на троих собачья упряжка

бездумно чухать за ухом мондштадских щенков — это у них, «детворы», в общепринятом смысле обычай. такой же, как пускать по ветру семена одуванчиков или красть у рагнвиндров кислющий виноград чтобы папа пил меньше. пьющие много папы — тоже своего рода обычай. с мелочью из вольфендома беннет так и не отучился задерживать дыхание, хотя слышал не раз хриплое и вдоль-поперек нейтральное "захотят — откусят". это сейчас рейзор ластится, лижет лицо и сам льнет к руке, предположительно, даже не горячей яичницы ради, а тогда из лесу мигом выпроваживал. сразу разглядел паршивого. не место, мол, ручным, домом пахнет, жизнью лучшей — загрызут. если не как чужака, то из зависти. все на том, иди, ступай. — крюки волчьи нужны — зови. а он и позвал, провопил до конца не сломавшимся голосом. и его белый клык вернулся домой, перепачкав пасть мясным соком. и молчащее "удерешь, вот сейчас" беннет считал сам, без помощи прилипшего к коже хребта — может потому так отчаянно толкнулся навстречу. разъеби, разъеби. давай, волчонок, вышиби мне мозги. а потом оказалось, что выбирать костяную стружку из дырявых желтых клыков пытка еще та — самое то для ничтожества, никчемного его языка. — да ты пророк. — нет. ты из города. все из города попадают в неприятности. приносят неприятности. — всего-то вывихнутый голеностоп. но твои крюки впрямь пригодились. — зачем еще ходить в вольфендом? — а вкусные? ну, твои крюки. — не мои. лесные. волчьи крюки. трава не нравится. — крюки волчьи. ты — волк. значит, твои. хочешь ветчину? ветчина это мясо. не знаю как готовится, но вкусное, дорогое. я умею только яичницу. яичница из яиц. если так подумать, это не трава, но и не мясо. так что просто попробуешь, хорошо? и все классно, рейзор привыкает есть его подгоревшую яичницу, потому что беннет, по правде, боится приносить не свою — у него-то руки-крюки, у него-то всегда через жопу. променяет на кого получше и тогда пепельного мальчика непременно унесет морским бризом, от стыда и недоедания. обманывать классно. проще всего. как раз для него и недалекого волчонка. жаль, ошейник не оценил — а беннет специально выбирал, по своей шее размер сверял. беннет тогда затупил не по-детски, конечно. он не помнит как они знакомятся. кажется, он снова ломает себе что-то или ловит стрелу незнакомца вместо кабана. но важно не то. важно, что рейзор бежит за брошенной палкой, а тарталья сам командует фас, и как бы беннет не привык целовать вонючую пасть своего хуже лучше по рангу в зависимости от настроения друга любовь хорошего мальчика, кожанные перчатки и не на его холке — трагедия, ни отнять, ни прибавить, крах. от его улыбки у беннета дрожат поджилки и страшно хочется не накосячить вновь — только б не проебать доверие. и свой шанс получить в зубы. он знает, он заметил — рыжей лайкой в бойню рвется тарталья далеко не ради него и уж тем более не ради его дружка, в рыжей лайке есть что-то от крупного хищника, рыжая лайка с легкостью могла бы стать волкодавом или стащить с беннета скальп (хорошо, что пока только заставляет натянуть шапку в горах). у рыжей лайки своя, особая, неутолимая жажда крови и особенно крепкое тело, и грудь такая крепкая, что вот бы раздавил, а он попробует взвыть, притвориться волчонком. скрыть в себе шавку. рыжая лайка умеет действовать по команде сама — беннет видел, видел печать снежной, и как сильно у тартальи горят глаза. он не разрешает и думать о прикосновениях к письмам, и беннет только жалобно скулит. не вслух, конечно, но все равно тошнит и тарталья не может удержаться от смешка. огненной водицы залпом из рюмки. капля по бодбородку — у беннета не первый, но все равно стояк и судорожное спаси барбатос. спаси? ну приди отсоси не знаю. беннет уверен, что неплохо лыбится, вслух обычно не разговаривает, сбрендеть настолько не должен был. он же всего лишь так, сам с собой, но тарталья ржет сильней прежнего, и беннет начинает верить, что уже. уже ебнулся, уже пал в глазах, уже экс-товарищ, уже жалкий иксэсочка. в общем заслужил и поделом. а потом тарталья говорит о детстве и считалочках. об обещании подарить воздушных змеев. и совсем не видит, что беннет бы итак, без золотых медалек — хоть прямиком в снежную. тарталья пьет еще и еще, пока не начнет бегать ссать. беннет не глупый, сидел в барах и много-много слушал. но рейзор пихает лайке в руку волчий крюк, и беннет злится, когда его ягоды принимают, в карманчик кладут. прямо к письму царицы-хозяйки. сердцу. он хотел украсть письмо или хотя бы вытащить ягоды. разделить. изучить. тоже заползти в сердце. хотел и не решился. и все равно он узнает, что тарталья — не более чем кличка. дворняжкам не представляются. аякс говорит как-то иначе, но беннет понимает по-своему и убегает, бросив вещи в лагере. рейзор соглашается подраться с ним на деревяных мечах. делает как надо: соглашается, бьет первым и не щадит. так мне! так мне! лучше уж мне. да нет, не бутерброд, синяки и под кожу занозы.