Когда ты вернёшься...

Его разум беспробудно спал. Какие-то обрывки воспоминаний, которые приходили ему во сне, на утро ускользали и забывались. Ответы на все его вопросы мелькали неясными смутными видениями, прячась в глубине затаённых уголков памяти, дремавшей в сонном мозгу и упрямо блокировавшей что-то страшное и безобразное, оберегая от потрясений. Тэ напрягался в попытке что-то вспомнить, неудачная охота за воспоминаниями злила его. Они ускользали, рассеиваясь в тумане, оставляя только пустоту, ему не за что было зацепиться. Рассудок шарахался от них, не позволяя сознанию воскресить ужасные моменты жизни из его прошлого. Жить без прошлого — всё равно, что блуждать в потёмках. Сколько бы Тэ не напрягал свою память, пытаясь вспомнить хоть что-то, ничего не всплывало, абсолютно. Только необъяснимое, невероятно острое ощущение угрозы. И ярое желание защититься. Ким засыпал, проваливаясь в тяжёлые сны, что-то неразборчиво бормоча, просыпался несколько раз за ночь от собственных криков, во взмокшей насквозь одежде, еле дыша, утром оказывался уставшим, разбитым, с синяками под глазами. Открыв веки, его зрачки испуганно метались по незнакомой обстановке, потом приходило узнавание, и он облегчённо выдыхал, вспоминая, где находится. Он впадал в апатию, находился в полной прострации, как будто всё это происходило не с ним. Он, отстранённый и потерянный, целыми днями сидел на одном месте, бесцельно уставившись в одну точку. Послушно ел то, что Чон с уговорами впихивал ему в рот, хотя при виде еды скулящий желудок сжимался в комок, а в глазах темнело. Но он не спорил, пил воду, чай, не ощущая ни вкуса, ни запаха. Он не выходил из дома, ему казалось: выйди он за дверь, и обязательно должно случится что-то тяжёлое и неизбежное. Чонгук не давил на него, понимая, что Тэ нужно время для восстановления. Он каждый день делал ему компрессы на горло, снимая отёчность. С каким-то необъяснимым трепетом в груди осторожно прикасался к доверчиво открытой шее, бережно и чутко растирая обезболивающие мази по тёмно-золотистой коже, и внутри него поднималась волна злости на того, кто посмел поднять руку, тронуть эту уязвимую хрупкость. Рассказывая какие-то смешные истории, отвлекая от грустных мыслей, поил горькими отварами трав, которые сам же и собирал. Постепенно голосовые связки восстанавливались, и Тэ уже мог сносно говорить без болезненной гримасы на измученном, уставшем лице.

***

У Чонгука скопилось много работы, и он уже не мог откладывать её на потом. К нему приходили люди, что-то с укором ему выговаривали, а он только вздыхал, соглашаясь, и давал обещание, что два-три дня и он всё сделает. Но беспокойство за подопечного не позволяло оставлять его одного. А Тэ, заслышав чужие незнакомые голоса, пугливо прятался, запираясь в спальне, не желая ни с кем ни здороваться, ни знакомиться. И в один солнечный день Чон, просто взяв того за руку, несмотря на сопротивление, вывел из дома. — Смотри, тут моя автомастерская, я занимаюсь ремонтом. — Ремонтом чего? — Всего. Автомобили, мотоциклы, тракторы. — Тракторы? — Что тебя так удивляет? Сельскохозяйственную технику тоже кто-то должен ремонтировать. Они подошли к довольно широкому строению, расположенному почти рядом с домом. Зайдя внутрь, Тэхён с интересом оглянулся. Трактора не наблюдалось. Зато увидел в разобранном состоянии два байка и довольно потрёпанных жизнью три автомобиля. В углу, возле широкого окна стоял небольшой диванчик, стол с какими-то деталями по всей поверхности. Вдоль стен расположились стеллажи, заполненные запчастями, инструментами, на полу горкой сложены покрышки, в дальнем углу примостился токарный станок. В мастерской душно пахло бензином, машинным маслом, резиной, перегретым металлом, выхлопными газами. Непривычный, терпкий запах. Чонгук подвёл Кима к дивану, но тот не торопился усаживаться на него, внимательно разглядывая. — Что-то не так? — Нет, всё в порядке, он чистый, — и, больше ничего не объясняя, сел. — А трактор где? Чонгук усмехнулся: — Ты, очевидно, никогда в жизни трактора не видел? — Нет. — А хочешь прокатиться на нём? У Тэ глаза расширились от удивления: — А можно? — Конечно. Как только Сухон освободится, прокачу с ветерком, — проснувшийся интерес хотя бы к металлическому монстру обрадовал Чонгука. Он хотел от него именно этого — проявление хоть каких-то эмоций. Надо же с чего-то начинать. — Я договорюсь с ним на ближайший день. Ты посиди пока, мне надо кое-что доделать, иначе Юнги мне голову открутит. Я его байк уже сколько дней никак не могу собрать.

***

— Как же мне тебя называть? — Чонгук задумчиво смотрел на парня, расслабленно сидевшего на диванчике у окна. — Может, Джи? Тэхён сморщился. — Нет? Не нравится? — понимающе хмыкнул. — Да, ты не похож на Джи, — он разбирал двигатель, раскладывая детали на промасленной тряпке. — Знаешь, каждый человек похож на какой-нибудь цветок. Тэхён слабо, натянуто улыбнулся и ткнул в себя пальцем. — На какой цветок похож ты? У меня ты ассоциируешься с ромашкой. У Тэ брови удивлённо полезли вверх. Он надеялся, что его сейчас сравнят с благородными растениями: роза там, орхидея, на крайний случай — тюльпан. А тут — ромашка, полевой цветок, почти сорняк. Но тут же сник: он и есть сорняк, раз его выбросили на помойку. — Ромашка — это тепло, лето, солнышко. Люблю их, — Чонгук замолчал, сидел в задумчивости несколько минут, потом радостно вскинул руку. — Или Ви, что значит виктория, победа. Ведь ты смог выбраться с этой свалки, несмотря ни на что, значит, ты уже победитель. Ага, победитель по жизни, но его милая мальчишеская белозубая улыбка была такой искренней, обезоруживающей, что заставила сердце ёкнуть. Тэ растерянно разглядывал его красивое мужественное лицо, считал родинки, слушал мягкий низкий голос. И удивительное спокойствие оседало в груди. Ви? Пусть будет так. Хочет звать его ромашкой? Он не против. *** Теперь Тэхён хвостиком ходил за Чонгуком везде, как щенок за своим человеком. Хотелось находиться рядом с ним постоянно. Сам не знал, как это объяснить, но только рядом с ним он неосознанно испытывал себя в безопасности. Фантомное сумеречное ощущение угрозы жизни преследовало его постоянно. Он не мог определить источник своего страха. Но стоило Тэ глянуть на Чона, который относился к нему очень бережно и заботливо, почувствовать его ласку и внимание, в которых он нуждался и которые ему жизненно необходимы, чтобы кровь, пульсируя, разносила по венам желание жить. И тогда страхи растворялись, сигнальная система тревоги организма отключалась, он успокаивался.

***

— Ромашка, просыпайся, — в доме тихо начиналось утро, Чонгук осторожно, легонько поглаживал спящего Тэхёна по плечу, стараясь не испугать его. Тэ, с трудом разлепив припухшие веки, растерянно хлопал глазами, спросонья не понимая, что происходит и что от него хотят: — А? — Карета подана, мой принц. — Какая карета? — Вставай, завтракай и выходи на улицу. Я тебя жду. Как бы не хотелось ещё поспать, но любопытство пересилило, пришлось встать и направиться в ванную. Какая ещё карета? Но в голову ничего не приходило. На кухне на столе стояла тарелка, прикрытая холщовой салфеткой. Нехотя, морщась, позавтракал тёплым жареным беконом с яйцами, зная, что если не съест хоть кусочек, Чонгук расстроится, а видеть его опечаленное, укоризненное лицо совсем не было желания. Позёвывая, вышел во двор и в изумлении ахнул: перед домом стояла красного цвета стальная махина, выше его почти в два раза, с гигантскими колёсами, в которых он запросто поместился бы в полный рост. Ему пришлось задрать голову, чтобы оглядеть агрегат. — Вот и карета, — Чонгук, поставив ногу на высокую подножку и спружинив всем телом, легко вскарабкался наверх и одной рукой открыл дверцу, и так же легко спрыгнул вниз, подняв облачко пыли. — Давай помогу, — он протянул ему руку. Тэ с опаской приблизился к трактору, не в силах глубоко вздохнуть. Любопытство напрочь исчезло, уступая место паническому страху высоты. Почувствовал, что теряет контроль над своим телом, до тошноты закружилась голова. Захотелось вернуться обратно в тёплую кровать, в безопасность. И только подогнувшиеся от слабости коленки не позволили сделать шаг назад. — Я не смогу на него залезть, — испуганно округлил глаза, да он не то, что не сможет, он категорически не хочет. Так распереживался, что ладони вспотели. — Сможешь! — Чон без напряга подхватил под коленки взвизгнувшего от неожиданности Кима и, подняв его, поставил двумя ногами на подножку. — Дальше уже просто. Не паникуй, я рядом. Он стоял внизу, страхуя, ожидал, пока тот взберётся и усядется поудобней в кабине, захлопнув торопливо подрагивающими пальцами дверцу и облегчённо выдохнув. И только потом, обойдя спереди, и сам быстро влез, заняв водительское место. — Тут так высоко! Такие огромные колёса, — Тэ, с любопытством оглядев кабину, осторожно посмотрел вниз и чуть отодвинулся от дверцы, будто боясь, что она может вдруг распахнуться, и он запросто вывалится и упадёт на землю. Чонгук улыбнулся, он впервые за всё это время увидел, как засветились, заблестели глаза Ромашки. Заведя мотор, бессовестно нарушая обманчивую утреннюю тишину, они с оглушительным рокотом, потряхивая и гремя всеми имеющимися железяками, тронулись в путь. Ведь ничто лучше не отвлекает от грустных мыслей, как дорога, новые места, красота природы. Тэ с непривычки зажал уши ладонями. Но потом, обвыкнув, заинтересовался видом за стёклами. Он крутил головой, разглядывая медленно проезжающие мимо аккуратные дома с невысокими заборчиками, зелёные ухоженные сады, огородные участки. Иногда навстречу попадались люди, идущие по своим делам. И они все как один приветствовали Чонгука, махая ему рукой. Тот, высунувшись в окно, отвечал им. Что они говорили, Тэ не слышал, только мог видеть их безмолвно шевелящие губы. — Тебя все знают? — пришлось почти кричать сквозь рёв мощного двигателя, чтобы его услышали. — Тут все друг с другом знакомы. Думаю, и ты вскоре будешь знать уж половину посёлка точно, — Чон приблизился к самому уху, отвечая. От его тёплого дыхания зашевелились волосы, и бабочки пробежались по коже, щекоча и царапая лапками. — Ты познакомишь меня со своими друзьями? — А почему нет? Стало странно. Какое-то дежавю. Кажется, это уже было в его жизни: он задавал этот вопрос, только ответ был другой. Тэ затих, опять напрягая память, с зыбкой надеждой ожидая, что вот-вот она приподнимет туманный занавес, даст подсказку. Просвет почти рядом, на расстоянии вытянутой руки. Бесполезно. Разочарованно выдохнув, огорчённо откинулся на спинку сиденья. И уже просто бездумно смотрел в окно. Выехав из посёлка, Чонгук остановил трактор на краю широкого поля, переливающегося золотом колосьев. Сразу стало слишком тихо, от внезапной тишины зазвенело в ушах. Открыл дверцу со своей стороны, затем, перевалившись через Тэ, потянулся и распахнул другую дверцу. В кабинку ворвался шаловливый тёплый ветерок, согретый жаркими летними лучами, игриво взъерошил волосы, укладывая их в только ему нравившуюся причёску. До них стали долетать ненавязчивые звуки окружающей природы. Поток воздуха доносит тихое перешёптывание налитых тяжёлым зерном колосьев, жужжание насекомых, потрескивание кузнечиков, щебетание невидимых птах. И все эти звуки лишь усиливали ощущение тишины и покоя. Когда запах выхлопных газов развеялся, в нос ударил свежий воздух, которым не надышишься, пропитанный ароматами трав, душистых цветов, созревающей пшеницы и сена. Синее высокое небо, бескрайнее поле, сливаясь, целуются с горизонтом. Простор дали, покой, безмятежность и умиротворение. Чонгук устремил взгляд в бесконечную синеву. В голове никаких мыслей. Словно они — неотъемлемые частицы первозданного божественного мироздания. Материальный мир, суетный и враждебный, где-то там, за гранью реальности. И кажется, что так будет до самого конца, до скончания веков… — В такие моменты задумываешься о жизни, о её быстротечности. Кажется, что впереди вся жизнь, но время… Оно ускользает сквозь пальцы… — Чонгук нарушил тишину и прикрыл веки. Ему хорошо. И красоты природы тут совсем ни при чём. Он открыл глаза, повернулся к парню, сидящему рядом. Тот смотрел на него, молча слушая. В его бездонной глубине зрачков увидел отражение себя. Поднял руку и, немного подавшись вперёд, откинул назад чужую растрепавшуюся прядь волос. Сердце невероятно учащённо забилось, затрепыхалось, и горло перехватило от томительно мучительного ожидания чего-то неизведанного, но приятного, сладкого и очень желанного. Внутри завибрировало волнение, и ощущение щекотки перекатывало, покалывая, на губах. Он закусил их, уменьшая зуд. Неотрывно смотрел в широко распахнутые янтарные глаза, в которых мелькает что-то неуловимое и неосознанное, пока вишнёвые губы напротив растерянно не дрогнули, Тэ в смятении заморгал густыми ресницами и смущённо отвернулся. Чонгук, будто очнувшись, поспешил отвести взгляд и завёл трактор. Сделав круг, они вернулись к гаражу. Чон ловко соскочил на землю. — Давай, Ви, — он ждал, когда откроется дверца, но Ким замер, не зная, как слезть. От подкашивающего страха, покалывающего на кончиках пальцев, голова опять закружилась, и тошнота подкатила вновь. — Поставь ноги на подножку, — Чон мягко подсказывал. — Или лучше повернись ко мне спиной. Да, вот так. Тэхён стоял спиной к механику, вцепившись в сиденье, не решаясь пошевелиться и разжать пальцы. — Я тебя поймаю, не бойся. Ты доверяешь мне? Тэ беспомощно оглянулся через плечо и с замиранием сердца, чуть ли не с судорожным криком отпустил спасительную опору. И полетел вниз. Миг свободного падения. И сразу же очутился в крепких руках. «Держи меня, не отпускай…». Чонгук, обхватив его руками, так и стоял, почти не дыша. В его сильных объятиях было спокойно, надёжно и безопасно. Захотелось оставаться в них долго-долго, навсегда. Да, Тэ доверял ему. Безгранично. Встретившись взглядом совсем близко с чёрными глазами, он покраснел неожиданно для самого себя, в горле запершило, и в груди стало тесно от противоречивых чувств. Чонгук с явной неохотой опустил Тэ на землю и не смог сдержать тяжёлый вздох разочарования. — Это было так захватывающе! — и непонятно, о чём он, то ли о поездке вообще, то ли о свободном падении, то ли об объятиях, всё ещё фантомно ощущаемые на теле. — Спасибо. Они подошли к мастерской и сели, вытянув ноги, на лавочку, оперевшись спинами о стену гаража. На некоторое время воцарилось молчание, но оно комфортное, не напрягает. — Чонгук, ты куришь? — Нет. Почему ты спросил? — Не знаю. Мимолётный проблеск. Странные, смутные обрывки воспоминаний проскользнули, пытаясь пробиться сквозь глухую стену, воздвигнутую разумом. Призрачная тень на краю сознания. Какой-то размытый образ мужчины рядом, от него пахло сигаретами, но от Чона пахнет соляркой. — Я курил по малолетству, а потом отец умер от рака лёгких, он смолил почти всю свою сознательную жизнь, и мама взяла с меня обещание, что брошу курить. Я бросил. — Ты всегда выполняешь свои обещания? — Всегда. Почему ты спросил про курение? — Не знаю, показалось, как будто какое-то воспоминание, — он пожал плечами. — Что-то важное вертится у меня в голове, как будто от этого зависит моя жизнь, я уже готов схватить за хвост воспоминание, но оно ускользает, опять скрываясь во мраке, — Тэ сжал виски пальцами. — Как долго это продлится? Мне страшно, что я так никогда и ничего и не вспомню, не вспомню, кто это сделал со мной и за что? — он с отчаянием посмотрел на Чонгука. — Я думаю, тебе надо ещё немного времени. Очевидно, ты пережил стресс, и память, оберегая твой организм от каких-то ужасных событий, скрыла эти тягостные моменты, — Чон сжал подрагивающие тёплые пальцы Кима. Его спокойный голос расслаблял, мягко обволакивая. Чонгук заполнял пустоту и отвлекал от тягостных размышлений, не позволяя ему падать духом. — Хотя бы вспомнить, как меня зовут, — в носу защипало от подступающих слёз, Тэ откинул голову и несколько раз приложился затылком о стену, как будто это поможет всколыхнуть болото забвения. Иногда к ним заходил Юнги. Он был единственным, кроме Чонгука, с кем Тэ мог находиться рядом в одном помещении, не испытывая удушающих спазмов страха и паники, и нервно не дёргался, в ожидании чего-то плохого. Мин с надеждой заглядывал в глаза парню, задавая безмолвный вопрос, но поникший Ким только печально качал головой.

***

Чонгук всё никак не мог заснуть, он переворачивался с боку на бок, ища удобное положение. Но сон упорно отказывался вступать в свои права. Ведь стоило ему закрыть глаза, как перед ним вставал образ парня с янтарными глазами удивительной красоты, даже не подозревающего о том, какие мучения доставляет ему, и спокойно спал в его кровати, в его спальне и, скорей всего, уже видел десятый сон. Со стоном уткнулся лицом в подушку. И очень удивился, когда дверь его комнаты тихо скрипнула и послышались лёгкие шаги. Он, повернув голову, увидел в слабом лунном свете стоящего на пороге взлохмаченного Кима с подушкой под мышкой. — Я не могу заснуть, мне страшно, можно я с тобой лягу? — тихо проговорил, не отводя взгляда, он неуверенно переступал с ноги на ногу и беспокойно кусал губы. — Я люблю спать у стенки. Чонгук попытался рассмотреть в полумраке выражение его глаз и, стараясь ничем не выдать вспыхнувшее волнение в груди, отодвинулся на край кровати и молча откинул край одеяла. Повторного приглашения ночной гость не стал дожидаться, резво перелез через хозяина дома и юркнул под одеяло. Немного покрутился, удобнее устраиваясь, но никак не мог найти нужное положение, в конце концов придвинулся ближе к тёплому телу, закинул на него конечности, пригревшись, уткнулся носом в шею. Накопившаяся за день усталость дала о себе знать, и, через несколько минут засопев, не заметил, как заснул. А у Чонгука нервы натянулись до предела, сдерживать эмоции было невероятно трудно, на сегодняшнюю ночь о спокойствии можно забыть, впрочем, как и на последующие. Нескромные мысли табунами пробегали в голове. И приходилось бороться с неуместно проснувшимся искушением, загоняя его вглубь, с трудом останавливал разыгравшееся воображение, начавшее раскрашиваться в откровенно интимные цвета, от которого гибнут его живые клетки. Господи, гормоны бушуют, как будто ему пятнадцать лет. Непривычно лежать рядом с кем-то другим, ему, всегда спавшему в своей кровати одному. Непривычно слышать чужое дыхание почти в самое ухо. Странно ощущать чужой запах на постельном белье. Спал Тэ тревожно, всхлипывал, стонал сквозь стиснутые зубы, мычал, издавал какие-то нечленораздельные звуки, тело дёргалось, словно мучительно пытался убежать. Чонгук, крепче прижав его к себе, гладил по спине. — Всё хорошо, милый, всё хорошо, ты в безопасности, тебя никто не обидит, я рядом, ты под моей защитой, не позволю твоим демонам задушить тебя, — и его хрипловатый шёпот успокаивал, проникая сквозь сон, выдирал из липких лап кошмаров, даря желанный покой. Он хотел забрать его печали и слёзы. Ким затихал, тревожная складка на лбу разглаживалась, напряжённое лицо расслаблялось, дыхание выравнивалось, тревоги отступали. И с тех пор Тэ спал с ним в одной кровати, удобно устроившись на его плече. А Чонгук ничего против и не имел. *** Пока Чонгук возился на кухне, готовя обед, Тэхён, уже сносно освоившись в хоть временном, но жилище, бродил по дому и, обследуя, заглядывал в каждую комнату. И только одна привлекла его внимание: вдоль стен теснилось множество стеллажных полок, плотно заставленных книгами. Тэ читал названия книг, проводя пальцами по потрёпанным корешкам, и поражался их разнообразию: от поэтов, писателей-фантастов до любовных романов. Любовные романы? Он вытянул одну: «Ночные шорохи», Джудит Макнот. — Это книги моей сестры. Она вышла замуж, уехала, а книги остались. Я их не трогаю, не мешают же. Ким от неожиданности чуть не уронил экземпляр на пол. Он совсем не слышал, как Чон зашёл в комнату. Чуть покраснел, торопливо ставя книгу на место. Не будет же рассказывать, что он и сам любитель этого жанра. И застыл. Боже, он вспомнил! Вспомнил, как, обкладываясь салфетками, с удовольствием взахлёб зачитывался на ночь любовными романами, мечтая о такой же романтичной, возвышенной и верной любви. Чонгук заметил палитру эмоции, пробежавших по лицу Тэ. — Что? Что такое? Ты что-то вспомнил? — Мне знакома эта книга, — дрогнувшим голосом произнёс в надежде, что вот-вот, ещё немного и всё выяснится. Он замер, прикрыв глаза в ожидании, но опять ответы на все его вопросы ускользнули, память откровенно нагло захлопнула перед ним свои двери, упрямо оставляя того в неведении. Тэхён разочарованно поджал губы. А Чон, взяв его тонкую ладонь в свою, ласково похлопал по ней: — Ничего, не расстраивайся. Всё вернётся. Тэ смотрел на их руки, замечая, как его кисть органично и ладно смотрится в большой широкой ладони. Гармонично. Красиво. Тихо выдохнул, ведь стоит Чонгуку прикоснуться к нему, и его сердце волнительно учащает ритм. И волнение это так приятно. И непонятно. А тот не отпускал, всё ещё нежно поглаживая. Тэ поднял глаза, удивлённо распахнув ресницы. — Отпустить руку? Или могу ещё подержать? — спросил тихо, словно боялся напугать. Ким, невольно сглотнув, просто кивнул головой, сердце забилось так громко, что он опасался, что Чон услышит, а тот продолжил мозолистыми пальцами нежно ласкать тыльную сторону ладони. И это казалось таким правильным и нужным.

***

— Чонгук, блять! — в гараж с истошным криком ворвался какой-то взмыленный парень. — Где ты, сука! От внезапного крика Тэхён вздрогнул, он невольно сжался в угол дивана, втянув голову в плечи. Глаза в поисках защиты тревожно метнулись в сторону, где под машиной виднелись только ноги Чонгука. Тот, несуетно выкатившись, невозмутимо поднялся, не выдавая никаких эмоций. — Чего тебе, Богён? Что орёшь, как резанный? — Как ты посмел приставать к Суен? Чон удивлённо приподнял бровь, указывая пальцем на себя: — Кто? Я? И когда это? А у Тэ в сердце неприятно кольнуло. Он с чего-то решил, что Чон принимает радугу. А автомеханику нравятся девушки. В носу засвербело, и в груди ноющая тоска накатила, и дышать стало тяжело. Только с чего бы это? — Ты не даёшь ей прохода! Чонгук язвительно хмыкнул, скрестив руки на груди. — Слушай, Бо, может, всё наоборот? Я вроде ограниченным мышлением не страдаю, так что, отшелушись от меня. Твои претензии не по адресу! Мне на твою Суен плевать, как на погоду в Гондурасе. Парень пошёл пунцовыми пятнами, сжав в бешенстве кулаки. — На что ты намекаешь? Ты хочешь сказать, что моя девушка шлюха? — Заметь, Бо, это не я произнёс. — Ах ты сука! — парень бросился вперёд с перекошенным от ярости лицом, размахивая руками и брызжа слюной. Чон слегка отклонился, Богён проскочил мимо, его подтолкнули в спину, и тот, пролетев ещё несколько метров по инерции, с грохотом болезненно столкнулся с капотом авто, что озлобило его ещё больше. Он развернулся и с диким воплем опять бросился на противника. Рассчитанным быстрым движением Чон, перехватив запястье, завернул за спину. Резким локтевым захватом хладнокровно сжал горло, лишая напрочь подвижности. Хотя побагровевший от натуги парень трепыхался, безуспешно пытаясь вырваться. Но Чон только сильнее сдавливал. Рука его напряглась, вены вздулись, струйки пота от напряжения стекали по рукам, покрытых тонким слоем машинного масла. Тэхён, остолбенев, оцепенело смотрел на капли влаги, оставляющие, сползая вниз, после себя светлые дорожки на предплечьях. Наблюдал, как сильная рука сдавливала чужую шею, и тот не мог ни вздохнуть, ни выдохнуть, а только беспомощно цеплялся пальцами в тщетной попытке вырваться, глаза его закатились, и обмякшее тело его уже почти не удерживалось на ногах. В ушах стоял устрашающий гулкий грохот: «Бо… Бо… Бо…». Мир начал раскачиваться перед глазами. Головная боль разрывает. Нарастающая первобытная паника натянула каждый нерв, его лицо побледнело, Тэ почувствовал дурноту, лоб покрылся испариной. От необъяснимого дикого страха и ужаса сердце подкатилось к самому горлу, невероятно острое ощущение угрозы сдавило рёбра, и он стал задыхаться, каждый последующий вдох становился всё короче и короче. Судорожно шумно хватал губами воздух, который не проходил в лёгкие. Внутри нарастала ноющая боль, и руки хаотично двигались по груди, оттягивая ворот футболки. Чонгук, услышав странные хрипы со стороны, оглянулся на Тэ и, уже не задерживаясь, протащил ослабевшего непрошеного гостя к дверям и вытолкнул из гаража, разъярённо выкрикнув: — Съебись! — и бегом вернулся к Тэ. Взгляд распахнутых, остекленевших глаз, застывших в ужасе, напугал его. Чон обхватил лицо Кима ладонями, пытаясь привлечь внимание. — Ви, смотри на меня. Ты слышишь? Что с тобой? — он не мог понять, что так на него подействовало, что испугало. А Тэ, задыхаясь, продолжал хватать воздух… Он медленно приходил в себя, почувствовав на своём лице прохладную влагу. Открыв глаза, наткнулся на встревоженный взгляд Чона. Тот, выдохнув с облегчением и отбросив мокрое полотенце в сторону, прижал его к себе и, как нередко это делал, начал поглаживать по спине, плечам, перебирал пряди шёлковых волос, проговаривая достаточно громко, чтобы его услышали: — Я здесь. Не бойся. Я рядом. Никому не позволю тебя обидеть. Слова и успокаивающие объятия возымели действие, Тэ затих, только иногда всё ещё остаточно вздрагивал и всхлипывал. Жгучий страх всё ещё горчил на языке. Но объяснить Чону своё состояние он так и не смог.

***

Погружаясь в липкую, жуткую панику, сковавшую всё тело в ожидании чего-то ужасного, Тэ не мог двинуть ни руками, ни ногами, тело не подчинялось его желаниям, оно налилось какой-то неимоверной тяжестью, все мышцы парализовало. Холод, как болото, затягивал, тянул на дно. Он расширенными от ужаса глазами наблюдал, как какой-то мужчина приближался к нему. От его хищного, почти звериного, искажённого яростью лица в горле образовался ком, перекрывающий дыхание. Ощущение незащищённости обострилось. Ужас поглощал. Длинные руки с усилием сдавливали шею. Ким даже мог разглядеть, как вздулись от напряжения вены, как капли пота выступили на лбу и взмокли виски. Хватал ртом воздух, но он не проходил, лёгкие жгло от недостатка кислорода, темнота накрыла всё вокруг, сердце забилось часто-часто, ускоряя пульс, он судорожно втянул носом… И открыл глаза. Очнувшись, понял, что это не сон. Весь в поту, Тэ не мог унять своё часто бьющееся сердце. Он пытался собрать в кучу мысли, которые не желали подчиняться и самовольно разбредались по сознанию. Память отматывает время, вспышками чётких воспоминаний прорезая пустоту, и от увиденного перед глазами он закричал от нестерпимой боли в груди. Белёсая пелена тумана, в которой бродила его память, рассеялась, в голове прояснилось, рассыпанные пазлы сложились, и перед внутренним взором калейдоскопом закружились ужасными эпизодами моменты прошлого, атаковавшие тяжёлой ударной волной снова и снова. Замелькали страшные картины его последних часов жизни, обрушившись всей мощью разрушительного урагана и придавливая неимоверной тяжестью. И режут по живому… Его всего трясло от нервного напряжения, дыхание, застрявшее в груди, наконец, вырвалось гортанным хрипом. Чонгук прижимал к себе вздрагивающее от душивших его рыданий тело, согревая, грубые рабочие пальцы нежно касались густых каштановых волос, поглаживая. — Всё хорошо, ты дома, со мной. Ты испугал меня, раньше никогда так не кричал. Ты что-то увидел во сне, что-то вспомнил? — Я вспомнил всё, — тяжело дыша, прикрыл глаза, зажмурился, желая, чтобы омерзительное видение исчезло, крупные жгучие слёзы стеклянными бусинками просачивались сквозь сомкнутые ресницы, разъедая кожу, выплёскивали мучительный страх и беспомощность. Дрожащими, непослушными пальцами вытер их, содрогаясь от всхлипов. — Так это хорошо же? — беспокойный взгляд скользил по растревоженному лицу. Во рту пересохло, и он еле слышно произнёс, подняв заплаканное лицо: — Он хотел меня убить. — Кто? — Мой парень.