Кларк: сборник

Всю свою жизнь Джонатан старался быть хорошим и честным человеком. И он и был таким. Так считали все, кто знал его. В этом был уверен и он сам. Но тогда откуда у него такие мысли? Почему он вынужден бороться с желаниями, которые никак не могли у него проявиться? Все эти чувства и внутренняя, хорошо скрываемая дрожь при взгляде на него... Мой сын, Моя плоть и кровь, Мой малыш. - Дорогая, мы не можем оставить его, - убеждённо, но вместе с тем и немного растерянно произнёс Джонатан, переведя взгляд с космического корабля, полузарытого в оббожённую землю некогда бывшего цветущего кукурузного поля, на свою жену, бережно держащую на руках маленького, на вид лет пяти, но довольно хорошо развитого, здорового и очень красивого ребенка. - Конечно, мы оставим его! - протестующе воскликнула Марта. - Ты только посмотри на него, Джонатан! На этого красивого малыша. Мы не можем просто взять и отдать его чужим людям. Они не будут заботиться о нём. Он мог бы быть нашим сыном... - Марта, мы не можем оставить его, - упрямо повторил мужчина. - Что мы скажем? Что нашли его в поле? - Не мы нашли его. Он нашёл нас, - сказала Марта Кент, с улыбкой посмотрев на укутанного в одеяло голенького, крепенького, темноволосого ребенка и покрепче подхватывая его на своих согнутых руках. Джонатан с сомнением смотрел на эту непривычную для него картину, не находя слов. А буквально через мгновение этот таинственный и будто немой или же не умеющий разговаривать неземной ребенок посмотрел ему прямо в глаза. Джонатан понял, что пропал. И не стало споров. - Конечно, мы оставим его. Первые произнесённые слова, и наворачиваются слезы... Щемящее чувство в сердце, впервые обращённое к нему: "Папа!"... Первое проявление способностей, страх и желание уберечь... - Почему, почему мне нельзя записаться в спортивный кружок?! - "ребёнок гневно топает ножкой" - так обычно называл такие весьма редкие истерики со стороны своего, как правило, послушного и примерного сына, со снисходительной улыбкой Джонатан. Раньше мужчина с лёгкостью урезонивал в таких случаях Кларка, давя на него своим непререкаемым авторитетом и твёрдым знанием, как нужно поступать. Но не сейчас. Было ли правильным сознательно лишать взрослеющего подростка "нормальной" жизни, заставлять его избегать общественной жизни и школьных развлечений, лишь бы не раскрылся "секрет"? Джонатан знал, что нет. Это было неправильно. Но потерять сына он просто не может. Поэтому Кларку лишь остаётся смириться. В конце концов, Джонатан хорошо воспитал своего сына. Достойным, хорошим человеком. Послушным... Кларк рос не по дням, а по часам. Его тело никогда не знало изъянов. Кларк был не просто здоровым. Он был совершенным. Прекрасным. С каждым новым днём... В какой момент Джонатан осознал свою неловкость вблизи с сыном? Когда появилась эта дистанционность в их отношениях? Нежные тесные объятия с Кларком сменились редким и каким-то неуклюжим похлопыванием по плечу сына. Откуда в нём вдруг появилось это желание? И значение слова "мой" приобрело иной оттенок?... В 15 лет Кларк перерос своего отца. Став совершенством. Не на мгновение, не на час, не на время юности, а на все последующие годы жизни - оставшись им. Незамутнённым временем и невзгодами, природой и переживаниями - идеальный, безупречный, совершенный, будоражащий кровь. И именно тогда Джонатан осознал, что нашёл на земле свой ад. Но за какие грехи, ведь он всегда был хорошим человеком. Или же не был?... - А это нормально?! - вскричал Кларк, показывая отцу абсолютно неповреждённую руку, но в искромсанном напрочь острыми ножами деревообрабатывающего аппарата рукаве из хлопковой ткани в тёмно-синюю клетку. Джонатан, позабыв обо всём на свете, лихорадочно схватился за неё. Тщательно осматривая на предмет ран. И борясь с накатившим тут же непреодолимом желании превратить осмотр в ласку. Провести пальцами по нежной гладкой коже. Больше. Напористее. Неистовее... Нельзя. Хотелось обнять... Нельзя. Всё нельзя... Вместо этого Джонатан лишь на миг устало прикрыл глаза, отпустив руку Кларка, а затем сказал серьёзно и с затаенной обречённостью. - Я хочу кое-что рассказать тебе, Кларк. Мой сын, Моя плоть и кровь, Мой малыш... Но в действительности не так. Не мой сын, Не моя плоть и кровь, Не мой малыш. - Что Джорэл сделал с тобой, Кларк? Это он с тобой сделал? - не в силах отвести своего испуганного и одновременно гневного взгляда от пылающего красно-розовым ужасного шрама на обнажённой сейчас груди сына - выжженная словно огнём большая и ровная буква "S" - проговорил с дрожью Джонатан. - Зачем? - Это чтобы я никогда не забывал своего настоящего отца, - криво ухмыльнулся Кларк. А затем начался бой. Позже пережив первый сердечный приступ, Джонатан думал о том, что больше не отдаст своего сына Джорэлу. Не отдаст никогда. Это он воспитал Кларка. Как по-настоящему хороший человек очень хорошего человека. Поэтому Кларк соглашается с ним. Он говорит, что никогда не простит Джорэла за отнятое у Джонатана здоровье. - Не беспокойся, пап, - уверяет его с юношеской горячностью Кларк. - Я сделаю всё, чтобы этого больше не повторилось. Я больше не пойду на поводу у Джорэла. Я останусь с тобой и с мамой. Вы - мои настоящие родители. Ты - мой отец. Кларк ослепительно улыбается, а Джонатану хочется завалить его на кровать. Но рядом Марта и больничный воздух, слепленный из бесконечного и жестокого в своей реальности "нельзя". В последнее время Кларк часто приходит домой поздно. И Джонатана это раздражает. - Я забежал к Лексу после школы, и мы заболтались, - невинно говорит Кларк, лишь отпивая глоток сока, игнорируя специально оставленный для него, заботливо приготовленный Мартой ужин. Та, как обычно в последнее время, задерживается на работе. И, как и сын, с Лутором... - Что даже не поешь, - тихо сдерживая бешенство и что-то похожее на ревность, казалось бы, мягко спрашивает Джонатан, хватая сына за руку в тот момент, когда тот норовит ускользнуть в свою комнату. - Пап, ты что, - недоумённо хлопает ресницами Кларк. - Что в этом такого? Ну прости, я просто не голоден. - Все вечера проводишь у своего любимого Лекса, ешь у него. Может, жить к нему перейдёшь? - Джонатан и сам чувствует, что его занесло. Но как в дефектной машине его тормоза отказывают, и его катит по наклонной. - Ты забываешь, кто ты и где твой дом! - Лекс - мой друг! - Кларк обиженно вырывает руку. И словно дуновение ветра стремительно исчезает с лестницы. Не догнать. Не поймать. Не приручить. Куда делось послушание? Где его примерный мальчик? Или это переходный возраст, не обошедший и Кларка словно обычного земного ребенка? Или, вернее, что это с ним самим? Он - ведь его отец. А Кларк - его сын. Но почему-то всё чаще приходит волной - "не его". И хочется приблизиться к Кларку, не подпуская больше к нему никого. Ни Джорэла, ни Лану, ни Лекса. Нельзя... - Кажется, я всё же грешен, - думает Джонатан, втайне радуясь разрыву отношений Кларка с Ланой. - Очень грешен, - думает он, сознательно оскорбляя Лекса Лутора и незаметными шажками подталкивая сына к мысли о том, что Лекс - плохой человек. А люди должны быть хорошими. Чёрное лишь загрязняет белое. Поэтому Кларку с Лексом не по пути. Потому что Кларк - хороший человек. И послушный. В конечном итоге, будет так, как решил Джонатан. Только вот это неизбывное "нельзя"... Джонатан - хороший человек. Так все считают. И он и сам верит в это. У него чудесная семья - любящая жена, примерный сын и...земной, свой собственный ад - 24 часа в сутки без перерыва. Если только он не переступит черту, начав апокалипсис. Не мой сын, Не моя плоть и кровь, Не мой малыш... Но мой Кларк.