Жёлтая лилия

      Солнце плещет в окно россыпью лучей — впервые за последнюю неделю над Хансоном сияет чистое лазурное небо. В приоткрытое окно задувает прохладный ветер, приятно холодящий кожу. Вместе с ним в комнату доносится запах цветов, что растут в королевском саду.       Пак не помнил себя после разговора с правителем. Он выбежал из покоев так быстро, точно правитель спустил на него свору собак. Единственное, что отпечаталось в его памяти с этого момента, так это то, что он толкнул кого-то в коридоре. Чимин толком ничего не видел, стараясь сдержать слезы. Он не мог дать слабину здесь, в коридоре. Это стало бы страшным позором.       Ему нужно было попасть в свои покои. В свою крепость.       А уже внутри он рухнул на колени и разрыдался, не помня себя от накатившей валом безысходности и боли.       Чимин переворачивается на спину, протяжно застонав. Голова чугунная, нос заложен, спина ноет, словно он всю ночь на голых камнях проспал, а не в удобной кровати.       Пак смотрит в потолок, а потом устало трет глаза. Ощущения такие, словно ему под веки песка насыпали, пока он спал. Хотя, наверное, ничего удивительного. Чимин проплакал всю ночь и заснул только под утро. Организм попросту не выдержал такого эмоционального стресса и сдался, погрузившись в глубокий беспробудный сон.       Повернув голову в сторону окна, Пак, прищурившись, глянул в окно. За ним в кои-то веки действительно была весна — светило солнце и щебетали птицы, даже яркая молодая зелень была видна.       Чимин хмыкнул, отворачиваясь. Какая ирония, что такая прекрасная погода наступила только после того, что ему довелось пережить вчера.       От продолжения размышлений, наполненных жалостью к себе, его отвлёк звук открывающейся двери:       — Я же сказал, что мне можно входить без разрешения, бестолковый ты..! — послышался голос Тэхёна, и его высокий узкий силуэт показался в дверях.       — Вам туда нельзя, господин ещё отдыхает… — настойчиво сказал Хосок. Голос у него был удивительно спокойный, хотя Чимин на его месте уже давно бы послал незваного гостя куда подальше.       — А я тебе говорю, что можно! — Ким, явно ища поддержки, вытянул шею и посмотрел на кровать. Естественно, тот факт, что Чимин не спал, он замечает сразу. — Скажи ему! — потребовал смотритель гарема, тыкнув пальцем в невозмутимого Хосока.       — Впусти его уже, — устало махнув рукой, прохрипел Пак. В горле першило.       Тэхён кинул быстрый взгляд на Чона, который прямо-таки кричал: «Вот видишь, я был прав!». Хосок на это только раздраженно закатил глаза.       Ким же, совершенно беспардонно захлопнув дверь перед лицом охранника, переключил своё внимание на неподвижно лежащего в кровати Чимина.       — Ты какого черта до сих пор дрыхнешь?! — со своего места Тэхен плохо видел хозяина покоев, потому и устало-задолбанное выражение лица Пака не заметил и со спокойной душой проигнорировал, продолжая разглагольствовать чуть ли не на весь дворец: — У тебя что, течка началась? — смотритель покоев настороженно принюхался. — Я этих ваших течек столько перехавал… что своя уже давно как каникулы проходит. Я это…       В этот момент Ким, подойдя к кровати, заметил, что глаза у Пака красные и опухшие.       — Чимини, ты чего, плакал? Что случилось?.. — встревожившись, Тэхён сел на край кровати и принялся осматривать лицо друга, словно выискивая подсказки, причины слёз.       — Я так… Тэ… Я-я не могу… — от вида обеспокоенного лица товарища Чимину стало ещё хуже. До чего же он отвратительно слабый и жалкий. — Мне очень надо… н-но я не смогу…       Словно ожидая этого момента, новая порция слёз тут же брызнула из глаз и потекла по щекам.       Тэхён ничего не понимал из этого бессвязного детского лепета. Но, учитывая, в каком состоянии находился Пак, всё очень было серьёзно.       — Так. Успокойся немного и расскажи мне все по порядку, — Ким сгреб Чимина в охапку, прижав к себе и нежно поглаживая по спине.       — Тэ…я не могу… — всхлипнув, бездумно повторил Пак. Нервы натянулись до состояния тонких струн, готовых порваться в тот же момент, когда их коснутся чужие пальцы.       Тэхен начал что-то тихо ворковать, зарывшись пальцами в чужие волосы. Пак не понимал ни слова. Все звуки вокруг него сливались в фальшивую какофонию, и он отчаянно хотел заткнуть уши руками, чтобы ее не слышать.       Истерика пошла на спад только спустя десять или двадцать минут. Ким продолжал бормотать что-то бессвязное и то и дело повторяющееся, но его успокаивающий ласковый голос действовал на Чимина, точно чудодейственное лекарство.       — О чем ты говорил?.. Что ты «не можешь»? — тихо спросил Тэхен, внимательно глядя на чужую макушку. Он не понимал, что такого могло случиться. До слез довести Чимина было сложно, практически невозможно. Да и способен на это был лишь один человек во всем мире. — Что-то случилось с твоим папой?       — Нет… пока нет… — Чимин, громко шмыгнув, судорожно втянул носом воздух. На миг ему показалось, что вот сейчас он снова расплачется. Но глаза высохли. Слезы, кажется, и вовсе кончились. Пак чувствовал себя абсолютно выжатым и размазанным жизнью по земле, точно жалкое насекомое.       — Чимин, — резким тоном сказал Тэхен. Не успел Пак среагировать, как его вздернули наверх и встряхнули. Голова мотнулась назад, шею дернуло болью. Уперевшись коленями в кровать, Чимин непонимающе уставился на ожесточенное странной эмоцией лицо Кима. — Серьезно, тебе самому еще не надоело нюни разводить?! Ты уже не папу своего оплакиваешь, а самого себя! Сколько он болеет?! Пять лет?.. Десять?!       — Пять… — прохрипел Чимин, но вопрос Тэхена, судя по всему, был риторическим; злобно рыкнув, Ким еще раз хорошо тряхнул Пака, впившись пальцами в кожу почти до боли.       — Не важно! Ему явно потяжелее будет, чем тебе. Он — в лечебнице, на лекарствах сидит и будет сидеть до конца жизни, а ты — любимый слуга Короля, во дворце живешь со всеми удобствами и роскошью! Но рыдаешь здесь, почему-то, именно ты.       Чимин открыл рот, но не смог издать ни звука.       Тэхен тем временем безжалостно продолжал:       — У тебя есть жалование. Ты копил. Долгое время копил. У тебя есть связи во дворце. Не может такого быть, чтобы совсем не было выхода!       Сглотнув, Чимин резко зашипел:       — Не у тебя единственный родной человек!...       Щеку пронзило болью, а голова мотнулась в сторону. Чимин моргнул, а потом перевел осоловелый, непонимающий взгляд на Кима. Та рука, которой тот влепил Чимину пощечину, снова впилась в плечо, дернув его вперед.       — Смотри сюда, — бросил Тэхен и потянул Пака с кровати, заставив того, едва не рухнувшего на пол, подойти к зеркалу, стоящему напротив кровати.       Постучав пальцами по чужим плечам, Ким сказал:       — Это уже не ты, Чимин. Настоящий Чимин не станет требовать к себе жалости и снисхождения, закатывая истерики. Настоящий Чимин попробует взять себя в руки и только потом будет искать способ решить свои проблемы. А ты даже не пытаешься что-то предпринять, попробовать хотя бы привести себя в порядок! Как думаешь, Чимин, много пользы принесут твои попытки помочь папе, пока ты сам больше похож на мертвеца, нежели на живого человека?..       Не моргая, Чимин смотрел на своё отражение в зеркале. Оно было в пол, красивое, резное, декорированное золотом. Оно предназначалось для того, чтобы рассматривать красивые одеяния и прекрасные лица, а не то, чем сейчас являлся Пак.       Из зеркала на него смотрел сгорбленный, неухоженный юноша: волосы свалялись, напоминая грубо свитое гнездо; потекшая еще вчера косметика засохла на коже некрасивыми грязными кляксами; одежда, некогда аккуратная, предназначенная для выходов в свет, была смята и покрыта влажными пятнами. Кожа на лице была болезненно бледная. Оттенял ее только нездоровый ярко-красный румянец, покрывающий скулы, лоб и область вокруг опухших воспаленных глаз. На щеке алел след от пощечины.       Сначала Чимин не узнал себя. В зеркале явно был кто-то другой, не он. Но безжалостное осознание уже начало проявляться в его мозгу: Тэхен был прав. Чимин действительно не сможет ничего сделать, пока будет пребывать в таком плачевном состоянии.       Среди омег ходила присказка, которую Чимин всегда считал забавной: чем хуже чувствует себя человек, тем лучше он должен выглядеть.       Кажется, сегодня эта «народная мудрость» станет еще одним столпом, на котором будет держаться вся его маленькая никчемная жизнь.       Чимин глубоко вздохнул.       — Тэхён, помоги мне… — он неопределенно махнул на свое лицо. — …избавиться от этого.       Тэхен язвительно хмыкает.       — Тут поможет только хорошая ванна, друг.       Ким замельтешил по комнате, собирая все необходимые принадлежности вроде халата, сменной одежды и полотенец. Чимин наблюдал за ним какое-то время, потом отвернулся.       Когда купальня, расположенная в соседней комнате, — как личный слуга Короля Кореи, Чимин имел некоторые дополнительные удобства, — была готова, Ким отвёл Чимина туда. Помогая ему раздеться, Тэхен, не глядя, откидывал испорченные вещи в сторону. Мысли его кружились вокруг одного: может быть, он был слишком груб? Чимин редко дает слабину, может, стоило быть… спокойнее? Деликатнее?.. Подставить плечо, а не ударить по лицу?       Но, глядя на скованные движения, которые Пак делал словно бы через силу, превозмогая усталость, Тэхен чувствовал, что тому нужна была эта встряска. Весь Чимин был в этом: пока не выжмет себя досуха, не успокоится.       Когда Пак погрузился в горячую воду по подбородок, то облегченно выдохнул, издав какой-то невнятный хриплый звук. Замер, не шевелясь. Боясь потревожить его, Тэхён присел на пол, рядом с бортиком ванны, взял мочалку и мыло. В горячем влажном воздухе витали запахи масел, которые Ким, не заморачиваясь, залил в воду: ваниль, лаванда, еще, кажется, пряные ароматы роз и еще каких-то цветов.       Он только принялся намыливать губку, как Чимин заговорил:       — Папе стало хуже, — Тэхён вздрогнул и перевел взгляд на запрокинувшего голову Пака. Глаза последнего невидяще уперлись в высокий каменный потолок. — Лекарь сказал, что нужно срочно отправлять его в Кэгён, иначе в скором времени он умрет.       Пак медленно моргнул. Он словно бы был совершенно не тут, а где-то далеко, где не было ни Тэхена, ни дворца.       — Поездка и прохождение курса лечения требует больших денег, — Чимин тяжело вздохнул, — и такими суммами располагает только один человек в нашей стране — Король. Я пошёл к нему и... — на миг омега стиснул зубы, словно говорить ему стало вдруг физически больно. — ...попросил в одолжение деньги. Он согласился, но только при... особом условии. Король потребовал... — Чимин запнулся и зажмурил глаза. Потом, с трудом переведя дыхание, продолжил: — Я должен провести с ним ночь и забеременеть. Родить ему наследника.       На этих словах Тэхен выронил губку из рук, покрытых белоснежно-белой пеной, и пораженно выпрямился. Чимин видел, как распахнулись чужие губы, но меж ними не родилось ни звука. Ким был поражен, шокирован. Пак его понимал.       — Представляешь… — Чимин издал тихий, истеричный смешок. — Я... я так его ненавижу, а он… требует от меня ребёнка.       Слова давались тяжело, точно в горле застряли камни. Голос выдавал всю безысходность, всю ту боль, что испытывал Чимин, произнося их, выталкивая из глотки наружу неповоротливым языком.       — Он дал мне время до вечера, — Пак вдруг так резко поворачивает голову, что Тэхен вздрагивает, шокированный безумием загнанного в ловушку животного, которым горели глаза Чимина. — Подумать. Дать ответ. Разумеется, положительный, как он и рассчитывает. Но я не могу сделать то, чего он от меня требует, также как и подвести папу. Тэ...       Чимин моргает. Во взгляде его теперь — усталая обреченность.       — Что мне делать?..       Тэхён смотрел на друга. Он не знал, что должен сказать. Не знал, какое может быть решение, и есть ли оно вообще.       Ким протянул руку, обхватил Чимина за шею и притянул его к себе, прижавшись щекой к чужой макушке. В купальне повисла тревожная, звенящая тишина. «Выхода нет...» — понимает Чимин, и мысли его звучат в унисон с мыслями Тэхена.       И никто из них не произносит этого вслух.       Они сидят без движения час, может, два. Вода успевает остыть, даже замерзнуть прежде, чем Пак наконец выбирается из ванны. Тэхен помогает ему одеться, а после отводит обратно в спальню, где оба усаживаются на кровать, против друг друга.       Первым, спустя еще несколько минут мучительной тишины, заговаривает Чимин:       — Это так несправедливо, Тэ... — и запрокидывает голову, уставившись в потолок, покрытый цветастыми узорами.       — Мир вообще несправедлив, — Ким выдает фразу автоматически, заученно. Слишком часто вокруг него звучит фраза, озвученная Паком. — Да и... нет худа без добра?..       Прозвучало жалко.       Чимин в ответ усмехнулся и произнес:       — Это, может, и так. Ситуация все равно безвыходная.       — Нет, друг мой, — качнул головой Ким, — безвыходных ситуаций не существует в природе. Есть только ситуации, выход из которых либо неочевиден, либо нас не устраивает.       «Либо неочевиден, либо не устраивает... как легко об этом говорить, — думает Пак, — только вот в проблеме эта поговорка нисколько не помогает...»       Мысль вспыхивает в голове настолько ярко и неожиданно, что Чимин замирает, пораженный самим фактом ее существования. Какое-то время он надеется, что его сознание тут же откинет эту идею как абсолютно нерабочую, но все становится только хуже: Пак начинает надеяться.       А надежда, как известно, творит с людьми страшные вещи.       В груди вспыхивает счастливое возбуждение, и Чимин резко подается вперед, говоря тихим, полубезумным шепотом:       — Тэхён, тебе же нравится Мин, наш Король, — и Ким видит в глазах Пака больную, ненормальную надежду, — ты столько раз рассказывал мне о своих мечтах и снах, где существовали только ты и Он...       Ким зарделся, покрываясь ярко-алыми пятнами, и отвернулся.       Под влиянием безумного отчаяния и столь же безумного чаяния Чимин хватает Тэхена за плечи и встряхивает, заставляя посмотреть на себя.       Сейчас решалась его судьба, и Тэ не мог отвернуться, отказаться от него...       Чимин лихорадочно шепчет, прижавшись горячим вспотевшим лбом ко лбу Кима и неотрывно глядя тому в глаза:       — Помоги мне. Докажи, что наша дружба для тебя не пустой звук. Переспи с Мином.       Тэхен смотрел в чужие зрачки, не смея оторвать взгляда. На черном дне их бесновался пожар. Ким не верил этому пожару, в конце концов, любой огонь всегда его пугал.       Он понимал, насколько выгоден подобный ход для Чимина. С его стороны все выглядит более чем нормально и честно: Тэхен реализует все свои мечты, а Пак получит деньги, не наступая на горло своему достоинству и безмерной гордости.       Но сам Ким? Что он думает?       Это была мечта.       Мечта, что казалась недостижимой ни в этой жизни, ни в следующей, была так близко, вот тут, рядом — только руку протяни... Но этого ли Ким хотел на самом деле? Просто секса. Даже не секса, нет, самого обычного траха, целью которого было одно: спустить в него и оплодотворить. А если... а если Тэхен действительно... будет носить под сердцем ребенка Короля?..       Тогда, вероятнее всего, их казнят. Сначала Чимина, а потом самого Кима, позволив ему прежде родить ребенка.       Но даже осознавая эти риски... соблазн все еще был слишком силен.       Тэхен вздыхает, опуская взгляд       — Допустим... я соглашусь с ним переспать, но рожать я уж точно не собираюсь.       «Это убьет меня. Убьет нас обоих...»       — Не волнуйся, — Чимин едва сдерживает радостный вопль. Не сжать Тэ в объятиях до хруста костей стоит ему больших усилий. — С этим будет все в порядке, будь уверен.       Чимин выставил руку вперед, ожидая, что Тэ пожмет ее. Тремора пальцев он не заметил.       — Н-но... как мы это сделаем? — Ким инстинктивно отпрянул прочь. Сомнения грызли его изнутри, уничтожая душу тревогами и страхом смерти.       Чимин ухмыльнулся. Метания друга остались для него бессмысленными, не несущими никакого противоречия договоренности. Пак был поглощен идеей. Безумной, опасной.       «Это может сработать...»       — Не переживай, — точно заведенный повторил Чимин, — все будет хорошо.       Ким видел: омега был ослеплен возможностью спасения. Тэ оставалось лишь надеяться на то, что буря не нанесет ему такого удара, какой он не сможет выдержать.       Отказать он не мог.       — Ладно... — Ким сглотнул, протянув руку и сжав чужие влажные пальцы. — Я согласен.       Под языком появился наэлектризованный привкус. Тэхену показалось, что он только что подписал собственный смертный приговор.       — Кто же кроме меня тебя спасет?.. — Слабо улыбнулся Ким, стараясь избавиться от этого отвратительного ощущения.       Чимин облегченно выдохнул и улыбнулся. Бросившись на шею Тэхену, он прошептал:       — Спасибо.

***

      Юнги сидел в кабинете и вчитывался в очередной отчет по казне. Данные, представленные в нем, не сходились с его расчетами. Опять чиновники воруют деньги, набивая карманы до треска нитей.       «До чего же ушлые и ненасытные люди», — с усталым презрением подумал Король.       Мин перевернул бумагу и увидел личную печать Ён Ган.       «Да этот старик совсем заврался!» — презрение в одно мгновение сменилось яростью.       Раньше, когда Ён Ган воровал небольшие суммы, Юнги спускал это ему с рук. Старик выполнял свою работу безупречно — за это можно было, так сказать, дать премию. Но в этот раз он превзошел сам себя, украв почти половину суммы от ежемесячного дохода с торговли шелком.       Это уже слишком.       — Чонгук!       Двери в кабинет отворились, и перед Юнги тут же предстал Чон.       — Что прикажите, мой господин?       Чонгук склонился в почтительном поклоне, прикрыв глаза. На Короля нельзя было смотреть, пока тот не разрешит.       — Ён Гана казнить. Завтра, на главной площади, в двенадцать часов. И обязательно огласите, за что, — Мин швырнул к ногам Чонгука листы, испачканные чернилами. Из его записей даже полный идиот поймет, что именно сотворил старый прохиндей. — Заключи его под стражу до казни. И пусть о проступке своем он узнает только тогда, когда голова его будет лежать на плахе. Приказ зачитаешь лично, перед толпой.       — Будет исполнено, — покорно отозвался Чонгук, склонив голову еще ниже. После он несмело доложил: — Мой господин, к вам посетитель...       — Кто? — резко бросил Мин, не глядя на подчиненного. Брови его стремительно сошлись к переносице, а губы сжались в тонкую линию. Злоба бурлила в самом его горле.       — Пожаловал господин Пак, мой господин. Просит аудиенции...       Чонгук напрягся и мысленно пожелал Чимину удачи.       — Зови, — Мин махнул рукой. Морщины на его лбу чуть разгладились.       Поостерегшись загадывать, почему Король вдруг смягчился, Чон открыл дверь, пропуская внутрь Чимина. Тот словно на седьмом небе от счастья был: лицо сияет, а щеки ярко алые. Поступь пружинящая, радостная, и от звука соприкосновения чужих стоп с паркетом по спине начальника охраны пробежала тревожная дрожь.       Чон вышел из кабинета и закрыл за собой двери. Он совершенно не хотел знать, о чем эти двое будут говорить.       — Ваше Высочество, — Пак подошёл близко, почти вплотную к рабочему столу. Склонился в глубоком реверансе.       — Чего ты добиваешься? — Брови Мина приподнимаются. Обычно веди себя так омеги, присланные к нему в покои из гарема, но Чимин не позволял себе больше, чем обычный поклон прислуги. В реверансе же его сквозил открытый призыв, гибкость движений прямо таки кричала о возбуждении и страсти.       — Ну как же? — лукаво улыбнулся омега. Мин инстинктивно облизнул нижнюю губу, тут же стиснув пальцы в кулак. В груди заскреблось что-то тревожное, вызванное странным, нетипичным поведением Пака, но одновременно и неудержимо желающее, что спровоцировало чужое движение и вид. Чимин выглядел необычно... энергичным. — Вы забыли про наш уговор? Отведенное мне время кончилось, и я пришел, чтобы дать ответ.       Юнги забыл. Все эти бумажки и королевские обязанности, не терпящие отлагательств, полностью забили его голову, не оставляя совершенно никакого места другим мыслям.       — Нет, конечно, — еще раз облизнув губы, Мин замер в напряженной позе, прижавшись лопатками к спинке кресла. Он надеялся, что Пак не обратил внимание на тень замешательства, мелькнувшую в его голосе.       Чимин обворожительно улыбнулся. Что-то в этой улыбке и беснующимся в чужих глазах огне заставило живот Мина судорожно сократиться. Распространившееся по телу тепло взволновало и мысли; Юнги вспомнил, о чем именно говорил ему Пак.       — Хорошо. Я согласен на ваши условия, но у меня будет встречное условие.       Юнги должен был отмести это «встречное условие». В конце концов, деньги были нужны Чимину, а не ему. Но Мин не понаслышке знал, что благотворное сотрудничество порой требует некоторых... уступок.       — Какое? — совершенно незаинтересованным тоном спросил Король, оперевшись локтями на стол и сплетя пальцы в замок.       Чимин потупил взгляд. Нога его чуть шевельнулась, и Мин проследил это движение взглядом, игнорируя вставший в горле голод, усиливающийся с каждой секундой присутствия Пака в его кабинете.       — Моя просьба может показаться странной, Ваше Высочество... — шепот омеги так и сочился порочным смущением. Для Юнги этот легкий, точно шелест листьев, звук был почти физически приятен.       — Говори, — не смотря на теплое возбуждение, текущее по венам вместе с кровью, голос Мина звучит холодно и отчужденно.       Чуть влажные губы размыкаются, и Чимин произносит с взволнованным придыханием:       — Посмею ли я... неопытный и недостойный... попросить вас о том, чтобы покрыть ваши уста собой?..       В горле у Мина разом пересохло. В голове зарылись сомнения: правильно ли он понял то, что сказал Чимин? Но прежде, чем Юнги сумел бы проанализировать сказанное, его сознание затопило горячая иступленная жажда.       — Хорошо.       Мин видит, как на лице Чимина проскальзывает удивление, и он ухмыляется, предвкушая завтрашнюю ночь.