. Интерес подростка был вполне обоснован. В конце концов Нейто ни разу не видел как выглядит его мать. После неё не осталось даже одной фотографии. Ацухиро знал что рано или поздно ему придётся рассказать правду, но всеми силами он старался оттягивать этот день, хоть и знал что его не избежать. — Всё началось семнадцать лет назад…       Нейто, не веря тому, что отец решился рассказать правду, попытался сфокусировать взгляд и ловить каждое слово. — … мне было пятнадцать. Мы с твоим дедушкой жили в доме на колёсах, ездили по всей Японии, выступали с представлениями по разным городам. Всё лишь бы заработать на кусок хлеба. Тогда-то я и повстречал её: длинные блондинестые волосы, голубые глаза, лучезарная улыбка и серебристый смех. Мадока была прекрасна. Ей было четырнадцать, когда мы встретились. — Грустная улыбка, глаза направленные куда угодно лишь бы не встречаться взглядом с подростком, всё говорило о том, что этот разговор даётся мужчине с трудом. — В тот раз мы с отцом задержались в одном городе дольше обычного. Была эпидемия гриппа и людям запретили покидать города. Аэропорты были перекрыты. Выступления тоже прекратились. Жить стало трудно, кажется с того момента я и начал воровать. Единственным лучиком света в моей жизни, на тот момент, была Мадока. Она всегда была рядом, поддерживала меня, иногда помогала с деньгами. — Сако тяжело вздохнул и нахмурился. Уголки губ начали слабо подрагивать. Монома напрягся. Редко когда отца можно было увидеть в таком состоянии. Даже получая тяжёлые ранения он продолжал улыбаться и даже шутить, но сейчас юмор был совершенно не уместен. — Однако через полгода таких отношений она пропала из моей жизни. Просто обрубила все связи, и не пришла даже на мой шестнадцатый день рождения. Мадока просто исчезла. А потом… — Ацухиро замолчал. Ком в горле мешал продолжить мужчине рассказ. Прошлое давило на него со всех сторон. Как же он ненавидет это чувство — сожаление. — А потом? — Монома неуверенно задал вопрос в надежде услышать наконец-таки правду, что скрывал от него отец на протяжении шестнадцати лет. — А потом, в один из дней в дверь постучавли. Я рванул к двери в надежде, что это была Мадока, но на пороге была лишь коробка с… с ребёнком внутри.       Кончики пальцев подростка похолодели и начали слабо покалывать. Нос защипало. В глазах начала собираться влага. Он всегда знал, что был неожиданностью для своего отца, но узнать, что тебя буквально подкинули ничего не подозревающему, шестнадцати летнему подростку, было настолько обидно, что Нейто даже почувствовал стыд перед отцом за своё рождение. — Я забрал тебя домой. С того момента всё как в тумане. Помню как нашёл в той же самой коробке папку с твоими документами в которых было указано, что ты ребёнок Мадоко. Помню записку которая гласила, что Мадоко очень жаль, что она не знала что так произойдёт, что она решила уехать из города или что-то в этом роде. Помню истерику отца и крики о том, что от ребёнка нужно избавиться пока не поздно…       Горячие слёзы покатались по щекам подростка. Теперь всё ясно. Он просто ошибка. Случайность неожиданного стечения обстоятельств. Его вообще не должно было быть.       Со стороны Нейто послышались тихие всхлипы. А Сако продолжал: — … сказать правду, я пытался убить тебя около пяти раз, но не смог. Я просто… я не знаю почему, но я не хотел твоей смерти. И тогда отец решил сделать это за меня. Схватил кухонный нож и попытался тебя… — Ацухиро закрыл ладонью глаза. Ещё чуть-чуть и он сам заплачет. — … повезло, что я успел вовремя среагировать иначе ты бы… — Сглотнув вязкую слюну, Сако продолжил — … вобщем в ярости от действий отца я, защищая тебя, нанёс смертельный удар твоему дедушке и он скончался от потери крови. С того дня пути назад небыло. Я похоронил его в лесу, под деревом на котором написал его имя, и уехал в Токио, где легко можно было потеряться среди толпы. Купил этот дом на сбережения отца и деньги с проданного фургона. Забросил выступления и начал воровать. Воспитывать тебя в одиночку было сложно и, кажется, я совсем не справился. — Я был один. Сколько себя помню я всегда был один. Тебя никогда не было рядом! — У Мономы началась истерика. Он начал задыхаться от собственных всхлипов. Подросток уже не пытался сдерживать слёзы и подавлять эмоции. — Все воспоминания связанные с тобой это где я перевязываю твои раны и ожоги пока ты истекал кровью, а меня чуть ли не тошнило от её вида! — Сако оцепенел от вида собственного сына. Мужчина открыл рот в попытке сказать хоть что-то, чтобы успокоить Нейто, но подросток продолжил кричать. — Я не выходил из дома пятнадцать лет! В полном одиночестве! С книгами и детскими расскрасками! И каждый раз, как ты уходил, я думал лишь о том, что настанет день, когда ты не вернёшься домой, и тогда я навсегда останусь один! И умру в этом чёртовом доме!       Подросток схватился за свои светлые волосы и начал выдерать их с корнями. От бесконечного потока кристальных слёз горечи и обиды, лицо Мономы покраснело. — Ней, прошу успокойся! — Сако рванул с места и схватил сына за руки, пытаясь остановить того от причинения себе боли.       Подросток оттолкнул отца. Ноги перестали его держать, колени задрожали, как на лютом морозе, Нейто осел на пол и закрыл голову руками. От слёз Мономы, на кухонном ковре появилось мокрое пятно.       Сако вылил остатки вина в раковину и налил в бокал холодной воды. Мужчина сел перед плачущим подростком на колени и протянул ему рюмку с прозрачной жидкостью.       Монома взял бокал в руки и с жадностью начал пить воду. Через всхлипы получалось так себе. Руки охватил тремор и приличное количество жидкости вылилось на всё тот же ковёр. Подросток начал успокаиваться. Слёзы почти перестали течь, а кислород снова начал проникать в лёгкие. Нейто осторожно отставил пустой бокал в сторону.       Ацухиро осторожно обнял своего сына и начал медленно поглаживать его по голове. Монома уткнулся лбом отцу в грудь и тихо всхлиповал. — Прости меня, Ней — Сако поцеловал сына в макушку. — Это всё моя вина. Я был слишком беспечен в свои шестнадцать лет, ничего не знал о жизни. Я убил твоего дедушку и сгубил тебе жизнь. Прости меня.       Нейто сидел на полу укутанный тёплыми и ласковыми объятиями Сако. Сердцебиение мужчины успокаивало подростка. — Не извиняйся. Тебе было сложно одному. — Монома обнял отца в ответ. Стыд за собственную истерику накрыл подростка с головой — Ты хотел защитить меня от внешнего мира, ведь сам об него обжёгся, а я совсем не понимал этого считая, что тебе просто на меня плевать. Я виноват не меньше. Прости меня.       От алкоголя, что уже почти вышел из организма, и истерики у подростка начала болеть и кружится голова. Сако отстраниться, погладил сына по макушке и осторожно поцеловал в лоб.       Звук дыма прорезал тишину, по полу кухни растёкся белый пар, что вскоре окончательно исчез. На ковре перед иллюзионистом, за место Мономы, лежал небольшой хрустальный шарик голубого цвета. Быстро схватив его в руку, Ацухиро поднялся с колен, оглянулся на арку соединяющую кухню и коридор и, кажется, совсем не удивился увиденному.       В дверном проёме кухни, опираясь плечом об косяк, стоял мужчина чьё тело было с ног до головы покрыто отвратительными и болезненными на вид ожогами. — Как давно ты здесь? — Голос Ацухиро в миг из ласкового и заботливого превратился в серьёзный и грубый. — Примерно с того момента как вы начали пить. — Даби помахал рукой в неопределённом жесте. — Признатся честно я удивлён, так долго скрывать наличие ребёнка от друзей-коллег, нужно быть магистром в области пиздабольства… — Чего ты хочешь? — Иллюзионист сильнее сжал хрусталь в кулаке. — Я? Да ничего особенного. Просто стало интересно куда это ты постоянно уходишь по ночам никого не предупреждая. Как думаешь, Шигараки сильно разозлится если узнает что у нас всё это время был прямой выход на UA? — Даби отстранился от дверного косяка и медленно подошёл к своему коллеги. — Что бы ты не задумал, я согласен на все, только при одном условии — Нейто останется жив.       Карии глаза безбоязненно смотрели в лазурные напротив. Ацухиро не боялся пожертвовать своей жизнью ради сына. Если понадобится, он будет идти даже против собственных коллег. — Так и быть, он останется жив… — Даби вытянул шрамированную от ожогов руку, суставы противно заскрипели. — …если отдашь его мне.