Там, где я встретил тебя

***

      В последнее время Зеницу неважно себя чувствовал. Наступила весна, и он, как и стадо бестолочей, при первом же потеплении разделся. Вот он и получил сначала обычную простуду, а потом и воспаление легких. Теперь приходилось сидеть дома, пить чай с малиновым вареньем, закидываться таблетками, что прописал врач и сетовать на глупого себя, что так рано снял шапку и надел весеннюю куртку. С Тенгеном дела обстояли сложно. Блондин старался избегать конфликтов со старшекурсником, обходя его стороной. Хотя все равно втихаря подглядывал за ним. Когда Узуй не пытался задеть Агацуму и переставал выделываться он был другим. Таким улыбчивым, радостным. «Смех у него заразительный.» — Думал парень.       Через какое-то время Тенген перестал публично позорить Зеницу. Блондин не знает что произошло. Казалось, что мир рухнет раньше, чем Узуй прекратит весь цирк. Теперь же Агацуму зажимали по углам и… Он получал что-то вроде подкатов. Ну, если восхищение Тенгена самим собой можно было так назвать. — Мне кажется твое тусклое личико и ротик прекрасно бы смотрелись на моем блестящем и неотразимом… — Господин Баобаб, говорите громче я вас не слышу, внизу слишком шумно. Или может вы одолжите мне пару сантиметров, чтобы я мог слушать ваши восхищения о самом себе? — Только если в рот, Мышонок!       С Богом Фестивалей все было прекрасно. Зеницу влюблялся в него все больше и больше. Тот стал больше беспокоиться о проблемном Агацуме, но, конечно и без смущения пошлостями не обходилось. Теперь блондин знал, что аноним учится в одном вузе с ним. Поначалу это напрягало, было страшно, что за углом кто-то стоит и наблюдает за ним, но со временем стало без разницы. Он примет его любым, как только тот сознается.       Еще был Доума, что позвал его в кружок по рисованию. Парень был превосходным руководителем и педагогом и было странно, что он учился на юриста с такими данными. Они часто гуляли вместе. Старшекурсник был добр и внимателен к младшему, пару раз даже защищая от нападок Тенгена. Складывалось впечатление, будто Доума старший брат Зеницу, он часто был рядом и вытаскивал из неких казусов. Человек конечно неплохой, но Агацума видел в нем лишь друга. Конечно открытого заявления не было, но по поведению «Льдинки», так в шутку называл его Зеницу, за вечно ледяные руки, было видно, что первокурсник ему небезразличен. Приходилось делать вид незамечающего, боясь обидеть. Парень не лез с одами о любви и это было главное. Этой у Зеницу любви было навалом, и, к сожалению, к монстру. (16:37) Замена Тенгену: Как дела, Лисичка? Хорошо себя чувствуешь?       Зеницу сразу же ответил. (16:38) Зеницу: Все в порядке, дышать все еще тяжело, но в общем и целом уже намного легче. Ты как, как там на учебе? (16:39) Замена Тенгену: Скучно, тускло я бы сказал. Ты знаешь, меня сейчас заботят совершенно другие вещи. И не могу с тобой ими, к сожалению, поделиться. Прости, Мышонок. (16:40) Зеницу: Что-то серьезное? Я переживаю. Может хотя бы намекнешь?       Сердце Агацумы будто сжалось. Было обидно, что ему не доверяют, но при этом и обижаться было не на что, они друг другу ничем не обязаны. Уж тем более тем, чтобы делиться своими переживаниями. (16:42) Замена Тенгену: Просто знай, что я не хочу делать тебе больно, а больно скорее всего будет. И видит Бог мой блестящий крест, но знаю не поможет. Связано, ну наверное с прошлым, с тем, когда я впервые увидел тебя. Может переключимся на более позитивный диалог, Сладкий? Не нужно тебе волноваться сейчас, здоровье в приоритете.       Больно? Как он может сделать ему больно? Он же такой хороший человек, что такого произошло? Что-то в этом диалоге было отдаленно знакомо, но Зеницу не мог понять что. Поднималась температура, глаза болели и саднило в душе от страха перед неизвестным. Блондин принял решение поспать. (16:45) Зеницу: Давай позже, я спать пойду, плохо стало. Хорошего дня тебе!       Отложив телефон, горячая голова Агацумы плюхнулась на подушку. Верхняя сторона уже давно была нагрета, и, перевернув ее на другую, парень почувствовал наверное одно из самых лучших в мире ощущений. Холодная сторона подушки. Балдеж. Мыслей было много, но спать хотелось больше. Однако, проспал он недолго, через несколько часов раздался звонок в дверь. На негнущихся трясущихся ногах Зеницу дошел до входной двери и посмотрел в глазок. Доума. «Что он здесь делает?» — Недоумевал блондин.       Температура видимо была достаточно высокая, парня знобило и сильная слабость мешала двигаться. Со второго раза получилось открыть дверь. — Привет, как ты? Я принес тебе фруктов, чтобы ты скорее поправлялся. — Улыбнулся старшекурсник. — Если честно, не очень… — Честно признался Зеницу.       Доума наконец рассмотрел парня и выпучил глаза от того, насколько плохо тот выглядел. Впалые щеки, огромные синяки под глазами, слипшиеся от пота волосы, что лежали сосульками и дрожащие руки. Потрогав чужой лоб он ужаснулся. — Как давно мерил температуру? — Не знаю, с утра, я уснул просто, прости что приходится видеть меня таким. — Зеницу чувствовал себя неловко. — Где градусник и таблетки? Нужно сбить жар. — Снимая обувь и проходя в глубь квартиры говорил Доума. — В ванной в аптечке. — Устало пробормотал блондин, возвращаясь в теплую кровать под одеяло.       Нужно отдать должное, Доума не позволял себе ничего лишнего, даже объятий. Со стороны он казался очень застенчивым и добрым, но глаза… Они казались хищными и хитрыми. А ведь говорят: «Глаза — зеркало души». И Зеницу привык доверять этому правилу, не подпуская к себе старшекурсника больше, чем нужно. Доума как мамочка бегал вокруг блондина, меняя мокрые полотенца на лбу и каждые полчаса меряя ему температуру. После двух часов мучений жар все-таки спал и Агацума уснул. Старший же решил не доставлять лишних неудобств и ушел.       Что можно было сказать о Доуме? Он и сам не понял как так получилось, но он влюбился в этого улыбчивого и приветливого парня. Он понравился ему еще тогда, когда они увиделись в лестничном проеме. Поэтому узнав немного о нем, он принял за знак то, что Агацума хороший художник, предложив тому вступить в его клуб. Приглашение было принято и старшекурсник возрадовался, но… Тенген Узуй. Тенген Узуй был тем, кто мешал всем его планам. Он знал, что тот поспорил с Шинадзугавой, что выведет Зеницу из себя и заставит того прилюдно зарыдать. Сначала было Доума порадовался, что пути для него открыты, но после, узнав о том, что этот наглый парень является объектом воздыхания блондина все усложнилось. Через какое-то время Узуй перестал издеваться над младшим и видимо признал, что проиграл. На смену этому пришли зажимания по углам. То, что там говорил Зеницу Тенген можно было лишь предположить. Агацума никогда не рассказывал об этом, хотя они вроде как были друзьями. Ревность била ссаными тряпками по щекам. И все таки… Зеницу оказался прав. За всей этой добродушностью, легкостью и поддержкой Доума умалчивал одно из своих увлечений. Парень интересовался магией и различными культами. В его голове проскальзывали мысли о приворожении. Но, зная о последствиях, тот решил не обрекать Агацуму на любые откаты. Другое дело Узуй. Доума поклялся себе в том, что если этот ублюдок и дальше будет обижать Зеницу, то обязательно сделает для него личного «Вуду» и будет измываться до тех пор, пока тот не сдохнет.

***

      Спустя неделю или около того Агацума пошел на поправку и наконец смог вернуться на занятия. Танджиро сегодня не было, поэтому день был обречен на общество одного лишь Доумы. Еще раз поблагодарив за заботу парни направились в сторону тренажерного зала. Рядом с ним находился кабинет искусств, в котором у Зеницу должна была проходить пара. Практически дойдя до него, Доума придержал Агацуму за руку и развернул к себе. — Что-то случилось? — Блондин смотрел на него с поднятыми бровями, явно не понимая что происходит, Доума редко прикасался к нему. — Нет, все хорошо, просто… Хотел тебе кое-что сказать. Я… Эм. — Доума замялся — В общем то, я влюблен тебя, Агацума Зеницу.       Старшекурсник прикоснулся к щеке младшего, поправляя выбившуюся блондинистую прядь за ухо. Зеницу опешил. Он абсолютно не знал, что ему на это ответить. Нет, знал, но боялся сказать вслух. Где-то на середине коридора появился Тенген. Он лишь наблюдал за их действиями, не подходя ближе. — Прости меня, но я люблю другого. Прости, прости! — Зеницу всполошился, быстро отодвигаясь от Доумы. Глаза старшекурсника мгновенно наполнились слезами, но тот поднял голову наверх, предотвращая плач.       Зеницу же, еще пару раз извинившись, сбежал в аудиторию, скрываясь от грустных глаз Доумы. Надо же было так влипнуть. Душа разрывалась на миллион кусочков. Не хотелось делать больно, но и заставлять себя, пытаться полюбить насильно, просто не получится. К сожалению сердце было уже занято. И казалось, что вот оно, просветление. Первым, о ком подумал Агацума, стал не Тенген, а Бог Фестивалей. Недолго думая, он написал ему сообщение. (12:35) Зеницу: Походу я разбил сердце своему другу… Если он вообще таковым был. Меня разрывает от неприятных ощущений. Как бы ты поступил, если бы тебе признались в любви, а ты абсолютно ничего не чувствуешь к этому человеку, потому что влюблен в другого, но тому не хочется делать больно?       Ответа не было. Ни через час. Ни через два. И даже три и четыре. Становилось страшно. Зеницу уже успел вернуться домой, покушать, сделать лабораторную и прибраться, сходить в душ, но ответного уведомления так и не получил. Обычно Бог Фестивалей отвечал в течении получаса. Вдруг что-то случилось? Немного подрагивающими руками Зеницу написал еще одно сообщение. (20:44) Зеницу: Ты где? Все в порядке? Ты так долго не отвечаешь. Что-то случилось?       Отложив мобильник, парень уставился в стенку. Мысли роились в голове, мешая придти в спокойствие. Зеницу готов был заплакать от безысходности и страха за Фестивальку. Еще немного просидев на полу, он поднялся и пошел на ванную. В аптечке лежали старые успокоительные, рецептурные, оставшиеся от дедули. Съев две таблетки, блондин снова ушел к себе в комнату. Света во всей квартире не было. Лишь телевизор работал, передавая любимый мультик Зеницу. Звук был тихий. Закутавшись в одеяло, парень прикрыл глаза. «Что если я ему надоел?» «Что если ему плохо и он в больнице?» «Может он попал в аварию?» «Или может…»       Мысли оборвались, погружая Зеницу в сон. Спал он недолго, громкий звук уведомления под ухом разрядил тишину. Телевизор выключился, во всем доме отрубилось электричество. Взглянув слипшимися глазами на автора, сон как рукой сняло. Разблокировав телефон Зеницу сразу же открыл диалог. (00:00) Бог Фестивалей: Прости меня, Зеницу. Прости за все, что я натворил, за то, сколько нервов потрепал. Сколько гадостей сказал. Мне больно признаваться в этом, но я влюбился в тебя. Больно, потому что знал, что ты чувствовал что-то ко мне и я все равно решился на этот жалкий спор. Боже, я самый настоящий идиот. Я не хотел, чтобы так вышло. Ты имеешь полное право ненавидеть меня. Если хочешь можешь ударить меня. Если ты попросишь, то я исчезну из твоей жизни и больше не буду делать тебе больно. Но, если ты все же сможешь, то мы будем вместе и я ни за что тебя не отпущу, не заставлю тебя больше плакать и чувствовать негативные эмоции. Ты мой мир. Я… Я не знаю, я не знаю что мне делать, я так накосячил. Я мог просто подойти к тебе, стать твоим другом, но устроил весь этот цирк. То, что я писал и пишу тебе было по-настоящему искренним. Если сможешь, прости меня, Агацума Зеницу. (00:00) Я — Тенген Узуй.       Слов не было. Дрожащими руками парень закрыл лицо. Слезы сочились сквозь пальцы, ниспадая из глаз градом. Все это время это был он. «Какой же я тупой, я мог догадаться, но поддался эмоциям!» «Что теперь будет?» «Что мне делать? Что мне делать с чувствами?» «Смогу ли я простить его? У нас есть шанс на нормальные отношения и жизнь» «Больно, очень больно…»       Какой-то умный человек говорил, что у душевных ран нет срока годности. Они могут истекать кровью днями и месяцами. Они могут быть открытыми и не затягиваться хоть годы, хоть тысячелетия. Поступок Тенгена ножом резал по и без того истерзанному сердцу Зеницу. И впервые в жизни парень не знал как будет правильно, как ему поступить. На сообщение он не ответил. Узуй больше не писал. Нужно время. Время чтобы подумать.