Пособие для непослушных: закрывайте окна на ночь

На улице мелодично запели первые птицы, послышался лай собак. Сверчки наконец затихли: наверное, пошли спать. Закрытые ставни на окнах помогали от утреннего света и насекомых, но не от звуков. Тхуан в очередной раз подскочила в постели и, поворочавшись еще немного, поняла, что заснуть больше не сможет. Она поднялась, открыла окно и вздохнула с облегчением: новый день все-таки настал. Ясное утреннее небо, взмывающие вверх птицы, колышущий листву ветер — Тхуан было достаточно один раз оказаться на волоске от смерти, чтобы осознать цену жизни. Прохладный летний воздух ворвался в комнату, развевая ее и без того взлохмаченные волосы по лопатки. Девочка расчесалась, заправила постель и успела стократно пожалеть, что уснула в ханбоке, который теперь был ужасно мятый. А потом вновь посмотрела в окно. Ничего не изменилось: все так же светло и красиво. Тхуан не верилось, что эта ночь наконец-то закончилась. Ее любой шорох, любой стук пугал этой ночью. Для подстраховки она даже подперла ставни толстой палкой, которую недавно притащила в дом тайком от мамы, но даже это оборонительное сооружение никакого доверия не внушало: сон у Тхуан все равно был беспокойный. Пытаясь как-то уснуть после резкого пробуждения, девочка всерьез задумалась, как бы ей защититься от незваного гостя в следующий раз. Однако все, что она знала о девятихвостых, ограничивалось их рационом питания и суперспособностями: как одолеть пушистых, почему-то никто не говорил. Драться с ним бесполезно хотя бы потому, что физически он сильнее; калечить его ножом или луком неразумно — мать на ночь однажды рассказывала, что любая смертельная для человека рана для кумихо не более, чем обычная царапина. На лисах все слишком быстро заживало, чтобы тупить о них наточенные лезвия ножей. Тхуан неожиданно подумала, что можно было бы в следующий раз отравить незваного гостя, но тут же отмела эти мысли: не хватало еще о таких подлых убийствах размышлять. Да и вообще, возможно ли отравить такого всеядного? Так и остановилась Тхуан на примерном поведении: главное запоминать все хорошее, чтобы доказать это потом помощнику деда Мантэ, а еще не плакать и не капризничать, чтобы он ничего не услышал, проходя мимо. На том и порешила. Первым делом она извинилась перед матерью. Она совершила задуманное прямо перед завтраком, чтобы совесть не мучила: влетела в кухню и залепетала неразборчиво, как ей стыдно, как ей жаль и что она больше так не будет. Тхуан говорила все то, что говорили другие дети своим матерям после их проказ. Тхуан надеялась, что мать простит ее и не будет припоминать ей все проступки, которые девочка совершила с момента рождения, а их было много, ой как много. Мама у Тхуан была самая лучшая, несомненно. Пока девочка пыталась вспомнить, за что еще должна извиниться, пока смотрела на мать жалобным щенячьим взглядом, женщина успела накрыть на стол и с улыбкой погладила дочь по голове. — Я не злюсь, Тхуан. Просто впредь веди себя, пожалуйста, получше. Думаешь, мне не было грустно, что папа не пришел? Я тоже его очень ждала. — Он обязательно придет. Думаю, уже сегодня. После завтрака мать неожиданно разрешила девочке погулять с друзьями, чему Тхуан поначалу удивилась: неужели не будет хоть какого-то наказания после вчерашнего? Однако вскоре искать подвох девочка перестала — воодушевленная, она выбежала из ханока как только вышла из-за стола. Их было четверо: Дун Хён, Мэн Хо, Со Ён и Тхуан — два непоседливых мальчишки и две не менее взбалмошных девчонки. Команда детей-энтузиастов, которые при желании могли помочь на полях, но больше всего обожали убегать в лес и сидеть в своем шалаше. Перелесок ближе к деревне пестрил всякими постройками из веток и травы, но то было так, для маскировки. Настоящее убежище находилось совсем не у деревни. Еще год назад неподалеку от чащи леса они кое-как выкопали огромную яму — по крайней мере, достаточно огромную, чтобы там поместилось четыре человека — которая диагонально уходила вглубь. Они даже ступеньки небольшие сделали, чтобы спускаться было удобно, и листвой обложили всю яму снизу, чтобы мягко было сидеть. А чтобы их шалаш никто не увидел, дети стащили у дедушки Су Хёна огромную веревку и с помощью нее сплели сорванные ветви деревьев между собой. Теперь у чащи леса на земле виднелась не огромная яма, а пласт ничем не примечательной листвы, почти что сливающейся с травой. Теперь большую часть лета, а также немного осени и весны из тайного убежища доносились детские голоса. — Смотрите, что у меня для вас есть, — Мэн Хо достал из-за пазухи сушеные персики и положил их на камень в центре ямы. Дети тут же потянулись к еде, словно не они завтракали буквально полчаса назад. Послышался тихий хруст. — Не курага, — огорченно сказала Со Ён, выплюнув косточку. — И ладно, — ответила Тхуан, — шепталы тоже вкусные. — Последние остались, — с гордостью заявил Мэн Хо. — Решил вам принести. И Мэн Хо улыбнулся самой милой улыбкой, которой только мог: два верхних клыка еще не прорезались, поэтому мальчик выглядел как маленький старичок. Всегда, когда он улыбался, невозможно было не улыбнуться в ответ. — Скоро у нас свежие персики поспеют. Я и их принесу! И только Дун Хён молчал: с набитым ртом он говорить не любил, а из всей команды именно он закинул в рот сразу несколько шептал. В их дружной четверке Дун Хён любил поесть больше всех, поэтому нередко еда в убежище ребят оказывалась именно благодаря их пухлощекому другу. А еще в их названной пещере было много камней. Немного изнеженная Со Ён обладала невероятным чувством прекрасного, которое заставляло ее ковыряться в земле в поисках самых красивых камней. Тхуан не раз уже была свидетелем того, как родители отчитывали девочку за испачканный ханбок и землю под ногтями. Такие замечания на самом деле приходилось выслушивать каждому члену “находчивой четверки”, но лишь Со Ён была рекордсменом по количеству выговоров. Мэн Хо хотя и любил угостить ребят фруктами, чаще всего приносил в пещеру всякую живность: то птицу с подбитым крылом, то лягушку, то насекомых. Кого-то он приносил, чтобы вылечить и накормить, а кого-то чисто из интереса. Так, в прошлом году, в разгар лета, Мэн Хо наловил кузнечиков, чтобы угостить их в убежище — даже зерна побольше принес — а в итоге самих кузнечиков съели куда раньше. Именно тогда ребята узнали, что в их пещере нашла пристанище парочка пауков. После этого Со Ён первое время в убежище не появлялась — вернулась туда лишь когда все трое друзей поклялись, что пауков больше нет. Так или иначе, каждый обустраивал убежище, как мог. Каждый делал их подземелье уютнее, оставляя там частичку себя. Каждый, кроме Тхуан. Девочка хотела, безумно хотела тоже обустроить там быт, но ее навыки сделали бы лишь хуже: принесет туда хороший улов — и все убежище провоняет рыбой, притащит дичь — и уже через пару дней по подземелью жуки поползут. Накормить друзей своей добычей она могла лишь поодаль от убежища и деревьев, где можно было развести костер и хорошенько приготовить мясо. В самой же пещере Тхуан оставалось лишь любоваться камнями Со Ён, есть лепешку, принесенную Дун Хёном, и кормить очередную раненую ворону, которую притащил Мэн Хо. Ребята поделились друг с другом самыми актуальным новостями, после чего Тхуан, устав сидеть на одном месте, предложила: — А пойдемте купаться? Можем с тарзанки попрыгать. Тарзанку недавно соорудила сама Тхуан. Ненадежная, немного косящая вправо, тарзанка порой обрывалась, и приходилось вновь привязывать ее. Зато как здорово было, когда она обрывалась прямо над водой! О том, что пару раз сооружение Тхуан оборвалось на суше, девочка предпочитала не вспоминать. В такую жаркую погоду идею искупаться все поддержали. Пруд располагался неподалеку от их убежища; большой, достаточно глубокий и теплый. Нормальной рыбы там не было — Тхуан проверяла — зато там было довольно чисто. Завидев пруд на горизонте, мальчишки тут же сняли с себя одежду и, оставшись в одном белье, помчались к воде. Тхуан лишь неодобрительно покачала головой: этих нетерпеливых на охоту с собой точно брать нельзя — всех животных распугают. Она остановилась и посмотрела на подругу. Со Ён в очередной раз отстала. Она копошилась в траве какое-то время, а потом вытащила средних размеров камешек. — Смотри! Идеально красный. Тхуан улыбнулась подруге, а сама подумала, что ее с собой на охоту тоже брать не стала бы. Стоило девочкам подойти к пруду, как Тхуан тут же разделась и побежала к дереву, на котором соорудила тарзанку. При виде воды в ней проснулось такое же нетерпение, как у мальчишек. Наконец-то можно будет нормально понырять! — Смотрите и учитесь, мои юные друзья! Тхуан заулыбалась во все зубы, предвкушая ярое улюлюканье в ответ, но никто даже не засмеялся. Все друзья уставились на нее как-то подозрительно, и Дун Хён спросил вдруг: — Что это… у тебя? Умылась утром плохо? Паук по телу полз? Тхуан не сразу поняла, что они имели в виду, а потом проследила за их взглядом и сама невольно испугалась. На правой ноге чуть выше колена красовалась немаленьких размеров кровавая корка. Именно тогда место, в которое вчера впились когти кумихо, начало саднить. Тхуан сглотнула нервно и тут же залепетала: — Ничего, упала неудачно. Представляете, иду, значит, по деревне, и как упаду на какую-то железку!.. Ребята ей не поверили. Стоило им начать допытываться до нее, как девочка вцепилась в тарзанку и плюхнулась ближе к середине пруда. На первое время заложило уши, и Тхуан ничего не слышала, а потом все прошло, и назойливое “Ну расскажи!” начало доноситься со всех сторон. Спустя какое-то время — три ее сальто под водой, если быть точнее — друзья наконец прекратили свои попытки. Тхуан успокоилась. Поднимать эту тему она не хотела и все еще боялась. Она решила поделиться этой историей когда-нибудь в другой раз, в вечер страшилок у костра. Они здорово покупались, пара ссадин Тхуан — тому подтверждение. С остальными все было в порядке: кроме нее никто не осмелился прыгать с самодельной тарзанки. Насквозь промокшие, они возвращались в деревню. У девочек с волос стекала вода, отчего одежда тут же становилась мокрой и холодной. В деревне были гости. Тхуан заметила это сразу. Привычный порядок вещей, где дедушка Су Хён кормил куриц и ворчал на свою старую собаку, был нарушен: рядом с ним стоял старик. Его дедушкой язык не поворачивался назвать. Горбатый, с маленькими злыми глазками и в потрепанной панаме, он о чем-то расспрашивал дедулю. Ее друзья даже не обратили на него внимание, а Тхуан напряглась. Незнакомый старик выглядел именно так, как выглядел в ее представлении дед Мантэ, хотя мешка в руках незваного гостя и не было. Тхуан вместе с друзьями проходила мимо стариков, и в какой-то момент у нее сердце ушло в пятки: поймав на себе ее взгляд, дед повернулся к ней. Он улыбнулся ей, хотя больше это походило на недружелюбный оскал. — Привет! — обратился он к Тхуан, наклонившись к ней поближе. — Этой ночью ты ничего… странного не видела? Девочка тут же сглотнула и опустила взгляд. У нее глаза бегали как сумасшедшие: от травы к старой обуви старика, от обуви к его сухим рукам, от рук — к маленьким глазкам. Тхуан тут же прикусила нижнюю губу, боясь, что та вот-вот задрожит. Тхуан понимала, зачем дед Мантэ пришел сюда. Кумихо не принес мертвое тело капризного ребенка, и старик забил тревогу — не оставлять же такую непослушную девчонку живой и невредимой. Наверняка старик решил лично прийти за ней. Тхуан вдруг вспомнились слова незваного гостя, и у нее ноги вдруг чуть не подкосились. Дед Мантэ второго шанса не дает. — Если честно… видела, — неуверенно начала девочка. — Мышь. — Ч-что? Мышь? — Ну да, мышь… Мне мама ногти подстригала во дворе. Там они и остались. А вечером мышь пришла. — И теперь ты думаешь, что она примет твой облик и украдет твою душу? — старик вдруг расхохотался и сквозь смех выдал. — Ну и суеверия у вас. Тхуан с неодобрением нахмурилась. Как кумихо ко мне подсылать — так все чудесно. А тут вдруг суеверия. Старик хотел сказать что-то еще, но, увидев кого-то позади ее, он тут же позабыл о Тхуан. Он демонстративно отодвинул девочку и пошел прямо. Тхуан обернулась. Оказалось, дед побежал к госпоже Чан, которая укачивала на руках своего пятимесячного младенца. — Здравствуйте! Этой ночью вы ничего… Пока Мантэ разговаривал с девочкой, ее друзья успели разбрестись в разные стороны. И Тхуан тут же побежала домой, не оборачиваясь и надеясь, что старик ничего не заподозрит и не вспомнит. Тхуан была горда собой, что смогла обмануть деда, но тревога никак не отступала. Она вздрогнула, представив, как кумихо вновь приходит к ней домой и на этот раз точно забирает ее: она же солгала старику, а хорошие дети никогда не лгут! Тхуан переминалась с ноги на ногу на пороге, боясь войти в ханок. Пора прощаться с мамой. Скоро ночь. Скоро за ней точно придут. Тхуан собралась с силами не сразу: все еще трусила неимоверно. В попытках успокоиться она обошла ханок с другой стороны и — тут же завизжала что есть мочи. На заднем дворике, который так часто пустовал, на прохладной траве в тени ханока сидел отец и с улыбкой разделывал пойманного ею зайца. Еще в военной форме, только с дороги. Увидев дочь, он заулыбался еще сильнее и отбросил зайца в сторону. — Ну здравствуй, мелочь! Тхуан вприпрыжку подбежала к отцу и обняла его, не обращая внимания на то, что у него все руки были в крови, а отец, так же ни на что не обращая внимания, обнял ее в ответ. Он прижал ее к себе так крепко, что у девочки поначалу сперло дыхание. От отца пахло табаком и лесом — так же, как и несколько месяцев назад, когда они виделись в последний раз. У Тхуан вдруг слезы радости глаза застелили, а все дурные мысли резко улетучились. Где-то там ее наверняка поджидал и Мантэ, и его пугающий помощник, но сейчас все это было неважно. Тхуан дождалась.