Чувствительный

      Тодороки слишком чувствительный        Бакуго не смог бы об этом забыть ни при каком раскладе. Стоило лишь однажды уловить чужую дрожь при банальном прикосновении к оголенному плечу.       Сначала его злила реакция парня, потом ставила в тупик, ещё чуть позже появился интерес. Кацуки изначально думал, что Шото противны или как минимум неприятны его касания, но потом заметил, что тот так реагирует на любой контакт с его кожей не через одежду.       Когда они начали встречаться, то у Бакуго появилась большая возможность на исследования. Открытие его шокировало. Тодороки был одним сплошным нервом. Он панически замирал, стоило только положить ему подбородок на плечо или провести рукой по оголенному боку. Кацуки предполагал, что дело крылось в его детстве, в котором тот получал в основном побои от Старателя.       Шото передергивал плечами в дискомфорте, когда ощущений становилось слишком много, обозначая, что ему нужна передышка. При этом у него глаза принимали настолько виноватое выражение, что Бакуго был готов подорвать самого себя. Кацуки понадобилось очень много времени, чтобы приспособиться и доставлять своими прикосновениями удовольствие, а не желание спрятаться. Шото же учился не вздрагивать каждый раз, а иногда и быть самому инициатором банальных объятий.       Это ожидаемо принесло проблему в их сексуальной жизни. Тодороки выгибало от каждого поцелуя уже в районе шеи, что уж говорить о нижней части тела. Он дрожал под тяжелым телом, едва сдерживая голос. Ему было слишком приятно. Но в какой-то момент ощущений становилось слишком много, вплоть до того, что удовольствие перерастало в боль и панику. Однажды Бакуго перестарался, лаская его соски и бедра, вызвав неприятные ощущения. Шото попытался оттолкнуть его ослабевшими руками, но тот слишком увлекся, продолжая вылизывать и массировать еще активнее. В себя того привел панический всхлип от тела под ним, усердно пытающегося утереть выступившие от чувства уязвимости слезы. Бакуго тогда чуть инфаркт не словил, отлетая от парня в другой конец кровати. Пара секунд ему понадобилась на осмысливание произошедшего, чтобы потом закутать дрожащего Шото в одеяло, налить воды и прижать к своей груди, пытаясь успокоить. Кацуки после этого еще долго не притронется к нему, сдерживаясь, чтобы не зажать нарывающегося половинчатого в ближайшей подсобке. Правда его терпение лопнет, когда в один из вечеров Шото придёт к нему сам и усядется на бедрах, прижимаясь и выпрашивая ласку, к которой он стал привыкать. Раз приручил, теперь почеши спинку.

***

      Тодороки тихо застонал от поцелуя в ключицу, чувствуя уползающую с плеч рубашку. Жар уже привычно охватывал его тело, заставляя плавиться под чужими руками. Бакуго мягко толкнул его на кровать и навис сверху, целуя. Шото раньше бы никогда не подумал, что тот окажется в постели настолько чутким. Кацуки буквально упивался его удовольствием, доводя до точки невозврата. Вот и сейчас он покрывал легкими поцелуями его плечи, не забывая возвращаться к губам, захватывая по пути всё, до чего мог дотянуться: щеки, обожженная кожа вокруг глаза, скулы. Тодороки только и мог что кусать губы в попытках сдержать голос, тело не слушалось, руки скользили по плечам и рукам парня над ним, беспощадно комкая некогда идеально выглаженную рубашку.       Бакуго, чуть ли не урча, спускался поцелуями по его груди, но старательно обходя нежную кожу сосков. Сегодня не хочется заканчивать быстро, у них есть время насладиться друг другом. Чуть прикусывая нежную кожу поджимающегося живота, он не забывал следить за состоянием партнера. Вот, губы Шото чуть дрогнули в неестественном изгибе, значит, нужно дать передышку и вернуться к поцелуям. Можно продолжить гладить слегка выгибающееся ему навстречу тело, заглушить пару стонов самостоятельно, давая отдохнуть искусанным губам. Тодороки был в такие моменты горячим с обеих сторон, обжигающим. Он обхватил руками Бакуго за шею и крепко поцеловал, вскидывая бедра и проезжаясь по чужому возбуждению, выбивая глухой рык.       Можно продолжить. Руки Кацуки шустро разобрались с ремнем и брюками парня, оставляя их лежать на полу бесформенной кучей. Жаркие поцелуи перешли на внутреннюю сторону бедер, досталось даже коленке. Бакуго широко облизывал участок кожи, чтобы позже чуть прикусить его острыми зубами так, чтобы не доставить боли. Сейчас это позволено, так как Шото превратился в ничего не соображающую желейную массу и эти укусы стали приносить лишь удовольствие. Кацуки стащил нижнее бельё с партнера, вызывая мурашки от скользнувшей по возбуждению прохлады. Шото хлопал уже совсем осоловелыми глазами, но это не помешало ему в рекордные сроки расправиться с чужим ремнем и брюками. Рубашка уже давно бесследно пропала. Бакуго уверенно поцеловал его, долго вылизывая горячий рот и вырывая протяжные стоны.       Ему пришлось оторваться от партнера на пару мгновений, чтобы взять смазку с тумбочки. По возвращении он смог полюбоваться румянцем на обычно невозмутимом лице и красными зацелованными губами, с которыми Тодороки сегодня уже точно на люди не покажется. Бакуго мягко подхватил его под коленом, забрасывая правую ногу себе на плечо для большего удобства. Хоть он делал так всегда, Шото снова залился краской еще больше, отводя взгляд от своей смущающей позы. Кацуки снова наклонился к нему, глубоко целуя. — Скажи мне, если нужен будет перерыв, — вечное напоминание, уже как ритуал. Шото не сразу воспринимает слова, но кивает, снова потянувшись за поцелуем.       Смазка на руках немного холодит, поэтому Бакуго чуть разогревает ее, прежде чем коснуться напряженного колечка мышц. Тодороки уже не требуется много времени на расслабление, он с шумным вздохом принимает в себя палец на пару фаланг, а потом и целиком. Голова идет кругом, и остается только жалобно стонать, ощущая, как палец плавно распределяет смазку по стенкам прохода, совершая легкие поступательные движения. Бакуго внимательно следит за лицом партнера, дыханием, руками, стискивающими его плечи, только бы не пропустить намек на причиненную боль. Но Шото слишком расслаблен, послушно принимая и второй смазанный палец, мягко пульсируя на них. Кацуки осторожно разводит пальцы, подготавливая как можно тщательнее, прокручивает, ощупывает стенки. Такая подготовка может показаться излишней, так как с последнего раза прошло не так много времени, но Бакуго не может допустить и намека на боль, ведь для чувствительного в своей беззащитности Тодороки это может стать по-настоящему неприятно.       Третий палец проскальзывает без особых усилий, проезжаясь особо удачно, выбивая из Шото сиплый вскрик. Он жмурится, двуцветная челка прилипла к покрытому испариной лбу, дыхание стало совсем сбивчивым. Бакуго сощуривается, будто что-то задумал, но не успевает парень и подумать об этом, как чужие пальцы входят особенно глубоко, а горячий рот накрывает головку его члена. Тодороки вскрикивает, дергаясь, и, кажется, на минуту вообще выпадает из реальности. Кацуки чувствует, как тот конвульсивно сжался на его пальцах, и не двигается, не прикасаясь и давая возможность прийти в себя. Шото вскоре открывает влажные блестящие глаза и тянется руками к парню, выпрашивая поцелуй. Бакуго отвечает мягко, не проникая в рот, с намерением успокоить и расслабить. — Всё хорошо, — тихонько заверяют его, подталкивая ногой на плече к продолжению.       Ещё один несомненный плюс в Тодороки в том, что он быстро возбуждается, достаточно проложить дорожку поцелуев от шеи до пупка, не забыв обвести тот языком, и подуть на чувствительные соски. Бакуго осторожно вынул пальцы из расслабленного прохода и вернул их, добавив ещё смазки. Шото после оргазма стал чуть более вменяемым, осознающим свои ощущения, поэтому сейчас ёрзал, занимая более удобную позицию для приятного продолжения.       Бакуго вынул пальцы, предварительно широко разведя их, проверяя готовность мышц. Сочтя растяжку хорошей, он завозился, вспоминая про подушечку для поясницы, заставив Шото закатить глаза. Убедившись, что парень лежит в удобном положении, Кацуки наконец с протяжным вздохом избавился от нижнего белья. Обильно смазав член, он взял снова смутившегося Тодороки под колени, раскрывая его.       С первым толчком Бакуго вошел наполовину, погружаясь в мягкое влажное нутро, со вторым по основание, соприкасаясь с чужими бедрами. Шото выгнулся, опираясь на лопатки и стискивая покрывало под ними. Он тяжело дышал, весь красный, пытался справиться со слишком яркими ощущениями. Кацуки плавно покачивался, наслаждаясь пульсацией мышц и ощущением крепко стиснутых бедер вокруг него. Убедившись, что парень готов продолжить, он медленно выскользнул и снова погрузился на всю длину, наслаждаясь совершенно потрясающим звуком хлюпающей смазки. Шото правда восторга не оценил, пряча алеющие скулы в ткани подушки, но тут же забыл об этом, стоило только Бакуго сделать новый, более резкий толчок.       Кацуки иногда чувствовал себя маньяком, наслаждающимся агонией жертвы. Тодороки настолько чувственно реагировал на любые касания, дыхание в опасной близости от него, так потрясающе сжимался, послушно позволяя раскрывать его на максимум и любоваться, как член исчезает во влажной глубине. Шото трясет головой, пытаясь сбить смущение, ахает от особо глубоких толчков, оставляет царапины на спине Бакуго, что наклонился к нему за поцелуем, чтобы заглушить нарастающие по громкости стоны.       Комнату наполнили звуки мокрых шлепков, обрывистых вздохов и тихих ругательств Кацуки, когда становилось совсем хорошо. Тодороки не нужно было много, стоило лишь обхватить горячим ртом напряженный сосок, как он выгнулся, стискивая парня ногами, с совершенно непередаваемым выражением измученного удовольствием лица. Бакуго ощутил, как Шото сжался на его члене, и тут же кончил за ним, плотно прижимаясь бедрами.       В голове звенело, а перед глазами мелькали цветные круги. Кацуки лежал на груди парня, так и не выйдя из него, отрешенно прислушиваясь к чужому обрывистому дыханию. Тодороки через пару минут отмер, дрожащими руками зарываясь ему в волосы, расслабляя и обозначая, что с ним всё хорошо.       Бакуго слишком любит Тодороки Шото, и только ему позволено быть с ним так близко.