Дела добрые, дела дурные

      Готовясь к походу на Королевскую Гавань, Тайвин вознамерился проверить состояние армии — и сделать это он собирался неожиданно, без предупреждения, дабы в полной мере оценить степень падения дисциплины и наказать виновных. В том, что дисциплина оставляет желать лучшего, он не сомневался: слишком долго армия бездействовала, а бездействующая армия начинает разлагаться, уничтожая сама себя. До него начали доходить слухи о пьяных стычках между солдатами и о случаях дезертирства. Киван никогда не подводил старшего брата, но в этот раз Тайвин зря доверил лагерь его заботам: слишком рассеянным и невнимательным сделался Киван с тех пор, как его сыновья, Мартин и Виллем, попали в плен. Тайвин не мог не сочувствовать родному брату, но его немало раздражало то обстоятельство, что подавленный вид Кивана неизменно вызывал у окружающих искреннее желание поддержать и утешить его — в то время как сам Тайвин, когда стало известно, что его сын оказался в плену у северян, удостоился лишь сухих официальных соболезнований, и о его беде все моментально забыли. Конечно, ведь он держит себя в руках, а не бродит по замку с видом побитой собаки. Внешнее спокойствие Тайвина люди всегда принимали за бесчувственность. Безошибочно читать в его сердце умела только жена. Может быть, на самом деле именно за это он полюбил её, а вовсе не за красоту и ум, как ему казалось в молодости.       Ранним утром, едва только бледный рассвет осветил камни Харренхолла, они выехали за ворота: Тайвин в своих роскошных, украшенных пурпурной и золотой эмалью доспехах (после некоторых раздумий он всё же решил появиться перед войсками в них), уныло сгорбившийся в седле Киван, Клиган с лицом мрачнее тучи и сонные, поочерёдно зевающие сиры Аддам Марбранд и Флемент Бракс. Процессию замыкали несколько ланнистерских гвардейцев.       За стенами замка было холодно и ветрено. Солнце не показывалось. По серому небу неслись рваные клочья облаков.       — Мерзкая погода, — пробормотал Марбранд, кутаясь в плащ; злой ветер трепал его длинные волосы.       Сир Флемент озабоченно поглядел на небо.       — Хоть бы дождь не пошёл.       Тайвин тоже мысленно проклинал погоду и жалел о том, что надел шерстяной плащ, а не меховой.       Весть о визите Тайвина моментально разнеслась по лагерю, и вскоре огромное, сплошь заставленное палатками пространство перед замком напоминало потревоженный муравейник. Лагерь наполнился шумом и беспорядочным движением. Солдаты, подгоняемые окриками и пинками офицеров, спешно выгоняли потаскух из палаток и приводили себя в порядок. Звенели доспехи, лаяли собаки, где-то вдалеке трубили в рог.       Тайвин увидел в лагере примерно то, что и ожидал увидеть: грязь, пьянство и разврат. Гарнизон Харренхолла постоянно находился у него на глазах, поэтому грубых нарушений дисциплины и порядка почти не случалось, солдаты блестели отполированными доспехами и целыми днями упражнялись в стрельбе из лука или сражались на тренировочных мечах — здесь же взгляд постоянно цеплялся за нечищенные кольчуги и давно не знавшие точильного камня мечи и топоры. Копейщики и латники через одного дышали застарелым перегаром. Офицеры выглядели немногим лучше. Если бы враг решил сейчас напасть на это сборище пьяниц и бездельников, сколько-нибудь серьёзного сопротивления он бы не встретил. Хорошо хоть у Марбранда налажена разведка, и большой неприятельский отряд не сможет подойти к Харренхоллу незамеченным.       По мере осмотра лагеря лицо Тайвина всё больше мрачнело. Между бровями залегла глубокая складка, на скулах напряглись и застыли желваки, рот сжался в жёсткую линию. Он разговаривал спокойно, не повышая голоса, но окружающие чувствовали, что в нём зреет гнев.       Шлюхи всех возрастов и мастей попадались на каждом шагу. За хозяйственными постройками, недалеко от смердящей сточной канавы, Тайвин стал свидетелем сцены весьма откровенной, но, похоже, вполне привычной для жителей лагеря: едва стоящий на ногах солдат в расстёгнутом дублете на голое тело лапал пьяно хихикающую девицу, прижав её спиной к поленнице. Правой рукой он шарил у неё между ног под задранным платьем, левой мял бесстыдно вываливающуюся из расшнурованного корсета грудь. Сир Флемент даже присвистнул от этого зрелища.       При виде лорда Тайвина и его свиты девица, бывшая несколько трезвее своего кавалера, побледнела и попыталась прикрыть оголённую грудь руками.       — Что там ещё… — недовольно пробормотал солдат заплетающимся языком, обводя лорда Тайвина и его спутников мутным взглядом. Слишком пьяный, чтобы правильно оценить опасность ситуации, он смачно рыгнул и вернулся к прерванному занятию. Перепуганная девица тщетно пыталась высвободиться из его похотливых объятий.       Тайвин с минуту наблюдал эту сцену среди наступившего молчания, нарушаемого лишь громким сопением солдата, потом отрывисто бросил через плечо:       — Повесить.       Девица в ужасе вытаращила глаза и повалилась на колени, умоляя о пощаде.       — Обоих? — осведомился сир Григор.       — Девку выпороть у столба и пусть убирается.        Прежде, чем поставить шлюху к столбу, Клиган с дюжиной своих людей наверняка отдерёт её во все места — и поделом ей.       Тайвин провёл в лагере почти весь день. Проголодавшись, плотно пообедал в капитанском шатре с офицерами свиным окороком, ячменной похлёбкой и свежим хлебом.       К вечеру он вернулся в замок, собрал совет и долго выговаривал пристыженным знаменосцам — каждому в отдельности — за то, что творится в лагере. Кивана пожалел, не стал отчитывать при всех, хотя немалая часть вины лежала именно на нём.       — Чтобы сегодня до заката в лагере не осталось ни одной шлюхи! — сказал он, заканчивая совет; в усталом голосе сквозило раздражение. — Вино в бочках сдать Визу. Кто завтра окажется пьяным — вешать. А теперь оставьте меня и займитесь, наконец, своими обязанностями: наведите порядок среди своих людей. Мы уходим из Харренхолла через два дня. Сир Григор пока останется в замке. Можете идти.       Они поднялись и вышли в полном молчании, довольные, что легко отделались.       Тайвин чувствовал себя немного простуженным и мечтал о горячей ванне, но едва только он с помощью оруженосцев избавился от тяжёлых доспехов, Квиберн принёс письмо с печатью Фреев.       Лекарь топтался на месте, надеясь, что Тайвин распечатает письмо в его присутствии и поделится новостями, но без особых церемоний был выпровожен вон.       Тайвин приступил к чтению письма с некоторым душевным трепетом, однако его волнение оказалось напрасным. В этот раз ворон принёс добрые вести. Добрые для Тайвина, но не для его врагов. Короля Севера и его армии более не существовало.       «Не послать ли за Киваном?.. Впрочем, он, наверное, снова поехал в лагерь». Тайвин налил себе целую чашу вина и выпил, рассматривая карту Речных земель с торжествующей улыбкой на губах. В конце концов, это его личная победа, и он вполне может насладиться ею в одиночестве.       Как ему было не гордиться собой? Эта победа не стоила ему ни единой капли крови собственной армии. Пара листов пергамента и немного чернил — вот цена жизни глупого мальчишки, называвшего себя Королем Севера. Грязную работу сделали Фреи, а руки Тайвина, как всегда, чисты.       До чего же глупо... не проиграть ни одного сражения — и умереть на собственной свадьбе.       Вот только странно, что Фрей писал о «паре волчьих шкур». Кейтилин Старк, согласно плану Тайвина, не должна была погибнуть. Зачем старому хорьку понадобилось убивать её? Живая она была бы куда полезнее.       Подумав, Тайвин пришёл к выводу, что следует сообщить девочке о смерти родных.       У него были на то причины. Не сегодня-завтра вести о смерти Старков дойдут до Харренхолла. Имея уже представление о характере девочки, он опасался, что она может что-нибудь выкинуть, узнав об этом. Тайвин вполне допускал, что люди Фреев могли поглумиться над телами убитых, и если кто-то станет смаковать мерзкие подробности, девчонка вполне может накинуться на этого человека с кулаками или даже с ножом. Но отнюдь не судьба рассказчика волновала Тайвина, а то, что если на его месте окажется кто-нибудь из бешеных псов Клигана или наёмников шепелявого квохорца, ей не поздоровится. Не для того он выпустил девочку из темницы, чтобы её растерзали какие-то ублюдки.       Тайвин хотел лично понаблюдать за её реакцией, чтобы, если потребуется, удержать от необдуманных поступков. И ещё ему казалось, что он сделает благородный жест, если деликатно расскажет ей об этом сам. Да, так будет правильно. Его будущая невестка достаточно умна, чтобы оценить этот поступок.       В дверь постучали. Рябая служанка пришла спросить, будет ли милорд ужинать. Тайвин ответил, что не будет, и велел ей привести девочку, а потом проследить, чтобы ему приготовили горячую ванну. Он надеялся, что разговор не займёт много времени.       Пока Тайвин ждал девочку, в душе его нарастало тревожное ощущение, что эта затея ни к чему хорошему не приведёт. Не самое это приятное дело — сообщать кому-то о смерти родственников — особенно, если сам причастен к их гибели. В надежде расслабиться он налил себе из кувшина вина и сделал несколько больших глотков. Потом залпом проглотил оставшееся.       «Ну что такого, в самом деле, может случиться?..» — подумал он через несколько минут, когда успокоительное тепло разлилось по жилам. Конечно, рано или поздно она узнает о том, что ловушку, в которую Уолдер Фрей заманил её брата и мать, расставил лорд Тайвин, но сегодня у неё нет никаких причин в чём-то обвинять его.