Удержи меня рядом

Октябрь 1941 года выдался на редкость промозглым, мокрым и очень холодным. В военное время всё кажется немного иным, чем на самом деле. Ярче, отчетливее, что ли. Практически всё мужское население Советского союза « от мала до велика совместными усилиями изо дня в день предпринимали все возможные попытки изгнать со своей земли немецкую заразу. Мужчины гибли сотнями. Каждый Божий день.  Люди страстно желали жить мирно и наслаждаться жизнью: любить, дружить и просто жить. Всего лишь благодарить Господа за мирное небо над головой. Но такого, увы, сейчас и в помине не было. Каждый советский мужчина самоотверженно сражался за Родину, и в глубине души крайне надеялся на то, что после этой проклятой войны ещё обнимет свою жену, детей и иных дорогих смелому солдатскому сердцу людей. Когда в город Тарусу, что находится в Калужской области, всё-таки, пришли немецкие захватчики, то сразу же оккупировали его. Произошло данное роковое событие именно 24 октября 1941 года. Распорядок в маленьком городке был жёстче некуда: в комендантский час нельзя было покидать своё жилище; здоровых молодых мужчин расстреливали сразу же, в упор. Кроме того, жители Тарусы обязаны были снабжать немцев свежим молоком (по три литра в день с каждой семьи, держащей корову); яйцами (по много штук за сутки с каждой семьи) и предоставлять другое продовольствие, в том числе, одежду, а иногда и постельные принадлежности. В тот самый болезненный момент, когда в их дом абсолютно бесцеремонно вломились трое вооружённых фашистов, семнадцатилетняя Катерина вздрогнула. Лишь вздрогнула, однако заставила себя подавить крик отчаяния и ужаса. Немцы сразу же направились в светлую крохотную кухоньку. Там они сразу же обнаружили главу семейства — Василия Абрамова, сорока трёх лет от роду. Мужчина даже не встал из-за стола, просто-напросто лицезрел с невиданным за ним раньше равнодушием, как немецкие скоты бьют настенные иконы и переворачивают всё вокруг вверх дном. — Папа! Папочка!… — громко закричала пятилетняя девочка, а затем, разразилась громкими рыданиями. — Молчи, Надюшка, молчи, — промолвил Абрамов одними губами. Катюша вышла в сени, а затем уселась аккурат возле своего отца. — Что-то ценное имеется в вашем доме? — грозно спросил на  немецком языке самый высокий фашист. И по-видимому, самый старший из них. — У нас вообще ничего нет, — бросила Катерина, подавив в себе жгучую неприязнь, всё так же, на немецком. Катя хорошо изучила в школе основы немецкого языка, да и не только основы, и сейчас могла вполне сносно изъясняться на нём.  Немецкий ей очень нравился, поэтому по немецкому у Катерины стояло всегда лишь «отлично». — Ты владеешь нашим языком?… — крайне изумлённо спросил всё тот же немецкий захватчик. — Я владею вашим языком вполне прилично. Но вдобавок, я всё понимаю на слух, — уточнила Екатерина. — Это очень даже хорошо. Значит, ты нам очень пригодишься. В отличие от твоего папочки, — на этих словах немец гадко ухмыльнулся. Катя сглотнула от страха, однако совсем не подала вида. — Документы при себе есть? — спросил у главы семейства второй немец. Екатерина тотчас же перевела отцу сказанную немцем реплику. — Нет у меня никаких документов! Чтоб вы сдохли, мрази гитлеровские!… Я никогда вам не подчинюсь, и мои дети тоже! Будьте вы прокляты! Прокляты!… — вскричал Василий Абрамов. — Нехорошо, — коротко бросил первый немецкий захватчик, и глаза его загорелись очень недобрым огнём… Отчаянно сопротивляющегося Василия зачем-то под руки увели за пределы дома. Немец и Катерина остались наедине.  Когда молодой парень силком повёл её в спальню, Советская девушка поняла всё в одночасье. Ею хотят воспользоваться. Но что делать?… Куда бежать?…  Она обречена. Когда вражеский солдат толкнул девушку на кровать, Катя заплакала. — Не надо… — прошептала она по-немецки сквозь прерывистые рыдания. Однако враг совсем не обратил внимания на мольбы ненавистной ему русской. Он резко разорвал на Катюше платье и бельё, торопливо снял форменные брюки… Что было дальше, Катя и вспоминать совсем не хочет: в страшном сне никому такого не пожелаешь… Когда всё закончилось, немец прошипел: — Schmutzige sowjetische Prostituierte!.. Грязная Советская проститутка! Затем — солдат удалился. Катя придала своему корпусу вертикальное положение и спустила дрожащие ноги на пол. Слёзы хлынули у неё из глаз. Сейчас они застилали глаза, а отчаяние затуманивало разум, не предоставляя возможности трезво мыслить. Прошло минут пятнадцать прежде чем немцы вернулись в полном составе. И привели зачем-то обратно их с Надюшкой отца. — Твари немецкие!.. Подонки!.. Сволочи!.. Что же вы сделали с моей родной дочерью?!.. — вскричал вдруг глава семейства, заметив в углу кухоньки содрогающуюся от беззвучных рыданий Катюшу. Катя не успела и рта раскрыть, как её папа вдруг бросился с кулаками на первого немецкого захватчика… Завязалась очень жестокая потасовка. Екатерина, схватив маленькую голосившую Надюшку в охапку, ринулась на выход из дома. И не зря: чуть погодя, немцы, словно трусливые псы, поджав «хвосты», пулей вылетели из помещения, аккурат вслед за Катериной. Деревянный дом вспыхнул. Словно спичка. Моментально. Катя прикрыла рот ладонью, сдерживая рвущийся наружу крик отчаяния: её родной отец, Василий, остался в задорно горевшем сейчас родном здании… — Надюша!.. Надя!.. Постой, пожалуйста, здесь!.. Я сейчас!.. — вскричала Екатерина и уже хотела было ринуться в то место, охваченное пламенем, где прежде у дома была дверь, однако внезапно один из фашистов грубо схватил русскую девушку за руку: — Ты куда это собралась, а?!.. — полилась немецкая речь. — Пустите!.. Там остался мой отец!.. — вскричала Катерина по-немецки, отчаянно пытаясь вырвать свою хрупкую руку из железной хватки неприятеля. — С этого момента — ты работаешь на нас! И поэтому, сейчас ты безо всякого сопротивления, абсолютно добровольно поедешь с нами! — Никогда!.. Никогда этого не будет!. Слышите?!.. — Либо жизнь и ты работаешь на нас в качестве переводчика, либо ты просто умрёшь, поняла?!… Катерина сглотнула. Что же ей оставалась делать?.. Сейчас она стояла перед весьма нелёгким выбором: лишиться в одночасье своей жизни, либо стать Предательницей и работать, скорее всего, до конца дней своих на мерзких фашистов… Сделаться Предательницей Советского Союза. Навсегда. Недолго думая, Катя второпях выпалила: — Хорошо, я согласна! — Я и не сомневался, девочка, что твоё решение будет именно таким. А кому жизнь его не дорога?.. — страшно ухмыльнулся немец, сразу же отпустив ручку Катерины. Когда Катя добровольно садилась в немецкий автомобиль уже без Надюшки, ни одной эмоции нельзя было разглядеть на выразительном, однако абсолютно каменном лице юной Екатерины: её лицо в одночасье стало холодным и совсем непроницаемым… Ведь наверняка не только как в непомерно талантливом переводчике гитлеровцы заинтересованы в ней…