Капитан всегда идет ко дну со своим кораблем

      — Знал бы ты, как мне осточертела их притворная забота, — едва различимо произнес Гарри.       Он сидел, прижав колени к груди. Сигарета, зажатая в онемевших пальцах, почти истлела: тот лишь дважды подносил ее к губам для нервной короткой затяжки.       — От чего же не знать? Слепой, по-твоему? Все вижу… Конечно, вижу, — свистяще протянул Рон, вздрагивая от продирающих до онемения порывов ветра.       — Всю душу из меня вытрясли, силы вытянули скалящимися улыбками. И каждому будь добр ответь, руку пожми, — задушено продолжал Гарри, уперев лоб в потертые джинсы на острых коленях. — Как они не поймут?       — Что нахрен тебе не сдались их лицемерные возгласы? — хмыкнул Рон, пальцами цепляясь за влажную черепицу. — Ладно, если бы они это делали для тебя, так это же все для показухи, чтобы на место под солнцем налебезить, — вздохнул Рон, про себя отмечая засилье туч над головой.       Повисло склизкое молчание. Только пепел с сырой сигареты оседал рядом с ухом, да изредка раздавалось шкрябанье его собственных ногтей. Дождь давно прошел, но по всей крыше то тут, то там встречались островки-лужицы, поверхность которых заходилась рябью при каждом дуновении ветра.       Рон смотрел, как ручейки воды просачивались сквозь сколы в черепице. Крыша протекала — у упыря день не задался с самого утра. Значит, думал Рон, отвоет свое ночью. В детстве его жуть как пугали эти стенания, но теперь, услышав их, он лишь нахлабучивал подушку поверх головы и дальше проваливался в забытье. Нынче сон у него был в почете: только он отвоевывал у жизни оазисы спокойствия, неомраченные ужасами бодрствующего сознания.       Рон знал, что Гарри не разделял его теплых, можно сказать родственных, спасительных отношений со сном. Того почти каждую ночь мучали кошмары. Какой же ерундой сейчас казались завывания чердачного упыря, после ужасов войны, виденных им воочию. Тех, которые не отпускали его любимого до сих пор, не давали передохнуть даже спустя полгода после того рокового дня.       — Знаешь, я даже не могу злиться на них, — хрипло подал голос Гарри, — просто ничего не чувствую. Какая-то тотальная пустота, — выдохнув это, он наконец поднес к синим губам замаранные в пепле пальцы с сигаретным огрызком. Последний раз глубоко затянувшись, он затушил его в ближайшей лужице.       Дымные струйки унесло очередным порывом ветра. Рон взглядом выхватил в вечерних сумерках то, как судорожно дернулся кадык Гарри.       — Ты главное не молчи, так и сойти с ума не долго, — просто сказал он, принимая сидячее положение. Помяв затекшую шею Рон, из-под отросшей челки, вновь посмотрел на угловатую, топорщившуюся отчаяньем фигуру рядом.       — Лучше не станет, — откашлялся Гарри, — все они могут продолжать смотреть на меня влажными глазами, таскать по врачам, но я-то чувствую — лучше не станет, — эти слова горько осели в лужи дождевой воды.       Так твердо, убежденно звучал голос Гарри, что Рон поежился, борясь с желанием стряхнуть с плеч чужую маркую скорбь.       — Я буду рядом, ты знаешь, — легко прошелся он по чужим всклокоченным волосам пятерней, шкрябнув ногтями по позвонку, выступающему над воротом толстовки. — Если тебе плохо, я разделю это с тобой.       — Чего бы тебе это ни стоило? — задушенный, дерганный смешок.       — Во веки веков. Аминь! — цепко ухватившись руками за острые плечи, Рон свободно выдохнул в родную макушку. Гарри не сопротивлялся, обессиленно рухнув в его объятия.       — Ты огорчишь их всех, — прошелестел тот, дыханием колыхнув светлые волоски на роновских руках.       — Пускай, — устроил он подбородок поверх взлохмаченной головы. — Это не их заботы, пасти нас, будто овец. Чай не маленькие уже.       — Упадешь в эту бездну вместе со мной? — загробным голосом передразнил Гарри Джинни, которая накануне, узнав об их связи, устроила нешуточный скандал.       — Вот еще. Пусть сами попадают в свои бездны, а мы и без чужих громогласных изречений обойдемся, — фыркнул Рон, поудобнее перехватывая продрогшие плечи.       В конце концов, какая ему была к Мордеру разница до этих людей, которые всю жизнь над ним издевались или, что в разы хуже, не замечали его, будто он был пустым местом, плесенью на потолке? Пускай катятся к дракклам и одаривают запоздалой заботой кого-нибудь другого. А им никто уже не поможет, кроме них самих. Поздно. Слишком поздно спохватились.       — Готов пожертвовать так и не начавшейся жизнью ради чужого горя? — повторил Гарри уже реплику Кингсли. Месяц назад они с треском вылетели из Аврората.       — Идиот, — уткнулся Рон носом в ложбинку между шеей и плечом того. Притиснув Гарри ближе и глубоко вздохнув, он оставил легкий поцелуй за холодным ухом.       — Значит, ты согласен потонуть вместе со мной? — блеснул на него Гарри стеклами запотевших очков.       — Конечно, капитан всегда идет ко дну со своим кораблем, — сказал он фразу, шутливо брошенную отцом в прошлой жизни.       — Для корабля во мне слишком много пробоин, — легкая улыбка тронула потрескавшиеся губы, — я скорее рыболовная сеть.       — Которая выудила из морских пучин мое пламенное сердце, — возвышенно проговорил Рон, сдерживая, клокочущий в груди, смех.       Из-за туч показались жиденькие лучи закатного солнца. В лужицах отразилась последождевая радуга. Свет же, преломляясь в воде, залил окружающее их пространство. Крыша наполнилась красками, ожила, встряхнулась, будто собака, избавляясь от остатков непогоды.       — Вот дурак, — хмыкнул Гарри спустя какое-то время и через голову перекинул кольцо роновских рук, освобождаясь от захвата. — Пойдем вниз, я промерз до костей.       — И попробуем маминого пирога — запах за километр чуется, — добродушно сказал Рон, поднимаясь следом.       — Ну нет, так нечестно! — легко шлепнул Гарри потянувшуюся к нему ладонь.       — Если помрешь с голоду, отдам твое бездыханное тело на съедение упырю, — мило улыбнулся он, пробираясь вперед по скользкой черепице.       — Манипулятор, — довольно выдохнул Гарри, одаряя его взглядом живых, искрящих глаз.       Вот оно! Рон на секунду замер, любуясь буйной зеленью, проклюнувшей сквозь снежный налет. Пускай тот живет, уверенный, что никто и ничто не способно выудить морозные осколки из его сердца. А Рон пока аккуратно, по одному, будет доставать их, налепляя на раны любовные заплатки. Пускай неумело, пускай кое-как, но он вытащит Гарри; ведь не все же рыболовной сети лежать на морском дне, коль создана она была для того, чтобы быть вытянутой на берег.       Рон вытянет — знал, что вытянет. Ко дну с кораблем идут только капитаны-дураки, недоглядевшие за порученной им ценностью. Рон же дураком не был, несмотря на то, как нелестно отзывались о нем другие.