Цена геройства

У костра стояли два силуэта. Строгая Ханджи в плаще и Эрен, который выглядел куда опрятнее, чем в Либерио: в новой форме Разведкорпуса, с чистым лицом и собранными в косичку волосами. Непонятно, почему на нем униформа, если его формальный статус — дезертир, но, по всей видимости, Ханджи с ним пришли к какой-то договоренности. Уж явно они зашли дальше воспитательных бесед и не стали переливать из пустого в порожнее, как Зик и Ливай в первую неделю конвоя. Вокруг никого — всех отправили в лес подальше отсюда. В открытых входах в палатки зияла чернота, не было ни одного дежурного. Жан, по всей видимости, наверху, присоединился к Конни и Армину — последний вообще Колоссальный, а, значит, Ханджи точно готова к драке. Намечался серьезный разговор. С каждым шагом к костру в Ливае все сильнее росло понимание, что он наконец-то сдает лагерь, Зика и уязвимого себя Ханджи. Она-то точно знает, что делать с ними всеми! — Доброй ночи, господин Зик, — поприветствовала Ханджи, даже не стараясь придать своему голосу дружелюбие. — Простите, что мы так рано, но лишнее ожидание ни к чему. — Абсолютно с вами согласен. Да, Эрен? Тот пожал плечами, не снизойдя до ответа драгоценному братцу. Ханджи посмотрела на Ливая и долго не отрывала взгляда, ее лицо было неподвижно, как маска. Как много ей хотелось сказать, Ливай даже не представлял, но был бы рад услышать. Внутри себя он ликовал, что жив и видит подругу живой. Он моргнул. Она моргнула в ответ, и уголок ее губ дернулся в улыбке. — Как там Елена? — спросил Зик, сложив руки на груди. — Хорошо. Благодаря вашему своевременному признанию ее прекратили допрашивать, но она находится под стражей. Как и остальные антимарейцы. — Ей сказали, почему ее прекратили обрабатывать? — Нет. Мы просто все дружно потеряли к ней интерес. — Вы выяснили, кто снабдил нашу группу целой телегой отравленного марейского пойла? — не удержался от вопроса Ливай. — К сожалению, нет, — куда мягче произнесла Ханджи. — Николо ничего не отправлял, это явно было из чьих-то запасов. Ливай кивнул. Хотел бы он посмотреть в глаза той шустрой скотине, которая это придумала и провернула. — Да оставьте, — отмахнулся Зик. — Спросим у Елены потом, она точно должна знать. Может, что это она и была. Какая уже разница? На фоне глобальных проблем выяснять, кто именно и зачем принес вино — это довольно мелочно, не находите? — Находим, — пресно признала Ханджи и устало посмотрела на Зика. — Отпусти Ливая, чтобы я могла быть уверена за его безопасность. — Приказы действуют очень далеко, Ливаю придется идти за Трост. — Вы пробовали? — Читал в книге. Старые исследования придворных ученых-титанологов. Им сотни лет. — То есть вы не проверяли. Отпустите Ливая? — Нет. Его присутствие меня успокаивает. — Все в порядке, Ханджи, — произнес Ливай, нащупав на всякий случай веревку, торчащую из левого рукава. — Вот видите, командор. Все в порядке. А где парнишка этот, с вытянутым лицом? Жан, который. — Я попросила его не мешать нашим переговорам. — А-а, в ловушке. Ясно-ясно. — Никаких ловушек, господин Зик, вы не увидите, если будете содействовать в выполнении нашего плана. — А что за план? Расскажите же. Ханджи носом втянула в себя воздух и, округлив грудь, решительно произнесла: — Мы знаем о вашем намерении стерилизовать эрдийское население. Мы против него. — Замечательно. А «мы» — это кто? — скептично произнес Зик. — Я. Эрен. Эрен, услышав свое имя, поднял на Зика взгляд и тут же отвел. — Через записки Ливая я ознакомилась с вашим воззрением о ненужных миру эрдийцах и нужных остальных представителях человечества. Я немедленно расспросила Эрена об этом, и он все подтвердил. Более того, даже дополнил своими собственными — я подчеркиваю — собственными мыслями. Мы с вами не согласны. — То есть в Либерио ты был согласен, а посидел взаперти три недели и резко стал не согласен? — с легкой, но стремительно появившейся истеричностью спросил Зик. — Это правда, брат, — невозмутимо сказал Эрен. Ливаю в его голосе не понравилось все: и незнакомая глубина, и взрослость, и неуместный, дикий, неправильный «брат». — Послушай, что скажет командор. Зик быстро поправил очки и обратно вернул руку на грудь, полностью приготовившись внимать Ханджи. — На самом деле ваша идея в глобальном смысле, о котором вы сейчас упомянули, неплоха. Принципиально она была бы всем хороша, если бы не несколько существенных «но». — Так-так, детектив. Что же вы нарыли? — Во-первых, наследник вашей силы может отменить ваш наказ. — Да, верно. Но я всегда могу приказать блюсти мою волю. Это будет как клятва о ненападении. — Во-вторых, наследник вашей силы может отменить и это. Просто изменив формулировку своего желания. Или найдя способ как отменить клятву. — Хорошее предположение. Но недоказанное. — В книгах Рейссов и литературе, которую мы имеем на руках благодаря вашим антимарейцам нам известно, что владелец Прародителя, обладающий королевской кровью — всемогущий. И может все, только не жить больше тринадцати лет. В ответ — молчание. Зик топтался на месте и недовольно чесал бороду. Озадаченно и раздраженно, явно удерживая себя от вопроса, почему он должен уделять этому глупому разговору время. — Мало ли, что где написано. Может, вам просто не попадалось книги, где сказано об ограничениях? — А вам такая попадалась? — парировала Ханджи. — Н-нет, — честно, пусть и с запинкой, признался Зик. — Но, ладно, допустим, владелец Прародителя всемогущ. Звучит логично. Но я всегда полгался и на то, что наследник моей воли осознает необходимости поголовной стерилизации и не будет ломать судьбы людей, играясь туда-обратно фертильностью эрдийцев. — Тц, — покачал головой Ливай. — Какие слова ты вспомнил. Ты себя слышишь? Наоборот, кто вообще будет такое поддерживать? — Да. Скорее всего ваш наказ отменят. — Что ж. Можно держать владельца Прародителя и всех наследников правящей династии раздельно. — А кто будет держать? — Остальные. Может быть, что вы. Может, что марейцы. — Так а нам-то это зачем? Мы с таким положением дел не согласны. В интересах эрдийцев рожаться и воспроизводиться вплоть до конца света. Это во-первых. И, во-вторых, каким образом марейцы будут что-то контролировать, если вы же пообещали нам их прогнать с Паради? — Ты обещал, — мрачно подтвердил Эрен. — Или вы хотите сдать нас Маре, чтобы они держали нас как скот? Как в вашем гетто, в Либерио? — Эм, — Зик замер, будто у него в голове что-то не сошлось, и текущее по всему телу как вода действие, вдруг заморозилось. Он покраснел до ушей. Очень напряглась спина, лицо расхмурилось от мысленных перепроверок, просчетов планов. Пальцы, терлись о лоб, мизинец дрожал. Ливай впервые застал Зика таким откровенно оплошавшим. Переведя взгляд на сосредоточенную монолитную Ханджи, он с гордостью понял, что его подруга не промах. И да, она во всем права — инициативу Зика поддержит только душевнобольной, а передать ее кому-то да придется для поддержания «Эвтаназии». Ливай не понимал, почему до этого не додумался сам. Почему-то он не рассматривал будущее, не пытался заглянуть за горизонт «Эвтаназии», почему отключил мозги, как будто впервые увидел гиганта? Его просто доводила до крайнего возмущения мысль о насильственной стерилизации и все, дальше этого мысли не шли. Порой голая рациональность ему была недоступна. Это его слабость. Но Ханджи! Ханджи сильна там, где слаб Ливай. — Но, подождите, разве идея о прекращении размножения так плоха? Разве ее никто не будет поддерживать? Ведь человечество только выиграет от этого, отсутствие эрдийцев — это же буквально гарантия того, что в мире больше не будет гигантов или титанов. Вы же глава Разведкорпуса, разве это не ваша цель? — Это наша цель, да. Да, такова цель Разведкорпуса. Мы боремся за мир, в котором не будет гигантов, но получить этот мир можно и нужно менее злодейской ценой. — За две тысячи лет никто не смог найти решения. Я не думаю, что вы найдете его даже в рамках одной человеческой жизни. — А вдруг отыщем? Не отрицайте, это возможно. — Вокруг одни бы да кабы, — недовольно проворчал Зик, упираясь руками в бока. — И почему вдруг мой план злодейский? Я предлагаю его из сострадания и милосердия. — Пусть так, — после небольшой паузы согласилась Ханджи. — Очень сомнительно, что кто-то возьмет на себя смелость отказывать другим в природной возможности к размножению. Зик вздохнул и с плохо замаскированным раздражением посмотрел на Ханджи. — Значит, вы говорите, что королева и ее наследники не разделят мою идею? — Она вот-вот должна родить. Как вы думаете, без пяти минут роженица согласится применить стерилизацию на себе? — Ну, значит, можно обойтись вообще без передачи сил Прародителя, — неопределенно отметил Зик. Поначалу Ливай даже не понял, к чему это было сказано, а когда догадался, что речь об убийстве королевы и ее ребенка (ведь они с Зиком единственные потомки Фрицев, и если исчезнут они, то сила Прародителя канет в небытие) — Эрен жестко ответил: — Нет, их нельзя трогать. Хистория и ее дети неприкосновенны. — Очень благородно, — ворчливо прокомментировал Зик и помрачнел еще пуще. Эрен с Ханджи сделали сложные лица. С запозданием Ливай оценил саму ситуацию — как Зику вообще в голову пришло намекнуть на убийство королевы? А ведь как все начиналось! Зик четыре года был заодно с Паради, был готов блюсти интересы острова, шпионить ради них, присылать дипломатов, изменять родине, в конечном счете. И тут спустя всего три недели маринования в лесу уже велись такие разговоры. — Зик, идея стерилизации плоха не сама по себе, а тем, что она никому не близка, — продолжила уговоры Ханджи. — И именно поэтому она не будет работать. Откажитесь от нее, останьтесь с нами на острове, присягните королеве. Реализуйте план с частичным разрушением Стены и тогда… — Но ведь Эрену же все нравилось. Ты же соглашался, скажи же? — Только на словах. Зик, кажется, забыл, что можно дышать. Ливай тоже почувствовал, как у него перехватило дыхание — и потому что не ошибся насчет Эрена, и потому что Зика это может привести в непредсказуемое бесноватое состояние, в котором он может натворить дел. И это тогда, когда на Ливае висела взрывчатка. — Что? — Честно? Я просто тебе поддакивал. Все остальное про меня ты нарисовал сам. — Но зачем? — с искренним непониманием спросил Зик. — Чтобы ты помог мне убрать врагов моего народа, — сурово ответил Эрен. Зик опешил. Масштаб манипуляций, замаскированных под семейное воссоединение Йегеров, привел его в глубокое потрясение. Переживание предательства. Обмана. «Эвтаназия», младший братик, гетто в Либерио — все это иллюзии, ложные названия переоцененных убеждений, незнакомого юноши и родного дома. По сути единственный настоящий дом Зика — это наполненный марейскими военными Либерио — был разрушен ради идеи фикс и младшего братика, который оказался вполне себе взрослым, самостоятельным и очень хитрым юношей. Ханджи положила руку на плечо Эрена и открыла рот, чтобы что-то сказать — но Зик ее опередил. С криком он быстро вынул из пальто разложенный нож и бросился на Эрена будто действительно желая его зарезать. Ливай прыгнул на Зика и выбил из окровавленной руки сталь, а Ханджи не менее быстро оттолкнула Эрена. — Послушай, Зик! — крикнула она. — Либо ты действуешь в интересах Паради, либо мы скормим тебя первому попавшемуся эрдийцу! — Идите к черту, убери руки! — зло пыхтел он, пытаясь вырываться. — Сядь и замри! Ливай немедленно отстал от Зика, сел напротив костра и застыл, смотря в пространство между коленей. Ревуще-пыхтящий Зик побежал, Ханджи с криком «Стоять!» выстрелила несколько раз, послышался вскрик и звук упавшего тела. Эрен слегка толкнул Ливая, но тот остался сидеть, его тело как заклинило. Вдруг раздался хлопок, вспышка света и мощный тепловой поток невидимой стеной раскинул их в разные стороны лагеря. Ливай спиной ударился о ствол дерева — сильно и из-за взрывчатки так страшно, что замерло сердце. Но пронесло, ничего не взорвалось. Рев Звероподобного гремел по всему лесу. — Где? — орал он и крутился на месте, пытаясь увидеть под ногами Эрена. — Где-а? Ливай лежал неподвижно и ничего не видел, потому что смотрел на траву. Зик завыл, на этот раз утробно, и Ливая будто ударило током, как во время приказа, только на этот раз приказа не последовало. Никто не отзывался, но вдали громыхнуло, вспыхнуло и на секунду все осветило — это показался Атакующий. Зик, шатаясь, громко топоча, устремился к нему. Битва ушла за пределы лагеря, слышались рев, крики Ханджи, взрывы Громовых копий. Ливай вдыхал запах земли, пробовал подняться — но тело не хотело двигаться само, хотя поддавалось влиянию внешних сил. О том, чтобы дернуть за веревку и активировать бомбы не шло и речи. Ливай и не собирался, но контроль над такой штукой он хотел бы иметь прямо сейчас, особенно когда в любую секунду может прозвучать призыв прийти на помощь, порубить своих же в капусту. Он догадывался, что вокруг черно и все растоптано, а костер не горел. Кромешная темень, а как они сейчас дерутся в лесу — непонятно. — Капитан? — раздался над ним голос Микасы. — Это вы, капитан Ливай? — Да, это я. Помоги мне сесть. Рядом встала Микаса. Она перевернула его и усадила под деревом, о которое Ливай ударился спиной. Рядом с ней еще был кто-то, кто держал фонарь с камнем из королевских пещер. Фигура обеспокоенно поинтересовалась: — Что с вами, вас не ранило? — Я особо восприимчив к воле Зика после того, как выпил отравленного вина, королева Хистория. Он приказал мне не двигаться, вот я и не двигаюсь. — Звучит как проклятье. — Это оно и есть. Хистория с глубоким вздохом обошла Ливая и села на соседний выступающий корень, где повыше. Дорожное платье на ней тесно облепляло огромный живот. Микаса села рядом и, взяв фонарь, прикрыла его ладонью с разведенными пальцами, чтобы он сиял не так ослепляюще. — А что делаете здесь вы? — Жду. Если Зик Йегер не согласится сотрудничать с нами, то я его поглощу. Прямо накануне рождения моего ребенка. Ужасно, правда? — сказала Хистория и, не удержавшись, шмыгнула носом. — Я ее охраняю, — объяснилась Микаса, вручая подруге носовой платочек. — Понятно. Обхватив одной рукой живот, она второй утирала безмолвно катящиеся по щекам слезы. Вдали слышались взрывы, звуки трещащих стволов деревьев. — Сколько осталось до родов? — Крайний срок — через две недели. А если вообще, то могу и сейчас родить. Как бы я хотела сейчас, прямо на этом месте! После этого хоть потоп, хоть десять Зиков! — Да, было бы своевременно. — Вся моя жизнь отравлена этой королевской кровью. И в детстве, и сейчас. Когда это кончится — я просто не знаю. Она прикрыла рукой лицо. Славная бедная девушка. Ливай промолчал, потому что она была совершенно во всем права, а он не настолько тактичен, чтобы прямо сейчас подсластить ей пилюлю. Четыре года назад они всем Разведкорпусом усадили ее на трон, хотя она не хотела. Ливай лично тряс ее за грудки и вбивал в голову, что она обязана участвовать в перевороте и взять власть в свои руки. Он был очень зол, кипел ненавистью, был испуган. Она просто не хотела — но послушалась. Два года назад Азумабито навязала острову пятидесятилетний план, по которому ради укрепления правящей династии королева должна плодиться как можно больше и быстрее — и та согласилась. Теперь Хистории предстояло получить Звероподобного — а, значит, во время трансформации потерять ребенка. Действительно, ее кровь — это проклятье, и Ливай чувствовал себя так, будто под руку завел девушку к лесному чудищу, по пути отнимая все, что ей дорого. Чужие благие намерения приведут ее в ад. Разве как-то иначе она воспримет расставание с ребенком на исходе девятого месяца беременности? Возможно, что у крохи уже есть имя, своя комната во дворце, колыбель и где-то кружит готовящаяся к пополнению королевского семейства нянька. Но Ливай с Ханджи вновь требуют новых, новых и новых жертв. — Скажите, Ливай. Есть вообще шанс, что Зик будет защищать Паради на наших условиях? Или все безнадежно? — Конечно, есть, — без колебаний сказал Ливай, хотя на самом деле точно мог утверждать только обратное. Едва ли Хистория поверила ему, но она притихла, вновь водя платком по лицу. Жалко ее, думал Ливай, может, продержать Зика в заточении до родов? — да и его тоже жалко. Как ни крути, куда ни плюнь, но попадешь в человека. С Зиком сейчас и вовсе произошло что-то невероятное: от слов Ханджи у него все перевернулось с ног на голову, а от слов Эрена… разрушился мир? Ливай и близко не знал, что в голове Зика сейчас, но был рад и даже благодарен, что данное накануне обещание сдержано — ему не приказывают и не призывают в бой. Еще несколько минут они сидели в тишине, напряженно вслушиваясь в ход битвы, которая становилась все дальше и дальше. Но после двух идущих подряд взрывов стало совсем тихо. Ливай все еще не владел собственным телом, хотя он уже мог дергать головой. А когда из-за деревьев показалась вся компания, волоча за собой окутанное паром тело Зика, Ливай мог встать. И он встал — потому что не поверил собственным глазам. По всей видимости Зик находился без сознания, вместо ног у него были обрубки, а с живота будто сняли кожу — все туловище перемешало в темную кровавую кашу. Из пресса торчало лезвие УПМ. Одна рука болталась на соплях, второй не было по плечо. Перекошенные очки сползли на кончик носа, плащ сгорел до середины спины. Увидев все это, Хистории поплохело, тут же Микаса увела ее в другую сторону. Ребята приволокли Зика к соседнему дереву и оставили восстанавливаться, скрытым облаком пара. Рядом с ним на землю поставили фонарь со сияющим камнем. Затем все присоединились к Ливаю, только Эрен ушел к девушкам. — Он пытался коснуться Эрена, но тот убегал и убегал. В этой темноте мы расхреначили деревьев десять, не иначе, — проворчал Жан, встав рядом с Ливаем. — И кто попал? — Я, — довольно сказал проворный малый Конни, самый быстрый из них всех. — Молодец, — похвалил Ливай. — У тебя отличная реакция. — Чистая удача, — не преминул сказать Жан. — Да ладно тебе завидовать, лошадиная морда! — Справедливости ради это Жан удачно выпустил те сигнальные ракеты, которые нам все осветили, — вклинился в их спор Армин. — Я бы управился и без них, — настаивал Конни. — Ну да, конечно, именно это ты бы и сделал, — съехидничал Жан. Конни возразил, что шестым чувством знал, в какое место надо бить. Затем пошутил о чем-то, все посмеялись, но Ливай уже не слушал этот молодецкий треп. Его больше занимало, что будет дальше. Как раз к ним спустилась из темноты леса Ханджи, Ливай спросил ее: — Какие наши дальнейшие действия? — Мы решили отдать Звероподобного Хистории прямо сейчас, — ответила она, переводя дух, и положила руку ему на плечо, желая приобнять. — Разве нельзя подождать, пока она не родит? — остановил ее Ливай. — Нет. Лучше не откладывать. — Но почему? — А вдруг завтра нужно будет разрушить Стену немедленно, прямо сейчас? — произнесла Ханджи и убрала руку. — Придется терять время на трансформацию Хистории, а если не успеем — погибнут люди, разрушатся города. К тому же ты все еще подвержен волен Зика. Хватит рисков. Ливай расстроенно признался себе, что она права, и тут же понял, что готов пойти на риск. Может, это просто сказывалось его пришибленное состояние самоубийцы и легкая эйфория от того, что его смерть на сегодня откладывается? «Или, может, тебе просто не хочется убивать его?» — прозвучал в его голове осуждающий голос Ханджи, из-за которого Ливай невольно перевел взгляд на Зика, сидящего во всем великолепии своего плачевного состояния. По сути он уже давно труп, но тело регенерировало — Зик просто вырубился от боли. Во время боя к нему никто не пришел на помощь из его гигантов, как бы он ни орал, поскольку их не было и не могло появиться. Ливая звать он отказался. Парни присоединились к обсуждению, что делать дальше. Ливай слушал их отстраненно, но ему не нравилась легкость, с которой было решено убить Зика и превратить беременную Хисторию в гиганта. Услышав тему, подошел Эрен, но не для того, чтобы что-то предложить, а, скорее помолчать, привычно для своего нового хладнокровного образа. Было ли ему все равно? Или в нем было сочувствие? А если было, то к кому: брату или Хистории? Эрен будто почувствовал его вопрос и резко направил взгляд на Ливая. Они бессмысленно долго смотрели друг на друга в то время, когда Армин жутко рассуждал вслух, что можно поступить гуманнее по отношению к королеве: дождаться родов, а до тех пор держать Зика в заточении, постоянно вырезая часть мозга, тем самым поддерживая его в бессознательном состоянии. Услышанное отразилось на лицах всех сдержанной брезгливостью — вроде бы цель благая, но кто станет заниматься постоянным копошением в мозгах Зика? Эрен пытливо посмотрел в сторону Хистории, а затем вновь на Ливая, словно призывая к действию, защите — надо уберечь королеву от смерти ребенка, помогите же, капитан! Видимо, Ханджи в этом вопросе — кремень, здесь она не собиралась идти на уступки. Ливай ее понимал, но при этом вовсе не желал зла девочке. Ему было обидно за будущую мать. И, если говорить начистоту, особенно обидно за Зика, от которого все на свете отвернулись, даже собственная идея. И, пусть он слегка психован, порой эксцентричен, но все его особенности Ливай чувствовал как свои. После всего произошедшего, он породнился с ним, сросся, и не мог сказать почему. Ливай прервал монолог Армина: — Я думаю, стоит еще раз предложить ему сдаваться. Если он откажет, то сделаем, как вы хотите. Если проявит благоразумие, то пусть живет, а Хистория поедет домой. — Это имеет смысл, — подумав, согласилась Ханджи. — Думаете, после такой встряски у него на место мозги встали? — удивился Конни. — Надо узнать, — в тон ему ответил Ливай. — Кто знает, может, сработает? Он подошел к Зику и вытащил из его живота осколок лезвия. Из дырки потекла кровь вперемешку с желудочным соком, Зик застонал. Ливай сел рядом с ним на корточки так, чтобы остальным не было видно их лиц, и осмотрел повреждения. Кожа лица восстановилась, кроме того очень быстро перестал кровоточить живот, хотя руки все еще находились в плачевном состоянии. Ноги как были оторваны, так и остались, от них не шел пар — сразу ясно, что Зик уже контролирует регенерацию. Значит, уже какое-то время находится в сознании, несмотря на боль. Запах — отстой, сырая кровавая котлета. Ливай коснулся бороды, Зик повернулся к нему голову и посмотрел, как на незнакомца. Его пустой взгляд говорил о поражении. Сломленности, выброшенности, даже душевной бесхозности. Разящая откровенность — Ливай и сам почувствовал себя никому не нужным, хотя всецело принадлежал стороне победивших. Он поправил его очки, погладил по мокрой от влаги бороде и груди. Рука споткнулась о выступающую жестяную табакерку во внутреннем кармане окровавленного пальто, Ливай вытащил ее, вынул сигаретку, чиркнул спичкой о подошву и раскурил табак. Зик дал положить ее себе на губу и затянулся пару раз. Дым валил из его носа и рта, вокруг них встало сизое облако. Вспомнился туманный день, когда Зик решил выведать местоположение Эрена «малой кровью» — изнасилованием капитана лагеря. Но Ливай ничего не выдал, и после своего преступления Зик много курил. Успокаивался. Сейчас он пытался курить так же. — Ну что, я умираю сейчас? — Соглашайся работать на нас. Откажись от «Эвтаназии». Присягни королеве. И мы сделаем вид, что этих трех недель здесь не было. — М-м. И что мне это даст? — Год жизни, который ты сможешь прожить в спокойствии. Зик отреагировал предсказуемо — посмотрел на него с легким осуждением, уже менее сломленно и более возмущенно — а затем уронил взгляд вниз. Ливай сначала подумал, что тот сошел с ума, раз пялится на промежность и думает о непотребствах в такой момент, но на самом деле объектом интереса стала торчащая из рукава веревочка. Ведь можно дернуть за нее или приказать дернуть, чтобы разом всех уесть: уничтожить их обоих, лишить остров Звероподобного, оставить без любимого капитана Разведкорпуса. Вот, что его интересовало на самом деле. Ливай понял, что сильно подставился. — Что-то я недодумал свой план. Люди такие глупые, почему они не хотят все вместе отказаться от размножения? — Они не глупые. Они просто хотят жить. — Это значит, что они глупые. Да, наверное, так и есть. Люди находятся в плену у жизни и выбираться из него не собираются. Их тела созданы, чтобы жить, существовать, а тело Зика и вовсе машина жизни. Неостановимый, пронырливый, настойчивый организм; существо, которому достаточно хоть клетки тела — и оно восстановится целиком. Мысль «смерть — это избавление» могла появиться только в таком организме, обыватели ее вряд ли поймут. А вот Ливай понял. Его тело тоже машина жизни, пусть в разы менее живучая. Оглядываясь назад, он видел, что выживал в безнадежных ситуациях благодаря своим чудесным аккерманским способностям, и в итоге пережил всех, кого любил. В самые тяжелые дни он думал, что лучше бы ему лежать вместе с ними в могиле, и ждал смерти как отставки, как конца бесконечной службы. И, честно говоря, он уже так заколебался с этим лагерем, борьбой с приказами, поясом смертника, что был морально готов все закончить прямо сейчас, но только на своих условиях: Ливая устроит, если с ним в небытие уйдет и Зик. А если Зик продолжит жить и после взрыва, то Ливай точно пас. Нет, так быть не должно! Так дела не делаются, тогда он хочет жить долго и счастливо назло всему! Он пододвинулся ближе к Зику. Если смерть, то только вместе! — У людей никакого чувства ответственности, ведь все эти кошмары, связанные с гигантами, будут продолжаться из года в год… — продолжал ныть Зик. — Люди будут противостоять этим ужасам, им невозможно не противостоять. Поверь мне, как человеку, прослужившему десять лет в Разведкорпусе. Зик губами перекрутил сигаретку и между затяжками, выпуская клубы дыма, спросил: — А что мне делать-то весь оставшийся год, ты случайно не знаешь? — А что ты хочешь? — Я глупый. Я не знаю. Ноль мыслей. — Просто пожить, как обычный человек? — Я похож на обычного человека? — А разве тебе никогда не хотелось бы таким стать? От смешка Зика пепел и остаток сигареты полетели на спаленное пальто. — Я не хочу просто сделать, что они от меня хотят, а потом год лежать в заточении с отрубленными руками-ногами. — А чего ты хочешь? — Не этого. — Я могу гарантировать, что с тобой этого не случится. Могу быть с тобой рядом. Как сейчас. Буду гарантировать твою безопасность. — Неужели пойдешь на это? — Пойду. Мы придумаем, как нам дальше жить, — спокойно согласился Ливай. Он всегда знал, что выйдя за пределы леса на него будут смотреть как на ответственного за Зика — за его побег, смерть, злодеяния. Не приходилось надеяться, что его освободят от этой роли, так что отделаться от приставучего Зика не получится. Придется продолжать их игру, жертвовать собой, поддерживать связь. Раз взялся геройствовать, предотвращать все убийственные порывы Зика, то надо геройствовать до конца, верно? Ему придется отвечать за своего одиозного подопечного, стать его костылем, с которым тот сможет похромать по острову. Только так можно избежать бессмысленных смертей. Им просто друг от друга не избавиться. — Что, ради меня? Я тебе так понравился? Ливай честно не знал, что сказать. В душе было лишь смутное понимание, что да, понравился, но таких душеизматывающих привязанностей и врагу не пожелаешь. — Возможно. — Что «возможно»? Скажи нормально, понравился или нет? — Больше понравился, чем не понравился. Усталый Зик прикрыл глаза и ничего другого спрашивать не стал. По лицу было видно, как он какое-то время держался за свой рушащийся бастион гордости, думал, трезво вычислял лазейки и приемлемые для него варианты развития событий. Но, по всей видимости, их не было: до Хистории в нынешнем состоянии он не доберется, план его логически дефектен, убежать в своей правоте у него сейчас не получится. Он глядел то на веревочку, то на Ливая, то на свои отрубленные ноги. В итоге прекратил бороться и обреченно потянул восстановившуюся руку к торчащей веревке от взрывчатки. В Ливае все застыло — и тут же рухнуло, когда протянутая ладонь сменила курс и с тяжелым шлепком распласталась на коленке Ливая. Зик уныло сказал: — Я сдаюсь. Делай со мной, что хочешь. Со вздохом облегчения Ливай сжал руку Зика. С плеч свалилась тяжесть — наконец-то все разрешилось. Мир в Гигантском лесу! Мир на острове! Мир!

***

Всю последующую неделю население ждало обещанных врагов на подступах к Марии. Каждый день в газетах появлялись все более борзые и злые эссе о противнике, народ бухтел не переставая, собирался в Митрасе то тут, то там, начинал скандировать лозунги «Освободите Эрена!», но протестующих разгоняла полиция. О том, что Эрен на самом деле уже на свободе, массам не сообщалось, держалось в секрете. Правительство бросило все силы на подготовку к переговорам с другими странами, пыталось понять, как вести себя в открывшемся мире, в общем, справлялся с дипломатическим шоком; к их работе приложила руку и Ханджи. Она постоянно пропадала в кабинете Закли, залах совещаний, где-то в коридорах министерств. Наряду с ней в обсуждениях участвовали Пиксис, Найл и Эрен. Разумеется, Азумабито. Зика же держали в застенках шиганшинской тюрьмы. Тот не сопротивлялся и большую часть времени лежал не вставая. Ливай был со всеми и нигде. Много отдыхал, молчал, иногда ходил на собрания, сидел в главном Штабе Разведкорпуса, поднимался на Стену и глядел вдаль, ища незаметно подкравшуюся армию. Навещал Зика в холодной и сырой камере с затхлым воздухом и узеньким горизонтальным окном. Сообщал новости, болтал с ним, но немного — их разговор слышала охрана, и многое сообщать друг другу не получалось. Двусмысленные разговоры Зик не тянул, содержательные — тоже, чтение книг его перестало интересовать, ответам на вопросы о собственном будущем он предпочитал молчание. Когда разговор докучал, то просто отворачивался к стенке и даже огрызался, если Ливай старался продолжить диалог. Будущее Йегера было туманно и никем не определялось. Ливай изначально предлагал Зику жить нормальной жизнью, но тот представлениями об обыденном не делился, возможно, что их и не было. Ливай тоже не знал, что значит быть как все; но так как понимания, что делать с Зиком, у власти не было, приходилось выяснять, чего же хочет Зик. Так что, может, квартирка в городе, свое дело? Дом в деревне, возделывание земли? Жизнь в горной хибаре? Скажи, Зик, что тебе нравится? Но Зик не отвечал, просто отмахивался и отворачивался. Отстань, говорил, не знаю и думать не хочу. «Нет времени, наверное, ведь голова забита самобичеванием», — ерничал про себя Ливай. Дальше этого дело не шло. В день, когда стало известно о приближении войск, Шиганшина была эвакуирована. Ханджи пришла к Зику с сопровождением — бодро рассказала план действий, Зик со всем согласился. Он дал увести себя на Стену, где располагались северные ворота Шиганшины. Там, наверху, его ждал Эрен. Наблюдатели в лице сто четвертого, Ханджи и Ливая тоже были рядом. Зик с безразличием посмотрел на протянутую руку Эрена. Та кровоточила, Зик тоже порезал себя предложенным Ливаем ножом. Рукопожатие длилось буквально секунду, а затем Зик вынул ладонь. Ливай заподозрил неладное и тут же об этом забыл — все внутренние ощущения заглушил рокот рухнувшей шиганшинской пристройки к Стене. При этом Мария даже не шелохнулась, она осталась полностью целой, как и было запланировано. Впереди дрогнули пласты камня, поползли вниз, рухнули оземь. Сто лет стояло, целый век защищало людей, а теперь сломалось, чтобы пойти на врага, как настоящая Стена-защитница, их гордость и щит… В мутном от пыли воздухе возвышались красные силуэты Колоссов. Тела гигантов излучали жар, от которого запросто можно сгореть, и Колоссы несли свой внутренний огонь, чтобы сокрушить им противника. Страшное зрелище, Ливай никогда бы не хотел столкнуться с такой угрозой. Показалось даже, что внизу орут от ужаса. Раздались незнакомые взрывы, залпы огня, вдали в небе медленно летели дирижабли. Зик с Эреном прыгнули вниз и обратились. За ними устремился Армин на УПМ, его подхватил Эрен в новой форме Атакующего — монолитно белой и с виду твердой, как кристалл. Все разом переигралось. Если раньше Ливай сомневался, то теперь ему было ясно как день, что для марейской армии все кончилось. Из открывшихся ворот на лошадях выехал Закли со своей группой военных специалистов — кое-кто из команды Пиксиса, кто-то из подчинения Найла, не обошлось и без хизурцев. Следом за гигантами они медленно двигались по целым дорогам Шиганшины к армии, чтобы вести войну и закончить ее переговорами. Ливай не горел желанием присоединяться к ним. Мало того, что придется смотреть, как размазывает по земле неподготовленных людей, так от него не будет ни малейшей пользы. Он вдел клинки в набедренные ящики, обернулся, чтобы посмотреть на мирный ландшафт за спиной, и неладное вновь вернулось к нему. Ливай замешкался, не понимая, почему так, что изменилось? Он бережно положил ладонь на бедро, но, не зная, как себя потрогать незаметно, замер. Помялся на месте и понял, что ощущения в теле слишком подозрительны, и изменения ему не кажутся. Ханджи приметила его ерзанье, хихикнула и отправила вниз «делать свои дела». Ливай даже не успел поблагодарить ее за это — тут же спустился на УПМ, стремительно ворвался в солдатский нужник, заперся и залез рукой в штаны. Не поверив своим пальцам, воткнувшимся в мягкую горячую расщелину там, где все должно быть плотно и выпукло, он судорожно снял штаны и обнаружил гладкий поросший черными прямыми волосами лобок. Без члена. Нет мошонки. Только женская вульва. — Пизда! — слабо выдохнул Ливай и, задумавшись над произнесенным, повторил уже уверенней и громче: — Пизда! Ощупав себя везде, Ливай находил, что все в прежнем состоянии, только между ног его пол сменился на противоположный. Он вылетел из уборной с такой резкостью, которую на людях никогда себе не позволял. Оседлал первого попавшегося на глаза коня и приказал немедля открыть ему ворота. Изумленные солдаты Гарнизона расступались перед ним и открыли путь, не задавая вопросов. Таращились, как на буйного, но Ливай не замечал. Он пришпорил коня и пустился вперед. Цель — Зик! Цель — вернуть, как было! — Зик, я тебя убью! Но Зик, разумеется, не слышал угроз. Он был далеко и высоко — забравшись на плечо одного из Колоссов, швырял в воздушный флот каменное крошево. По надутой оболочке прошлась волна от удара, дирижабль накренился и начал быстро снижаться. За пределами Шиганшины была страшная разруха, мягкая зеленая равнина превратилась в поле грязи с отпечатанными на ней следами гигантов. Ливай остановился только тогда, когда увидел втоптанную в землю технику и зелено-бурые большие лепешки — раздавленных солдат. Вид поражал настолько, что все мысли разлетались как испуганные мухи. Лопнувшие головы, спрессованные тела… Так вот, значит, как встарь эрдийцы завоевывали марейцев!.. Он стоял и смотрел, пропитываясь страшным моментом. Дух истории распростерся над кошмарным полем, показал арену человеческих судеб, и Ливай не находил себя на ней, настолько она была огромна. А ведь они все на острове считали, что эта альтернатива вымирающим эрдийцам — меньшее из зол. Было ли все происходящее злом? Определенно. Но меньшим ли? Война случилась, как потоп, самосбылась и повторилась. Ливай не хотел ее, не хотел таких побед, но чувствовал, что его желание никого не волнует. Это уже было неважно. На глазах у него кончалась эпоха, ломалась Марейская империя и теперь (а не тогда, четыре года назад), наступало новое будущее. Лошадь с хрипом отфыркивала вспенившуюся слюну, стояла почти загнавшаяся. Гиганты-Колоссы спокойно шли вперед, фронт отдалялся, с каждой минутой множились бессмысленные, ужасные жертвы. В эти секунды умирали сотни, в минуты — тысячи, пачки людей. Маленький обманутый Ливай со своим гневом из-за новых гениталий тут был совершенно неуместен. Впереди ярко вспыхнуло и взорвалось в воздухе — превратился Армин. Заревели титаны, схлестнулись с Воинами, тепловая волна разнесла повсюду запах пороха и горячей земли. Вовсю шла битва за остров. Лишь подступив к ней Ливай прозрел от чинящейся вокруг несправедливости, которой пусть косвенно, но поспособствовал. Война чувствовала его возмущение и отстегнула Ливая от себя, одновременно отстраняя от долга прикрывать боевых товарищей. С него хватит, его боевой путь кончен. Больше он никого в своей жизни не убьет. Он слез с бедной лошади, развернулся и, растерянный, повел ее обратно.