Эхо

Одуванчики в этом году зацвели рано. Непозволительно рано. Весна. Земля мокрая от тающего льда, а кое-где еще покрыта потемневшим мутным снегом. Но трава уже пробивается, и солнце печет по-весеннему, заставляя скинуть с себя уже порядком поднадоевшие пальто с грязными воротниками и разносившиеся за всю зиму непрерывного ношения новогодние свитера. И старый заброшенный пустырь покрылся одуванчиками. Люди равнодушно пожимают плечами, мол расцвели и расцвели, чего уж тут удивительного. Но они просто не понимают. Люди часто бывают глупы и говорят о том, в чем не разбираются. Впрочем, мало кто ходил на этот пустырь. Говорят, здесь раньше, еще во время войны, был полевой госпиталь. Потом война закончилась, палатки свернули, а на пустой земле, пропитанной кровью, так ничего и не выросло. Майки любил это место. Они часто ходили сюда с братом. Сидели у старой кирпичной стены, исписанной цветными граффити, и разговаривали о разном. Брат рассказывал, как в детстве он ходил сюда с друзьями. Играли во что-то и даже зарыли клад. Потом, конечно, забыли, где именно. Но светлая память осталась. У Майки она тоже осталась. После смерти брата он долго боялся прийти сюда, а когда пришел пустырь показался ему каким-то до жути одиноким. Будто бы не хватало чего-то. Возникла ассоциация, что его душа сейчас такая же пустая, ни одной зеленой травинки. С тех пор он ходил сюда, чтоб побыть в одиночестве. Но сегодня был особенный день. Прохожих вокруг много. Весна как никак. Город освобождается от заледеневшей корки и вдыхает теплый весенний воздух полной грудью. Почему-то хочется идти на тот пустырь, Майки еще не знает, что там расцвели одуванчики, но знает, что они расцвели в его сердце. Ветер с запада еще холодный, и он пробирается под тонкую рубашку школьной формы, но телу совсем не холодно. Оно согревается изнутри, будто бы ты в втихушку от взрослых выпил остатки алкоголя с праздничного стола и теперь тебе тепло и весело. Майки можно сказать и вправду пьян. Опьянел от солнечного весеннего ветра, дующего в лицо, запаха мокрого асфальта и одуванчиков. И, кажется, от влюбленности. Он вмазался в нее, как в стену с разбега, не заметив даже по началу, а как-то постепенно приходя к этому осознанию. Ему казалось все до одури неправильным, а от того еще более заманчивым. Ему хотелось, чтоб его отчитали, как маленького мальчика, все равно понимая, что он будет стоять на своем, невзирая на запреты и нормы морали. И от этой вседозволенности, некоторой наглости и простоты голова идет кругом, а в животе порхают бабочки. Он ворвался в жизнь Майки внезапно и без предупреждений. Просто появился и сразу же занял свое законное место в общей картине. Всегда яркий, всегда по-весеннему солнечный, с ним было легко. С ним не хотелось думать о плохом, лишь греться рядом и вдыхать запах солнца и свободы. Здесь Майки нужно свернуть направо. До пустыря останется рукой подать. Необходимо лишь пролезть через щель в заборе за гаражами, пройти немного по тропе сквозь заросли ежевики, и ты на месте. Немного помедлив, остановившись перед забором и покрутив во рту тростинку, содранную где-то по дороге, парень пролазит через щель. Зацепляет рукавом белой блузки, торчащий гвоздь и не обращая внимание на треск рвущейся ткани и поцарапанную кожу быстрым шагом направляется в еще голые ежевичные кусты. За кустами, конечно же не видно никаких одуванчиков, усеявших пустырь, но Майки определенно точно и ясно чует их запах. Прибавляет шагу, сворачивает направо, огибает старую постройку неизвестного назначения, красные, кирпичные стены которой сплошь изрисованы цветными граффити и останавливается. Пустырь впервые за долгие годы цветет. Желтые одуванчики едва колышутся от ветра. Они яркие, солнечные и чарующе, по волшебному весенние. Майки улыбается своим мыслям и присев на корточки, срывает один. И правда, Такемичи очень, очень похож на одуванчик. Если б кто-то раньше сказал Майки, что он будет страдать подобной ерундой и делать столь сентиментальные глупости, парень бы, наверное, покрутил у виска этого человека и послал бы куда подальше, лучше в психлечебницу. Но сейчас перепачканному в пыльце Манджиро и в голову не приходило, что он делает что-то не так. Наоборот все было так, как и должно быть. Дорогу до дома Ханагаки он знает наизусть. От пустыря было не так далеко. Перейти главную улицу, сбив пару прохожих и улыбнуться пожилой молочнице, заприметившей букетик в руках парня. Дальше пройти вдоль высокой ограды с надписью: «Осторожно, злая собака» и, завидев щенка корги в окне дома, рассмеяться. Небольшой продуктовый магазин и поворот на маленькую чистую улочку спального района. Тут еще раз направо, и вот он – маленький аккуратный домик с яркими занавесками на окнах и припаркованным ярко-желтым новым великом у стены. - Манджиро, ты что здесь делаешь? – удивляется блондин, открывая перед гостем дверь и заметив одуванчики в его руках удивленно раскрывает свои глаза и смотрит на улыбающегося Майки, - У тебя ведь аллергия! – у Манджиро нос красный, и глаза слезятся, но он улыбается еще шире. - Зато тебе они нравятся.