Вечер Музы

      Это был чудесный вечер. На улице тепло; весь день шёл дождь, размывая очертания и приглушая свет. Закончился. Стемнело. Сейчас, слыша знакомые шаги и голос: «А теперь пора…», — Муза выбежала наружу.       Вот это да! Кругом лужи, широкие, как озёра, а на небе звёзды, какое-то невообразимое количество звёзд! Яркие, большие и маленькие, они отражались во всех лужах, они были сверху и снизу, они были кругом! Никогда ещё Муза не видела разом столько звёзд. Как это красиво! Она подбегала к краям самых широких луж, потому что в них звёзд было больше. Это было так прекрасно и невероятно! Ведь если ходить по луже, то получится, что не только с боков, но даже под ногами звёзды! И она пошла по лужам, трепетно следя, куда наступить, глядя на дрожащее сияние со всех сторон. В какую сторону ни пойди — звёзды как будто пугаются и дрожат рядом с тобой сильнее, но если замереть, то постепенно успокаиваются и начинают ровно светить, оставаясь на своих местах.       Спереди справа в высоких стеблях что-то зашевелилось, качая их, и тут Муза словно спустилась с небес на землю, поняв, что она всё ещё в том же обычном мире. До неё только сейчас донёсся сзади прежний знакомый голос: «Э-эй, ты где-е?». Муза не обернулась и посмотрела на заросли. Вот сейчас эта тварь в кустах либо набросится на неё, либо своими звуками её выдаст. Музе немедленно хотелось обратно в звёздную сказку. Она схватила какое-то валявшееся рядом увесистое полено (или не полено?), но, молниеносно осознав, что сил не хватит руками его швырнуть, быстро упала назад, уперевшись ладонями в землю, и со всей энергией стремления обратно в чудесный мир пихнула полено ногой. Тень в зарослях со сдавленным стоном чуть осела и попятилась. «Хорошо. Так тебе и надо!» И Муза снова посмотрела на небо. Сколько звёзд, сколько же звёзд! Но стоит опустить глаза, видны собственные торчащие коленки… И тут Муза поняла, что надо делать.       Она осторожно пошла на середину широкой лужи. Осторожно не потому, что боялась промокнуть — об этом она вообще не думала, а потому, что сильные колебания разрушали бы отражение звёзд. Да и вода могла бы замутиться… А будет ли мутная вода так же красиво и ясно отражать звёзды? Ведь небо должно быть как следует промыто, чтобы они были так ярко видны, значит, и вода для отражения должна быть чистой? Или чистое-чистое зеркало… Но в зеркало нельзя влезть. А тут… Да, лужи хоть и широкие, но неглубокие. Но это такая ерунда! Стоит только опуститься на колени, сесть на пятки — и вот она целиком в окружении звёзд, в их волшебном, чарующем мире, они так близко, как только могут быть, они со всех сторон. Это… Это… Вода по пояс, ног не видно, кругом только звёзды, и она сама как будто тоже звезда! Да, она не светится, но она принадлежит этому чудесному миру, а он принадлежит ей! Ведь никто больше так его не замечает, не понимает, никто ж ведь больше не додумался даже выйти посмотреть на небо, не то что погрузиться в воду! Звёзды — это её мир… Только её…       Сзади послышались тихие шаги. Увы. «Вот ты где. Ну вот зачем ты это сделала, ты же промокла, пошли домой. И неизвестно ещё, что там сейчас, в этой луже, намешано…» Тяжкий вздох. Она тоже вздохнула — бесшумно, но не озабоченно, не зло, и даже не сильно сокрушаясь от того, что её влекут обратно. Просто приходится расставаться с этим чудесным миром. Но теперь она знает о нём, таком непохожем на всё остальное и таком похожем на неё, единым с ней. В тусклом свете на крыльце она стала стягивать мокрую одежду. Папа потрогал пальцы её ног и нахмурился. «Ты же знаешь, с водой сегодня перебои. И бочка прохудилась, у нас осталось совсем чуть-чуть. Я не смогу нагреть воду, чтобы отмыть тебя. А если простудишься? И к кому мне идти за водой?» Муза замотала головой. Она не хотела мыться, ей казалось, что мельчайшие частицы звёзд, растворяясь в воде, оседали на ней, и смыть их теперь? Нет. Она ляжет спать прямо так, и всю ночь во сне она будет среди звёзд. Внезапно она почувствовала холод на затылке и поняла, что часть волос намокла. «Как же это? — подумала она. — Ах да, я, наверное, коснулась воды волосами, когда упала на руки. Значит, теперь и в волосах звёзды!» Она влезла под одеяло, завернулась и закрыла глаза: думала о своём приключении. Снаружи были слышны стрекотание, шаги и папино бурчание. Вот он опять рядом, подошёл к шкафу. Чуть скрипнул дверцей. Знакомые шорох и позвякивание — это коробка с лекарствами. Это что, папа будет искать сейчас, чем лечить её от простуды? А вот она и не простудится. Не открывая глаз и замотавшись до них одеялом, Муза высунула язык: папа не увидит, но этот жест для него. Чудной он… Странно всё… А губы почему-то как будто суше, чем обычно. Да, облизываешь, а на них сухость. И опять сухо. Отчего это… Ах да, с водой же перебои, перед сном не попили… От этого они и сохнут. И подушка более шершавая, чем обычно. Это после мягкого водного мира звёзд щеками так ощущается. Этот мир грубей, а тот так редко бывает… Последующее затуманил сон.       Перебирая порошки и оставшиеся горчичники, Бард думал: «Неужели мы тоже когда-то были такими? Были же времена… Вот будить её сейчас? Да нет, не стоит, вряд ли что-то случится. Под одеялом тепло. Пусть спит».       Правитель осматривал в бинокль окрестности и, заметив худенькую фигурку среди луж, подумал о том, как хорошо быть таким беззаботным ребёнком и радоваться мелочам. Не думать ни о ком и ни о чём. И о последствиях. Ведь она там видит звёзды, которые за пределами сияния городских огней гораздо ярче. И их больше. В городе их вообще никто не замечает. Да и саму девочку вряд ли кто-либо, кроме него, заметил бы, пусть даже и в бинокль, а если б и заметили, — не поняли бы, отчего это она так себя ведёт, что она делает. А ведь простудиться же может. Зачем ей это… Стоит ли оно того…