"Твои волосы пахли виноградом 2"

      Почему-то именно сейчас сказанные Джисоном слова заставили Минхо в полной мере осознать, что именно произошло в этот день. Нет, он и прежде думал о том, что сделает Хану предложение. Может, не в этом году, а через два или три. Тогда, когда они оба были бы к этому готовы, но всё вышло спонтанно и не так, как планировалось, и всё же Ли был рад. К горлу подкатила тошнота. Это было приглушённое и забытое волнение.       — Да? — произнёс он, поднимаясь с колен и сгребая Джисона в охапку. — Выйдешь! Выйдешь! — уже громче повторил Хо. — Мы поженимся!       — Рехнулся? — полюбопытствовал Хан сквозь улыбку.       Он прижался к Минхо всем телом и уткнулся в шею, вдыхая аромат густого вина. Тот был пьянящим и от него всегда слегка вело. Джисон сделал ещё один вдох и медленный выдох. Ощущение трепета, на которое он рассчитывал, так и не пришло. Хан не удивлялся и не волновался тоже. И, наверное, всё было бы даже слишком обычно, если бы не чувство тотального облегчения. Такого, словно он очень долго волочил на себе какой-то очень тяжёлый груз и наконец-то избавился от него. Впрочем, это было недалеко от правды. В последнее время их отношения были натянутыми. Джисон нервничал и с опасением ждал, когда случится какой-то переломный момент, после которого они уже не смогут оправиться и стать прежними. В каком-то смысле он этого опасался, а сейчас... сейчас было хорошо. Сейчас всё встало на свои места. В этот вечер и в этой жизни они всё ещё были друг у друга.       — Поцелуй меня, Хо, — попросил он, и Ли не стал отказываться.       Его поцелуи всегда были жадными и немного болезненными, но всё равно трепетными. Джисон был желанен с первого дня их встречи и до этого. Минхо обожал его, пусть и выражал это не так, как нормальные люди: в жестах порой сухих, в отчаянных поступках и в поцелуях. Таких, как сейчас, когда он смял эти губы своими, цепляя и прикусывая нижнюю, языком раскрывая их и проникая внутрь, где очень тепло и влажно.       Рюкзак Хана глухо упал на смятую траву, когда Ли руками скользнул по прогнутой спине к ягодицам. Хо сделал это, чтобы приподнять Джисона, хрупкого и худого, такого лёгкого, что иногда Минхо казалось, что тот не настоящий. Что его тело соткано из эфемерной материи, и одно неосторожное движение заставит его рассыпаться на сотни невидимых частиц.       — Как думаешь, — шепнул Ли в поцелуй, — на парковке много камер?       — Думаю, достаточно, — ответил Хан, обнимая Минхо за шею и путаясь пальцами в волосах.       Хёнджин жил недалеко от центра, и на парковке у его дома стояли весьма приличные автомобили, так что там просто не могло не быть камер. Засветить своё лицо или обнажённую задницу на мониторе какого-то охранного пункта Хану не улыбалось.       — Я хочу на кровати, — выдохнул он, ощущая, как Хо сильнее сминает его бёдра, как аромат густого вина становится выразительнее и ярче. Вообще он мог бы отдаться ему и на заднем сидении их машины, но сегодня был вроде как особенный день, так что Хан не хотел, чтобы всё закончилось быстро.       Минхо отозвался каким-то тихим рычанием, и с губ его сорвалось проклятие в адрес тех, кто придумал видеокамеры и запретил заниматься сексом в общественных местах. Не сказать, что ему очень хотелось разложить Джисона на постриженном газоне, но иногда ожидание было очень мучительным.       — Тогда... давай вернёмся домой? — шумно выдохнув, предложил он, и Хан согласился.       Он не сопротивлялся, когда Хо захотел донести его на руках до машины, и когда всю дорогу альфа поглаживал его бедро, ведя машину одной рукой. До квартиры на третьем этаже они дошли, держась за руки. Ли не приставал, несмотря на то, что возбуждение пульсировало в висках, и запах арбуза и базилика щекотал нервы в замкнутой кабине лифта. Он держался, когда они шли по коридору и открывали дверь, чтобы скрыться от взгляда пытливых соседей, которым в любое время дня и ночи всегда было что-то нужно в коридоре или у собственной двери, но стоило замку закрыться, как Хо, притянув к себе Джисона, вновь поцеловал его в губы.       Тот ответил с привычной ему напористостью, скользнув руками под футболку, чтобы прикоснуться к обнажённой коже и огладить бока. Хан зацепился пальцами за ремень на джинсах, и ему понравилось, как в предвкушении напряглись мышцы на животе Хо. Он усмехнулся и прикусил нижнюю губу, а после отстранился, чтобы на мгновение посмотреть в глаза Минхо, которые сейчас казались почти чёрными. Им нравилось заниматься любовью дома. Во всяком случае, это нравилось Хану. Они часто экспериментировали, и к этому времени скопили достаточно интересных штук, которые могли разнообразить интимную жизнь и превратить обычную близость в яркое и чувственное переживание, после которого тело ещё какое-то время содрогалось и млело. В машине добиться такого эффекта было нельзя. А ещё там нельзя было встать на колени. Хан толкнул Минхо в грудь, прижимая к стене, и опустился перед ним на пол. Зубами он расстегнул молнию на джинсах, бросил мимолётный взгляд вверх и приспустил вниз плотную ткань вместе с бельём. Джисон облизал губы один раз, второй... после приоткрыл рот и плотно обхватил губами налитую головку, срывая с губ Хо вздох, полный облегчения.       Горячие губы, плотно сжимающие его член, язык, скользящий по каждой вене, и упругая влажная стенка щеки сводили Минхо с ума. Его и альфу внутри него. Ещё при первой встрече Ли словил себя на абсолютно глупой и пошлой мысли о том, что эти щёки созданы, чтобы к ним прижиматься, в них толкаться и их растягивать. Тогда Хо ещё не знал, что они с Джисоном истинные, и что это был не просто фетиш, возникший при виде щекастого и угрюмого парня. Тогда ему так же хотелось, чтобы парень по имени Хан Джисон, заселившийся в отель, в котором он подрабатывал официантом в вечернюю смену, опустился на колени и отсосал ему прямо на глазах у немногочисленных и уже подвыпивших посетителей. И тогда он понятия не имел, что через несколько часов его желание исполнится; что притяжение между ними будет настолько сильным, что он, Хо, забьёт на посетителей, поднимется в нужный номер и возьмёт Джисона, ведомый сочностью арбузного аромата. Тогда он был таким же ярким, как и сейчас.       — Чёрт возьми, — сквозь стиснутые зубы выругался Хо, зарываясь пальцами в волосы Хана и ощутимо сжимая их у корней. Ему нужно было контролировать хоть что-то и ощущать, что этот мир реален, когда он сам сделал первый толчок       Хан опустил ладони на его бёдра, слегка откинул голову назад и послушно открыл рот шире. Он тяжело дышал через нос, глаза непроизвольно слезились, и с губ стекала тонкая ниточка вязковатой слюны, а ещё Хан знал, что после горло будет саднить, и его голос какое-то время будет звучать неестественно сипло, но сейчас ему было всё равно. Он позволял Хо трахать себя вот так, прямо в коридоре их съёмной квартиры, тянуть за волосы и прижимать к собственному паху, и сам наслаждался процессом, неусидчиво ёрзая и сдавленно постанывая. Хан позволял Ли многое, но он не дал бы ему кончить. Минхо это тоже знал. Такое знание заставляло его действовать напористо, двигаться резче, но когда он был совсем близок к финалу, когда под закрытыми веками загорелись первые яркие искры, Хан дёрнулся назад, выпуская изо рта его член. Он всегда так делал, когда у них было время на нечто большее, чем быстрый секс перед работой, и после глаза Хо загорались диковатым огнём. Таким же, как и сейчас, когда тот, выругавшись, посмотрел вниз. Хан поймал этот взгляд, неспешно облизал губы и поднялся на ноги, чтобы обвить шею тонкими руками.       — Возьми меня так, как захочешь, — шепнул он у самого уха.       За всё время их знакомства и отношений Джисон произнёс эту фразу только дважды: там, в отельном номере, и сейчас, в квартире. Буквально она означала, что Минхо мог делать с ним всё, что захочет. И это было достаточно много, потому что в обычное время, несмотря на жадность и требовательность в постели, Хан не позволял ему оставлять следов. Это мешало работе. Хо понимал, и Джисон был ему благодарен за то, что тот пытался следовать этой просьбе, но сегодня... сегодня он хотел расслабиться. А главное, хотел, чтобы расслабился Хо.       — Так, как хочу, — повторил Ли, и, казалось бы, эти слова не значили для него ничего. На самом же деле они были всем, умноженным на бесконечность.       Минхо мог бы взять Джисона прямо здесь, на полу их небольшого, но чистого коридора. Он мог бы потащить его к гостиной, вжать в стену и трахнуть, зная, что по ту сторону этой картонной перегородки находится спальня назойливых соседей. Хо мог многое, но он всё ещё сдерживал себя, кусая губы, которые завтра будут красными и саднящими.       Подняв Джисона под бёдра, Ли смазано поцеловал его куда-то в шею и двинулся в сторону их спальни. Он помог Хану раздеться и разделся сам, прежде чем вытащить из прикроватной тумбочки шёлковую ленту и повязку для глаз. Они часто практиковали связывание. Им пришлось обзавестись целым набором креплений и ремешков, чтобы их сексуальная жизнь не стала пресной, однако сейчас Ли предпочёл ограничиться малым. Он лишь надел на Джисона повязку и связал руки мягко, но крепко. Хо толкнул Хана на кровать, перевернул на живот и лёг сверху, придавливая весом своего тела, давая ощутить собственное возбуждение и то, как налитая головка скользит меж разведённых испачканных смазкой ягодиц.       — Хочу, чтобы в эту ночь тебе тоже было хорошо, — прошептал Минхо, ощутимо прикусывая кожу на шее Джисона, а после поцелуями спускаясь ниже к выпирающим острым лопаткам, прогнутой пояснице и ягодицам.       Ли мог войти в него вот так, но он хотел это сделать в тот момент, когда Джисон будет содрогаться от оргазма. Тогда он будет узким, как никогда, и очень чувствительным.       — Так не терпится? — усмехнулся Хо, когда его пальцы коснулись влажного кольца мышц, и Хан неосознанно задрожал.       Он знал, что Джисон хочет этого, и обязательно будет злиться, но не торопился войти. Минхо склонился, прикусывая ягодицу, и языком коснулся пульсирующего входа.       — Хо, — как-то жалобно и вместе с тем жарко выдохнул Джисон.       Он задохнулся судорожным вдохом и попытался приподнять бёдра то ли в попытке избежать откровенных прикосновений, то ли подставиться под них, но после дёрнулся и рухнул обратно на ещё прохладные простыни. Сам Хан был горячим. Его тело реагировало однозначно и с явным одобрением. Омега внутри горел, метался и требовал. Он звал альфу к себе густым ароматом, влажными бёдрами и мелкими мурашками на коже. Хан кусал губы, прогибался в пояснице, сладко поджимал пальцы на ногах и срывался на прерывистые стоны. Он хотел, чтобы Минхо вошёл в него. Чем угодно. Членом, любой игрушкой из тех, которые они успели приобрести за время отношений, или хотя бы пальцами. В такие моменты, как сейчас, когда тело содрогалось и внутри всё пульсировало, когда насадиться хотелось так же сильно, как и отстраниться, он был согласен на что угодно, только бы унять жар внутри и наконец-то получить своё.       — Хо... — простонал Хан, беспомощно дёрнув руками. — Хо...       Он повторял это, как в бреду. Как заклинание, взывающее к альфе внутри Минхо. И это действовало. На мгновение Ли остановился. Он сделал это вопреки своему желанию довести Джисона до пика только языком. Альфа бесновался и рычал там, под клеткой из рёбер.       — Ханни, — на выдохе произнёс Хо, и это прозвище прозвучало низко и сейчас немного грубовато.       Его голос смешался со звонким болезненным шлепком сначала по левой, а после по правой ягодице Джисона. Хо развёл и свёл их, наблюдая, как подрагивало влажное колечко. Не сразу, но он поднялся на ноги, и на несколько долгих секунд заветное тепло покинуло Хана. Такая заминка немного остужала и в то же время сулила продолжение. Джисон слышал, как зашуршала коробка из шкафа, но он не видел, что именно вытащил из неё Ли. Это возбуждало так же сильно, как и вес вернувшегося Хо на его теле. Тот подложил под его бёдра подушку, приподнимая их выше. Хан слышал как щелкнул маленький переключатель, а после ощутил, как в него входит небольшого размера игрушка, как она вибрирует и вращается внутри него.       Джисон скомкано всхлипывал в подушку и всё ещё пытался дёргать руками. Его мелко колотило от ощущений, от вибрации там, внутри разгорячённого тела, от первых предоргазменных волн. Это было мучительное растянутое удовольствие, которое накатывало медленно, но в конце всегда было ослепительно ярким. Удовольствие, которое заставляло его бесконтрольно приподнимать бёдра в бесполезной попытке углубить проникновение. Всякий раз, когда он пытался это сделать, Минхо шлёпал его по ягодице. Хан вскрикивал, ощущая, как в глазах начинает щипать, и послушно опускался обратно на подушку. Но когда он сделал так в очередной раз, когда Хо вновь ударил его по нежной коже, Джисон прерывисто застонал и содрогнулся. Он кончил, унесённый лаской языка и вспышкой мимолётной боли, и соскользнул с подушки вбок, сжимаясь, хватая ртом воздух.       Минхо видел, как влажная игрушка выскользнула из тела Джисона. Сначала он хотел вернуть её на место, но после передумал. Он не дал Хану прийти в себя окончательно, и когда дрожь немного ослабла, Ли снова перевернул омегу на живот. Он вошёл в пульсирующее и сжимающееся тело с двух грубых толчков, пахом вжался в ягодицы и зубами прихватил кожу поверх метки. Он сделал это, ощущая, как альфа внутри ликует, а Хан вскрикнул и попытался выгнуться, и на глаза навернулись слёзы то ли от вспышки резкой мимолётной боли, то ли от облегчения. На какое-то мгновение Джисон замер с широко распахнутыми глазами, перед которыми стояла приятная бархатистая пелена, и приоткрытыми губами. Его тело дрожало. Он напоминал бабочку, нанизанную на иголку. Но даже так он не пытался оттолкнуть Минхо. Напротив, Хан сжимал альфу в себе и прерывисто звал его по имени.       — Ещё, Хо, ещё... сильнее...       Джисон терпел слишком долго. По его собственным меркам, конечно. Терпел и вдыхал аромат виноградного вина. И теперь он был ещё горячее, чем в тот момент, когда Ли только завязал ему глаза. В голове всё плыло настолько, что Хан забыл, кто он и где. Это вообще не имело значения. Ничего больше не имело значения, кроме запаха вина и базилика, кроме крепкой хватки на бёдрах и веса Минхо на его собственном теле. В такие моменты Джисон себе уже не принадлежал. Он не любил эту сторону своей натуры и природы в целом, но, осознавая, что всё равно никогда не сможет этого изменить, научился этим наслаждаться и принимать всё, чем одаривал его Минхо. Тот был несдержанным и грубым, когда дело касалось секса, но очень терпеливым и мягким, когда они занимались любовью. Это были редкие дни, когда они оба уставали настолько, что их секс был ленивым и чувственным на грани сна и реальности. Сейчас Ли имел Джисона, вжимая его в постель, горячую от их тел и влажную от пота. Он двигался глубокими рваными точками, выбивая из Хана болезненные стоны, тихие всхлипы и громкие вскрики. Это была любовь на грани изнасилования, когда боль и наслаждение становятся едины.       — Ханни, — пальцы Хо ласково сжались на горле Джисона в тот момент, когда он одним толчком вошёл в его тело до упора и замер, ощущая, как тот сжимается и пульсирует вокруг его плоти, и как подрагивает его кадык от попытки сглотнуть скопившуюся во рту слюну. — Я люблю тебя, — сжимая пальцы сильнее, продолжил шептать Минхо, делая ещё один резкий и глубокий толчок.       Джисон отозвался смазанным всхлипом. Он пытался хватать ртом воздух, ощущая, как Хо сдавливает его шею и другой рукой сжимает челюсть и сминает губы до тех пор, пока не раскрывает их и не проникает пальцами в внутрь. Минхо касался его языка, почти доставал пальцами до горла и откровенно имел сзади, входя рваными грубыми толчками. Пошловатый хлюпающий звук смешивался с хрипами Хана. Тот пытался дышать, и посасывать пальцы, и слёзы тонкими дорожками стекали по его щекам, смешивались со слюной на подбородке и капали вниз. Он плакал от боли и содрогался от удовольствия.       — Укуси, — просипел Хан, судорожно сжимая пальцы. — Укуси меня снова.       Он понятия не имел, зачем просит об этом. Эти слова вырвались раньше, чем Джисон успел понять, что они значат. Что они будут значить. И что боль снова будет тупой и рвущей.       — Укусить? — повторил Ли так, словно это слово сейчас могло всё испортить или, напротив, принести их жизнь новые краски.       Хо помнил, каково это было в прошлый раз. Тогда он так же имел Джисона сзади, вжимая его в стену. Он брал его, даже не раздевая, и в момент высшего наслаждения, рванув край футболки вниз, впился зубами в его плечо, наплевав на всё, не спросив у Хана разрешения. Сейчас тот сам его об этом просил, и альфа одобрительно рычал. Хо грязно выругался, и хватка его пальцев стала практически удушающей, но ровно до того момента, как он вновь не вошёл в Хана до самого основания и не вгрызся в нежное место на стыке плеча и шеи глубже, чем в прошлый раз.       Джисон закричал болезненно и очень громко. Боль была резкой и рвущей, и от прокушенного места по телу разлился уже знакомый обжигающий жар. Хан ощетинился, выгнулся и попытался приподняться в попытке то ли соскользнуть с члена, то ли вырваться. Ни то, ни другое не вышло. Он бился под Хо, всё ещё ощущая его глубоко в себе, но быстро сдался, принимая его превосходство и свою принадлежность ему, и, кажется, кончил. Его била оргазменная дрожь, из-под повязки текли слёзы и внутри всё сжималось. Вдавленный в кровать весом чужого тела, Хан лежал, судорожно всхлипывал и беспомощно скрёб пальцами по простыне, но даже тогда Минхо не остановился. Во всяком случае, не сделал этого до тех пор, пока Хан не ощутил, как внутри него растекается горячее семя.       — Ханни, — прошептал Хо, разжимая зубы и губами прижимаясь к месту укуса. Он целовал медленно и ласково, словно извиняясь за то, что сделал. — Ханни, — позвал он Джисона, оставляя его тело в покое и осторожно переворачивая на спину. — Ты как?       Ли снял повязку с глаз Хана и губами прижался к его влажной от слёз щеке.       — Было очень больно? — он спрашивал, и его брови болезненно заламывались.       Хо не знал, что так получится. Он не собирался кусать Джисона, но тот так просил – горячий, пульсирующий и сжимающий его плоть в себе. Хан был совершенным грехом, и у Минхо никогда не хватало сил, чтобы ему сопротивляться.       — Очень, — выдохнул Хан, но в его голосе не звучало того укора и обиды, который был в тот самый первый раз.       Он склонил голову в сторону Хо и поморщился: свет от прикроватной лампы, пусть совсем тусклый, резал глаза.       — Очень, — повторил Джисон и, подняв руку, ощупал место укуса.       К самой ране прикоснуться он не решился, но хотя бы так попытался оценить масштаб бедствия. Придя к выводу, что теперь там будет выглядеть всё ещё паршивее, чем было, Хан усмехнулся и с неким ленивым удивлением отметил, что ему, в общем-то, всё равно. Во всяком случае, сейчас, когда тело все ещё млело, сочетая в себе странную смесь ощущений из боли, удовольствия и какого-то мягкого обволакивающего тепла.       — Я в норме, — всё-таки добавил Джисон, несмотря на то, что сзади всё саднило. — Было... было хорошо.       Он придвинулся ближе к Минхо, прижался к его взмокшему телу и зацепился рассеянным взглядом за ободок кольца на безымянном пальце. Вид был непривычным, но не отталкивающим.       — Когда-нибудь я перестану принимать таблетки, — тихо произнёс Хан.       Эти слова заставили Ли плотно сомкнуть губы. В его голове крутились мысли. Много мыслей. Все они состояли из раскаяния и сожаления. Он не сдержался, и Джисону было больно. Снова. Хо хотел бы подобрать правильные слова, быть может, снова поцеловать и, поднявшись с кровати, отнести Джисона в ванную, чтобы там искупать и обработать место укуса, но не сделал этого. Вместо этого он крепче прижал Хана к себе.       — Я буду ждать этого дня с нетерпением.       Его ладонь скользнула ниже к абсолютно плоскому животу Джисона. Там не было ничего из того, что принадлежало Минхо, разве что его семя, которое вскоре смоет вода. Но даже мысль о том, что однажды их семья может стать больше, была по-своему волнующей. Не сказать, что Минхо вообще хотел иметь детей, но в такие моменты он задумывался, что было бы неплохо, если бы в этом мире был кто-то похожий на его Хана, кто-то маленький и с пухлыми щеками.       — Спасибо... Ханни.       — Не за что, — отозвался тот, — пока что.       Вообще обычно Джисон не заговаривал о детях и, наверное, если бы завтра Хо спросил его об этом диалоге, то Хан бы сказал, что ничего не помнит, но сейчас ситуация располагала. Она или гормоны в крови, сильный аромат альфы и его семя, стекающее по бёдрам. Своего вида Джисон не смущался. Он кое-как дотянулся до края простыни, вытер ноги и поднял на Минхо взгляд.       — Не смотри на меня так, — выдохнул Джисон. Прозвучало это немного раздражённо, но после он изогнул губы в мягкой улыбке и прикоснулся к щеке Хо ладонью. — Со мной всё в порядке. Я сам этого хотел. В этот раз действительно. Так надо было. Так правильно.       Ли усмехнулся. За прошлый раз он так и не извинился или не сделал этого так, как следует, поэтому сказанное сейчас словно развязывало ему руки. В этот раз полностью и навсегда.       — Возьми завтра выходной, — попросил он, прикрывая глаза и ближе прижимаясь к щеке Хана. — А я вернусь пораньше. В обед. Совру, что мне плохо, и мы проведём остаток дня и ночь вместе. Будем смотреть твои дурацкие фильмы, есть попкорн и говорить о всяких глупостях. Ты будешь бурчать о том, что я тебя достал, а я буду говорить, что люблю, и целовать тебя.       Джисон растянул губы в усталой, но всё-таки улыбке. Такой расклад его вполне устраивал, и он мог действительно выбить себе выходной. Хотя бы попробовать это сделать.       — Я позвоню менеджеру. Может быть, получится что-то сделать. Всё-таки я нечасто куда-то исчезаю, — сказал он, дёрнув плечом. Прокушенное место отозвалось резкой болью. Джисон поморщился, зашипел и предпочёл больше не шевелиться. — Пока тебя не будет, я съезжу к Феликсу. Я обещал прийти на кофе. Он будет ждать.       — Хорошо, — без раздумий согласился Хо.       Он не видел ничего плохого в том, что Джисон хотел встретиться с Феликсом. Кроме него самого и Джина у Хана не было друзей. Да, его окружали люди, но Джисон был интровертом, и долгое пребывание на людях выматывало его. Поэтому то, что он начал общаться с Феликсом, несказанно радовало Минхо. Эти двое прекрасно ладили, и он, Феликс, был омегой, так что Хо к нему не ревновал. Напротив, когда эти двое оказывались рядом, Ли испытывал облегчение и счастье, словно снова обрёл семью.       — Тогда я подкину тебя к Феликсу перед работой.       Ли приподнялся, а после окинул Джисона каким-то очень внимательным взглядом.       — Иди ко мне, — позвал он Хана, протягивая к нему руки. — Нужно искупать тебя.       Джисон помедлил. Он хотел, чтобы эта беседа продлилась подольше. У него ещё было, что сказать Хо, но после Хан решил, что сделает это как-нибудь позже. В другой раз и при других обстоятельствах. Или сегодня, но хотя бы тогда, когда он сам будет одетым и без подсохшего семени Минхо на бёдрах.       Хан сжал ладонь Ли и поднялся.       — Только аккуратнее, ладно? Болит адски.       Он усмехнулся, ненадолго прижавшись к груди Хо, а после сам направился в сторону ванной, утягивая его за собой.       Тот не сопротивлялся и, как и просил Джисон, был вполне нежен. Хо помог Хану принять душ, а после аккуратно вытер его полотенцем и нанёс мазь. Немного позже они вновь оказались в чистой перестеленной постели. Ли обнимал Джисона и мягко гладил его по спине. Под боком ютились кошки, и настроение в целом было приподнятым и даже предвкушающим, потому что следующий день они снова должны были провести вместе.       Только он и Джисон.       

***

      Где-то отдаленно о том, что они с Джисоном собирались выпить кофе, помнил и Феликс. Так бы оно и было, если бы утро Ли не провёл в обнимку с белым другом. Его тошнило, и понять от чего было сложно. Возможно, предполагал Ли, он съел на заправке что-то не то, а может, его организм просто не успел восстановиться после вчерашней прогулки. Вариантов было на самом деле много, но большую часть из них Феликс отбрасывал, чтобы не возвращаться ко дню, когда он лежал на холодном кресле с широко разведёнными ногами и безучастно смотрел на белый потолок.       — Не смотри на меня так, — просипел Ли, возвращаясь в постель к Джину. — Всё хорошо. — Аккуратно он обнял Хвана, устраивая голову на его груди. — Сегодня должен приехать Джисон...       — Так его ждёшь? — повёл бровью Хёнджин, но сказал он это без упрёка и, в общем-то, был рад, что у Феликса появилась лишняя причина вставать по утрам. Лишняя причина, чтобы улыбаться и даже хотеть жить дальше.       Конечно, о его состоянии Джин беспокоился, но тот, несмотря на недомогание, выглядел относительно сносно, так что разговор о переносе встречи Хван пока не поднимал, хотя изначально, когда Феликс только скрылся за дверью ванной комнаты, такие мысли у него были.       — Ещё немного, и мне придётся прописать его в этой квартире, — продолжил Джин, мягко поглаживая Ли по спине вдоль позвоночника.       — Здесь как раз есть свободная комната, — усмехнулся Ли.       Его губы были бледными, а дыхание – мятным, но он всё равно уверял, что с ним всё в порядке. И даже чувство усталости, с которой он проснулся, Феликс списывал всё на тот же вчерашний насыщенный день.       — Но тогда придётся взять с собой и Хо. И его кошек, на которых у тебя аллергия, — продолжил он рассуждать вслух. — Ты будешь мучиться, пить таблетки и всё ради того, чтобы я чаще виделся с Ханом? Нет уж. Лучшие редкие встречи и здоровый ты, — подытожил Феликс и, едва приподнявшись, поцеловал Хвана куда-то в подбородок.       — Как скажешь, — согласился Хёнджин.       Вообще он уже неоднократно задумывался о том, чтобы всё-таки продать эту квартиру и купить частный дом. Не сейчас, конечно, но позже, когда закончится вся эта история, они могли бы жить в каком-нибудь вполне приличном доме с видом на сад. В доме, где была бы беседка и подвесные качели, где цвела бы гортензия, и было бы место для барбекю. Там было бы место для собаки. Там сам Хван смог бы писать на природе, и Феликс отдыхал бы от суеты городских улиц. Это было бы здорово, но Хёнджин решил, что говорить об этом всерьёз ещё рано. Он повернулся на бок и прижал Ли крепче к себе, а после прикоснулся губами к его лбу. Тот был болезненно тёплым. Не таким, как в минуты, когда Феликс только проснулся. Джин поморщился и отстранился. Он окинул Ли обеспокоенным взглядом и потянулся к тумбочке за электронным градусником.       — Так мне будет спокойнее, — сказал он, поймав хмурый взгляд Феликса.       В последнее время тому не нравился ни вид лекарств, ни всего того, что было хотя бы как-то связано с медицинским учреждением. Он не отказывался от лечения и всё так же исправно принимал таблетки, но за прошедшее время Феликс устал от повторения одних и тех же действий, от круга, который, казалось бы, никогда не разорвётся, и реагировал соответствующе. Хван его за это не винил, и то, что Ли сейчас не стал спорить, было к лучшему.       — Тридцать семь и три, — произнёс Феликс через несколько минут тишины, уловив на себе выжидающий взгляд Хвана.       Конечно, он мог бы солгать и сказать, что температуры нет, и, быть может, Джин бы ему поверил, но тогда это бы больно ударило по их отношениям. Они всё ещё учились доверять друг другу, и Ли старался быть честным со своим альфой.       — Думаю, это из-за тошноты, ну и я только недавно проснулся. Поем и станет легче.       Феликс старался говорить уверенно и вполне оптимистично, но от одного упоминания о еде его желудок неприятно сжался. Есть совсем не хотелось, но он знал, что это необходимо. Ему нужны были силы, и всё ещё нужно было набрать вес. К тому же постоянный приём поддерживающих препаратов подразумевал такое же постоянное питание.       — Я приготовлю завтрак, — сказал Хёнджин, возвращая градусник обратно в коробку с лекарствами, — а ты пока оставайся в постели. Тебе нужно отдохнуть.       Зачастую, пока он готовил, Феликс сидел на кухне у окна и говорил с ним. Иногда они готовили вместе и тогда еда, казалось бы, получалась особенно вкусной. Но сегодня Хван настоял, чтобы Феликс остался в спальне, хотя причин для этого не было. Такое состояние после пробуждения у Ли было не впервые. Время от времени его мучила тошнота и повышенная температура. Они оба к этому привыкли и пытались подстраиваться. И всё же сегодня Джина не покидало странное ощущение, что он крупно облажался. На огонёк заглянуло знакомое, но относительно забытое предчувствие того, что что-то должно случиться. Хван искривил губы и тряхнул головой, отгоняя ненужные мысли. Он подал Феликсу ноутбук на случай, если тому станет скучно, а сам влез в свою домашнюю одежду и скрылся в направлении кухни.       Пока Джин возился у плиты, Ли лежал, прикрыв глаза. Его клонило в сон, но засыпать совсем не хотелось. Это было неприятное состояние полной опустошенности и тотальной усталости, которая не наваливалась на него даже тогда, когда он работал и учился, выделяя себе на сон всего несколько часов. Сейчас же он мог спать сутками напролёт, потому что рядом был Хёнджин и его больше не мучили кошмары, и всё же иногда Ли скучал по тем дням, когда жизнь не растягивалась, как резина, становясь однообразной и монотонной. Тогда тело тоже ломило от усталости, но, проснувшись, Феликс знал, что ждало его впереди. Это была стабильная жизнь с чётко поставленной целью. Сейчас же он разнежился и разленился.       — Джин, — негромко позвал он Хвана, когда в очередной раз чуть не провалился в дрёму. Феликс хотел попросить альфу разрешить ему помочь или хотя бы посидеть рядом, кутаясь в одеяло, потому что иначе сегодня из постели он просто не выбрался бы.       Тот отозвался практически сразу. Хван принёс в спальню аромат отварных креветок и стакан тёплой лимонной воды. На его шее привычно болталось кухонное полотенце, и щёки слегка покраснели от стояния у плиты.       — Тебе что-нибудь нужно? — спросил он, подходя ближе.       Хёнджин поставил стакан на тумбочку и, протянув руку, вновь коснулся лба Феликса. За время, которое Ли провёл в этой спальне один, из просто тёплого он превратился в болезненно горячего. Обычно таким он становился к вечеру, но днём подобное случалось редко.       — Не нравится мне это, — выдохнул Хван. — Пойдём. Попробуешь что-нибудь съесть и примешь жаропонижающее.       Протянув руки, Ли обнял Джина за шею, и тому пришлось отнести его на кухню, придерживая под бёдра. Феликс был лёгким. Это была неприятная, острая худоба.       — Что ты приготовил? — спросил Ли, когда Джин усадил его на стул и накинул на плечи прихваченный тонкий плед. Возможно, в этом не было необходимости, но так Феликсу было теплее, потому что когда у него поднималась температура, его всегда знобило. — Пахнет вкусно.       — Ничего особенного, но тебе должно понравиться.       Джин провёл на кухне не так много времени, но его вполне хватило, чтобы сделать салат с креветками и авокадо и пасту в сливочном соусе. Это было быстро, вкусно, достаточно калорийно и, что важнее, разрешено Феликсу. За то время, что они прожили под одной крышей, Хван многому научился. Многим рецептам, если точнее. Кое-что он находил в интернете, что-то спрашивал у матери. Джин старался готовить разнообразную еду. Так шансы накормить Феликса возрастали.       — Давай, понемногу. Я заварю тебе чай.       Он поставил на стол тарелки, подал приборы и вернулся к кухонной тумбе.       — Угу, — взявшись за вилку, Ли устало улыбнулся, — спасибо.       Он поблагодарил Хёнджина за еду и за старания. За последние пару месяцев рацион Феликса разнообразился до неузнаваемости, и всё это была заслуга Хвана. Тот всё ещё ухаживал за ним, и Ли больше не испытывал неловкости и стыда за то, что не может пока что дать ничего взамен. Для себя он уже решил, что отплатит Джину, когда всё это закончится.       — Лакки... — вдруг вспомнил Феликс, наматывая на вилку пасту. — Съездим за ним сегодня?       Тогда Хван ответил согласием. Обычно после приёма жаропонижающих Ли становилось легче, он оживал и вновь мог заниматься привычными делами. Джин надеялся, что сегодня будет так же, но через полтора часа Феликс окончательно сдал. И без того ослабший он стал совсем вялым, а дыхание сделалось сухим и очень тяжёлым. Его щёки покраснели, глаза неприятно слезились и, несмотря на приём лекарства, температура поднялась до тридцати девяти. Пришлось вызывать скорую, хотя Феликс этого не хотел. Он надеялся, что хотя бы здесь, в этой квартире, не будет врачей и больничного запаха, и Джин бы исполнил это желание, если бы у него действительно был выбор. Однако Хван нервничал и страховался, так что скорая всё же приехала. Госпитализировать Феликса не стали, но жаропонижающий укол всё же сделали. И пока Хёнджин был рядом с Ли, пока вызывал неотложку, встречал и провожал медработников, он успел забыть о Джисоне и назначенной встрече. Обычно тот не звонил и не предупреждал о своём визите. Хан мог приходить в эту квартиру когда угодно и оставаться столько, сколько захочет, но сегодня, когда тот пришёл около обеда, Джин его не впустил. Они перекинулись только парой коротких фраз, и Джисону пришлось уйти. Спустившись вниз и выйдя из подъезда, Хан обернулся и бросил короткий взгляд на окна двадцать третьего этажа. Он смотрел долго и очень внимательно, словно действительно мог там что-то увидеть, после поправил свою джинсовую куртку, испещрённую цветными нашивками, и поплёлся к дороге, чтобы поймать такси. Хан собирался вернуться домой, но на полпути передумал и вернулся в центр. Он заявился на работу к Хо. В здание его не впустили, так что Джисон рухнул на ближайшей лавочке и уже оттуда позвонил Минхо.