
VI. Начало — перерыв на обед.
Классический любовный треугольник:
Бог Аполлон, бог Зевс и Гиацинт.
Я не скажу, что я его поклонник:
Среди мужчин не уважаю флирт.
Но все же расскажу, как дело было,
Как в Древней Греции пролилась кровь.
Чтоб молодежь приданье не забыла,
В котором проявилась так любовь.
Жил-был прекрасный юноша однажды.
Он сыном был спартанского царя.
Таким красавцем в Спарте был не каждый,
Спортивной выправкой к себе маня.
Был Гиацинт любимцем Аполлона.
Ведь Аполлон был Богом Солнца, муз;
К наукам относился благосклонно,
Но к Гиацинту испытал искус.
Не безразличен Гиацинт был так же
И богу Зевсу. В облачной одежде
Он Гиацинта домогался дважды,
Тот недоступен был ему, как прежде.
Три друга собирались очень часто,
Чтоб ловкость, силу проявить свою,
Подчас не понимая, что опасно
Соревноваться силой, как в бою.
И как-то на природе отдыхая,
Тренировались и метали диск
Друзья. За диском зорко наблюдая,
Чтоб исключить в его паденьи риск.
Вот очередь дошла до Аполлона.
Бог Аполлон так сильно диск метнул,
Что к солнцу он взлетел у небосклона,
И очень яркой звездочкой блеснул.
Судьба на землю падала звездою:
Бог Зевс был сильной ревностью томим.
Он дунул и подправил диск собою,
Все рассчитав, что дальше будет с ним,
По голове ударив Гиацинта,
Диск отлетел, и юноша был мертв.
Ведь голова была его пробита,
Был на земле к тому ж он распростерт.
Увидев Гиацинта без дыханья,
Примчался к телу бледный Аполлон.
Взмахнув руками от отчаяния,
Уже навзрыд заплакал горько он.
И голову обняв у Гиацинта,
Смотрел, как кровь стекала меж волос,
Как эта же кровавая тропинка
Шла от виска, пересекая нос.
«Зачем я бросил диск себе на горе?
Ведь милый от руки погиб моей!
Как не учел в азарте и задоре
Возможность потерять своих друзей!»-
Так думал Аполлон с тоской во взоре:
Как искупить ему вину свою?
Как пережить ему такое горе?
Как жить ему теперь в родном краю?»
На щедро пропитавшей зелень почвы,
Под слезы Аполлона – на крови,
Расцвел цветок собой красивый очень,
Как память о загубленной любви.
Цветок с темно-лиловыми кудрями
И очень тонким запахом своим
Дожил до нас. Он часто рядом с нами.
В природе Гиацинт неповторим.
Паучиха вложила сорванный цветок в ладонь Дентанта, заканчивая рассказ. — Нашим садовникам можно чести приписать, их всего двое, а ухаживают за садом при всём поместье, — выглядела монстр взгрустнувшей, о чём-то задумавшейся, — В юношестве мне довелось пожить жизнью графини. Ревность однажды погубила и мою семью, — паучиха вдруг встрепенулась, встретившись взглядом с господином; только сейчас, стряхивая с себя угрюмость, она допустила, чтобы стали заметны морщинки возле её глаз, — Нет-нет, милорд, вы не подумайте, я ни о чём не жалею. Та жизнь была не для меня. — Жаклин! Дорогая! Моё почтение! — раздался мужской баритон. Повернув черепушку в сторону звука, Мёрдер заметил подходящего к ним большого бежевого козла с светло-серебристой бородкой; оба его рога были сломаны, а с шерсти свисали мокрые куски грязи. Садовые инструменты и ключи на поясе звенели, сталкиваясь с друг другом. Завидев скелета, толстяк оступился, растеряно поджав плечи, — О, милорд Дентант, вы в добром здравии? Прошу приять мои глубочайшие извинения за шумное появление, — садовник сжался, снимая с себя панаму для поклона. — Мистер Баз! Будь это граф Клинтон или наш юный милорд Ноир, с тебя бы мех спустили! — паучиха Жаклин цокнула, показывая своё недовольство, — Благо Звёздам, милорд Дентант благосклонен и сможет закрыть глаза на ваш проступок, но у всего есть предел! — хоть о нём и говорили, скелет и глазницей не повёл, жамкая в руках цветок. — Каюсь, виновен. Не отправляйте меня на растерзание, — монстр отступил чуть назад, — Больше такого не повторится, — нервно опустив головной убор обратно на голову, он поклонился ещё раз, — Позвольте откланяться, — и, не услышав слова против, ушёл в противоположное от них направление. Дождавшись, когда тот уйдёт на достаточное расстояние, камердинер вздохнула: — Совсем расслабились. Тут только дело времени, когда он попадётся кому-то из графов на глаза. Позор какой! — монстр встала, махнув пару раз рукой возле лица, — Простите, милорд. Граф Норрис забрал всех наследников и уехал в город несколько лет назад. Только в эту весну решил вновь вернуться. Приходится до сих пор всех гонять с соблюдением манер, — Санс, откровенно не слушая и параллельно опираясь на скамью, встал. Слуга задержала взгляд на нём, — Хотите, замолвлю словечко о прогулке? Трапезничать на природе, особенно в такую тёплую погоду - прелестно! — Мёрдер дал взять себя под руку, не ведая, куда именно они направляются дальше; черепушка начинала понемногу кружиться от навязчивого запаха; цветы были красивыми и хорошо пахли, но со временем аромат всё же вызвал дискомфорт. Монстры вернулись обратно в особняк, пройдя мимо лестницы с балкончиком. Оказывается, Даст не дошёл до трапезной всего немного; когда они прошли прямо, маленький коридор с панелями оказался позади, открывая вид на небольшую, но казавшуюся просторной столовую. Массивный стол с ножками в форме львиных лап уже был засервирован на три персоны; у каждой персоны стояло по две тарелки для первого и второго блюда, несколько ложек, вилки и стаканчики разного размера. Вся посуда и приборы состояли из серебра. Посреди стола стоял расписной горшочек, а рядом ваза с какими-то цветами. Одно из стульев занял Найтмер; пришедшие застали его за переливанием красной жидкости в один из стаканов; рядом с ним расположилась небольшая стопка писем. — Добрый день, Дентант, — поздоровался скелет с графином в руках, — Камердинер, — Жаклин слегка встрепенулась, поймав холодный взгляд на себе, — Ожидаю вас после у себя в кабинете. Скажите повару, что обед можно подавать. — Как вам будет угодно, — паучиха развернулась и быстрыми шагами удалилась из столовой, оставляя милордов наедине. Найтмер поставил сосуд на стол, похоже, вновь принимаясь расфасовывать письма. Каждое послание имело печать из сургуча с фитилем; в основном печати были красными, белыми и чёрными, но временами просматривались и зелёные. — Присаживайся, — сказал Норрис, не отрываясь от своего занятия. Вокруг него быстро возвышались три кучки писем. Мёрдер с заметной задержкой сел на один из стульев; спинка состояла из древесины, а на сиденье расположилась мягкая квадратная подушка, привязанная бантиками к мебели. Со стороны полукруглого открытого окна слышался звук шелеста листьев, разбавляя тишину, — Были в саду? — собеседник отодвинул стопки, взглянув на цветок в руках Даста. — О, на сегодня щи? — раздалось одновременно с появлением пришедших; старушка-тараканиха семенила за сервировочным столом на колёсиках. На столике расположилась супница, рыбная тарелка и соленья. За старушкой шёл скелет с дырой в черепе, который как раз заикнулся о щах; в его руках расположилась фруктовница, наполненная черешней, — Добрый день, товарищи, — отвлекаясь от похлёбки, здоровается Хуффи. Из другого прохода, — который находился позади Найтмера, — вышла дымчато-белая паучиха с красными глазками; в её лапках расположились три пустых серебряных подноса. Пустовали они недолго. Приблизившись к Найтмеру, монстры перекинулись взглядами, и камердинер, — что можно было понять по одежде, как у Жаклин, — разложила стопки писем на подносы, сразу же оставляя собравшихся в столовой. Скелет с дырой в черепе проводил её взглядом, после как ни в чём не бывало, забросив черешню в рот. Без особого приглашения он присел на стул рядом с Дастом, откидываясь на спинку. Служанка, стараясь не привлекать к себе особого внимания, разложила блюда на стол и принялась разливать первое. — У меня новости, — вдруг начал граф Норрис, — Сразу после обеда мне нужно уехать. Пришло письмо от Клинтона: у него произошёл казус на званом балу.