Topaz and Cornflower

Первые несколько часов после ухода Геральта Лютик был занят. Он усадил Клару в перевязку и принялся за уборку — настолько тщательную, насколько был способен. Лютик вытер подоконник, скорчив гримасу при виде свернувшихся калачиком мёртвых пауков, которых ему пришлось выбросить наружу, и разложил свои скудные пожитки на полках. Через некоторое время Клара потеряла интерес к его усилиям и захныкала в перевязке у него на спине, поэтому Лютик позволил ей сесть на недавно подметённый пол и поиграть с носком. Пока она развлекалась, чередуя сидение и грациозное скольжение на животе с носком в своём толстом маленьком кулачке, Лютик направился к столу, чтобы прибрать некоторые вещи, оставленные Геральтом. Там была книга, которую альфа купил в ломбарде — очевидно, бестиарий, который, по мнению Лютика, был разумной покупкой для охотника на монстров, — запасной комплект нарукавных щитков, сломанная привязь Плотвы, которую Геральт собирался починить, и три кожаных шнурка, которые, как Лютик заметил, ведьмак использовал, чтобы собирать волосы. Сперва Лютик убрал конскую упряжь и доспехи, подобрав для них такие места, где они смотрелись более-менее гармонично. Затем он взялся за бестиарий, но задумался — не оставить ли эту огромную книгу на столе? И замер: под книгой что-то лежало. Сдвинув огромный том в сторону, омега обнаружил под ним бумагу. Он нахмурился: на лицевой стороне листа посередине было написано его имя. Красивый чёткий почерк мог принадлежать только Геральту. Лютик с любопытством перевернул листок. «Лю, проверь свои ботинки». Омега нахмурился ещё сильнее. «Загляни в них». Лютик перевернул листок в ожидании продолжения, но на обратной стороне только значилось его имя. Заглянуть в ботинки? Они стояли у двери — там, где он их оставил. Положив бумагу обратно на стол, Лютик подошёл к ним и присел на корточки, гадая, что, чёрт возьми, пришло Геральту в голову. Не зная, чего ожидать, омега заглянул в ботинки. А затем, озадаченный, вытащил из ботинка бумажный свёрток. — О, — пробормотал он себе под нос. — Я это узнаю. Он повертел свёрток в руках. Это была другая вещь, которую Геральт купил в ломбарде — та, о которой он отказался рассказывать. И вот этот свёрток оказался у Лютика в ботинке, и к нему была приколота ещё одна записка. «Лю! Может быть, мне следовало отдать тебе его раньше, но я хотел, чтобы он оказался у тебя, когда я уйду. Пусть лежит в ботинке, если ты вдруг куда-то соберёшься. Я уверен, что ты знаешь, как им пользоваться, но если хочешь, я научу тебя ещё чему-нибудь, когда вернусь. Геральт». Лютик трижды перечитал записку, распираемый любопытством. Он разорвал бумагу, бросив её клочки на пол. И тут у него перехватило дыхание: в его руках оказался небольшой ножик в потёртых кожаных ножнах. Его деревянная рукоятка была в форме птичьей головы. Нож… Геральт оставил ему нож. Подарок был со смыслом, и Лютик это понял. Нож означал самооборону. Чтобы Лютик мог защитить себя и своего ребёнка, не полагаясь на Геральта, когда его не будет рядом. Лютик не сомневался, что мог бы справиться не хуже ведьмака, ножа или ещё чего-то, но… «Я научу тебя ещё чему-нибудь, когда вернусь». По спине омеги пробежали мурашки в предвкушении уроков самообороны. Он мог положиться на Геральта и знал это. Как и то, что в глубине души хотел положиться на Геральта. Но ведь есть разница между тем, чтобы положиться на человека и быть абсолютно беспомощным в его отсутствие… И вот Геральт оставил ему нож. Лютик благоговейно вытащил его из ножен. Лезвие слегка поблёскивало. Омега медленно повернул его, наблюдая, как свет стекает по острому краю. Клара приметила новенький блестящий предмет у Лютика в руках, и, заинтересовавшись, подползла к нему. Омега поспешно вложил нож обратно в ножны, которые потом снова засунул в ботинок. Клара начала плакать. — Ох, милая, — жалостливо улыбнулся ей Лютик и повернулся, чтобы взять малышку на руки. — Я был бы очень плохим папой, если бы дал тебе играть с ножом, не правда ли? В ответ Клара заплакала ещё сильнее, и Лютик понял, что она проголодалась. — Мне тоже хочется плакать, когда я голоден, — успокаивающе произнёс он, покачивая Клару на руках. — Но ничего страшного. Мы ведь легко можем это исправить, да? — Лютик легко коснулся кончиком пальца её носа: Клара была хорошенькая, даже когда плакала. — Что ж, давай-ка поищем нам с тобой что-нибудь поесть, — свободной рукой омега нежно погладил свой живот: он помнил, что там росла новая жизнь. — Я тоже проголодался. Лютик съел немного хлеба и дал Кларе гороховое пюре и бутылочку с козьим молоком. Когда малышка наелась и захотела спать, Лютик, не задумываясь, сгрёб все одеяла к изголовью кровати и начал их укладывать. Только после нескольких минут рассеянного взбивания одеял он осознал, что гнездится. Эта мысль вызвала в нём череду разных эмоций, пробежавших по позвоночнику. До этого ему редко удавалось устроить где-то гнездо, хотя он и чувствовал себя комфортнее в окружении одеял и подушек. При этом необходимость гнездиться, когда у него не начиналась течка и он не рожал, могла означать лишь то, что Лютик нервничал сильнее, чем думал. Пытаясь игнорировать тревогу из-за отъезда Геральта, Лютик старательно разглаживал складки на одеялах до тех пор, пока они не стали идеально ровными. Когда гнездо стало выглядеть настолько хорошо, насколько это было возможно, омега вытащил Клару из колыбельки, где она сонно бормотала себе под нос, и юркнул вместе с ней в аккуратно сложенные одеяла. Там он встал на четвереньки, уткнувшись в рубашку Геральта, которую положил у изголовья. Клара развлекала себя сама, бродя по небольшому гнёздышку кругами. Хорошо, что места было мало — малышка часто шаталась, теряла равновесие и опиралась на мягкие стенки из одеял. Лютик наблюдал, как она схватила угол подушки, щебеча что-то себе под нос, и запихнула его в рот. Омега потянул её к себе, но она ухватила конец подушки железной хваткой в свои крошечные кулачки. — Ну, ты чего, — пробормотал Лютик. — Дорогая, у тебя текут слюни, — Клара в ответ жалобно булькнула, и он провёл тыльной стороной костяшки пальца по её круглой щёчке. — Зубки режутся? Уже? — Клара продолжила жевать подушку, а Лютик вздохнул и потёр собственную челюсть. — Не это у нас с тобой должно быть общее. Когда Кларе надоело жевать подушку, Лютик притянул её к себе и обнял, защищая от всего мира. Стены его импровизированного гнезда были не так высоки, как ему хотелось, но с этим ничего нельзя было поделать, да и в принципе его базовые потребности были удовлетворены. У Лютика было вдоволь одеял и подушек, чтобы заглушить свой инстинкт гнездования в полной мере, когда он жил у отца-альфы Клары, но это, по его опыту, было скорее исключением, чем правилом. Обычно лучшее, на что он мог рассчитывать — запасной комплект простыней, а худшее — холодный голый пол. И теперь он лежал в тёплой мягкой постели, где соорудил себе гнездо — просто потому, что захотел, и прижимал к себе дочь. Что ещё нужно? Поначалу Лютик лежал и пытался избавиться от беспокойства, а потом погрузился в неглубокий сон.