Утка!

Онни остался сидеть на своем месте брошенный, а Рейнир, Лалли и их зверинец продолжили свой путь. Собака, потеряв всякую надежду, закопала руку Эмиля ещё где-то во владениях Онни. Эо было ужасно, по правде говоря. - Куда мы идём теперь? - поинтересовался Рейнир. - Ты можешь идти домой. Я справлюсь сам. - Ладно. Но я не пойду. Так шли они долго и странно. Казалось, это была простая вечерняя прогулка старых друзей. Погода была приятная, и тёплое солнце разгонял прохладный, будто весенний, пахнущий цветами ветерок. - Я хочу спать, - заявил Эмиль через некоторое время, когда уже начал спотыкаться. Идти без цели по местам, покинутым жизнью, ему было тревожно. Он ни на минуту не забывал, что его судьба все так же не решена, но в то же время решена окончательно. - Мы тянем вре... - Лалли пнул Рейнира. - Мы ищем тебе постель. Где тебе нравится? - Что? А вы? Что со мной будет? - Слушай, мне неприятно это говорить, но ты умираешь. В том числе и душевно, - Лалли был спокоен, но пёс Рейнира опустил голову и поддал хвост. - Я мог бы не искать "покой" и "своё место". Мог бы бродить здесь и встречать вас. Плавать в озерцах. Есть... Водоросли, наверное, или что там утки едят. - Тебе не нужно есть. - Ну и ладно. Не больно хотелось. - Ты не сможешь уснуть здесь. Без помощи. - Я могу не спать. - Слушай, ты потерялся. Со временем ты забудешь всё и всех, кого знал. Станешь злобным духом, привидением... - Ой. - Да. - Пожалуй... Да, значит, мне нужно спать. - Тогда нам нужно будет попрощаться. - Хотя, злой селезень, ты знаешь, это ведь не так и страшно... - Эмиль. - Я мог бы... - Эмиль, зачем тебе жить без цели? Без радостей, без любимых? Это пытка. Я могу отправить тебя в другое место. - Куда? - Я не знаю. - Как? Мы встретимся? - Я не знаю. - А что ты знаешь? - Ничего. Только то, что хочу помочь тебе. - Хорошо. Тогда мне нравится э́то место, - сел Эмиль в небольшую ямку в земле. Там была сухая трава и пара лесных фиалок. Большая ель лапами чуть прикрывала его, будто надеясь погладить зелёные перья на спине. Лалли сел рядом, так, чтобы друг мог видеть его. Эмилю, на удивление, от этого действительно становилось спокойнее. Рейнир и его пёс устроились чуть поодаль, но тоже недалеко. Эмиль распушился и вжал голову в плечи. Глаза Лалли были серыми, в них было мало сочувствия. Эмиль был рад этому, - ему не было так жалко себя. Но он чувствовал, как он мелок и беспомощен, будто это не Лалли сидит перед ним, а сама судьба в его лице. Не злая или равнодушная, но всё же непреклонная. - Мне страшно. - Мне тоже. - Ты обещал объяснить позже. Там, когда Лебедь клюнула тебя, ты ведь утонул. Я видел, что ты давно уже не дышишь. - Да. - Почему ты здесь? - Мне позволили позаботиться о тебе некоторое время. После - мне тоже придется отправиться в свой последний путь. - Почему ты не сказал Онни? - Я скажу ему позже. Он узнает в любом случае. - Хорошо. Лалли пригладил растрёпанные перья, чтобы хоть немного успокоить Эмиля. Он сказал: "У тебя есть какое-то желание?" - Я не знаю. - Понимаю. Знаешь, чего хочу я? - Чтобы всё было хорошо? - Чтобы всё было хорошо. - Всё хорошо. Я готов. Лалли всё-таки взял птицу на руки и прижал к широкой, теплой груди. - Я думал, ты будешь лебедем, а не уткой, - неудачно пошутил Лалли, - потому что ты ведь больше, чем простая утка, так? Мягко поглаживая коричневую спину, он запел тихо-тихо и ласково, как поет мама, когда ты ещё совсем маленький. Как это старое, забытое воспоминание, его голос всплывал из тишины и покоем и теплом внутри, мало-помалу внимая внутреннее дрожание тревоги, превращая его в тоску, а после и тоску, которая сменялась бесплотной текучей усталостью. Вот, что пел Лалли: - Слушай, как тихо и мирно вокруг, Дремлют березы и ёлки. ...от этих слов, кажется, всё действительно окутала дрёма. - Скоро отступят и скрежет, и стук Ветер и шорох умолкнут. Скоро тебя окружит тишина, Скоро печали и страхи Спрячет под снегом пришествие сна, Спите, зверушки и птахи. Спи, добрый друг, пусть уют и покой Станут твоею оградой, Белою, чистой и вечной зимой, Отдых дадут и отраду. Я тут пришел посидеть до утра И проводить тебя только. Тяготы жизни оставь на меня Спи, засыпай потихоньку. Спи, засыпай снегом грусть и слова, Здесь я, и ладно прощаться. Лалли замедлил темп и допел почти одними губами, а утиная голова Эмиля уже давно опустилась на его руку: - Я б не оставил тебя до конца, Только тебе не остаться. Мирное время настало, мой друг, Спите, березы и ёлки. Спите, утихните ветер и стук, Спите, бездомные волки. Рейнир, держа свою собаку, плакал. Но он знал, что так будет. Наверное, просто видел впервые. - Всё? - неровным голосом, почти по-собачьи проскулил Рейнир. Лалли приподнял безжизненную тушку и нежно поцеловал утку в лоб. Потом взял одной рукой за голову, другой за шею, повернул, - и вдруг раздался отвратительный хруст. Рейнир зажмурился. Лалли не смотрел на него. - Всё. *** Вечером, когда стемнело, в том месте, которое показал Эмиль, тонкая струйка дыма освещалась небольшим костром, разведённым на каменистом курганчике. Пахло паленым пером. Дым вился между веток и убегал в чёрное небо. Рейнир, собака и Лалли сидели вокруг костра и вспоминали хорошие вещи, желая Эмилю доброго пути, когда к ним вышел кроваво-красный большой лебедь. - Спасибо. Ты очень помог мне, - сказала Лебедь, - вы все были очень стойкими. Этот паренёк многое перенёс. Лалли хмыкнул. - Ты готов? - Я хочу попрощаться с друзьями, - ответил Лалли, и вдруг подошёл и обнял Рейника и рыжую собаку, - спасибо, что были рядом. Лебедь подошла ближе, приобняла Лалли крылом и вздохнула, - жизнь такова. Найдутся те, кто о нем позаботится. И об этом рыженьком тоже. А о тебе позабочусь я. Сколько раз мне приходилось видеть прощания... Но теперь всё будет хорошо. Лалли не хотел верить в это, но она добавила, - давай, в качестве исключения, проводим его. - Хорошо, - Лалли повернул голову и серьезно посмотрел на друзей, самую малость улыбнувшись, - До свидания. Я никого не смог сберечь - берегите хоть вы себя. А лебедь, пока он смотрел, как Рейнир машет ему рукой, а пёс - хвостом, клюнула его в затылок. Вспышка света мелькнула в глазах Рейнира, и он увидел кучу светящихся голубовато-белых перьев в темноте на земле. Птица встала. Это была небольшая цапелька-лысуха, с забавной проплешиной на лбу. Птица посмотрела на Рейнира, и, кажется, кивнула ему. - Всего хорошего. - Всего хорошего. - Гав! Добрый путь! И они взлетели, следуя за дымком вверх, в небо. От хлопантя мощных крыльев поднялся с земли ьелый пепел, и на миг могло показаться, что кто-то встряхнул снежный шарик и наступила зима. Рейнир глупо махал им, пока они совсем не исчезли из виду. Без светящейся птичьей фигуры у костра стало значительно темнее. Он сидел тихо, и вокруг тоже было тихо, только огонь потрескивал. И темно, и прохладно. Рейнир, положив руку на голову оставшейся с ним, но молчаливой собаки, думал. Он думал, что только ему стоило найти тех, кто, кажется, пропал уже безнадежно, как он снова потерял их. Столько произошло за эту ночь! А стоит ему проснуться и сказать: "Лалли и Эмиль погибли по дороге к нам", - и никто не удивится, а только чуть взгрустнет. Будто не здесь сон, а там, наяву. Но отчего-то Рейнир чувствовал себя лучше. Он думал, - да, тогда жить и принимать как должное неподтвержденные, странные смерти было болезненно. Но сейчас он убедился, что они не блуждают где-то. Как будто знание произошедшего облегчало душу. Как будто он он чем-то помог, хотя почти не приложил рук к помощи, и все закончилось совершенно трагично. И все же он чувствовал облегчение. От того, что знает правду. От того, что был рядом. Может, ему стоит быть именно таким магом? Провожающим?.. - Теперь-то уж все хорошо? - спросил он пса, чуть вотрепав его голову рукой, чтоб обратить на себя внимание, и услышал спокойный утвердительный ответ: - Да.