Жертва

— Бляяя, — голос Пети звучит страдальчески хрипло. Кажется, вчерашний вечер подло мстит сегодняшним утром. Игорь жмурится: он не собирается открывать глаза раньше двенадцати. И даже весь шум, производимый старающимся быть потише Петей, не заставит его изменить свои планы. Нельзя опоздать на работу в свой выходной. Петя молчит. Не шуршит одеждой, не ругается сквозь зубы, не хлопает заедающей дверцей пустого холодильника. И Игорь против воли напрягается. Что-то идёт не так. Голова тяжёлая, будто вчера бухал он, а не Петя, руководствующийся привязчивым «В Питере — пить!». Да и тело ноет, словно спит он на стуле в полицейском управлении. Игорь открывает глаза. Паскудная ухмылка Разумовского режет взгляд. Память возвращается искрами электрического провода: теракты, шантаж, Венеция. — Мы заждались, — говорит Разумовский, голос вливается в уши ядовитым мёдом. Игорь хочет вскочить, но лишь нелепо дёргается, как рыба на крючке. Ноги и руки скованы. — Что же ты, Игорь? Чуть пришёл в себя, сразу в драку? — издевательски тянет Разумовский, жадно всматриваясь в чужое лицо. Игорь молчит, оглядывается через плечо и замирает, в последний момент проглатывая матерное слово, готовое сорваться с губ. За его спиной — клетка, в которую заключены его близкие, с нелепыми светящимися ошейниками. Упрямо поджимает губы Юля, испуганно моргает Саша, непонимающе оглядывается Лёша, Ваня сжимает кулаки, как будто бы это может помочь. Петя стоит чуть в стороне ото всех, изучает обстановку непривычно холодным взглядом. И ничем не напоминает того московского мажора, каким он любит себя выставлять. Юля кидает на него быстрый взгляд и отводит глаза. — Так вот, мы сыграем с тобой в живые шахматы, — распинается Разумовский, а у Игоря в голове похоронными колоколами звенит дурное предчувствие. — Так как королевы у меня нет, пришлось позаимствовать одну из твоих подруг. Не бойся, твою возлюбленную я оставил тебе, — продолжает Разумовский, и Игорь чувствует, как в горле застревает воздух. «Возлюбленную» — не «возлюбленного». Хотя так он Петю даже спьяну не называл. Да и не повернулся бы язык. Петя, он просто Петя. Ситуация пробивает до дрожи. — Я не буду с тобой играть! — рычит Игорь, снова подаваясь вперёд, кресло недовольно скрипит. — Я так и думал. Хорошо, что знакомых у тебя много. За минуту раздумий буду убивать по одному, — со сладкой ухмылкой произносит Разумовский и нажимает кнопку на непонятно откуда взявшемся пульте. Ошейник на Косте загорается красным и взрывается, разрывая плоть. Брызги крови оседают на испуганных лицах. Игорь чувствует, как уходит земля из-под ног. В голове ужасающе пусто. — Гром, мать твою, начинай партию! Нас сейчас здесь двадцать. Четыре лишних трупа, — вылаивает Хазин, будто давясь. Слова бьют пощёчиной. — Я согласен, — говорит Игорь, резко вдыхая и выдыхая. Воздух заполняет лёгкие немым криком. Разумовский капризно поджимает губы — ему хочется чужой крови, чужой боли. Унижения. — Хорошо, — говорит он. — Белые ходят первыми. Управление голосовое. Игорь смотрит на высокотехнологичный дисплей с изображением шахматной доски, совершенно не сочетающийся с подвалом старинного особняка. Посылает пешку на Е4 и отрешается от мира. — Иногда нет выбора «хорошо — плохо», иногда выбор — это «хуёво или пиздец», — у Пети тогда были пугающе красные белки, лопнувшие капилляры и больные зрачки. Игорь молча прижимал его к себе, позволяя жарко дышать в застиранную футболку. Кажется, сейчас они выбрали «пиздец». Каждый раз, когда Разумовский съедает очередную фигуру, Игорь выворачивает шею, прощается и принимает на душу новый грех. И, ненавидя себя, секундно прикипает к мертвецки спокойному лицу Пети, опускающего веки очередного покойника. Его руки запачканы кровью, так же как и руки Игоря. И лишь это позволяет мыслить трезво. Когда Разумовский берёт белого коня (после панической переглядки, болезненной полуулыбки и неожиданно мягкого кивка), и алым загорается ошейник Пети, Игорь точно понимает одно — Разумовский из этого зала не выйдет. — Ебись оно конём! — провозглашает Петя, притиснувшись к решётке и срывая вал истерических смешков и друзей, и врагов. Металлу плевать на прогремевший взрыв — так и стоит ржавыми вратами в Тартар. Брызги крови обжигают Игорю затылок. Он выдыхает и на пять секунд прикрывает глаза. До мата ему — два хода.