River flows in You

Если хочешь плакать, то я буду плакать тоже. Я надену платье, буду на тебя похожим. Можешь не смотреть и называть меня как хочешь, Все вокруг тупое, поэтому я с тобою.

Женя просто был. Не сказать даже, что существовал. Он до сих пор не был в этом уверен. Сидел за второй партой третьего ряда с самого первого класса. И с самого первого класса к нему никто так и не подсел. Не сказать, что он был изгоем, скорее просто одиночкой. На переменах он мало с кем общался, на уроках решал все контрольные сам, а списывать никто не просил, за обедом сидел со старостами, Митей и Родионом, — хоть какое-то общение. И с самого детства Женя не мог понять, почему он один. В средней школе он уже перестал пытаться подружиться с кем-то. Наушники в уши, и сидит себе на своём подоконнике. Этот подоконник находился в самой дальней части школы, около музыкального класса. Кажется, последний раз кто-то был там очень много лет назад. Поначалу Женя боялся, но потом, за обедом, попросил Родиона достать ключи от этого кабинета. В итоге в пятом классе у Жени Дунайского появилось небольшое укрытие в школе. Дубликат ключей был только у Роди, но он вообще не музыкант, поэтому особо Женю не трогал. К тому же, доверял ему: знал, что этот парень ничего не выкинет, когда останется один. Зимой эту часть здания не отапливают. Женя пытался греть руки, дыша на них, но это не особо помогало, поэтому он просто перетащил свою куртку в кабинет. Сам класс нельзя было назвать большим. Из инструментов были только старая скрипка, треугольник, расстроенная гитара и фортепьяно. Стульев было в два раза меньше, чем парт, а в углу стояло небольшое кресло. Мама Жени любила музыку, поэтому он с детства ходил в музыкальную школу. Он любил музыку так же сильно, как и мама. Он играл все этюды и сонаты только для неё. И Бах, и Моцарт, и Чайковский — он всегда вкладывал всю душу. Он любил улыбаться и смотреть на улыбку мамы. У него всегда были сложности с социализацией, но пока была мама рядом — было хотя бы не страшно. Но вот полтора года назад ее не стало. Для кого-то просто случайная авария, а для Жени — трагедия. После неё инструмент был завешен чёрной тканью. Каждый раз, смотря на него, Женя тяжело вздыхал. Это было больно. Иногда, замерзая в музыкальном классе, Дунайский долго сверлил взглядом инструмент. Из-за долгих мозговых процессов, а может и из-за холода, он переставал чувствовать время. В итоге, нажимал он всего пару клавиш, после уходил, надеясь ещё вернуться в этот класс. С каждым новым днём клавиш он нажимал всё больше, с каждой новой переменой звук становился чище и звонче, с каждой новой неделей становилось все теплее и теплее. В марте, на годовщину смерти мамы, Женя впервые сыграл произведение полностью. А после пообещал себе заниматься с инструментом и стать известным композитором. В пятом классе для маленького Жени это стало мечтой. Даже в старшей школе Женя так и не смог сдружиться с большей частью коллектива. Они были просто знакомыми, даже не приятелями. Митя и Родион были единственными друзьями Дунайского. И Женя был рад, что есть хоть кто-то. А ещё у Жени был заброшенный музыкальный класс и с недавних пор сигареты. На самом деле ему было стыдно, что он так сильно пристрастился к этой ерунде, поэтому он пообещал себе, что бросит. Точных дат он сам себе не дал. ~ ~ ~ Новый учебный год Женя ждал с предвкушением. Его мечта стать композитором все ещё жила в нём. Он много сочинял за эти 4 года, много играл: смог осилить «Полёт шмеля», ходил на конкурсы композиторов, учился. Изредка Родион и Митя заходили к нему и слушали, как Женя играет. В 9 классе, холодной зимой, Женя играл для них вальс. На выпускном им не разрешили потанцевать, а этот холодный класс, с совсем небольшим пространством для маневрирования, — разрешил. Видеть улыбки на лицах друзей, как когда-то Женя видел улыбку матери, — поистине окрыляющее чувство. В 10 классе Женя выбрал филологический профиль. Из-за недобора учеников, их объединили с химбио. И, по замечательному стечению обстоятельств, Митя и Родион были с ним в классе. Правда, Родион учился в химбио, но это уже ничего. Первым уроком была злосчастная математика, и, хоть прошла только половина, Женя уже мечтал, как окажется в своём музыкальном классе и закурит там утреннюю сигарету. Он так и не бросил за лето. Вдруг в кабинет ворвался кто-то непонятный и шумный. Жене он сразу не понравился, слишком много внимания этот кто-то к себе привлекал. Дунайский даже не стал снимать капюшон, чтоб выслушать рассказ новенького о себе. Как оказалось, имя нового одноклассника — Алексей Донской. Всё остальное Женя прослушал. Шумный новенький как-то неожиданно оказался слева от мирно пишущего конспект Жени. Дунайский раздраженно цыкнул. Из всех свободных мест, которых, к слову, было достаточно на первом ряду, этот новенький выбрал именно его парту. Добропорядочный Родион сразу повернулся, чтобы познакомится с одноклассником. Дима кивнул в знак приветствия. Женя же был возмущён, но и прогнать парня не мог — он же парту не покупал. Попытка продолжить писать конспект провалилась, когда Женя почувствовал, что его трясут за руку. Цифра вышла кривой, а в ответ на возмущение Женя получил не извинения, а протянутую для рукопожатия руку. Мама учила, что нельзя от такого отказываться, поэтому Женя нехотя протягивает свою руку в ответ. — Убери своё улыбающееся хлебало, раздражает, — первые и, Женя надеялся, последние слова, которые услышит от него новый одноклассник. Остаток урока спокойно провести не удалось. Кудряшка (такое прозвище ему дал Женя) решил, что сделать пару самолётиков из тетрадных листов — отличная идея. И ладно бы только это, но он ещё и постоянно отпускал такие себе шутки на фразы учителей. Обычно шепотом, так что слышал только Женя, но иногда, видимо желая выделиться ещё больше, — так громко, что слышно было на весь класс. Прозвенел долгожданный звонок со второго урока. Дунайский, максимально быстро собравшись, побежал в сторону музыкального класса. Удивительно, что за столько лет учителя не заметили пропажу двух ключей. Но Жене это только на руку. К слову, здесь уже были некоторые Женины вещи. Например, пепельница около единственного приоткрывающегося окна. Долгожданная сигарета, долгожданное спокойствие. Дым заполнил комнату, а мысли — Женину голову. Очень редко он позволял себе, как сейчас, взять пепельницу, сесть в кресло и подумать. А подумать было о чем. Новый одноклассник, Лёша, и правда был шумным и весёлым. Жене он напоминал муху. Огромную, жирную и надоедливую муху, которая не даёт спать по ночам даже тогда, когда ночи-то и не осталось. Но и это ещё были не все минусы соседа. За все свои 9 лет обучения левша Женя спокойно просидел один на втором варианте, а тут оказывается, что если твой сосед — правша, то вы будете стукаться локтями. Неудобно, конечно, но со своего места Женя не уйдёт. Может из-за этих неудобств его сосед быстро перекочует куда-то. Женя подумал, что, когда они встретятся в столовой, Родион наверняка скажет, что новый одноклассник — хороший парень, а Митя выразит неприязнь к новичку из-за его детского поведения. В этом плане Дима и Женя похожи. Им было сложно находить общий язык с громкими, активными людьми. Но у Димы был Родион. Он был катализатором всех его приятельских связей. А у Жени такого катализатора не было. Поэтому и связей не было. Дунайский поразмышлял ещё какое-то время, но в голову больше ничего не пришло, так что он решил просто продолжить наблюдать. Прямо сейчас Женю больше заботил приближающийся урок обществознания. Излагать свои мысли на бумаге и анализировать что-то Женя мог спокойно, но вот устные опросы, ещё и перед всем классом, вызывали у него огромный дискомфорт. Радовало то, что там не будет половины химбио. Женя заходит со звонком и, как назло, за его партой уже кто-то сидит. Сидит, отвернувшись от доски, светя перед Женей своим кудрявым затылком. Все надежды Дунайского на то, что его новый сосед учится в химбио, канули в небытие. Этот год будет весёлым. За обедом, как и ожидалось, Родион высказался о новом однокласснике положительно. Интересно, есть ли те, о ком Родя отзывается плохо? Митя высказал негативное мнение о поведении, но оценил ум Лёши и хорошо поставленную речь, которые заметил на уроке обществознания. И правда, Кудряшку хотелось слушать. Приятный тембр голоса с лёгкой хрипотцой — Женины уши были в раю. Он бы хотел услышать, как Лёша поёт, но он ни за что не пустит его в свой кабинет. Даже под дулом пистолета. Женя, как обычно после уроков, пошёл в музыкальный класс. Дома у него тоже стоял инструмент, но в школе было не так тоскливо что ли. Всяко лучше играть мажорные ноты в школе, чем депрессовать под минор дома. Прошёл уже почти месяц, и Женя опять сидит в своём любимом кресле и думает. Он много наблюдал за Лёшей. Да, этот одноклассник, наконец, удостоился называться по имени у Жени в голове и в жизни. Он часто тянул время у доски, пользуясь своим красноречием. Лёша был обворожителен, кажется этот эпитет. С одноклассниками он подружился ещё в первые дни учёбы, учителя его любили. Действительно, очаровашка какой-то. Да и шутки он иногда и правда шутил остроумные, даже Женя и Митя не могли не улыбнуться. Но новенький часто выкидывал что-то неожиданное. Родион никогда не матерился (все так думали), но после какой-то выходки Донского эти все пересмотрели свои взгляды на жизнь. Кто-то даже пошутил, что такими темпами окажется еще, что Женька у нас по клубам тусуется и всех там знает. Такого бы никогда не случилось, глупый одноклассник. На уроках они всё ещё молчали, точнее, молчал Женя. Он пытался слушать учителя. Или спал на парте. Дунайский вообще очень любит спать в школе и не важно где. Конечно, Донскому иногда удавалось чуть ли не клешнями вытягивать из Жени слова, но обычно усилия себя не оправдывали. Лёша так и не отсел. Зато за обедом он присоединился к их скромному кругу из двух старост и тихого парня. А потом ещё несколько одноклассников тоже «просто подсели». Теперь Женя обедает в кабинете. Не всегда, конечно, но часто. Может оно даже и к лучшему. Это были последние тёплые деньки октября, по совместительству — последние учебные дни перед каникулами. Экзамены уже были написаны, и Женя приходил в школу только чтоб посидеть на переменах в своём классе и поиграть. Иногда к нему присоединялись Родион и Дима. Как же Днепровский понимал любовь Жени к этому классу. Рядом был только кабинет ИЗО, куда почти никто не ходил, а тут тихо и вид красивый из окна. Сам он умел играть на скрипке, хотя и делал это редко. Митя мог взять смычок в руки, но только если настроение было уж слишком меланхоличным. Или по просьбе Родиона. Первым уроком была клятая геометрия, но учитель дал вольную. Потому Женя, как обычно, вставил наушники в уши, положил рюкзак на парту, а голову — на рюкзак. Он спокойно листал ленту соцсетей до тех пор, пока в классе не поднялся шум. Дунайский посмотрел по сторонам. Учителя в кабинете не было, некоторые парты были сдвинуты, а одноклассники, соизволившие посетить школу, бегали друг от друга. Женя решил понаблюдать за тем, что происходит. Оказалось, некоторые одноклассники, в том числе и Лёша, были вооружены водяными пистолетами. Быстро потеряв интерес к детским игрушкам, Женя продолжил залипать в телефон. Спустя время его начало клонить в сон. Всю оставшуюся часть урока и перемены Женя сопел за своей партой. На втором уроке Дунайский проснулся от того, что кто-то тормошит его за плечо. Женя решил, что это Родион, а значит уже скоро конец урока и пора вставать, но, открыв глаза, он увидел довольную лыбу Лёши и зелёный водяной пистолет, направленный точно на него. — Помочь проснуться? — спросил Донской. В такой ситуации любая дрёма сойдёт на нет. Одноклассники были шокированы, они никогда не втягивали Женю в свои забавы. Они вообще его не тревожили. — Не смей, — Женя, как кошка смотрит на воду, смотрел на этот пистолет и отодвигался. Лёша заулыбался пуще прежнего и слегка надавил на курок. Струя воды получилась не сильной, так что в Женю не попала. Дунайский встал и отодвинулся ближе к стенке, но Лёша продолжил подходить к нему. Женя в поисках помощи глянул на Родиона и Митю, но Митя лишь пожал плечами, а Родион улыбнулся. Вот тебе и друзья, блин. За секунду до встречи с холодной струёй, Женя успел отойти влево (шестое чувство, никак иначе), а после пустился на самотёк из класса. Находился кабинет около лестницы на третьем этаже. Женя остановился в пролёте, чтобы послушать будет ли за ним погоня. Послышались чьи-то торопливые шаги. Не отстал. Тяжко вздыхая, Женя начинает спускаться. Лёша бежит за Дунайским и тихо смеётся. Женя напоминал ему кота всё больше и больше: постоянно спит, никем не интересуется, от незнакомцев шарахается, ест только в компании друзей и знакомых, постоянно прячется. Лёша замечал, что на переменах Жени нигде не было видно, а на уроки он обычно немного опаздывал. Донской знал, что лезть к другим нехорошо, но ведь так интересно. Женя вообще был странной личностью. Так его характеризовали многие одноклассники, с которыми он учился в начальной и средней школе. Остальные про него ничего не слышали. Ни с кем не общается, кроме старост. Но если он говорит, то говорит красиво. Донской непроизвольно слушал его каждый раз. Во время работы Женя мог тихо цокать или очень громко вздыхать, усмехаться своим мыслям или радоваться быстро решённой задаче. Когда Родион и Дима сидели с Женей за обеденным столом, казалось, что это два родителя слушают возмущения своего сына и дают советы. Хотя на самом деле Женя говорил не особо много, но почему-то казалось именно так. В общем, Женя был таинственным, и Лёшу это заинтересовало. Поначалу казалось, что это всего лишь любопытство, но сейчас, смотря на тихо матерящегося, убегающего от него Женю, Донской понял, что попал. У Жени в голове было всего два варианта, куда бежать: туалет или музыкальный класс. Женя с самого первого класса не заходил в туалет, потому что там противно воняет, да и выглядит он, как богом забытое место. Войти туда ещё хоть раз было бы преступлением против человечности. Дунайский правда восхищался теми отважными, кто осмеливались даже заглядывать туда. Не важно, зачем. Конечно, позволить Донскому узнать о Женином тайном месте — тоже так себе затея, но может он успеет отстать за это время. Не успел. Смешно, а ведь не так давно Женя думал, что даже под дулом пистолета не приведёт Донского в свой кабинет. Ну кто же знал, что пистолет будет водяной. Женя быстро забежал в класс и попытался отдышаться. Всё-таки бегать после сна — не лучшая затея. Лёша уже начал попытки по штурму двери, но Дунайский держал крепко. Донской предпринял ещё несколько попыток и, кажется, успокоился. Женя насторожился. Он не был тупым, как почему-то некоторые думали, так что стал держать чуть крепче. Прошло достаточно времени, а дверь так никто и не продолжил терроризировать. Женя решился на отчаянный шаг, скорее всего он пожалеет, но стоять так он уже устал. Дунайский приоткрыв дверь, высовывает голову и сразу же жмурится из-за холодной воды, попавшей прямо в глаза. Этот кудрявый придурок стоял тут все это время и ждал, пока Женя так высунется. Женя протёр лицо рукавом толстовки, мыча не самые приятные слова. Все это сопровождалось громким смехом Лёши. Дунайский ждал, пока тот успокоится, чтобы высказать ему всё, что о нём думает. — Попался, — продолжая улыбаться заключает Лёша. Женя от такой фразы краснеет и уже открывает рот, чтоб выразить накопившееся недовольство, но Лёша бесцеремонно открывает дверь и врывается в помещение. Женя чуть ли не задыхается от возмущения. — А ты не прихуел? — спрашивает Женя, закрывая дверь, и поворачиваясь к новому соседу, теперь не только по парте. — Ну прости, прости, котёнок. Мне просто было интересно узнать, где ты пропадаешь, — Лёша осекся. Не планировал он выдавать тайную кличку Жени, которой сам его и окрестил. Дунайский опешил от таких слов. — Как ты меня назвал? — на первый взгляд может показаться, что Женя зол. Но, скорее, он просто в смятении. Злом смятении. — Женя, ты все неправильно понял, — Лёша, который стоял у окна, вжался в подоконник, пока Женя медленно наступал. — Давай просто забудем, что я только что сказал? Может, пульнешь в меня из пистолета? Идёт? — решение он придумал быстро. Оставалось надеяться, что оно понравится и Дунайскому. Женя уже подошёл вплотную и продолжал сверлить Лёшу взглядом. Пистолет лежал на подоконнике. Дунайский приметил его с самого начала. Женя был настолько близко к Лёше, что чувствовал его дыхание. — Не смей меня так называть, — прошептал Женя. Правда, из-за разницы в росте, прошептал он это куда-то в шею. Секунда, и Лёша уже стоял весь мокрый, а Женя отскочил на пару шагов назад. С пистолетом. Настала очередь Донского хмуриться и вытирать с лица холодные капли. Для этого пришлось раскатать рукава рубашки. Теперь была Женина очередь улыбаться. — Мир? — спросил Донской, после всей возни с раскатыванием рукавов. — Мир, — тихо ответил Женя, кладя пистолет на когда-то учительский стол, и садясь в своё излюбленное кресло. Какое-то время они находились тут в тишине, и Женя не планировал уходить отсюда до звонка на урок. Положив ноги на стул, поставленный специально для этого, Женя закурил прямо тут. Его любимое место у окна было занято резвым одноклассником, который, к слову, никак не мог закатать рукав обратно. — А это, собственно, что за класс? Вообще ни разу не был в этой части школы, — Донской оглядывается, чтобы лучше рассмотреть класс. Помещение не очень большое. Из мебели только учительский стол, пара парт, курящий Женя, кресло. Стоп. Курящий Женя? В какой-то момент Лёше показалось, что вся красота и эстетика этого мира сконцентрировалась в одном человеке, и этот человек был ни кем иным, как Женей. Лёша невольно залюбовался. — Что зыришь? Это заброшенный музыкальный кабинет. Сюда уже лет 7 никто не ходит, кроме меня. Хотя может это потому, что у них ключей нет. — Ну, теперь, — Донской честно пытался закатать рукава ровно, — нас тут будет двое, — ещё один оборот, — ты же не против? — и в итоге все равно весь рукав перекрутился и скомкался внутри. Леша разочарованно смотрит на него, а потом на кресло, в котором сидит Женя. Там он его не увидел. Зато, через пару секунд почувствовал, как чужие руки раскатывают его рукав. — Против. Не приходи сюда, — Женя говорит невнятно. Сигарета мешает. — Будешь тут ты — придут и остальные, а мне оно не надо, — Женя аккуратно закатывает чужой рукав, как учила мама, продолжая держать сигарету между зубов. Неудобно. — Я буду аккуратно, — тихо отвечает Донской, и вытаскивает чужую сигарету изо рта. — Обещаю, за мной хвоста не будет. — Ну, если аккуратно, — последний оборот и Женя уже разгладил все складки. Теперь он внимательно смотрит в лицо напротив. — То я подумаю, — выдыхает дым в чужое лицо, забирая сигарету. Разговор на этом был закончен, так что Женя сел обратно в кресло, доставая из портфеля какие-то тетради. Донской глупо улыбнулся, посмотрев на аккуратно закатанный рукав. Взял водяной пистолет со стола и ушёл. Он ещё появится в этом кабинете и не единожды. Уже через несколько минут Женя увидел заявку в друзья и сообщение: «Привет». Впервые за долгое время Женя зашёл в соцсеть, чтобы ответить. Казалось, в последний учебный день, когда в классе было всего 4 человека, можно было бы и обойтись без учебы и учебных новостей. Но администрация школы так не считала. Всю параллель собрали в актовом зале (там и пятнадцати человек не набралось). Завуч объявила о проекте. Женя подумал, что в этот раз объявление дали слишком поздно. Все предыдущие годы (за исключением 9, из-за экзаменов у них не было такого интерактива) об этом объявляли в середине октября. Странно. Женя делал проекты всегда один, хотя можно было и в парах. В этот раз он не планировал ничего менять. После объявления параллель отпустили восвояси. Женя, Родион и Дима пошли в сторону музыкального класса. Там они заварили чай. Чайник — одно из лучших Жениных приобретений в этот класс. Пока Родион разливал кипяток по кружкам, Митя и Женя говорили о Великом. — Тебе нужно отдохнуть. Если ты постоянно будешь заставлять себя играть, то перестанешь получать удовольствие, а значит, и твои работы станут хуже. Ты ещё даже не поступил, — Митя это говорит с какой-то мудростью, будто сыну объясняет. — Да, я понимаю. Но этот кризис идёт уже слишком долго, что если так и продолжится? Надо довести себя до автоматизма, чтобы не надеяться на что-то великое в такие времена, — Женя перебирает нотные листы в своих руках. Уже долгое время он не может сочинить продолжение к своему произведению. Раньше он не унывал, смахивая все на отсутствие вдохновения и смиренно ждал, сочиняя что-то другое: простое и небольшое. Сейчас же вообще ни одна нота в голову не лезла. Дунайского это чуть-чуть пугало. — Найди музу, — вот и весь ответ Мити. Он всегда упрощает все до таких очевидных вещей. — И где я ее най… — договорить Дунайскому не дали, дверь в класс открыли и внутрь просунулась голова Лёши: — О, чаи гоняете! Можно к вам? Я аккуратно, — произносит он. Женя слабо улыбается. — Думаю, все куда проще, чем ты себе надумываешь, Жень, — завершает диалог Митя и идёт к Родиону. У Лёши глаза по пять копеек, он вообще не выкупил, к чему были сказаны слова Димы. — Проходи, Лёш, у нас и для тебя кружка будет, — зовёт Родион. Женя сказал бы даже, что компания была комфортная. Леша был как-то спокойней, чем обычно, просил рассказать про учителей, сам рассказывал истории из прошлой школы. Оказалось, что перешел он, потому что там не было профильного обучения. Родители хотели, чтобы он пошёл в физмат или химбио, но сам Донской выбрал филологический профиль. Ребята же рассказали, что проектная деятельность у них с четвёртого класса, и в конце года лучшие проекты представляют на общешкольном мероприятии. Родион и Дима делали свои проекты вместе с самого начала и несколько раз представляли их на школу. Женя не любил эту ерунду, но всегда делал всё качественно и полностью. В восьмом классе, к удивлению Лёши, Дунайский даже представлял свой проект от параллели, и многим он понравился. Хотя Женя помнит, как перед выступлением был в панике и, если бы не Родион, наглотался бы успокоительных. Так они просидели до конца учебного дня, после Мите и Родиону пришлось уйти: Диму запрягли смотреть за младшим двоюродным братом — Мишей. У Жени от него были мурашки. Слишком резвый ребёнок. Хорошо, что они пересекались всего несколько раз. Больше Дунайский бы не вынес. В хорошей компании Женя расслабился, и даже оставшийся Донской не заставит его почувствовать хоть каплю дискомфорта. Хорошее настроение Жени очень тяжело испортить на самом деле, а если это всё же произошло, то жалко этого смельчака. Так Женя, оставив чашку за учительским столом, побрел в сторону своего любимого кресла, взяв ноты с парты. Может даже сочинить что-то получится. Мозговые процессы в голове Дунайского начались еще до того, как он успел сесть. Вчитываясь в аккуратно выведенные ноты, тихо напевая мотив, он окончательно ушёл в себя. Из задумчивого состояния его вывела голова Лёши, приземлившаяся на плечо. Лёша тоже начал разглядывать бумажки. — Что читаем? — задал вопрос Донской. — Ого, ты играть умеешь? — посмотрев на ноты, сделал вывод Лёша. — Сыграй мне что-то. Женя повернул голову, и парни почти столкнулись носами. Леша как обычно улыбался, а Женя, как показалось Лёше, гневно смотрел в ответ. От такого взгляда Донской даже осекся. — Нет, если не хочешь, то можешь не играть. Я же не заставляю, — Лёша протараторил это как скороговорку и Женя, кажется, разозлился ещё больше. — Прости-прости-прости, если хочешь я уйду? Женя всю эту речь слушал вполуха, находясь в смятении. Его никто ещё не просил сыграть. Сыграть вальс Мите и Родиону он предложил сам. Отрезвил Женю вопрос об уходе. — Что? — Ну, ты выглядишь злым, поэтому я подумал, что возможно уже задержался тут и мне пора идти, — в этот момент Лёша молился, чтобы его подозрения оказались неверны. — Я не злой, — Женя мило нахмурился от такого заявления, — просто ещё никто не просил меня сыграть что-то. Боюсь, что это не лучшая идея. — Почему? Я думаю, ты играешь превосходно, — ответил Лёша. «Ты вообще выглядишь как нечто превосходное», — чуть было не добавил Донской, но быстро остановился. — Пожалуйста? — Я… ладно, но не жди от меня какого-то шедевра, — Женя глупо улыбнулся и достал нужные ноты. А Донской ждал шедевра — он его и получил. Музыка лилась рекой, а лёгкость, с которой Женя нажимал на клавиши, поражала. Его игра завораживала и переносила Лёшу в далекое детство, когда бабушка ему играла. Женя чувствовал музыку сердцем и отдавал всего себя, из-за чего произведение получало свою завершенность. Лёша был уверен: это же произведение в чужом исполнении, не произведёт на него такого же впечатления, какое он получил от игры Жени. Хотелось поцеловать каждый его палец и начать на них молиться. От полученных эмоций у Лёши сердце билось как не в себя, и он был уверен, что задохнётся от переизбытка чувств. Мама научила Женю играть каждый раз, как последний. Каждый раз отдавать всего себя музыке. Поначалу Женя был немного скован, так как он не привык к публике, даже к такой маленькой. Но уже спустя пару сыгранных аккордов, перед Женей остался только инструмент и он сам. Он играл для своей души, успокаивал себя музыкой и поднимал себе настроение. После каждой игры на фортепьяно хотелось жить ещё больше чем раньше. Только на последних нотах Дунайский возвращается в музыкальный кабинет и вспоминает, что у него был слушатель. Женя поворачивается к Лёше и ждёт, что тот скажет. Его лицо выражало что-то непонятное, и Женя начал думать, что Донскому не понравилось. Страх публики медленно пожирал его изнутри. Леша молча стоял ещё пару секунд. Он мог бы воспользоваться всей своей красноречивостью, задарить Дунайского эпитетами, но это было бы наигранно. Чтобы описать игру Жени, нужных слов в лексиконе не найдётся. — Это шедевр, Жень, — сказал от чистого сердца Донской. Для Жени и не нужно было слов, он все понял. В порыве эмоций он подошёл к Лёше и обнял его. Может, он выражал так свою благодарность, может, был слишком рад, а может, чтобы скрыть румянец на щеках. — Спасибо, — Женя сказал это шепотом. Из-за клятой разницы в росте, получилось опять куда-то в шею. Он выдохнул это слово так же, как когда-то ту угрозу. У Лёши сердце заболело ещё сильнее. Ему казалось, что он хоть горы свернёт, пока чувствует сердцебиение и дыхание Жени. — Не хочешь сделать проект вместе? — Лёша опять улыбается, предлагая, будто знает, что ему не откажут. За осенние каникулы они сблизились. Ответственный Женя решил, что начинать готовить проект надо сразу. Вообще, Леша охуел, когда узнал, что Женя делает все уроки вовремя, ничего не откладывает, да ещё и с гдз не списывает. Тема для проекта была свободной, но после игры Жени, Донской решил, что их тема будет связана с музыкой. Может, он даже заставит Дунайского сыграть на публику, но об этом пока рано думать. Впервые, когда Лёша пришел к Жене домой, чтоб начать делать проект, он почувствовал в этой небольшой квартирке одиночество. Сам Донской жил с дедушкой, родителями, младшими братом и сестрой, а Женя… ну, по сути, он жил один. Родители развелись, когда Женя ещё ходить толком не умел, потом мама умерла, когда Женя ещё и начальной школы не закончил. Вот и остались он и бабушка. А бабушка постоянно пропадала на работе или спала в своей комнате. Лёша, услышав эту грустную историю, удивлялся спокойствию, с которым Женя её рассказал. Сам Донской чуть было не пустил слезу, но сдержался. Теперь Лёша решил, во чтобы то ни стало, заполнить эту квартиру счастьем. И начать он решил с почти ежедневных явок на порог Дунайского со своей вечной улыбкой на лице. А Женя каждый раз ведётся и пускает его, заваривает чай с мятой, достаёт печенье из ящика и садится в кресло, попутно читая что-то. Оказалось, что читал он ноты. Донской каждый раз с интересом подставлял рядом табуретку и смотрел в тетрадь. Но его взгляд постоянно переходил на Дунайского: на то как он хмурит брови, если видит что-то непонятное, как он слабо улыбается, наверное, от приятных воспоминаний. А потом они говорят. Много и обо всем. Точнее говорит в основном Лёша, а Женя — слушает. Сначала они выходили погулять, но уже к концу недели погода испортилась, и дожди шли почти 24 часа в сутки. Потом снова школа, только в ней стало холоднее, чем до каникул. Но улыбок Жени в сторону Лёши стало чуть больше, а потому Донскому порой казалось, что солнце перебралось прямо к ним в класс, и сидело оно рядом с ним. За каникулы Женя привык к Лёше настолько, насколько возможно. Ему стало максимально комфортно в обществе Кудряшки (Дунайский всё ещё не отказался от этого прозвища). Так комфортно он чувствовал себя только с мамой. Теперь кому-то кроме Мити и Родиона было интересно его творчество, этот кто-то, к слову, иногда даже помогал советами. Оказалось, покойная бабушка Донского тоже играла на фортепиано. Лёшу она обучить не успела, но маленький Алексей запомнил колыбельную, которую она пела. А Дунайский попытался подобрать ноты под мелодичное пение Лёши. Так они и провели свои каникулы у Жени дома. Только вдвоём. Новая четверть — новая головная боль и новый недосып Жени. Из-за проекта, колыбельной и Леши он совсем забыл о своём творении. Его надо бы прогнать ещё раз и, может, что попрет и получится придумать чуть дальше. Женя ждал большой перемены, чтобы проверить свою теорию. Зайдя в класс и бросив рюкзак куда-то на пол, Дунайский открыл инструмент и решил сначала размять пальцы и сыграть гамму. Для подошедшего Донского даже небольшая разминка друга уже была целым произведением. Женя закончил розыгрыш и посмотрел на Лешу снизу вверх с каким-то, присущим только ему, недовольством. — Не смотри на меня убийственным взглядом, Женя. — Донской поправил волосы назад, — Я пришел насладиться твоей игрой. Аккуратно, — поспешно добавил Лёша и улыбнулся. Похож на довольного кота, думает Женя. И опять Дунайский находится в неком смятении: он никому ещё не играл свое, пока что небольшое, произведение. И опять первым слушателем становится Лёша. Сделав глубокий вдох, он начинает. Все как обычно, Лёша не чужой уже для него человек, а клавиши остались теми же. Спокойная и тихая мелодия льётся по всей комнате. Донской заворожено смотрит на пальцы Дунайского, на его профиль, на челку, что прикрывает один глаз, на весь его такой идеальный образ. Лёша любил классику и на своём веку прослушал ее много, но этого произведения не слышал ни разу. Мелодия резко прекратилась, а пальцы Дунайского, которые, к слову, Леша опять захотел перецеловать, сжались в кулаки. Женя пялил куда-то перед собой, даже не думая повернуться лицом к собеседнику. — Ну как? — осипшим от волнения голосом интересуется пианист. — Это просто потрясающе, Женя. Я всегда буду восхищаться твоими руками и мастерством! — Лёша как обычно говорит честно, без преувеличений. — Что это за произведение? Я никогда его не слышал. — Я… — Женя не хотел произносить этого вслух, ему было немного страшно, — это мое произведение. Я его сочиняю уже долгое время. Занавес. Если бы от каких-то заявлений можно было бы умереть, лёшин труп прямо сейчас выносили бы из кабинета. _Это_ Женя придумал сам. — Ты, должно быть, Бог? — видимо у Лёши начали плавиться мозги. — Что? — Женя повернулся и пристально посмотрел в глаза, он не мог понять этого странного сравнения. — Жень, я не шучу. Ты Бог музыки! Никак иначе. Ты играешь слишком… божественно, понимаешь? — Леша не мог не улыбнуться, когда увидел румянец на щеках Дунайского. Женя тихо цыкает, встаёт из-за инструмента и направляется к окну, попутно доставая сигарету. — Бог — не бог, а что толку то? Всё равно уже почти полгода не могу дописать, — умолкает, закуривая. — Будь я Богом — не сидел бы так долго на одном месте! — это было сказано слишком эмоционально, сигарета чуть не вылетела из пальцев. — Даже у Богов не всё бывает по щелчку пальца, — поучительно начинает Донской. — И на твоей улице будет праздник. Мы придумаем достойное продолжение этому началу. Я обещаю. _Мы_ — от этого в сердце Дунайского потеплело. Верно, теперь он, кажется, будет не один, поэтому хотелось чаще улыбаться и дарить эту улыбку единственному близкому человеку. Кажется, 10 класс превзойдёт все ожидания Дунайского. Зимние морозы в середине декабря уже пробирали насквозь. Хоть в школе и было включено отопление, в самых дальних уголках, казалось, была минусовая температура. Музыкальный класс исключением не был, как и в предыдущие годы, сидеть там без куртки — равно закоченеть от холода. Женя сидел в куртке и грел руки о чашку только что налитого чая. Донской смотрел в окно. Младшие классы уже закончили свой учебный день, и Лёша высматривал своих младших брата и сестру. Отросшие волосы закрывали часть обзора — давно пора сходить в парикмахерскую, но Лёша как обычно тянет до последнего. Уже приходится завязывать небольшой хвостик, чтобы кудри не трепались слишком сильно. Щёки и нос были красными от мороза, и их немного щипало, а губы как всегда были растянуты в улыбке. Дунайский тоже подошёл к окну и, поставив чашку, принялся искать сигарету. Донской лишь метнул в его сторону быстрый взгляд и, приметив кружку с горячим чаем, взял ее. Чай был сладким, крепким и очень горячим. То, что надо для таких холодных зим. — Скоро Новый год, — тихо говорит Донской. Он с детства любил этот праздник: всю эту новогоднюю мишуру, подарки, суету. Одним словом — вайб. — Жень, ты как будешь праздновать? От такого вопроса Дунайский закашлялся. Последний Новый год, который он праздновал, был в третьем классе. Тогда мама подарила ему тетрадь для записи нот. Он до сих пор в ней пишет. Сейчас в Новый год бабушка обычно уходит на ночные смены — платят больше, да и какая разница, где сидеть. Если в четвёртом и пятом классах Женя исправно наряжал ёлку и готовил какое-то подобие праздничного ужина, то сейчас для него это просто обычная ночь. Он бы и спать ложился как обычно, но все же исправно ждал полночи, чтобы поздравить Митю и Родиона, а после сыграть что-то на фортепьяно. Это уже его небольшая новогодняя традиция. — Я давно не праздновал, Лёш. Не думаю, что есть смысл в этом году что-то менять, — от этих слов Донского чуть приступ не хватил. Он был искренне удивлён, что кто-то не празднует такой, казалось бы, важный семейный праздник. Он, к счастью, не успел ляпнуть ничего про семью — вовремя вспомнил, что у Жени ее фактически нет. — Приходи к нам на этот Новый год, — подумав говорит Леша. — Родители даже рады будут, если ты придёшь. Они давно хотят с тобой познакомится, — Донской весь сияет, когда предлагает. Он счастлив, если его близкие счастливы. — Я… я не знаю. Не думаю, что это хорошая идея, — честно признался Женя. Мама Дунайского всегда говорила, что Новый год — семейный праздник. Так зачем ему врываться в чью-то семью. — Да брось, Дунайский. Это самая гениальная идея! Мы же уже друг другу не чужие. Представь, мы садимся за стол часов в 10, плотно кушаем, ждём 12 и боя курантов, зажигаем бенгальские огни, идём пускать фейерверки, а потом — ты заночуешь у нас. Для меня это было бы лучшим Новым годом! — Женя бы никогда не смог передать точных эмоций на лице Донского, пока тот все это так воодушевленно рассказывал. Сам Дунайский начал под конец глупо улыбаться. — Ну, так что? — Лёша берёт холодную руку Жени в свою. — Теперь ты не сможешь отказаться. Почти невесомо, Донской проводит носом по пальцам пианиста: хочет отогреть их своим дыханием. — Я подумаю, — обещает Дунайский. Хотя они оба уже знают, какой ответ скрывается под этой фразой. 31 декабря в 8 часов вечера Евгений Дунайский стоит напротив квартиры своего друга и никак не решается позвонить. Ему немного страшно и непривычно. Он простоял на пороге, мысленно подготавливая речь, около пяти минут. Набравшись смелости — позвонил в звонок. Дверь ему открывает Лёша, который как обычно улыбается. Он стоит в белой рубашке с закатанными рукавами. От школьной формы почти не отличалось. Разве что штаны были пижамные. В клетку. В квартире было очень атмосферно. Везде висели гирлянды и мишура; в зале стояла ёлка, на которой светилась гирлянда; стол трещал от количества блюд. Женя поздоровался со всеми, вручил небольшие съедобные презенты младшим, Дарену и Куаре, которые сразу же унеслись их открывать и съедать, а так же вручил хозяйке дома печенье, которое он пёк целое утро. Надо же хоть что-то принести к праздничному столу. Первое время Женя чувствовал себя скованно, но уже через несколько часов обстановка стала крайне уютной, благодаря шуткам старших Донских (так вот в кого Леша такой забавный). Женя, кажется, ощутил, чего ему так долго не хватало в его одинокой жизни — простых семейных ужинов и разговоров ни о чем, таких же простых шуток или историй старших поколений. Женя решил не загонять себя такими мыслями в канун праздника. Он ещё успеет дома подепрессовать, а сейчас хотелось улыбаться. Как и говорил Лёша, в этот холодный декабрьский день они поели, зажгли бенгальские огни и запустили на улице фейерверки. Уже ближе к двум часам ночи младшие решили расходиться спать. Сидя на пуфике, Женя наблюдал, как Лёша внимательно разбирается с пододеяльником и одеялом. Сам спит под тонюсеньким пледом, но помнит, что Дунайский — мерзляк. Последние штрихи и, победно усмехнувшись, Донской кидает одеяло на Женину половину кровати. Сам он пролез к стенке и постучал по свободному месту, приглашая Женю тоже лечь. Легли. — Спасибо, что пришел, — шепчет Лёша. — Спасибо, что пригласил. Я уже потерял смысл этого праздника, но, кажется, ты и твоя семья вновь мне его вернули, — Женя слабо улыбается и зевает. Слишком устал. — Ты потрясающий, — последнее, что говорит Дунайский перед тем, как погрузиться в сон, оставляя Донского с розовыми щеками и глупой улыбкой. Утром младшие разбудили всех криками о том, что под ёлкой лежали подарки. Пока Дарен и Лёша разбирались с радиоуправляемым вертолетом, Женя помогал Куаре достать все платья для новой куклы. Такие искренние эмоции от подарков Женя уже давно не видел. Эти сутки ему запомнятся надолго, потому что именно так выглядит счастье. После завтрака начались медленные сборы, Лёша решил проводить Женю до дома, потому что самому срочно понадобилось куда-то сходить первого января. Ну что за человек, не может хоть один день спокойно посидеть. Женя шёл домой в приподнятом настроении, Мария — мама Леши — положила Жене в рюкзак почти все салаты с новогоднего стола и сказала забегать к ним почаще, а то одна кожа да кости. Давно к нему никто не проявлял такой заботы, это было приятно. Уже вернувшись домой, и, разобрав весь багаж, Женя думал, чем бы занять себя в ближайшие пару часов. Возможно, за все бессонные ночи в течение второй четверти было пора платить и вот, мысленно находясь во сне, он услышал звонок в дверь. «Неужели бабушка вернулась», — подумал Женя, открывая дверь. На пороге стоял Лёша, крайне неудачно пытавшийся спрятать что-то за спиной. Дунайский невольно напрягся и не собирался впускать неожиданного гостя, пока не услышит объяснений. — Кхм, ну, в общем… я долго думал, — Лёша волновался. Это было слышно по более высокому, чем обычно и дрожащему голосу. — Я долго думал… что бы тебе такого подарить, и вот, — Лёша наконец вытаскивает что-то из-за спины. Женя хмурится. Женя внутренне паникует. Он не знает, что принято делать в таких ситуациях. Что-то, сидящее на руках Донского, поначалу показалось Жене каким-то мягким рыжим комком, но потом он разглядел у комка мордочку с чёрными глазками-бусинками и мокрым носиком. Это шпиц. Дунайский до последнего надеялся, что это всё-таки игрушка. Но вот его новый друг подал свой звонкий голос и начал осматривать человека напротив. Этой своей выходкой щенок напомнил Дунайскому Донского. — Лёш, ты же знаешь, я не могу… — Ничего не хочу слышать! — Донской прошёл в квартиру и закрыл за собой дверь. — Сейчас ты ему придумаешь имя, и он станет членом твоей семьи! — прозвучало как приказ. Донской протянул шпица в руки Жени, чтобы разуться. Всё это время Женя думал над именем. Упорно думал. В итоге, из всех вариантов ему больше всего понравился самый несуразный. — Кудряшка. — Что? — от удивления Лёша даже замер. — Что ты только что сказал? — Кудряшка. Его теперь зовут Кудряшка. — Женя улыбнулся, пока это говорил. Ему так понравились возникшая ассоциация и недопонимание, отразившееся на лице Лёши. — Объясни… То есть ты хочешь назвать собаку, у которой в роду нет кудрявых предков, — Кудряшкой? Я всё правильно понял? — Да, — Женя начал тихо посмеиваться. Всё возмущение Донского сошло на нет, после этого смеха. Он слишком слаб против него. — Хорошо, будет Кудряшкой. Сокращённо — Яша, как я понимаю? Последующие несколько часов они провели, наблюдая за щенком. Это был настоящий померанский шпиц. Прям как с фотографий. Женя учился надевать ошейник и снимать его. Также, они прочитали всё про то, какой корм ему можно и нельзя давать, сколько раз в день с ним надо гулять и, в общем, как ухаживать. Лёша и Женя уже прощались, Кудряшка бегал у них в ногах, и вдруг Женя вспомнил свой вопрос: — Почему шпиц? — Почему Кудряшка? — вопросом на вопрос ответил Лёша, но в итоге сдался первый. — Мы с мамой, когда в приюте были, увидели его — я сразу о тебе подумал. На тебя он чем-то похож, да и вот вся причина, — Лёша неловко почесал затылок. — В первый наш разговор в музыкальном классе ты сравнил меня с другим животным, — Дунайский почти перешёл на шёпот, — с котёнком, кажется. — Ты все ещё помнишь? От своих слов я не откажусь, ты и правда кот, но этот, — кивает на щенка, — тоже на тебя смахивает. Женя ничего не отвечает. Он подходит почти вплотную к Лёше и целует того в краешек губ, почти в щеку. — Спасибо, это лучший подарок, — шепчет Женя и утыкается лбом в чужое плечо. Все лицо горит. — И правда, как кот, — тихо говорит Лёша, за что получает лёгкий толчок. — Сделай так ещё раз. — Ударить тебя? — Нет, поцеловать, — Донской улыбнулся. — А ты заслужи, — Женя улыбнулся тоже. Он по-настоящему счастлив сейчас. Постоянные мартовские дожди уже порядком надоели Жене. Было уже достаточно тепло, чтобы перестать ходить в куртке, но в одной толстовке было холодно. Если раньше Дунайский никак не реагировал на такую погоду: снега нет и на том спасибо, то теперь, из-за постоянных прогулок с Кудряшкой, она его знатно подбешивала. Часто к их прогулкам присоединялся Лёша. Не важно утро, день или вечер: как только он был свободен — брал поводок в руки и вёл всех дружно на улицу. Женя как обычно закурил, пока они шли по пешеходным дорожкам. Утром опять был дождь, дороги ещё не высохли и, если Женя благоразумно обходил все лужи, то ни Кудряшка, которому простительно, ни Лёша, которому не простительно, этого не делали — шли прям по ним. Уже через 10 минут все кроссовки Донского были мокрые. — Только попробуй заболеть, — отвечает на жалобу Дунайский. — А то что? Скучать будешь? — Лёша как обычно смотрит с лисьей улыбкой. — Буду, — Дунайскому нечего скрывать. Их отношения после того поцелуя изменились. Как неожиданно. Теперь Лёша позволял себе такие вольности, как брать Женю за руку и переплетать их пальцы, в редких случаях, когда они были только одни дома или в классе — целовать его костяшки. В таких же случаях он называл его котёнком. Женя же, наконец, нашёл себе удобную подушку на перемены и иногда уроки. Плечо Донского оказалось куда более удобным вариантом, чем рюкзак. А Лёша и не был против, даже наоборот — охотно подставлял свое плечо. Также, Лёша выклянчил у Роди дубликат ключей. Теперь у них с Женей началось негласное соревнование: «кто быстрее доберётся до кабинета, тот и садится в кресло». Возможно, призы были чуть-чуть нечестные. Если первым приходил Женя, то кресло было только его, а Лёша довольствовался стулом. Если же Лёша приходил первый, то он садился на кресло как ему удобно, а потом рядом пристраивался Дунайский. Донскому нравилось так сидеть и обнимать Женю, потому что как раз в эти моменты он позволял себе те самые вольности. Конечно, Женя будет скучать. — Ну раз будешь, так уж и быть, не заболею, — Лёша хрипловато посмеивается, а Женя улыбается. Он бы сейчас с радостью сказал какую-нибудь нелепицу, но Леша его остановил. — Жень, стой здесь и никуда не уходи. Я сейчас приду, — и тут же рванул куда-то за спину Дунайского. Женя, пожав плечами, продолжил курить и смотреть на Кудряшку, бегающую по газону. Конечно, Женя немного удивился такому побегу, но раз его попросили подождать, то почему бы и нет. Только спустя уже довольно долгое время Женя насторожился. От Лёши ни слуху ни духу. Странно. — Лёш, я знаю, что ты где-то здесь, — сказал Женя, не поворачиваясь в ту сторону, куда убежал Донской. — Давай быстрее, я устал ждать. Рядом послышались шаги и чье-то тяжелое дыхание — это был Лёша, который наконец-то закончил со своими важными делами. — Поворачивайся, — скомандовал Донской, параллельно пытаясь отдышаться. Женя повернулся и ему в лицо сунули какие-то ветки. — На! Это тебе подарок! С наступлением весны! — Лёша держит пучок веток и лыбится. У Жени даже слов нет. Ему ещё никто не дарил ветки. — Спасибо… — начал Дунайский, — …за ветки? Это лучший подарок, потому что других мне не дарили к началу весны, — Женя взял пять веточек в руки. Теперь понятно, почему Лёша так долго срезал их с бедного дерева. Получив свои ветки в руки, Женя даже не удосужился их рассмотреть. От этого обычно весёлое лицо Лёши стало кирпичом. — Жень, ну не тупи ты, ё мое, посмотри внимательней, — дает небольшую подсказку Донской. Дунайский внимательно всматривается в подаренные ему ветки. Ох… это же верба. Пушистые почки были почти по всей длине веточек, только снизу их срезали, чтобы держать было удобнее. Пазл в голове Жени наконец сложился, теперь он глупо улыбается. — Придурок… — тихо говорит Дунайский. — Спасибо. — Зато только твой придурок, — Лёша подходит ближе с лисьим прищуром. «Лёшу надо этими ветками отлупить, чтоб по лужам не ходил» — проскочила у Жени в голове мысль, которую он непременно намеревался воплотить в жизнь. Посмеиваясь, Дунайский перехватил своеобразный букет поудобнее, и отвесил Лёше пендель. На недоуменный взгляд ответил, что верба, по словам мамы, — сильный оберег от болезней. Контраргументов у Лёши не нашлось, хотя даже если бы и нашлось — спорить со смеющимся Женей он всё равно не стал бы. — Заслужил ли я что-то, кроме оздоровительного избиения, за такой подарок? — спросил Донской. — Я тебе тут подарки раздаю, а ты мне — пиздюли. Нехорошо так, — крайне недовольно произнёс Донской, ещё и руки скрестил на груди. — Ну ладно, ладно, иди сюда, — Женя смиловался и быстро чмокнул Донского в щёчку. — За ветки, даже если это и верба, ты большего не достоин. — Ну и ладно, — буркнул Лёша, хотя сам покрылся румянцем. Потом ещё долгое время верба стояла на столе у Жени в комнате. Тёплые майские дни тоже оставили много приятных воспоминаний. А вот потрепавший нервы апрель хотелось забыть. ВПР, которые зачем-то ввели для десятых классов, первые пробные проверочные, самые сложные темы, оставленные на последнюю четверть. Донской стал настолько частым гостем в доме Дунайского, что Женя уже не представлял жизни без него. Часто Лёша оставался и на ночевки. В таких случаях утренние прогулки с собакой спихивали на бедного Лёшу, пока Женя продолжал валяться в кровати. Сегодняшний вечер не сильно отличался от многих предыдущих. В воздухе витал слабый запах озона, наверное, сегодня ночью будет ливень. В этот раз поводок держал Лёша. Они медленно шли по знакомым дворам в поисках свободной лавки. Около старой советской площадки таковая и нашлась. — Лёш, посиди тут. Мне кое-куда надо, — тихо попросил Женя. — Куда? В кусты что ли? — Донской усмехается своей глупой шутке. А Жене, и правда, надо было в кусты, только не затем, о чём подумал Донской. — Именно туда, дорогой, так что сиди тут и жди меня, — с этими словами Женя развернулся и пошел к углу дома. Как только профиль Донского скрылся за поворотом, Женя побежал. Ещё пока они шли, он заметил один красивый куст, который ему придётся немного изуродовать. Сирень на нём была красива. Нежно-фиолетовые цветы напоминали Жене гроздья винограда. Женя аккуратно срезал пять веточек, быстро сложил их в некое подобие букета и тут же рванул обратно. Подбегая ближе к месту, где оставил Лёшу, он перешёл на шаг. Теперь его очередь дарить ветки. Женя подходит ближе, кладёт подбородок на плечо Лёши и обнимает со спины, всё ещё держа в руках букет. От такой неожиданной близости Лёша вздрогнул и автоматически схватился за то, что было прислонено к его груди. Сирень. Как мило. — Я тут подумал, — Женя почти шепчет в ухо Донскому, — что мне тоже стоит подарить тебе что-то. Так вот… с завершением весны, мой будущий парень. Улыбающийся Лёша подавился от последних слов. Он ожидал сейчас чего угодно, но не этого. — Что? — прокашлявшись, переспросил Донской. Вдруг ему послышалось. — Лёша, будешь моим парнем? — и опять Дунайский шепчет куда-то в область шеи. Щекотно. — Буду, — Лёша не раздумывает. Он давно ждал этого. Правда, он не мог предположить, что Женя будет готов к отношениям так рано. Он был уверен, что тому нужно ещё время. — Спасибо за подарок, котёнок. Женя лишь цокает и ничего не отвечает. Они продолжили так стоять и молчать. Им и в тишине было хорошо. — Значит, я могу тебя поцеловать? — Донской всё ещё не до конца верит, что это не сон. — Можешь. Лёша поворачивается к Жене и прижимается своими губами к чужим. Он долго этого ждал. У Лёши был небольшой опыт в поцелуях, а вот у Жени — нулевой, поэтому целовались они неумело. Но впечатлений это не испортило. Бабочки в животе Жени, кажется, сейчас выпрыгнут, а сам Дунайский умрёт от счастья. — Я придумал, — резко шепчет Женя в чужие губы. — Придумал что? — Продолжение к мелодии, — отвечает Женя и снова целует. Донской не может и не хочет противиться. Это был лучший день для них обоих. Лето прошло слишком быстро. Им его не хватило. С каждым новым поцелуем Женя влюблялся всё больше, с каждой новой сыгранной им нотой Лёша все больше сходил с ума. Они стали зависимы друг от друга, как от кислорода. Женя никогда не испытывал так много эмоций. Может, только на похоронах матери, но там они были не особо положительные. С Лёшей хотелось постоянно улыбаться, говорить ему на ухо всякую ерунду или мычать известные мелодии. За все 3 месяца отношений, Дунайский спокойно мог сказать, что он самый счастливый человек на свете. Начало учебного года для всех одиннадцатиклассников было немного печальным. Женя тоже грустил. Это был последний год, когда на его связке будет ключ от музыкального кабинета. Второе сентября выдалось слишком сумбурным и прошло так быстро, что Дунайский открывал заветный кабинет уже после уроков. Как же он скучал по этому кабинету. Стряхнув пыль с фортепьяно, Женя сразу принялся за игру. Прошло три месяца, а казалось — всего пару дней, и вот он снова в небольшом классе играет свою мелодию. К слову, за лето он, общими усилиями с Лёшей, смог придумать продолжение. Как и говорил Митя — все куда проще, чем кажется. Лёша нёсся со всех ног к самому дальнему кабинету. Он запыхался немного и теперь стоял под дверью, пытаясь восстановить дыхание. Ещё летом он узнал у Родиона и Мити, что Женя не празднует свой день рождения. Интересно, Женя вообще празднует хоть один праздник или они все для него являются обычными днями? Донской держит в руках медовик, который он сейчас бегал и покупал. В кармане лежит подарок. Слышно, как Дунайский играет в кабинете. Лёша не стучится и заходит, Женя, видя, кто пришёл, лишь слабо улыбается, продолжая играть. Закончив произведение, он встаёт, чтобы обнять пришедшего. — С Днём рождения, любовь моя, — говорит Лёша и целует Дунайского в макушку. — И давно ты знаешь? — бурчит Женя. Нет, он не удивлён, догадывался, что Леша узнает. — Я с самого начала знал, просто не говорил, — улыбается Донской. — Ага, если бы ты знал с самого начала, то и в прошлом году ты бы меня поздравил. — Женя издевается и утыкается обратно в чужое плечо. — Мы тогда были ещё недостаточно близки. Ай! Ты чего кусаешься? — Лёша пытается убрать плечо, но Дунайский приклеился будто скотчем, ещё и зубами вцепился. — Профилактика от вранья, — бубнит Женя. Они стоят так ещё пару секунд… или минут, никто не засекал время, и наслаждаются друг другом. Когда они отодвинулись друг от друга, Лёша вспомнил про подарок и, как подобает настоящему джентльмену, встал на одно колено. Женя лишь хмурит на это брови, не понимая стоит ли ему прятаться. Донской шарит по карманам и, находя заветную коробочку, начинает: — Помимо того, что сегодня твой праздник, сегодня ровно год, как я впервые встретил тебя, — Лёша точно помнит тот день. Он опаздывал на первый урок в новой школе, а ведь ещё надо было в кабинет директора забежать, чтобы узнать, в какой кабинет ему идти. Он провёл в приёмной больше времени, чем планировал. За опоздание на пару минут он выслушал ну очень длинную лекцию. Но вот, наконец, его отпустили, и он помчался в свой новый класс на урок математики. Пока Лёша представлялся учителю и одноклассникам, заметил парня в капюшоне, который вообще не обращал на него внимания. Может, Лёше стало интересно, а может — немного обидно, но сесть он решил именно с этим одноклассником и, как культурные люди, поздороваться и познакомится. НО первым, что он услышал, было: — Убери своё улыбающееся хлебало, раздражает. Это было грубо, но как потом объяснили Донскому, услышать такое от Жени, когда он недоволен — в порядке вещей. Поэтому его никто и не трогает. Лёша ушёл в воспоминания об их, казалось бы, неудачном первом знакомстве. Хорошее было время. — Так вот, — продолжает Лёша, — Прими этот скромный подарок, любовь моя, — и открывает коробку. В ней лежали два позолоченных кольца разного размера. Женя немного опешил, но руку к кольцам протянул. Взяв коробочку и достав оттуда презент, он начал внимательно их рассматривать. Они были толстыми, без узоров. Женя надел то, что поменьше, себе на безымянный палец, а то, что побольше — на чужую руку. Для Лёши, который слишком резко встал, всё прошло как в тумане. От темных точек перед глазами он чуть не упал, но повезло, что сзади был стол, на который он смог облокотится. Когда картинка вернулась в нормальное состояние, Женя уже смотрел на их руки и улыбался. Оба кольца сели идеально. Донской переплел их пальцы и дернул Дунайского на себя, чтобы поцеловать. — Ну как тебе мой подарок, котёнок? — Лёша должен удостовериться, что все же попал с размером кольца. — Не думал, что буду носить обручальное кольцо. Спасибо за всё. Женя поцеловал Лёшу. Так же медленно и чувственно, как обычно, так же аккуратно. Лёша крепче сжал чужую руку и ответил на поцелуй. Когда они уже сидели в кресле, Женя рассматривал чужую руку с кольцом. На свою он ещё успеет дома посмотреть, а вот на лёшину — нет. — Слушай, Жень, получается, что я теперь могу звать тебя женой? — спрашивает Лёша. — Как ты вообще пришёл к этому выводу? — Дунайский немного не догнал. — Ну смотри, вот ты — Женя, меняем одну букву и получается жена. А у тебя ещё и кольцо есть. Выходит целое комбо. — И что? Это ничего не значит. — Значит. — Ты не будешь меня так называть, Алёша, — Женя повернул голову и грозно посмотрел. — Не будешь. — Буду, — Донской засмеялся, знает же, что Женя будет дуться всего пару минут и в итоге сам разрешит так себя называть. — Я тебя ещё и в контактах так забью! Никто даже не поймёт! — Нет. Алёша, ша. Их перепалка длилась ещё пару минут, а Лёша все равно переименовал контакт. ~ ~ ~ Это был банкет, посвящённый выходу нового фильма. Композитор стоял поодаль от всех с бокалом шампанского и наблюдал. Пару лет назад он и предположить бы не смог, что его произведение станет главным саундтреком к фильму. Сейчас же жизнь сделала крутой оборот. К такому неприметному, казалось бы, человеку направляется кое-кто, кого неприметным назвать уж точно нельзя — актёр, сыгравший главного персонажа. Он тоже пару лет назад не мог представить, что у него получится выбиться в люди. — Неужели это прекрасный композитор-затворник собственной персоной? — начинает разговор актёр. По пути он тоже взял бокал с напитком со стола. — Не такой затворник, как вы считаете — отпивая, отвечает композитор. — Полно вам, уверен, будь ваша воля — вы бы из дома не выходили, — тихо посмеивается актёр. — Это было не затворничество, а горящий дедлайн без вдохновения. Тебе ли не знать? Хотелось курить, но в этом помещении было запрещено, а балкона не было. Спускаться на улицу было слишком лениво. — Я всё знаю, Жень, я всё знаю, — кто-то произнёс тост, и все начали аплодировать. — За нас? — Лёша подносит свой бокал к жениному. — За нас. Они чокаются и выпивают всё залпом. Женя по-настоящему счастлив. За себя, за Лешу, за то, что они сейчас здесь, за то, что в ярком свете дорогого зала блестят их обручальные кольца.