Ну здравствуй, Писатель

Прошли сутки как Писателя посадили за решётку. Ему только и оставалось, надеяться на помилование со стороны Правителя, ведь ни каждому хочется умирать в столь раннем возрасте, да и без всякой на то — причины. Резкий и ужасный грохот по решётке, заставил парня съежиться и устремить свой взор в сторону исходящего звука. По ту сторону темницы, стоял Стражник, который сопровождал Мэра во время «казни» и отворил решётку, после чего рявкнул на парня. — Можешь выходить. Киоссе вопросительно смотрел на Стражника, ничуть не двинувшись с места. — Плохо слышишь, малец? Вставай и выходи. Приказ Мэра. Последняя фраза прошлась словно током по телу Никиты. Неужели всё же убьют? Он молча поднялся и двинулся к выходу из заточения, медленно, без всяких высказываний и дёрганий. Ведь приказ мог быть и с дополнениями такого рода как: " Съязвит — убей.» Шатена подталкивают сзади, дабы тот шёл быстрее и не сворачивал куда ему не нужно. Они молча идут по длинным коридорам извешанных громадными картинами. На каждой из них изображён молодой правитель, но есть и те, где он изображён с Семьёй. К сожалению, парню не дали остановиться и рассмотреть картины как следует. Наконец, Стражник приводит Киоссе в неизвестный ему кабинет. Возможно здесь работает Мэр. Зайдя, в достаточно большое помещение, шатен осматривается. Стены в золотистых тонах, ковровое покрытие алого цвета устелало кабинет, окна закрывают тёмно-зелёные шторы. Пока парень осматривался, Стражник успел уйти прочь с «владений» Мэра. Ведь его задача была привести и не более. Парень даже не заметил, как уже обхаживал чужой кабинет и с интересом вглядывался в каждую мелочь, находящуюся на его пути. И вот он уже исследует стол, который, был полностью покрытый различными бумагами и тетрадями, которые были в разном состоянии. Некоторые надорваны, другие полностью изорваны, но есть и те — которые были в целостности. Писателя распирало от любопытства и ему хотелось узнать, что пишет Мэр в этих тетрадях или может он найдёт какие-нибудь влюбленные письма от обычных барышень. Улыбнувшись своим же мыслям, Никита взял первый, чуть смятый лист, но сразу же нахмурился. «Высказывание горожан? Серьёзно?» — Не интересно. — проговорил кареглазый и выкинул письмо куда подальше, продолжая рыться в бумагах. Приглашения на балы, оповещения о приездах, высказывания горожан. — Но должно же быть что-то интересное! — негромко вскрикивает парень и смятает небольшую горку бумаг со стола. Опустив голову, писатель уже было расстроился, но его взгляд падает, на чуть опаленный огнём, лист. Он аккуратно, двумя пальцами, берёт за уголок бумаги и поднимает её. Сначала оглядывается, а потом медленно разворачивает листок и увидев содержимое, вздрагивает. Красным. Нет, не простым красным. Кроваво-красным вырисовывается список, содержащий всего три вопроса: 《1. Кто убил Марту? 》 《2. ̶К̶т̶о̶ ̶у̶б̶ь̶ё̶т̶ ̶А̶л̶и̶с̶у̶? ̶》 《3. Кто убил Мэра? 》 Третий пункт писатель проговорил вслух, его сердце бешено стучало, а руки тряслись от страха. Вдруг за спиной он услышал всхлипы и резко развернулся, пряча за спиной листок. — П-папеньку у-убили? В дверях стояла маленькая девочка, лет пяти, с тёмными, как смола, волосами и небесно-голубыми, заплаканными глазами. — Н-нет.. Нет-нет, что ты? С твоим папенькой всё хорошо. — Киоссе уже было двинулся к ребёнку, как послышался отдаленный выстрел. Шатен подбежал к девочке и крепко прижал к себе, падая на пол и закрывая её собой. — МЭРА УБИЛИ! Дальше всё как в тумане. Никита слышит лишь отдалённые крики прислуги и стражников, отдалённый плач девочки, которая находится рядом и прижимается к нему. И в голове парня теперь крутится этот список и вопрос: Кто убил Мэра и какую-то Марту?