Просто еще одна одинокая девушка в баре

К его чести, Том не возится с ключами в двери. Вместо этого дверь легко открывается, и он по-джентльменски проводит Гермиону в квартиру. Он даже предложил ей чай, и она смеется, потому что это так вежливо и смешно. Гермионе сейчас было так наплевать на чай. И если судить по взгляду Тома на ее губы, он чувствует то же самое. Она хватает его за лацканы пиджака, скользит руками так, что ее руки обвиваются вокруг его шеи, и целует еще раз, на этот раз более нежно. Внезапно Том ухмыляется ей в губы, и прежде чем Гермиона успевает понять, что он делает, он буквально сбивает ее с ног и несет в спальню, практически бросая ее на кровать. Он с непривычной легкостью снимает с нее одежду, даже не моргнув глазом, расстегивает ее лифчик одной рукой. На одежде Тома значительно больше пуговиц, и ей требуется на мгновение больше времени, чтобы полностью раздеть его. Несмотря на то, что она видела его без рубашки раньше, она не может не восхищаться тем фактом, что он похож на греческую статую, всеми плавными и четкими линиями. Однако она не может долго восхищаться им, потому что он снова целует ее, и она ничего так не хочет, как быть как можно ближе к нему. Чертов Том это ничто, НИЧТО, по сравнению со всем, что когда-либо испытывала Гермиона. Она бы даже назвала это трансцендентным. Секс с Роном был… хорош; терпимый, думает она, наиболее подходящее слово, чтобы описать это. Но с Томом каждое прикосновение, каждый поцелуй обжигал. Она держится за него изо всех сил, ногти впиваются в его спину, и ей кажется, что она развалится на части, если будет дышать слишком глубоко. Он целует ее настойчиво, как будто тонет, и это единственный способ набрать воздуха. Гермиона думает, что она могла бы целовать его вечно, и этого все равно никогда не будет достаточно. Позже, когда их конечности превратились в желе и в комнате снова стало тихо, Том притягивает Гермиону к себе, одной рукой обнимая ее за талию, чтобы держать ее ближе, и оставляет крошечные поцелуи на ее плечах, пока они оба не засыпают.

***

Гермиона просыпается без головной боли как только встает солнце, благодаря аромату кофе и бекона.На прикроватном столике рядом с ней лежит сложенная белая футболка, и она надевает ее, прежде чем выйти на кухню. Она испытывает сильное чувство дежавю в тот момент, когда видит Тома, стоящего у плиты в одних только черных спортивных штанах. — Доброе утро, — зевает она. Он поворачивается и прикусывает нижнюю губу, рассматривая ее внешность: темно-каштановые кудри растрепаны еще больше, чем обычно, губы все еще слегка припухшие, слабые фиолетовые синяки расцветают вдоль ее ключицы и опускаются под его белую футболку. Он ставит сковородку, делает три длинных, небрежных шага, обнимает Гермиону за талию и целует ее. — Действительно доброе утро, — шепчет он. — Бекон? — они сидят напротив друг друга за столом. — Нам правда нужно поговорить о том, что мы делаем, — говорит Гермиона после глотка кофе. — Между нами, я имею в виду. Том изогнул бровь, глядя на нее. — Я думал, что прошлой ночью достаточно ясно дал понять, что я чувствую к тебе. Она краснеет. — Я просто имею в виду, что нам делать дальше? — Ужин, — отвечает Том. — В эту пятницу. На этот раз настоящее свидание, а не просто спагетти у меня дома, — он останавливается, оценивая ее реакции. — И ты могла бы остаться на выходных. Если, конечно же, хочешь. — Я бы хотела этого, — говорит она, улыбаясь. — И еще кое-что, — говорит он, смущенно глядя на нее, — я так и не узнал твою фамилию. Гермиона смеется.