sacrament of penance.

I’m dancing with your

soul in my sights

It’s a showdown

In the spotlight

— Уверен, что не хочешь остаться? — сладко шепчет прямо в поцелуй Манджиро, приятно царапая чужой напряженный торс. — Майки… Мм-мне надо идти, — Кен наклоняется ещё ниже, попутно пытаясь открыть дверь, в которую он так тесно был вжат. Очевидно, что уходить отнюдь не хотелось, и об этом так явно говорит его тело, совсем не желающее подчиняться своему хозяину — ладонь возвращается обратно, все крепче сжимая чужую стройную талию и сильнее притягивая возлюбленного к себе. И кажется, что юноша совсем не сдерживается, торопливо подхватывает младшего под бёдра и тащит того к ближайшему дивану. Он осторожно укладывает товарища на мягкую обивку, нависая сверху, и ласково стискивает свободной рукой чужие тонкие запястья над головой, отчего Сано довольно мурлычет. — Зря ты это сделал, Кен-чин, — Манджиро охотно подаётся вперёд, прижимаясь к крепкому телу вплотную, и настойчиво впивается в горячие губы своего парня, нахально раздвигая пылкие уста ловким языком, мгновенно выбивая из старшего приглушенный низкий стон. И Доракен голову готов дать на отсечение, будучи полностью уверенным в том, что Майки сейчас плутовато улыбается, пользуясь самыми бессовестными путями, дабы добиться желаемого. Глава бесстыдно трется о чужой пах, больно кусая нежную кожу губ своего парня, — в очередной раз играет по своим правилам, и Рюгуджи это прекрасно понимает. Все ещё удерживая запястья младшего теперь уже одной рукой, второй заместитель бесцеремонно забирается под мешковатую футболку, обжигающе проходясь меж острых лопаток, спускаясь все ниже — к оголенной пояснице. Он явственно чувствует каждую мышцу, напрягающуюся под касанием его цепких пальцев, и бегло очерчивает худые бока, приятно их щипает, затем проворно скользя к резинке штанов, едва касаясь шелковой юной кожи. И Сано невольно замирает в сладостном предвкушении, рефлекторно облизываясь. Он ловит себя на мысли, что в одно мгновение все посторонние шумы исчезли, будто усиливая лишь звук учащенного биения двух влюблённых сердец, ритм которых так хотелось ощутить каждым нервным окончанием, касаясь разгоряченных тел друг друга, становясь ещё ближе. Доракен чуть наклоняется, ведет носом по округлой щеке, спускаясь к грациозной, алой от возбуждения шее, мажет губами по открывшейся пылающей плоти, срывая с уст младшего все больше сдавленных всхлипов, и, оставив парочку дразнящих поцелуев, лениво отстраняется, тут же замечая, как самодовольная ухмылка Сано сменяется на немое недоумение. — Кен-чин, ты чего остановился-то? — он старательно выискивает ответ в чужом взгляде и, скучающе цокнув, следом произносит: — И ты реально сейчас уйдёшь? — Ага, — Манджиро всегда знал, что Доракен — это трезвый мозг Токийской Свастики, знал, что тот может быть достаточно хитрым, но он отнюдь не предполагал, что это может распространиться и на него самого, особенно в такой-то важный момент. — Пиздец, Кен-чин… Ну ты и… — Эй, я через пару часов опять приеду, не выебывайся, — выпаливает Рюгуджи и, быстро чмокнув младшего в лоб, встает и направляется к выходу. — Увидимся. — Ключи возьми, — приглушенно хрипит Сано, расстроенно откидываясь на подушки — эх, снова облом. Устало вздохнув, он воздушно касается своих припухлых от поцелуев губ точеными пальцами, томно ухмыляясь. — Наебал, но не объебал… Ну что ж, видимо, придётся справляться самому. Мальчишка неохотно приподнимается с дивана и плетётся в ванную комнату. Не выказывает огромного интереса к выбору пены — берет первый попавшийся под руку тюбик (что удивительно), обильно выливает консистенцию в теплую воду и, дождавшись, пока ванна наполнится, нерасторопно раздевается, отбрасывая вещи куда-то в сторону. Однако резко одёргивает себя, оглядывает комнату в поисках телефона и, вмиг его обнаружив, печатает короткое сообщение возлюбленному, отнюдь не забывая добавить кокетливое личико в конце. Отложив сотовый, медленно, словно на пробу, окунает правую ногу в воду, проверяя температуру воды — идеально, и залезает полностью. Наконец устроившись поудобнее, с наслаждением вытягивается, блаженно закатывая глаза. Да, тёплая ванна — лучший вариант, чтобы уменьшить своё возбуждение — мышцы тазового дна расслабляются, а навязчивые мысли постепенно заглушаются, делая разум совсем пустым. Пробыв в состоянии полного безмолвия тела и рассудка, Манджиро ощущает приятное опустошение, что неумолимо клонило в сон. Поэтому, торопливо сполоснувшись, он истомлено вытирает мокрую шевелюру полотенцем, всем своим естеством желая, чтобы это делал его вице-президент; ещё с первых лет их знакомства младший выявил у себя такой кинк — ему до одури нравилось, когда Кен перебирал его волосы, аккуратно расчёсывал их, пропуская рассыпчатые светлые пряди меж своих длинных пальцев, и каждый раз, когда по утрам тот закалывал ему свисающую на лицо челку, перед этим тщательно промывая и высушивая феном голову, Сано буквально таял от удовольствия. Вяло переодевшись в любимую пижаму, Майки неспешно направляется в свою комнату и, упав на кровать, медленно переворачивается на бок, прикрывая веки. В голове тут же вспыхивают отрывки приятных воспоминаний, что до сих пор будоражили сознание, пуская по мраморной коже слегка колющие импульсы, чем-то напоминающие сладостные мурашки. И юноша вновь возвращается к тому самому моменту, когда он сделал первый шаг и не прогадал.

***

март, 2008. Тусклый свет, идущий от экрана телевизора, едва освещал комнату, разливаясь неровными, рваными пятнами по чужой гладкой коже. Прежде суровые черты лица, в которые сейчас так внимательно вглядывался Майки, выглядят смиренно. Он скользит взором по точеному овалу лица, обращая внимание на чуть покусанные от стресса, вызванного скорым поступлением в университет, пунцовые губы, тускло свинцовые мешки под глазами — все указывало на то, что последнее время жизнь юноши крутилась лишь вокруг сдачи экзаменов, подготовки к поступлению и очередной подработки. Ещё в старшей школе Доракен окончательно решил уделить больше своего внимания учебе — ему было чрезмерно важно сдать все итоговые контрольные на высшие баллы, чтобы впоследствии получить стипендию и платить за университет как можно меньше денег, ведь, прожив всю свою жизнь в борделе, он не мог больше себе позволить сидеть на шее Масавэйя и после окончания школы, все же он и так многое для него сделал: предоставил крышу над головой, кормил, одевал и подарил ему чудесное воспитание. Кен раздраженно потирает веки и тяжело моргает каждый раз, когда на экране появляется очередной скример. — Че за тупой фильм? Главный герой опять идёт в ебанный чулан. Ты не мог найти что-то получше? — Например? — Ну тот же «Кошмар на улице вязов». — Кен-чин, ты опять со своим старьём! Там же ужасные спецэффекты, да и фильм совсем не страшный. — Ну ты дурак, просто нужно атмосферу прочувствовать, и ты поймёшь, что ошибаешься, — негодующе подняв подбородок вверх, констатирует Рюгуджи, вновь вперив заспанный взор в телевизор. — Ну ты дурак, просто нужно атмосферу прочувствовать, и ты поймёшь, что ошибаешься. — Че? Ты за мной повторять удумал? — Ты за мной повторять удумал? — Охуел? — старший тут же поворачивается, немного теряясь от блеска пронзительных чёрных зеркал. Неловко опустив взгляд в пол, Кен вновь поднимает глаза на своего друга, который все также продолжает смотреть прямо на него. — Ты чего, Майки? — Слушай, Кен-чин, ты когда-нибудь хотел поцеловать своего друга? На что Доракен лишь невозмутимо ведет бровью и подозрительно косится на младшего, предусмотрительно уточняя: — Что это ещё за вопросы такие, Майки? — глава молчит, не отводя сверлящего взора от своего товарища. Тяжело вздыхает и, уверенно схватив старшего за впалые щеки, тянет на себя, попутно бросая: «А я хотел». Манджиро неожиданно крепко прижимается к чужим спокойным устам своими и затем сразу же отстраняется. Он резво откидывается на диван и все так же по-детски хлопает густыми ресницами, украдкой следя за реакцией Кена. Сано действительно было без разницы, хотел ли его вице-президент этого или нет, ведь он живет по своим правилам, следуя только зову своего сердца и повинуясь исключительно своим желаниям, но где-то на задворках его подсознания так и маячили разряды жгучего страха — потерять своего лучшего друга после столь эгоистичного поступка. — Это что сейчас было? — Кен-чин, ты что, совсем тупой? — по-доброму цедит младший и, невинно пожимая плечами, тут же добавляет: — Это называется поцелуй. — Нет, Майки, это не поцелуй, — Сано недоуменно хмурит брови, замечая, как ранее закинутая на спинку дивана рука плавно перемещается на его плечо, поднимаясь выше, к особо чувствительному затылку. Чужие длинные пальцы приятно щекочут тонкую кожу, следом неловко путаясь в мягких пшеничных волосах, заставляя младшего чуть вздрогнуть от подступившего жаркого трепета. Рюгуджи проникновенно смотрит прямо на него, читая на лице нескрываемое доверие и ласку. И, слегка улыбнувшись, наклоняется чуть ниже, затем аккуратно касаясь чужих уст своими.

I can show you

where my love hides

It’s a heart beat

On a hard drive

Губы Кена были жёсткими, но та нежность, что он тщательно вкладывал в каждый последующий поцелуй, мучительно, до струящегося колючего жара по венам, сводила с ума, вводя младшего в дурманящее оцепенение. — А это что сейчас было? — неохотно отстранившись, Манджиро расплывается в хитрой ухмылке и, кокетливо прикусывая губу, переспрашивает. — Что-то я не понял, Кен-чин, может, покажешь ещё раз? — Вот же маленький наглец, — коротко усмехается Рюгуджи и, бережно приподняв чужой острый подбородок, вновь приникает к сахарным устам. Сано реагирует мгновенно; кончик языка щекотно очерчивает контур сочных губ, затем требовательно проникая внутрь и сплетаясь с чужим. Движения становятся все более интенсивными и напористыми. И Манджиро окончательно ведёт, впопыхах он хватается за чужие плечи, затем смыкая руки на длинной шее. Голова кружится, он сминает румяные губы яростно и жадно, грубо покусывает их, следом зализывая оставшиеся от зубов впадинки. И кажется, будто он все трещенки на чужих устах уже перецеловал, но ему было мало, безумно мало. Тёплые руки спускаются ниже, пальцы шаловливо бегут по худым ключицам, вынуждая старшего удивлённо замычать. — М? — И… И давно ты так? — интересуется Доракен, с трудом переводя дыхание. — Что? А, ну… — глава задумчиво потирает затылок, после констатируя: — Я пиздец как долго думал, что я не создан для отношений. Секс меня никогда не привлекал, поэтому я никогда, блять, понять не мог… почему Казутора скупает эти гребаные журналы с полуголыми девушками на обложке, у которых ещё и сиськи большие. Отвратительно, спермотоксикозник. — Майки… — Ну, а че я не так сказал? Как-то я даже предположил, что я, непобедимый Майки, просто не особо на девочек-то засматриваюсь, поэтому как-то решил попробовать наладить связь с одной подругой детства, она сестра друга Шиничиро. — И? — Хуйня это все. Первое время я скидывал все на то, что мы просто давно знакомы, и именно поэтому мне не в кайф с ней. — Ты видел в ней просто подругу? — Бля, Кен-чин, давай без промывки мозгов? Вообще, я тоже так подумал, но, все чаще встречаясь с тобой, я ловил себя на мысли, что с тобой-то все по-другому. — Ты такой гей, президент. — Охуел? — Я просто пошутил, — сокрушенно разводя руки в стороны, прыскает старший, после подпирая кулаком щеку, сосредоточенно вслушиваясь в речи своего собеседника. — Я понял, что хочу видеться с тобой куда больше, только с тобой я могу вести себя как ребёнок, показывать свои слабые стороны, Кен-чин. — Так значит, непобедимый Майки уже не девственник? Сано тут же вспыхивает: — Тебе не жить, Рюгуджи Кен, — он резко запрыгивает на Доракена сверху, крепко упираясь ладонью в широкую грудь, полностью лишая того возможности подняться. Свободной рукой он инстинктивно ищет подушку и, едва наклонившись назад, ощущает, как его что-то удерживает. Зоркий взгляд мигом опускается на чужие пальцы, надёжно впивающиеся в ткань спальных штанов — как великодушно, Рюгуджи не хочет, чтобы младший свалился с кровати и, не дай бог, ударился головой об пол, избавляясь от своих последних клеток мозга, которых и так по пальцам пересчитать можно (именно так думал каждый из них), да и к тому же, кому потом за это все хорошенечко наваляют? Кен ведёт ладонью вверх, сердечно переплетает свои пальцы с чужими, молча переглядываясь с Сано. Парни надолго задерживаются друг на друге взглядом — Манджиро никогда не видел своего товарища таким робким, как сейчас, и это заставляет младшего покраснеть по самые уши, он виновато опускает голову, отчего золотисто-розовые локоны пушистой волной закрывают пылающие от смущения щеки. Майки испускает нервный смешок и, кое-как настроившись, вновь встречается с чужим взором: — А что насчёт тебя, Кен-чин? — он сам ещё не понимает, почему в один момент он ощутил себя влюблённой маленькой девочкой, буквально пару минут назад именно он был инициатором их первого поцелуя, а после и второго, третьего… Чёрные глаза главы гипнотизируют, манят. Они словно глубокими трещинами идут, загораясь ярким огнём меж мелких щелей. Они прожигают бедного вице-президента изнутри, целенаправленно и безжалостно поражая все его нутро. Сказанные Манджиро слова так и крутятся в голове, напоминая бабочек, что бессильно бьются в окно, всячески пытаясь найти выход. Посему и складывалось впечатление, будто Рюгуджи сейчас находится под прицелом арбалета. Соврёшь — незамедлительно получишь парочку стрел в лоб. Однако, будучи скупым на публичное выражение своих чувств, в данный момент Кен не видел смысла в их сокрытии. Это было бы как минимум глупо и нечестно, в особенности по отношению к младшему. Поэтому, тревожно выдохнув, размеренно цедит: — Ты мне нравишься, Майки, — глава краснеет ещё больше, машинально сжимая ткань штанов сильнее. — И я восхищаюсь тобой, твоей отвагой и смелостью, умению любить, вести за собой людей, хоть ты и бываешь говнюком… Но ты мне нравишься. Сано растерянно хлопает ресницами и утыкается в чужую грудь, неразборчиво бурча: — Совсем охуел такое говорить… — Ахахах, ты как девчонка. — Отвали… — он прижимается все теснее, чуть прикрывая веки. — И что нам теперь делать с этим? — В плане? — Ну, что я теперь скажу Эмме, которая влюблена в тебя лет с одиннадцати? Прости, Эмма, но Кен-чин любит хуи, поэтому тебе не светит? — Ты ебанутый совсем? — А че ты так раздраконился-то? Разве это не правда? — ехидничает младший и, презрительно сощурив глаза, самодовольно ухмыляется, указывая пальчиком на чужой пах. — Блять, иди нахуй, — спешно подорвавшись с места, Рюгуджи немедленно встает, как его хватают за майку и тянут назад. — Ну, Кен-чин, я же пошутил, че ты, а?

***

— Йо, я дома, — фраза эхом проносится по всему дому, но никакого ответа не поступает. — Майки? И вновь гробовое молчание. «Спит что ли?» — мысленно задается вопросом Кен, одновременно снимая с себя обувь, и, прихватив весь небольшой багаж с собой, по обыкновению отправляется в сторону ванной, дабы помыть руки и переодеться во что-то домашнее. Сложив всю одежду, старший настороженно поднимается на второй этаж и, тихо приоткрыв дверь в спальню, мимолётно оглядывает комнату, цепляясь взором за развалившееся на постели звездочкой тело. Юноша умильно смеется и, осторожно кинув сумку на пол, неторопливо подходит к кровати, аккуратно усаживаясь на самый ее край, тем самым стараясь не будить своего друга. — Ммм… Кен-чин? — сквозь сон проговаривает младший и, лениво потерев глаза, чуть приподнимается, но его ласково останавливает чужая ладонь, мягко расположившаяся на его лопатках. — Не вставай, давай поспим немного, — и Манджиро довольно улыбается, охотно пододвигаясь к своему возлюбленному.

And the camera’s got

you frozen in time

Like a save state

In a game file

Он привычно утыкается холодным носом в его крепкую грудь, попеременно закидывая свою ногу ему на бедро. О да, Кен определенно скучал по этому ритуалу — уголки губ непроизвольно поднимаются вверх, и он, обняв маленькое тельце посильнее, заботливо сдувает свисающие на родное лицо непослушные прядки, затем любовно оставляя влажный поцелуй на открытом, чистом лбу Сано. И обиходно разместив свой подбородок на чужой светлой макушке, юноша мгновенно погружается в безмятежный сон. Проснувшись ближе к вечеру, Рюгуджи тихо привстает, останавливаясь взором на спящем лице младшего, оно казалось ещё более беззащитным, чем тогда, когда из его тёмных, словно чёрный бархат, глаз падал чистейший хрусталь горьких слёз… Доракен вновь возвращается в тот день, когда старший брат Майки, Шиничиро, погиб от рук близкого им человека. С ужасной болью в груди вспоминает его безжизненный заплаканный лик. В ту ночь Кен не спал, он находился вместе со своим лучшим другом, поддерживая его, подставив своё заботливое сильное плечо. Вспоминает тот вечер, когда чуть не умер и сам. Снова изнеможённый больной вид, знакомая тень гнетущего страха в глазах, что углублялась все больше, снова дрожащий голос: «Я рад, Кен-чин… Я до смерти испугался…», снова ледяные пальцы, отчаянно цепляющиеся за его руку… «Не оставляй меня никогда… Прошу». Старший досадливо трясёт головой, отгоняя кошмарные воспоминания, украдкой наблюдает за смирённым личиком, слегка подрагивающими пушистыми ресницами и ровным дыханием, отчего непроизвольно улыбается — он счастлив, если Майки счастлив. — Ты куда? — руки младшего надежно обвивают чужой торс. — Что будешь хавать? — Натто… — Понял, — Доракен постепенно встает и, привычно подхватывая друга под бёдра, направляется в сторону кухни, пока глава крепче окольцовывает его стан ногами. Он часто сравнивал Сано с сонным ленивцем, ведь тот точно в такой же позе висел на Рюгуджи, что-то сладко мыча, попутно пуская слюни на его плечо. Шустро приготовив завтрак, Кен осторожно будит висящего на спине товарища: — Слезай, Майки. Младший угрюмо мычит, но в итоге послушно сползает с рослого юноши и, больно потерев веки, усаживается на стул. — Ммм, Кен-чин, ты лучший, — невнятно бормочет Сано, засовывая в рот все больше еды. — Итадакимас. — Не болтай с набитым ртом. Манджиро на мгновение замирает, лукаво щурится и, навалившись на стол, язвительно произносит: — Извини, Кен-чин, все так вкусно, что даже не пережевываю, сразу все в глотку отправляю. И Рюгуджи чуть ли не давится, одаривает друга осуждающим взглядом: — Дурак. Проворно закончив с приемом пищи, Майки поднимается из-за стола, утаскивая грязную тарелку в раковину. — Ого, решил стать домохозяйкой? — Эта должность уже занята тобой, Кен-чин, — язвительно выкрикивает младший, без особого энтузиазма намывая посуду. — Слушай, Кен-чин. — Мм? — У тебя же скоро день рождения, — глава подходит ближе и, игриво окольцевав чужую крепкую шею, нерасторопно продолжает: — Думал уже о подарке? Рюгуджи мечтательно трёт переносицу пальцами и через какое-то время, неопределенно пожав плечами, отвечает: — Да ничего мне не надо, все есть. — Ну так неинтересно… Напряги свои извилины, давай. — У меня все есть, Майки, ничего больше не надо, — Манджиро в принципе и не ожидал другой реакции, поэтому, недовольно надув щеки, он скрещивает руки на груди, вперив взгляд куда-то вниз. Ему до одури хотелось порадовать своего самого близкого человека, который всегда был рядом. И Доракен не может скрыть теплой улыбки, благодарно касается чужого лица, трепетно поглаживая едва выступающие скулы, и, поддавшись вперёд, нежно целует слегка покрасневшую щеку, тихо шепча: — Но я очень ценю твою заботу. Не дуйся, нам, кстати, на собрание пора, так что собирайся, а то опоздаем. — Вот же зануда.