say you won't let go

      — Он всё ещё отказывается встретиться со мной? — Чуя откладывает журнал, который увлечённо читает, требуя конкретного ответа от Акутагавы. Хватит ходить вокруг да около, прошла неделя с тех пор, как он пришёл в сознание, и его лечащий врач сказал, что он сможет покинуть палату штаб-квартиры уже через несколько дней. Что, безусловно, хорошая новость. За исключением того, что Дазай до сих пор не пришёл его навестить.       Чуя этого не понимает. Он знает от своих друзей и других сотрудников Мафии, что Дазай многим пожертвовал, чтобы вернуть его в целости и сохранности. И несмотря на то, что его воспоминания о том дне были очень расплывчатыми и нечёткими, он чувствует, что Дазай никогда не перестаёт оберегать его и утешать. Так почему же? Почему он не приходит проведать Чую?       — Он не отказывается встретиться с тобой, он просто... занят, — и каждый раз, когда Накахара спрашивает у кого-то причину, все посетители просто отводят взгляд, что-то мямля. Он вот-вот закатит истерику. Дазай что-то скрывает? Случилось что-то такое, о чём он не знает? Потому что это логично, что Осаму может быть занят в первые дни его пробуждения, пытаясь замять ситуацию и отомстить по заслугам, особенно учитывая, насколько масштабным стало похищение Чуи... но прошла уже неделя.       Даже если Дазай очень занят, он может заглянуть хотя бы на 1 секунду, верно? Просто постоять за дверью, не входя в кабинет, помахать Чуе рукой. Этого было бы достаточно. Или послать ему цветы или корзину фруктов в палату, в которой он пытается вылечиться. Но ничего. Ничего из этого мужчина не делает. Чуя так ментально расстроен. Он жаждет прояснить ситуацию, получить хотя бы примитивные ответы на свои вопросы, но никто не даёт их ему. Кажется, все что-то скрывают. Больше всех — Дазай.       — Верно. Он занят 25/8. Да так занят, что даже не может зайти поздороваться на 1 миллисекунду, — Чуя раздражённо вздыхает, закатывая глаза, наклоняясь вперёд, чтобы перевернуться и посмотреть на пейзаж снаружи. Он так устал. Даже Ацуши и Хигучи всегда увиливают от вопросов, переводя тему. Он ненавидит это. Он ненавидит их. Он ненавидит Дазая.       Накахара чувствует, что слёзы блестят у него на глазах, вот-вот норовя политься по щекам. Ух, только не снова. Почему он вообще должен плакать из-за этого тупого ублюдка? Конечно, он же влюбился в него.       — Чуя... всё не так, — покорно отвечает Акутагава. Рыжий понимает, что никто из его друзей не хочет ничего скрывать от него, но так требуют обстоятельства. Во всём виноват этот забинтованный урод.       — Всё не так. Конечно, всё совсем не так. Тогда будь добр, скажи, на что это похоже? Притворяться, что он занят только чтобы избегать меня, — вот, как я вижу эту ситуацию, — появляется ещё больше слёз, он уже ничего не видит за пеленой. И парень хочет дать себе пощёчину за слабость. Чуя буквально ведёт себя, как ребёнок, зовущий мать. Только вместо ребёнка он сам, а вместо мамы — ублюдок, которого он любит.       Будто его мир рухнет без Дазая. Может быть, так оно и есть.       — Чуя, я с уверенностью могу сказать, что он действительно беспокоится о тебе. Он постоянно спрашивает, как ты себя чувствуешь и как твоё состояние, — по тону Рюноске Накахара понимает, что тот говорит правду. Но какой в этом смысл? "Волнуется" только потому, что чувствует себя ответственным за безопасность Чуи. Дазай даже не утруждается как-то напомнить о себе, как будто его отношение к парню изменилось на 180 градусов.       Он не знает, почему или что вызвало такую перемену, но он хочет это выяснить.       — Неважно, просто оставь меня в покое, я хочу вздремнуть, — рыжий закрывает глаза, стараясь ни о чём не думать и позволить своему мозгу расслабиться. Чуя понимает, что должен быть готов к любому исходу их деловых взаимоотношений, но он никогда...       Никогда не ожидал, что всё это закончится именно так.

***

      — Вы всё ещё не собираетесь встретиться с ним, босс? Какой смысл навещать его только тогда, когда он спит? Вы знаете, как он зол? — это первый раз, когда Дазай видит своего телохранителя таким взволнованным, это выглядит так, будто он закатывает истерику. Что очень редко можно увидеть у мужчин Мафии.       В эти дни Дазая ни с того ни с сего мучает бессонница, головные боли и боли в спине. Иногда он даже блюёт, и Ацуши говорит, что это карма, потому что его, кажется, тошнит из-за Чуи. И нет, он не собирается навещать Накахару. Он, как никто другой, знает, что должен покончить со всем этим недоразумением.       Он должен разорвать отношения с Чуей. Он не может продолжать с ним какие-либо связи. Конечно же, только ради его безопасности.       Дазай знает, что, если он навестит Чую, когда тот не спит, его сердце растает. Он полностью забудет о планах, которые вынашивает вот уже неделю. Возможно, он действительно не сможет смотреть вслед. Видеть, как Чуя уходит. Потому что... он, вероятно, так крепко вцепится в него, чтобы никогда не отпускать.       Но... Осаму не может этого сделать.       — Акутагава, я уже в который раз говорю тебе, что это невозможно. Я больше не могу видеть Чую, — у Дазая снова начинает болеть голова, документы перед ним плывут и выглядят такими устрашающими, что он даже не утруждает себя прикасаться к ним.       — Я не понимаю, почему вы так мучаете себя, босс, — выражение лица Рюноске изменяется на тревожное. Дазай знает всех, кто близко общается с Чуей, и сам не хочет, чтобы их отношения вот так разваливались.       — Я не мучаю себя. Всё это в целях его защиты, — Дазай вздыхает, вставая со своего стула и начиная ходить взад-вперёд по своему кабинету. Он определённо выглядит усталым и неживым, постепенно возвращаясь к своему обычному, холодному "я". До встречи с Чуей.       — Но...       — Мы уже говорили об этом, — Дазай резко перебивает своего телохранителя, ведь знает, что он снова собираются "переубедить" его. Чем больше он думает о своём решении, тем больше понимает, что пожалеет об этом. Но у него нет другого выбора. Это ради блага его рыжика, и он готов пожертвовать собой ради этого.       — Что ж, прекрасно, — это первый раз, когда Дазай слышит, что его телохранитель говорит так устало. Он устал от него. Осаму наблюдает, как его охранник медленно выходит из кабинета.       День официальной выписки Чуи всё ближе и ближе.

***

      — Он спит? — человек, сидящий около двери, охраняющий комнату Чуи, кивает головой на заданных вопрос. Затем тихо открывает дверь, чтобы его босс вошёл внутрь. Это новая рутина для Дазая. Поскольку он запрещает себе видеть Чую днём, он тихо проскальзывает в палату ночью, чтобы наблюдать за мальчиком. Это может показаться жутким, но это даёт ему хоть какое-то утешение, в котором он так отчаянно нуждается.       Дазай садится на табурет, стоящий прямо рядом с кроватью рыжика, глядя на то, как спокойно выглядит Накахара. Медные локоны так мило падают ему на лицо, — это зрелище, от которого он никогда не устанет. Осаму наблюдает, как Чуя глубоко вдыхает, прежде чем медленно выдохнуть, выглядя таким уязвимым, таким умиротворённым. Как спящая красавица.       Дазай Осаму — человек, который держал под замком своё сердце, свои эмоции, свои мысли. Он никогда не позволял им проявляться или выражаться каким-либо образом, всегда храня в глубине души. Он никогда не думал, что когда-нибудь обретёт счастье. Или что произойдёт что-нибудь такое, ради чего он будет с нетерпением ждать следующего дня.       Честно говоря, он не ждал многого от Чуи. Изначально Дазай думал, что парень просто выглядит привлекательным. И это верно, потому что за всю свою жизнь он ни разу не видел никого, кто выглядел бы так же великолепно, как Чуя. Но что позволило ему успокоиться и доверять этому человеку, — его искреннее, чистое сердце.       Он такой добрый и внимательный ко всем, он такой прощающий и благодарный за всё. Он сияет ярче, чем настоящее солнце. Чуя тот, кто ничего не просит взамен, но всегда готов дать, даже если это будет в убыток ему самому. Всё, что он ни делает, происходит с чистыми намерениями, честно и прямолинейно.       Дазай такой человек, который никогда не плачет. Даже когда его мать скончалась, он не проронил ни слезинки. Все, включая самого Осаму, считали его бесчеловечным. Кем-то, неспособным чувствовать. Но сейчас он чувствует. Его глаза увлажняются, когда он продолжает смотреть на спящего рыжика.       Наконец-то он снова ощущает себя человеком. Дазай действительно живёт, а не просто существует. Он способен испытывать эмоции. Он способен обрести своё собственное счастье.       Он осторожно подносит ладонь Чуи к своему влажному лицу, слегка целуя каждую клеточку, нашёптывая нежные слова, убеждаясь, что каждый дюйм покрыт его губами. Он сильно любит Чую. Вот почему он должен отпустить его.       Это, конечно, непростое решение. Он хотел бы быть эгоистом, чтобы Накахара всегда был с ним, но он знает, что у Чуи есть своя жизнь, есть своя мать, о которой нужно заботиться. Он не может подвергать такого милого мальчика опасности.       Убедившись, что он дал достаточно нежности маленьким рукам мальчика, он целует его в лоб, говоря несколько слов, которые хотел бы сказать тогда, когда тот будет в сознании.       — Я люблю тебя, Чуя.

***

      — Ой? Так он, наконец, собирается встретиться со мной сегодня??? — услышав хорошие новости от Ацуши, Чуя быстро вскакивает с кровати, его глаза блестят от возбуждения. Хорошо-хорошо, возможно, он взволнован, но это лишь потому, что сегодня он наконец-то сможет покинуть свою палату. Застрять здесь надолго — плохо, очень плохо, ведь он уже заждался, когда сможет прикоснуться к траве и подышать свежим воздухом.       Конечно, он думал, что глупый Дазай Осаму всё ещё будет занят к тому времени, когда его будут выписывать, поэтому Чуя, скорее всего, не замечает, что его настроение резко поднимается, когда Ацуши говорит ему, что брюнет придёт.       — Да, Акутагава попросил меня сказать тебе остаться здесь ещё ненадолго, чтобы твой... кхм... парень? Папочка смог бы подойти и поговорить с тобой лично, — Накаджима хихикает над своим собственным хитрым способом поддразнить рыжего друга. Как и ожидалось, Накахара краснеет, как помидор.       — Закрой свой рот! Мы не пара, ясно? — ворчит Чуя, возясь со своей сумкой, неуклюже роняя на пол одежду, которую собирается положить в неё. Фу, он ненавидит, когда Ацуши так его дразнит. Будто мальчик научился этому от вонючего брюнета.       У Накаджимы даже хватает наглости закатить глаза. Этот сопляк...       — Хорошо, хорошо. Я больше ничего не скажу. Просто чтобы ты знал, у нас с Акутагавой, вероятно, что-то намечается, — несмотря на лёгкий румянец на его лице, он звучит уверенно. Бесстыдное отродье.       — О, правда? А то я совсем ничего не заметил. В любом случае, поздравляю, — саркастически отвечает Чуя. Все, кто знаком с ними, уже чувствуют, что между ними обоими что-то происходит. То, как каждый из них смотрит на другого, уже выглядит так, словно они могут съесть друг друга в любой момент.       Ацуши хохочет, осторожно передавая ему вещи, чтобы он смог их сложить. Поскольку смех его друга такой заразительный, Чуя тоже начинает громко смеяться. Ах, он готов смеяться так вечно, но...       В этот момент со спины появляется Дазай, откашливаясь и поднимая голову вверх, чтобы взглянуть на Чую. Накахара чувствует себя странно. Это чувство, которое вызывает у него мужчина, теперь жуткое и незнакомое. Во-первых, он кажется гораздо менее энергичным: его лицо сильно побледнело, став почти таким же, каким оно выглядело, когда они впервые встретились.       Во-вторых, видно, что он очень устал. Чуя замечает эти большие мешки под глазами и то, как взъерошены его волосы. Это показывает, что Дазай плохо спал и, вероятно, пил кофе литрами, чтобы быть в состоянии хотя бы стоять. Наконец, он чувствует, что собеседник чувствует себя немного неловко с тех пор, как вошёл в комнату. Даже слишком.       Что, чёрт возьми, произошло? Чуя первый раз видит Дазая таким встревоженным. Он, кажется, выглядит более официально. Осаму не обнимает Чую, не надувает губы, не целует и не набрасывается на него. Это не тот Дазай, которого он знает.       Это так страшно.       — Хм, привет, Чуя, — кротко говорит Дазай, после зрительного контакта, который они установили. Теперь он смотрит в пол. Куда делось это бесстыдное, раздражающее ублюдочное "я" в нём? Накахара не знает, кто этот человек перед ним. Это не Дазай. Абсолютно.       — Что с тобой, ублюдок? Ты даже не приходил проведать меня около 1 недели, а теперь пришёл, ведя себя так застенчиво и официально. Это твой способ заставить меня простить тебя? — резко отвечает на приветствие Чуя. Он знает, что Дазай не притворяется, он знает, что все эти изменения реальны. И это произошло за то время, пока они были разлучены.       Он знает, что Дазай что-то скрывает от него.       — Я... здесь, чтобы сказать тебе кое-что важное, — теперь Дазай смотрит прямо ему в глаза. Эти милые, нежные карие глаза. Но через секунду на смену им приходят острые, холодные, незнакомые.       Чуя не теряет хладнокровия. Несмотря на то, что хочет закричать в лицо Дазаю, попросить его проснуться, чёрт возьми, он знает, что Осаму сейчас серьёзен.       — Ну и. Что? — рыжий крепче сжимает кулаки, его ногти впиваются в кожу ладоней. Он напуган. Он боится. Он хочет вернуть прежнего Дазая.       — Я подумал, что было бы здорово положить конец нашим отношениям.       Какого хуя?       — Если быть точным, отношениям "содержанец и папочка", которые у нас были, — что, чёрт возьми, говорит этот ублюдок? Положить конец их отношениям? Почему, блять, он такой спокойный и собранный?       — Так что тебе больше не нужно работать на меня, но ты всё равно можешь прийти ко мне за деньгами, если будет необходимость. Всё-таки это резкое решение может сильно бить по твоим карманам и... — Чуя кипит от гнева. Прямо сейчас он испытывает столько гнева и боли, но Дазай кажется таким беззаботным и невозмутимым. Неужели это всё, что значили для него их отношения? Для него это, в конце концов, ничего?       Шлепок.       Звук этой пощечины так громко разносится по всей комнате. Чуя ударил Дазая. Прямо по щеке. И всё же человек перед ним даже бровью не повёл. Как он и предсказывал, Чуя сделает что-нибудь такое. Никаких объяснений. Никаких разговоров. Ничего.       — Ублюдок. Неужели ты думаешь, что я стал бы просить у тебя денег, даже если бы был на грани смерти? Я не какой-нибудь нищий. Просто приходить к тебе за деньгами? За кого ты меня принимаешь? — Чуя уже чувствует, что его зрение ухудшается, глупые слёзы, которые льются по щекам из-за этого урода, мешают ему нормально видеть. Он даже не понимает, что, чёрт возьми, происходит. — И ты, тупой тупица! Что ты имеешь в виду, говоря "положить конец всему этому", а? Это всё, что значили для тебя наши отношения? — голос Чуи становился все громче и взволнованнее, он пытается прикусить губы, чтобы скрыть гнев, но это только приводит к тому, что он отдирает слои кожи, из-за чего начинает сочиться кровь.       Он, наверное, сейчас выглядит таким жалким. И всё же сквозь слëзы он видит, насколько невозмутим этот чëртов Осаму. Он хочет сохранить хоть какую-то надежду на то, что человек перед ним просто устраивает какой-нибудь тупой розыгрыш или это какой-то кошмар, но нет. Похоже, он не собирается просыпаться.       Это не тот Дазай, которого он знает. Дазай изменился, вернувшись к своему холодному, чопорному прежнему облику. Так бессердечен и так равнодушен ко всему.       — Конечно, — мгновенно отвечает он, — у нас были просто... чисто деловые отношения.       О чёрт, он даже не сдерживается прямо сейчас. Он практически впадает в истерику на глазах у всех в комнате. Но это не имеет значения. Всё, на чём он может сосредоточиться, — это на боли, которую испытывает. Не физическая, а моральная. Ему хочется разрушить всё в этой палате, снять с себя кожу, порвать одежду на себе. Его сердце болит так сильно, что он хочет просто прекратить всё это, очутиться в том мире, в котором был изначально.       Он ненавидит то, каким глупым, каким жалким он, должно быть, выглядит перед Дазаем. Но может ли он винить себя?       — Это из-за Фёдора? Он причинил боль? Что с тобой случилось? — Чуя искренне хрипит эти слова, он хочет просто понять, в чём дело. Дазай, в которого он влюбился, он... он не такой. Он тот, кто стал бы охранять и удерживать Чую. — Ты мог бы просто сказать мне. Мы можем разобраться во всём вместе.       Он в отчаянии. Пытаясь всеми силами вцепиться в брюнета. Он не хочет уходить. Дазай для него — кто-то особенный. Он сделал его счастливым. Он показал ему, каково это — наконец-то жить. Освободиться от жалкой, несчастной жизни.       — Ничего не случилось, Чуя. Мне просто стало скучно. Я сыт по горло нашими отношениями. Это слишком затянулось, тебе не кажется? — верно. Он всегда знал, что то, что у них есть, — это временное. Но он думал, что сможет это изменить. Он думал, что если он достаточно постарается, то сможет остаться рядом с Дазаем навсегда.       Чуя не поверил бы Дазаю, если бы тот не говорил так искренне. Выражение его лица такое серьёзное, что он понимает, что собеседник не шутит. Верно. Он просто ещё одна игрушка, которой воспользовался мужчина. 99-я игрушка Дазая Осаму. Конечно.       Теперь, когда он устал и пресытился, самое правильное, что он должен сделать, — выбросить её. Чего Чуя вообще ожидал? Что он изменит Дазая Осаму? Превратит босса Портовой Мафии в более приятного человека и сможет иметь с ним будущее? Идиот, кого ты обманываешь?       Вероятно, всё это время он был просто самим собой.       — Ой? Правда? — теперь Чуя бросает смертоносный взгляд на мужчину, оскалив рот в злобной гримасе. — Тогда ладно. По крайней мере, скажи мне откровенно, что ты на самом деле чувствовал ко мне. Ты действительно всё это время относился ко мне как к своему деловому партнёру? — он не может поверить, что всё ещё пытается ухватиться за последнюю нить надежды. Он действительно такой жалкий.              Жалкий Накахара Чуя. Пострадал от известного человека. Он этого заслуживает. За то, что влюбился не в того, за то, что вообще связался с боссом Мафии. Теперь он просто терпит боль. Боль, которая так глубоко врезается в сердце, как нож, разрезающий его пополам. А тот, кто держит нож, — его возлюбленный. Дазай Осаму.       — Верно, — приходит твёрдое согласие. На его лице только это холодное, пугающее выражение, не оставляющее ни дюйма обычной мягкости. Сердце Чуи, вероятно, раскололось на миллиард осколков при этих словах. Но... он не собирается заставлять себя выглядеть более униженным. Он ни за что не начнёт рыдать перед этим вонючим ублюдком.       — Хорошо. Это всё, что я должен был услышать, — Чуя спокойно направляется туда, где лежит его упакованная сумка, медленно выходя из комнаты. — Просто чтобы ты знал, ты — придурок. Наверное, я жалею, что вообще встретил тебя, — его последние слова перед уходом.       Он держится в коридоре. Он держится в вестибюле. Он держится на улице. Но он определённо ломается в такси, в которое садится, начиная неистово кричать и плакать, уткнувшись носом в куртку, чувствуя, как быстро текут глупые слёзы.       Он собирается забыть об этом ублюдке. В любом случае, он ему не нужен. Его мозг просто продолжает кричать ему одно слово.       Жалкий. Жалкий. Жалкий.       Ему нужно было прислушаться к Тачихаре. Не стоило связывать себя с кем-то таким опасным и бессердечным, как Осаму.       Он может винить только себя за то, что не принимал советов. За то, что слепо пошёл на поводу Дазая и влюбился в него.       Он по-дурацки глуп. Он заслуживает всей этой боли и обиды, которые разрывают его прямо сейчас. Но всё, на что он надеялся, задавая свой последний вопрос, — простое "нет". Чуя просто хотел знать, хотел почувствовать, что, по крайней мере, он был кем-то для Дазая.       Его телефон продолжает звонить, вероятно, это Ацуши. В конце концов, парень действительно стал свидетелем этой душераздирающей сцены. Чуе должно быть стыдно даже за то, что он чувствовал себя особенным для Дазая. В конце концов, он был просто обычным.       Такие негативные мысли заставляют его рыдать ещё сильнее. Таксист, кажется, немного волнуется, спрашивая, не нужно ли его отвезти в госпиталь. Нет. Какой госпиталь? Вместо этого ему нужно отправиться в психиатрическую больницу. Кто-то такой глупый, такой никчёмный, как он, должен пройти полное обследование своих тупых мозгов.       Чуя просто сожалеет о своей наивности. Как бы он хотел повернуть время вспять, чтобы никогда не встречать Дазая Осаму. Тогда всего этого....       Всего этого не случилось бы.       Возможно, он бы всё ещё боролся с финансовыми проблемами и кое-как справлялся с учёбой, но, по крайней мере, его сердце осталось бы целым. Его душа не стала бы разбитой. Такая печаль не запечатлелась бы в нём навсегда.       Он был слишком жаден. Всегда жаждал большего, ожидал большего. Как обычно, чем выше ожидания, тем сильнее разочарования. Он слишком легко доверяет людям. Он думал, что Дазай ценит его, что он рад тому, что Чуя рядом. Но это были просто его мысли, он сам это додумал.       Неверное толкование, созданное его влюблённым мозгом. Он всё ещё слышит "Чуя", "детка", "чиби", как часто говорил мужчина. Это так раздражает. Он хочет просто перестать думать о нём сейчас. Выбросить из своей жизни так же, как Дазай выбросил его. Но, конечно, он не может. Осаму слишком глубоко запал в душу.       Накахара даже не понимает, каким образом добрался до дома и добрался ли до туда вообще. Он просто продолжает рыдать и кричать, позволяя эмоциям взять верх.