История одного города

      Он до сих пор не знал всего, о чем пели птички, хотя их трели и не сеяли сомнений.       К вечеру небо просветлело, облака распустились и выпустили насыщенную синеву, предтечу ночи. Уже за рулем Митч непроизвольным движением воли набрал номер.       Хотя все, в сущности, было хорошо.       — Что ты знаешь о нашем славянском друге и чего не знаю о нем я?       В это трудно поверить, но он был очень оптимистично настроен. Он питал надежды относительно того, что может узнать, даже не надежды — несбыточные мечты. Он проигрывал в голове сцены: Майло ведет обычную славянскую жизнь где-то за океаном, Майло имеет темное прошлое в составах спецслужб, Майло — почему нет? — доходит до вершины морального разложения только здесь, в штатах. А до этого был ещё вполне сносным.       Майло, Майло, Майло.       Солхайм — где-то на фоне бубнит телевизор, слышен звон посуды, — говорит:       — Я ничего не знаю, Митч, я глух и туп. Ищи другого дурака.       Ожидая своей очереди у перекрестка, Митч смотрит на очередь у уличного банкомата. Прикидывает шансы того, что гоповатого вида парни, стоящие за мужчиной в неплохом костюме, пересчитают его деньги и проводят до ближайшего переулка.       Митч поворачивает. Он говорит:       — Нет, я уже нашёл дурака. Давай, выкладывай, это не проверка.       Солхайм недовольно цокает языком — он наверняка ленится встать с кресла и уйти туда, где беременная жена его не услышит. Он говорит:       — А что мне за это будет?       Митч хмыкает.       — Да ничего.       — О, как много делаем мы для друзей, чего никогда не сделали бы для самих себя, — драматично снисходит Солхайм.       — Опусти вступление, а.       Солхайм умолкает, как и все его многогранное домашнее сопровождение. И, пока Митч терпеливо ждет, его подрезает BMW с тонированными стеклами.       Наконец Солхайм появляется снова.       — Все у него в кармане, — коротко говорит он.       — В смысле, он умеет находить подход к нужным людям?       — Ещё как.       — Всего-то? Не сенсационный материал, Саймон, ты можешь лучше.       Солхайм шумно вздыхает.       — Знаешь, почему он здесь? Не по собственной воле — вот, что я тебе скажу. Дома его арестовали по обвинению в восемнадцати убийствах и перевозили в бронежилете, потому что его выслеживали простые люди с намерением отомстить. Федералам приходилось засекречивать все, чтоб его не растерзала толпа до суда. А теперь он здесь. Он полнейший психопат, которому нечего терять. Надо быть полным отморозком, чтоб провернуть то, что он тогда делал. Наши тюрьмы переполнены именно такими типами — но на родине ему светил смертный приговор.       Солхайм снова умолкает. На этот раз — трагично.       Тем временем Митч подъезжает к дому Майло.       — Да, я понял, — медленно говорит он, — это уже лучше. Узнаешь что-нибудь интересное — дай знать.       Но это все равно ничего не изменит.       Митч сбрасывает звонок и глушит мотор. Осторожно достает ключ — привычный краткий треск растягивается на полноценную фразу, — и вертит в руке, задумчиво оглаживая ребристую поверхность.       Его заполняло что-то темное. Не жгучий гнев или парализующая тоска — то была гладкая, спокойная тьма. Приобретшая роковые очертания того, что нельзя обмануть, неминуемая и хладнокровная, тьма оформлялась в низменный, могучий позыв.       Митч знал, что был отчаянно виноват перед всем миром — за то, что Майло, в свою очередь, просто был собой.       Он берёт бутылку с соседнего сидения и выходит из машины.       — Что это у тебя? — спрашивает Майло, впуская его.       Майло живет как обычный человек — это всегда удивляет. Как обычный человек, разве что немного получше.       Митч необычайно критично оглядывает его. И усмехается.       — Хотел взять водку, но решил, что ты не одобришь мой выбор.       Майло смотрит на него внимательно, чуть наклонив голову. Берет за руку и переплетает пальцы. Улавливает что-то совсем новое во взгляде Митча — и ему нравится то, что он видит.       — Я был бы очень любезен, — кротко говорит он.       — Я знаю, — кивает Митч, и в следующую секунду бутылка со звонким бульканьем разбивается об плиточный пол.       А спустя время Майло, отдышавшись, спрашивает у него:       — Ты голоден?       Едва отступивший от него Митч проводит рукой по волосам, ероша их, и тяжело вздыхает. Пот стекает по его лицу.       — Я бы в душ, если ты не против, — говорит он потерянно, еще не придя в себя.       Майло измученно кивает.       — Будь как дома.       Майло медленно сползает на пол — к стеклянным осколкам, — и закрывает глаза, дыша ровно и размеренно. Митч решает его больше не беспокоить.       Только достает из кармана сложенные вдвое распечатки из участка — оставляет на трюмо в прихожей, чтобы Майло их когда-нибудь самостоятельно нашёл.       В ванной вокруг него выстроилось множество разноцветной мелочи — очевидно, женской, не нужной хозяину дома и бог весть зачем полноправно разбившей лагерь на полках, но Митч об этом не думает. Он закуривает и, стоя под душем, думает о том, как смотрел в немигающие глаза напротив, пока волок Майло к стене.       — Ты же хочешь меня, Митч. Действуй, — сказал ему Майло, выказывая желание быть покорным.       И Митч наступал, грубо сжимая его плечи, а Майло послушно пятился, ведомый чужой рукой, и с восторгом говорил в его губы:       — Что ты хочешь сделать со мной?       И Митч ответил, жестко заткнув его рот своим, прижав его к стене, подняв его руки, с силой сжав его запястья, и Майло понравился такой ответ; он смотрел на Митча с вызовом, приглашая, маня, и был абсолютно спокоен, и дышал тихо, и сердце его билось ровно и прямо.       — Давай, покажи свои зубки, — шептал Майло, и Митча это заводило.       Митч целовал его, по-собственнически вгрызаясь в шею, и Майло подавался вперед, чувствуя, как Митч всасывает его кожу, беспорядочно, неразборчиво бродит по нему губами, и жадно хватает, словно пытаясь сгрести ладонями все его тело, и крепко сжимает его бока, впиваясь пальцами в плоть, и опускается все ниже, пока не сжимает бедро — резко дергает, заставляя поднять и согнуть, открывая его для себя.       — Изнасилуй меня, — на выдохе произнес Майло, когда Митч порывисто повернул его к себе спиной.       Митч спустил с него штаны и сплюнул, и это была их единственная подготовка.       — Используй меня, — тихо стонал вжатый в стену Майло перед тем, как закусить кулак и заглушить этим свой неприлично громкий, болезненный вскрик.       Митч грязно взял его, без жалости и всякой ласки — трахал без промедлений до тех пор, пока не кончил, заталкивал в стену на таран, выбивая из его легких воздух, пока Майло, закусив свою руку, скулил; а потом Митч запихнул в его рот пальцы — глубоко, до рвотного позыва, пока слезы не выступили, — и Майло заткнулся.       Митч думал, что, скорее всего, у Майло даже не встал.       А когда Митч выходит из душа, он видит, что тот, как ни в чем не бывало, растянулся на диване перед телевизором. Митч отмечает, что выебанным Майло все-таки смотрится иначе. Или Митч теперь просто смотрит на него по-другому.       — Это мой халат? — спрашивает Майло, взглянув на него.       — Да, потому что я в твоем доме. Могу снять, — предлагает Митч бесконечно обиходным тоном, для верности протянув руку к поясу.       Майло медленно улыбается.       — Оставляй. И иди сюда.       Он привстает, освобождая для Митча место, и ложится обратно — теперь опуская голову на услужливо подвернувшиеся колени.       — Да, так гораздо лучше, — равнодушно говорит Майло, снова уводя взгляд в телевизор.       Митч же глядит на него — опускает ладонь на его волосы и принимается небрежно, в полной идеалистической иллюзии, гладить. Потом спрашивает:       — Что происходит у тебя в голове?       Майло не отвечает, но польщенно улыбается. И вечер вполне удался.       — Как ты выдумываешь свои маленькие секреты, — продолжает Митч, подперев щеку рукой, и продолжая машинально его гладить.       Майло вдумчиво моргает.       — Я думал, ты не хочешь ничего знать о моих делах.       — Проблема в том, что я знаю о твоих делах, даже если ты мне о них не рассказываешь, — вздыхает Митч. — Потому что ты был прав: городу не нужен мэр, если что-то происходит без его ведома. И делать вид, что это не так, становится все сложнее.       Майло наконец переводит на него взгляд. Глядит с лаской.       — Так ты все еще оказываешь мне услуги, Митч.       — Ты же маньяк, Майло.       Майло в ответ неопределённо мычит — и снова лениво отворачивается.       — Маньяк, сутенер, бандит и хрен знает, кто ещё, — уточняет Митч.       Майло снова поворачивается к нему. Смотрит, ехидно сузив глаза, и ждет, что ещё он скажет.       — И мне не должно быть так хорошо с тобой, — подводит итог Митч.       Майло пару секунд глядит, ничего не выражая. Митчу остается только гадать, о чем тот думает, пока поднимается и основательно садится рядом.       Майло проникновенно смотрит в глаза Митча.       — Но тебе хорошо со мной, — говорит он очень убедительно.       И целует его.       — И я тебе нравлюсь, — с преувеличенным осуждением шепчет Майло.       И целует снова.       — Потому что никто никогда не держал тебя так крепко, никто никогда не просил тебя так настойчиво…       Митч резко выдыхает.       — Блять, Майло…       Майло сжимает его мошонку с поразительной безжалостностью, глядя в глаза своим немигающим взглядом.       — И я готов поспорить, что ты никогда прежде никого не драл так, как меня сегодня, — Майло говорит на полтона ниже, придав голосу серьезность.       Митч смотрит на него, прикрыв глаза. Открывает рот, втягивает воздух и на выдохе произносит:       — Майло. Ты странный.       — И ты по-прежнему хочешь меня. Ты знаешь, что это плохо, но тебя это не останавливает. Ты винишь себя за то, что ничего не можешь с этим поделать. Хочешь так сильно, что это разрушает тебя. Мне нравится это.       Митч нервозно дергает подбородком.       — А ты со мной играешь.       Майло медленно улыбается.       — И ты умный. Это мне тоже нравится.       — Спасибо.       Митч размеренно выдыхает и смотрит на него — Майло вглядывается в его лицо, как в открытую книгу.       — Мне нравится, как ты смотришь на меня, — говорит он. — Без страха.       Митч усмехается.       — Ну, ты же меня не обидишь.       — Нет, — бесшумно смеется Майло. — Ты же покладистый.       Митч решает, что, в сущности, отвечать на это не стоит, и его покладистость свободно утверждается в праве быть. Он говорит:       — Мне уже плевать, что ты маньяк. Проблема в этом.       — Если вопрос стоит так, то ты совершил огромную ошибку.       С насмешливым раздражением Митч берет лицо Майло в свои ладони и отводит его — держит прямо перед собой.       Митч не из тех, кто мирится с положением вещей.       — Скажи мне, что ты когда-нибудь станешь лучше, — с мольбой журит он.       — Я могу стать только хуже, — извиняется Майло, и его голос звучит немного сдавленно.       Митч вздыхает.       — Да, я знаю.       И отпускает его, похлопав по щеке.       — Ты пограничник и не должен выбирать сторону, — изображает участие по-прежнему неизменный Майло. — Качнешься в мою — и все пропало.       Митч улыбается тому, как ловко Майло переводит стрелку, и покладисто принимает это.       — Мы с тобой постоянно переходим границы, — подыгрывает он.       — Я не против время от времени тебя подвозить. До тех пор, пока нам с тобой по пути.       — Ты хотел сказать, пока наши дороги не пересекаются.       Майло приподнимает брови, опускает взгляд. Поджимает губы.       — Да, пока ты не переходишь мою.       Митч фыркает.       — Твоя самоотверженность тебя погубит.       — Ничего не могу с собой поделать.       И в воцарившейся тишине оба молча зареклись впредь практиковать незащищенный вербальный контакт.       Тишина.       Митч вдруг понимает, что что-то не так.       — Почему так тихо? — спрашивает он.       — Я выключил твой телефон, пока ты был в душе, — объясняет Майло.       Митч шарахается в сторону.       — Ты что, сдурел?       Майло невозмутимо смотрит на него. Интересуется:       — Эти штуки производят слишком много шума, тебе не кажется?       Митч готовится высказать ему что-то — а потом слышит, как где-то во внешнем мире открывается входная дверь.       — Осторожно, там стекло, — громко говорит Майло, обернувшись в сторону прихожей, и тише поясняет: — это моя жена.       И без того растерянный Митч окончательно выпадает в осадок.       — Ты женат?       Майло смотрит на него, как на идиота.       — Да.       Митч хмурится.       — А дети есть?       — Может быть, — равнодушно ведёт головой Майло.       Заходит она — большеглазая даже с тем, что томно полусомкнула веки на своем медового оттенка лице, с шелковистой грацией тела, по-королевски хрупкой тонкостью жестов и легким таинственным веянием в тёмном блеске волос, — и вместе с ней заходит параллельное измерение, где все красиво, темно, блестяще и порочно; Митч понимает, что она оттуда же, откуда и Майло, и сделаны они примерно из одного теста.       — Это Вера. Она живёт здесь, — представляет Майло. — Это Митч. Он наш особенный гость сегодня.       — Ну привет, — говорит Митч, и думает о том, что старая подшивка отцовского «плейбоя» в подвале безнадежно устарела.       Не то, чтобы он шокирован — скорее, немного сбит с толку.       — Здравствуй, Митч, — говорит Вера, в то время как Майло поднимается и подходит к ней.        Митч смотрит, как он тянется к ее приоткрытым губам, как всем станом повторяет она его движение, точно импульс — как будто заранее сговорились поцеловать друг друга именно так и именно в этот момент.        Митч слышит, как Майло шепчет:       — Опять стёрла колени.       Митч опускает взгляд и видит, что колени у Веры красные.       — Я не замечаю, — отвечает Вера.       С Майло Митч почти привык не удивляться.       — Он тебе нравится? — спрашивает тот у Веры.       Она клонит голову набок. И улыбается.       Впрочем, в том, что Майло сумел выбрать себе женщину, не было ничего удивительного.       — Да, он ничего.       — И ты ему нравишься. Ты не можешь не нравиться.       — Что мне с ним сделать?       Майло скромно качает головой.       Митч сводит брови.       Майло обращается к нему:       — Хочешь её?       — Хочешь, я тебя поцелую? — подхватывает Вера, и явно использует отработанный навык обольщения.       Брови Митча ползут вверх, и он решает, что ответить ему нечего.       Майло вздыхает.       — Соображай быстрее, Митч, — говорит он, закатывая глаза.       — Почему нет? — осторожно говорит Митч, медленно оглядывая их обоих.       — Это хорошо, — говорит Майло, и жестом приглашает Веру.       Вера целует его, и Митч пытается не забывать о том, что это должно его смутить, хоть и не смущает; Майло вдруг оказывается рядом — кладет руку на его затылок с мягким, но весомым участием, проявляя контроль главенствующего в партии.       — Да, это очень хорошо, — соглашается Митч когда отстраняется от Веры.       — Мило делится со мной только лучшими, — говорит она.       — У вас так принято?       Митч не видит, но спиной чует, что Майло закатил глаза.       — Митч, лучше заткнись.       Митч затыкается и холеные руки Веры умело нежат его грудь, пока он целует Майло.       — Я же говорил, что ты не пожалеешь, — напоминает тот после поцелуя.       — Я уже пожалел.       — После жалеть не будешь.       — Я жалею прямо сейчас.       — Не может быть.       — Я жалею, потому что ты оказался прав. Не люблю, когда ты прав, — расслабленно говорит Митч, не глядя на него.       Майло усмехается и шепчет:       — Продолжай.       — А ты?       — Я посмотрю.       — Так не пойдет, — говорит Митч, пока им занимается Вера.       — Не отвлекайся, — советует Майло. — Можешь представить, что я уже с вами.       — Что?       — Думай о Вере, как о продолжении меня, — отрешенно добавляет он. — А Вера пусть делает с тобой то, что делала бы со мной.       — А ты этого хочешь? — обращается к ней Митч.       Вера рассмеялась.       — Не беспокойся об этом.       — Как же вы похожи, — бормочет Митч — думает о том, что будь он в брюках, Вера бы даже ширинку ему расстегнула точно так же, как это делал Майло.       — Он сегодня уже потрудился, — говорит Майло Вере, глядя ему в глаза. — Я хочу, чтобы с тобой он отдохнул.       Вера тоже взглянула на него — от непривычки под таким откровенным взглядом незнакомой женщины Митчу стало до обморока жарко.       — Отдохнет, — согласилась она, не переставая на него смотреть.       Митч касался её туго стянутых нейлоном ног и слышал, как Майло сказал где-то в стороне:       — В этом ты можешь положиться на меня, как на самого себя. Может, позже я к вам присоединюсь. Но сейчас я хочу посмотреть.

***

      Наутро Митч просыпается в чужой постели, и смутные воспоминания о ночи не заставляют себя ждать. Оглядевшись, он обнаруживает возле себя Веру, и, почему-то у изножья — Майло, лежащего поперек. Только после этого Митч ощущает его тяжесть у себя на ногах.       Митч думает, что кроме него все спят, но стоит ему только шевельнуться, как Майло открывает глаза.       Потом оба без лишнего шума встают: Митч принимается собираться, узнав, что еще недостаточно поздно для того, чтобы он критично опоздал, а Майло ненавязчиво наблюдает за ним, периодически подсказывая очевидные вещи и раздавая разрешения на правах хозяина.       В прихожей все ещё лежат останки разбитой бутылки, и кое-где влажно темнеет её содержимое — Майло великодушно разрешает Митчу об этом не беспокоиться, и сам учтиво не обращает на это никакого внимания.       Задача Майло состоит теперь в том, чтоб отыскать, наконец-то, вчерашний еще жест доброй воли — наткнуться на миниатюрный белый айсберг, выросший на трюмо в прихожей.       — А это что?       — Я думал, ты раньше найдешь, — как будто в попытке уязвить корит его Митч.       А Майло, настойчиво развивая русло делового разговора, отвечает ему — словно они только встретились в начале рабочего дня:       — Времени не было.       И Митч с готовностью берет социальную дистанцию.       — Конечно, ты же такой занятой.       Офисная бумага цвета пыльного хлопка в руках у Майло разворачивается, и он невзначай узнает ее содержимое.       Он закусывает губу, как будто от удовольствия.       И легко улыбается.       — С ума сойти…       Когда Майло начинает ластиться к Митчу, тот дергает плечами и отходит в сторону. Раздраженно вскидывается:       — Отвали, я не хочу опаздывать.       — Как тут удержаться, — с тенью задора шепчет ему Майло, вновь настигая и прижимаясь к нему — хватает, жмет, давит, неумолимо тянет к себе.       Митч резко меняет курс — вот уже снова жмет Майло к стене, притом пристукнув об нее, словно в желании отрезвить или показать в действии серьезность намерений.       Митч приближается и шепчет:       — Уймись уже, чудила.       Майло смотрит на него. Не шевелится, не протестует — смотрит в глаза и переспрашивает:       — Чудила?       Митч с улыбкой отводит взгляд.       — Первое, что в голову пришло.       Майло покачивает головой, словно примеряясь.       — Мне нравится, — говорит он.       С минуту они смотрят друг на друга.       — Я ухожу, — не двигаясь с места наконец говорит Митч.       — Если тебе так хочется, — равнодушно ведет головой Майло.       Митч закусывает губу.       — Мне слишком много всего хочется. Поэтому я ухожу.       И Майло улыбается.       А в следующем часу, стоя около Митча на широкой полосе песка около озера, Майк говорит:       — Смотри, что я вчера нашел под ковриком в машине, — и показывает ему крошечный пакетик с мутноватыми кристаллами.       Майк уже сунул пакетик в пакет побольше.       — Срань господня, — Митч морщится. — Закинь это в участок. А лучше давай сюда, сам отвезу. Эта хрень что, с них сыпется?       Майк фыркает.       — Да если бы.       Митч забирает пакет и сует в карман. Мокрый воздух свежо оседает в лёгких — ему даже не хочется курить.       — Так почему вчера все сорвалось?       — Потому, что Паунд не принял товар, — замученно вздыхает Майк, усталый от низких социальных ответственностей. — Мы, как идиоты, просто так ездили туда-сюда.       Митч смеется.       — Похоже, ему пора на покой.       — Для меня он отныне будет на покое — никогда больше никаких дел с ним иметь не хочу.       — Федералы нашли себе отличного осведомителя, — замечает Митч.       Майк бросает на него проницательный взгляд.       — Видок такой, как будто ты вчера провел время хорошо.       Митч усмехается.       — Расскажу — не поверишь.       — Давай уже, — Майк слегка пихает его локтем в бок.       Митч задумался.       — Нет, я бы правда не стал рассказывать, — честно говорит он.       Майк кивает.       — Но ты в порядке?       — Лучше, чем когда-либо.       Они стоят молча — озеро блестит полированным мрамором, и ясное небо с утренним солнцем на нем щедро орошает воду зыбким серебром.       Вдруг Майк усмехается.       — Угадай, от кого у Паунда должна была прийти поставка.       — С чего бы?       — Это проще, чем ты думаешь.       Митч пару секунд смотрит на брата, не понимая, к чему он ведёт, а потом со вздохом отворачивается.       — Да ладно?       — Да, — многозначительно кивает Майк, — именно.       — Это забавно, — с улыбкой ведет головой Митч.       — Ага. Но если я еще хоть раз услышу имя Майло в ближайшие дни, это будет уже слишком.       Вода с прогалинами суден блестит, качая ворс прибрежных трав. Начинается новый день.