
Пэйринг и персонажи
Описание
Чья мораль выше - отброса или дворянина? А в чём она вообще заключается? Давайте пройдём по закоулкам мыслей ничтожества из графства, что перевернуло историю мира своего.
Примечания
Я не знаю, поэтому не понимаю до конца Оригинального Кейла, но мне кажется нечто из этого ммм могло бы присутствовать в его моральных ориентирах? В любом случае, это не более чем поток сознания из моих мыслей. Надеюсь вам понравится!
Бесчеловечная нравственность
26 марта 2022, 06:22
Мама всегда учила его не делить жизнь на чёрное и белое, говорила не верить на слово и думать своей головой. Его мама была самым умным человеком. Не было в её словах упрёка и ненависти без причины, не была она добра ко всем без разбора. Мама учила всегда смотреть в душу человека, чтобы не остаться брошенным однажды.
Отец был другой. До глупости умный, не умеющий справляться с эмоциями. Там, где мама поддерживала или направляла, отец срывался или чрезмерно опекал. Как бы сильно отец ни любил их с мамой, это было ложью. Он слишком быстро забывал. Кейл забыть не мог, как бы ни старался.
В отце было мало истинно человеческой силы, такой, о которой мама говорила с необычайным трепетом, но была аристократическая. Сломанный он забыл о Кейле, но не забыл о графстве. Он винил, но принял. Такое бывает, отцу нужно было отойти от потери. Кейл винил, но понимал. Боль, правда, это не исцеляло.
Госпожа Виолан была до странности похожа на маму и абсолютно ина. До тошноты грозный взгляд и непонятно мягкое отношение к нему. Странная женщина, будущая мачеха, отталкивала своей аристократичностью и притягивала истинно человеческой силой. Кейл понял то, о чём когда-то говорила ему мама. Но это не означало, что он примет её и её сына.
Алкоголь был странный. Терпкий в одних случаях и донельзя мягкий в других. Обволакивая спокойствием и странной рассудительностью раненую душу, он помогал увидеть нечто иное. Мама говорила судить о людях самому, и он это делал. Да только мысли его были неаристократичны донельзя. Дворяне, по большей части, настолько глупцы по-человечески и так беспечно злы, что даже смешно.
С мира этого странного в своём распределении ролей Кейл бесился и смеялся одновременно. Истинные отбросы, что жизни человеческие ни во что не ставили, были на вершине, а люди с настоящими умами и чистыми сердцами были погребены под тяжестью клейма простолюдинов.
Порой он задавался вопросом, а когда человечество, что в начале своём было едино, изменилось. Некогда единые жизни стали столь отстранёнными, что бросали тех, кто был с ними и в горе, и в радости. Люди не менялись в лучшую сторону, как и вазы разбитые никогда не становились целыми.
Кейл часто слышал, как за спиной у него шептались о том, что ему бы в церковь к Богу Солнца, ублюдку, что оставлял народ гнить в войнах и болезнях, исповедаться. Не верил он в благословления, как не верил в людей. Они не понимали, что от жалоб будет мало смысла, от работы тоже. А может он и в правду был лишь графским баловнем.
Ему всегда, с самого детства было интересно следить за людьми, за тем как на лицах этих непонятных и непонятливых существ появляются эмоции, как они реагируют на его слова. Со временем стало лишь интересней, ставя на место рвавшихся ублюдков, что обижали жён своих и детей, он яро веселился с гнева необъятного. Беспричинного.
Было весело смотреть за дворянами, что так пытались унизить настоящего отброса, что бьёт бутылки в баре с отъявленными пьяницами. В своём уме и чистом рассудке. Он был настоящим сумасшедшим психом, которому было плевать на мораль и принципы, что выстроил не он.
Именно злобное веселье отродья покинутого и заставило его тогда сказать те глупые, совсем не настоящие слова о вине и жизнях людей. Быть избитым было больно, скучно и невесело. Безмолвный уход Рона (без записки, без «прощайте») был болезненным, но кто он ему такой? Всего лишь воспитанник.
Война, что меняет людей порой до неузнаваемости, не тронула принципов Кейла, которые, открывшись вместе с умом незаурядным, сделали его чёртовым героем ублюдских отбросов. Единственное что изменилось в его мировоззрении – отношение к жизни и смерти. То, что раньше он считал священным для правильных людей, оказалось их освобождением, а то, что было обязательно уёбкам, стало их наказаньем. Но даже это не остановило его скорбь.
Иронией было то, что человек, желавший стать богом в итоге осуществил некогда желания Хетьюза, а тот, кто отвергал богов, помог им спасти мир жертвой своей. Смех разбирал его покинутое жизнью тело и разрывал бездыханные лёгкие трупа, что остался с монстрами наедине на поле вечного боя жизни и смерти.