Альбом с воспоминаниями

1985 год

***

— Слушай, ты собираешься дольше, чем я! — Егорова, в спине которой что-то начало неприятно покалывать и настоятельно требовать изменения позы, упала на подушку его кровати. — Я уже несколько раз пересчитала все книги в твоей комнате. — Не надо мне тут сказки рассказывать. Сказал же: рубашку переодену, и пойдём, — Кривицкий перерывал вещи в шкафу, выискивая намеченное. — Готовишься, как на праздник, честное слово! — смеясь, Ирина приподнялась и подпёрла кулаком щёку, следя за манипуляциями парня. Почему-то сегодня они поменялись ролями. — Каждый день с тобой — праздник, любимая, — с нарочито торжественной интонацией выдал Геннадий, чем только подстегнул веселье девушки. — Не подлизывайся! — она вскочила, чтобы хлопнуть его по ещё не прикрытому рубашкой животу. Взгляд зацепился за незамеченный ранее красочный журнал, выглядывающий из кипы прочих изданий на столе. Егорова вытянула его и, покрутив в руках, не обнаружила ни одного слова на родном языке. Лишь с обложки на неё смотрел хирург в зелёной маске. — Что это, Ген? — как ребёнок, равнодушный к чтению, она рассматривала только пёстрые картинки. — А, это тётя Сара прислала недавно. У неё же муж — пластический хирург. Вот и журнал о последних достижениях их хирургии. Я тебе потом переведу. — Любопытно, — Ирина увлечённо листала страницы, хотя их содержание не говорило ей ни о чём. — Ты что, Ира! Небо и земля. Нам до них, как до… даже не знаю. Вон где жизнь, перспективы, будущее, пока мы тут сохнем! — Ещё скажи, что ты хотел бы там жить, — она недоверчиво вскинула бровь. — Хотел бы. А ты что же, не хотела? — решительно и незамедлительно дал ответ Кривицкий. — Нет, — девушка равнодушно пожала плечами, не задумываясь ни на мгновение. — Мне не нужно гнаться за этими призрачными идеалами. Я свою страну люблю. Город, семью, дом, тебя люблю. И даже работу на скорой за копейки. Он усмехнулся её патриотизму. — Всё это само собой разумеется. Только пока у нас есть эти «высокие приницпы», в Израиле есть развитие и прогресс, — добавляя финальные штрихи к своему прогулочному образу, парень накинул лёгкую куртку. За окнами стоял удивительно ласковый и погожий сентябрь. Но временами налетающий ветер не скромничал и напоминал жителям столицы о том, что с каждым днём власть осени в Москве укреплялась всё прочнее. — Знаешь ведь, как говорится: хорошо там, где нас нет, — вглядываясь в красивое отражение, занявшее широкое зеркало, Ирина аккуратно поправила собранные подаренной Кривицким заколкой волосы. — Может быть. Ну что, пойдём? Долго мне ещё тебя ждать? — парень упёр руки в бока, будто и впрямь неисчисляемое время ожидал возлюбленную. — Нет, это уже невозможная наглость, — скрывая улыбку за напускной серьёзностью, Егорова проскочила в коридор, быстрее накидывая плащ. Не могла же она проиграть в этом импровизированном соверновании. — Кто кого ждёт вообще? — Обувайся, я сейчас… — Геннадий окинул взглядом комнату, прощупал карманы, пытаясь сообразить, взял ли он всё необходимое для сегодняшнего вечера, и догнал Ирину. — Заинтриговал «сюрпризом», а сам медлишь! — девушка сгорала от нетерпения и пока мало догадывалась, под каким предлогом после ночной смены и института она всё же согласилась пойти с Кривицким, променяв крепкий сон на этого загадочного молодого человека. — Сюрпризы — это хорошо, — когда они распахнули входную дверь, перед ними предстала София Михайловна — привычно невозмутимая, но с лёгкой ухмылкой на алых губах, — перебирающая серебристые ключи, которые ей уже не пригодились. — Ой, добрый вечер, — от неожиданности Егорова вздрогнула. — Здравствуй, Ира, — женщина прошла в свою квартиру, скользнув по сыну лишь мимолётным, острым, словно лезвие, взглядом. — Пойдём, — Кривицкий, не обмолвившись с матерью ни словом, поддтолкнул Ирину в сторону лестничной клетки и резко закрыл за собой дверь. — Всё хорошо? — тихо спросила Егорова, когда поравнялась с ним, торопливо сбегающим по ступеням, и заставила притормозить, очерчивая ладонями широкие плечи, будто поправляя куртку, заглядывая в недовольно прищуренные глаза. — Хорошо. Правда, — разгладив невольно образовавшуюся между бровями складку, поспешил заверить девушку Геннадий, хотя сам сильно сомневался в честности своего ответа. Но Ирине вовсе не следовало об этом знать. Как не следовало знать и о его неприятной беседе с родителями, состоявшейся накануне и больше похожей на цирковое представление. Дурацкое, дешёвое цирковое представление. И обо всех нюансах характера его матери, с которыми девушка, конечно, успела познакомиться ближе за прошедшие годы, но о истинной глубине которых даже не подозревала. В эту минуту Кривицкий смотрел на её светлое, озарённое радостью совместного времяпрепровождения и лёгким волнением предвкушения лицо, и больше всего прочего ему хотелось оградить, уберечь Егорову от тёмных реалий и дрязг своей «интеллигентной» семьи. Ни одной чертой, ни одним своим действием Ирина не заслуживала тех слов, которые периодически слышал парень в её адрес — за глаза, конечно. Он всё пытался оправдать нрав матери: то ли ревность, то ли желание, чтобы все вокруг устраивали жизни по её руководству, то ли понимание, что эта хрупкая девушка подарила ему больше тепла, добра и любви, чем она — единственная, неповторимая, главная женщина его судьбы. Кривицкий хотел бы ошибаться. Хотел, но не мог. София Михайловна даже не искала причин — просто недолюбливала. — Куда пойдём? — Егорова втянула носом свежий осенний воздух, блаженно прикрыв глаза от слепящего, медленно оседающего за горизонт солнца. — Поедем. Садись, — Кривицкий покачал головой, отрицая идею пешей прогулки. — Куда? — девушка оторвалась от созерцания голубого неба, усеянного резными облаками, и, выгнув губы едва заметной полуулыбкой, застыла в недоумении. Ещё с утра он удивлял её странностями поведения: был взвинченный, неусидчивый, что-то недоговаривающий или, напротив, говорящий одними загадками. — Можешь по-человечески объяснять? — Сюда, — вынув из кармана ключи, Кривицкий триумфально открыл для Ирины переднюю дверцу чёрной «Волги», отражающей своей поверхностью блеск солнца. — С ума сойти… Твоя? — в арсенале Егоровой не нашлось других, более пространных комментариев. — И мимо же прошли час назад, как ни в чём не бывало! — Сюрприз! — довольно захохотал Геннадий, похлопывая железную «подругу» по капоту. — Наша. С папой, — откровенно добавил он, пока на задворках сознания мелькала мысль, что, возможно, ключи от этой чёрной красавицы он держит в своих руках в первый и последний раз. — И всё-таки: куда? — удобно расположившись на сидении, девушка сразу открыла окно, выставляя руку, хватая ладонью игривый ветер. Кривицкий так красиво, так правильно смотрелся за рулём, что она едва ли могла перестать провожать взглядом каждое его движение. — А куда ты хочешь? На наб… — Набережную, — проговорили они одновременно и одинаково задорно. Так или иначе, где бы и сколько они ни бродили, пара всегда оказывалась на том месте, где впервые холодным и скользким февралём в воду Москвы-реки упало тихое «люблю». Ирина практически никогда не следила за столицей из окна автомобиля. Так, чтобы не думать об опоздании или не рассматривать цифры на счётчике такси, а чтобы изредка перекидываться тёплыми взглядами с личным водителем и ловить каждую черту большого города, чувствовать его ритм и взаимную любовь. Мир за пределами «Волги» был таким красочным и впечатляющим, а вместе с тем — попросту не существовал своими заботами и тревогами для тех двоих, что сидели внутри неё. И момент этот был прекрасен. — С каждым годом это место всё краше. Так же, как и ты, — плечо к плечу, рука к руке, они неспешно вышагивали по мощёному тротуару, улыбаясь то ли случайным прохожим, то ли лишь друг другу. Словно осень для них отступилась от своих правил — на землю, согретую последними оранжевыми лучами закатного солнца, тихо опускался ласковый вечер. — Я предупреждала: не подлизывайся! — рассмеялась Ирина в плечо, к которому прижалась крепче. — Не устала? — заботливо поинтересовался Кривицкий, хотя и был готов принять только отрицательный ответ. — Это приятная усталость. — Тогда у нас есть десять минут, — он взглянул на наручные часы, — чтобы добраться к назначенному месту. Сегодня Геннадий, точно искусный фокусник, каждый час доставал из своих карманов что-то удивляющее Егорову. Так и в это мгновение он помахал перед её лицом двумя неизвестными клочками бумаги. — Прогулка на теплоходе… Причал Киевский — причал Новоспасский, — выхватив билеты, как сразу сообразила Ирина, она прочитала то, что заставило уголки её губ непроизвольно и стремительно ползти вверх. — Гена! — девушка радовалась и прыгала на месте, будто вокруг не было ни одних любопытных глаз. — Я ещё никогда не каталась на теплоходе! — И я, представляешь. А вроде бы живу в Москве двадцать три года, — удовлетворённый произведённым эффектом, Кривицкий повёл Егорову в сторону причала. Двухпалубный белоснежный теплоход встретил их весёлым гулом уже собравшихся на нём компаний, несмотря на небольшое число пассажиров. Всё-таки лето кончилось, и многие гости столицы успели давно покинуть её пределы — в этом была своеобразная прелесть осени. Сиреневатые сумерки с каждым оторванным листом календаря всё быстрее окутывали город свой предночной магией. С размеренно покачивающихся речных волн, где взгляд охватывал сразу два берега, не уступающих друг другу в живописности, красавица-столица в пламенном сиянии загорающихся огней выглядела по-особенному волшебной. — Спасибо тебе за этот вечер, — Ирина оставила на щеке парня невесомый поцелуй, сумев уместить при этом в нём всю палитру своих чувств. Какие бы препятствия и беды ни бросала им под ноги жизнь, она всё чаще задумывалась, что ради подобных моментов и стоило жить, идти дальше, продолжать бороться и верить. Просто наслаждаться каждым днём и его событиями, ведь счастье — неуловимое мгновение. И почти никогда — состояние. — Между прочим, вечер только начался, — поправил направление её мыслей Кривицкий. — Пойдём на открытой палубе постоим, — предложила девушка, кивнув в сторону площадки, где молчаливо замерли лишь несколько человек. Очевидно, прохлада этого времени года начинала пугать пассажиров свойством насылать простуду, отчего они отдавали предпочтение скамейкам за стеклом, нежели речному бризу. — Пойдём, конечно, — не раздумывая согласился Геннадий, который, кажется, только и ждал предлога или удобного случая, не вызывающего лишних подозрений. Как это часто происходило, Егорова брала всё в свои руки, даже о том не догадываясь. Стены и башни Кремля, золотые купола, красные звёзды, багровые огни фонарей — всё лежало отражением на тёмной воде Москвы-реки, когда теплоход проплывал под Большим Каменным мостом, Ирина расположила руки на ограждении палубы, и Кривицкий, стоя позади, накрыл их своими ладонями, носом упираясь в её растрёпанную ветром, но от того не менее изящную причёску. — Невероятно, — с замиранием сердца девушка очерчивала восхищенным взглядом каждую деталь на берегу. — Разве можно променять это на что-то другое, чужое? — Ир… — набрав в лёгкие побольше воздуха, он решился озвучить то, что давно вынашивал в мыслях. То, что обошлось ему дорогой ценой, и то, что было дороже любой цены, которую он совершенно точно был готов отдать не колеблясь. Так ему казалось по сей день. — Что? — театральная пауза затянулась, и Егорова намекнула парню о необходимости продолжения. — А что тянуть, собственно, подбирать какие-то слова? — Кривицкий тихо засмеялся, хотя это и походило больше на истерический припадок. — Ира, я хочу, чтобы ты стала моей женой. Она вдруг застыла, перестала дышать — так неподвижны стали её плечи, и даже ветер умолк, заслушавшись случившимся диалогом. До невозможности медленно развернулась в его руках, открывая взгляду взволнованных каких глаз приоткрытые дрожащие губы и такие же бегающие, не знающие за что зацепиться глаза. — Гена, я… — признаться честно, раньше Ирина так часто фантазировала и видела сны об этом моменте, взвешивала все «за» и «против», гадала, как изменится жизнь и что она — для начала — ему ответит, что сейчас все мысли улетучились, оставляя её один на один с новыми ощущениями воплотившейся реальности. — Ты выйдешь за меня замуж? — он отпустил её правую руку и в который раз за этот сентябрьский день полез в карман, чтобы достать теперь уже самое важное — маленькое кольцо с одним лишь камнем, по цвету и сиянию так напоминающим его любимые изумрудные глаза. Она, конечно, сейчас этого не разглядит, но — он был в том почему-то уверен — почувствует. — А ты сегодня решил меня добить, — Ирина, в полной мере ощущая волнение бьющегося о грудную клетку сердца, засмеялась, что было единственно возможной реакцией. — Одним августовским днём на моих руках потеряла сознание симпатичная девушка в белом платье… Я же потерял покой, — он и сам не сдержал смеха, вспоминая их знакомство — сцену, с которой теперь уже их разделяли пять лет. Дрожь на мгновение отступила, а Егорова с ответом не торопилась. — Гена, я тоже хочу. Очень хочу. Только к чему нам спешить? — она обняла его, крепко сжимая на спине руки, чувствуя биение его сердца. Кривицкий моргнул, прогоняя вставший перед глазами противной пеленой эпизод «вчера». — Куда тебе жениться, жених? Посмотрите на него! — София Михайловна заливалась смехом, натирая кремом белые руки, и периодически подталкивала локтём сидящего рядом супруга. — Я всё давно решил, мама! — парень, тяжело дыша, бегал по гостиной из стороны в сторону. — Решил он… Да вы даже не смотритесь вместе! Бледная она какая-то, вечно серьёзная, холодная, из сомнительной семьи… — женщина могла бы привести десяток аргументов, но не считала нужным произносить очевидное. — У нас никогда не было таких женщин! Посмотри на меня, на мою сестру, у отца своего спроси, наконец! — Что ты такое говоришь, мама! Может быть, она серьёзная потому, что тебе сказать ничего нельзя? Одни упрёки и замечания, — он подбежал ближе к дивану, наклоняясь и заглядывая в глаза той, что в детстве самым добрым голосом читала ему перед сном сказки, искренне не понимая, когда она превратились в главного антагониста этих сказок. — Конечно, мать плохая, она — святая, — София Михайловна вскинула руки к потолку. — А сколько я для тебя сделала? — Много ты уже и сделала, и наделала… Спасибо! — Геннадий улетел в свою комнату, едва ли не срывая с петель дверь. — Соня, успокойся, пожалуйста, — Илья Яковлевич оторвался от газеты и смерил непонимающим, неодобряющим взглядом жену. — Я спокойна, — она повела плечом, сбрасывая с него его руку. — А ты чего смотришь и молчишь? — Пусть сам решает, не ребёнок уже. — Нарешали вы все. Много бы ты нарешал, если б я тебя в Москву не увезла? — женщина, разгневанная непослушанием и анархией в семье, не унималась. — Хватит! — Кривицкий-младший, не выдержав, снова материализовался в гостиной напротив родителей. — Я взрослый, мама, если ты не заметила. И сам отвечаю за свои поступки. — Иди, отвечай, — София Михайловна рукой указала направление. — Только без нашей машины и моих денег. — Спасибо. От всей души, — сдерживая рвущуйся наружу поток ответных реплик, он лишь отвесил ей низкий поклон и скорее захлопнул дверь своей комнаты обратно. — Это значит «нет»? — спросил не так давно сияющий ярче огней Кремлёвской набережной, а теперь потухший Геннадий. — Это значит, что я подумаю, — оторвавшись от его груди, обхватив замерзающими ладонями его щеки, Ирина улыбнулась. — А как же учёба, Ген? Осталось всего ничего, но главное. Где мы будем жить, в конце концов? Не у твоих же родителей, ведь так? — она сыронизировала, не догадываясь о терзаних Кривицкого. — Нет, Ира. Родители остаются с собой, своими деньгами, машинами, — на минуту парень повысил тон, но тут же обернулся в сторону других пассажиров теплохода, сдерживая свои порывы. — А мы снимем комнату. Я пойду работать, я заработаю. Мы начнём свою жизнь и не будем думать ни о ком! — Честно говоря, я не знала ни одной женщины, которая сохранила бы любовь и радость в этих бытовых заботах… Так рано, — пряча за усмешкой обречённость и правду жизни, произнесла Егорова. — Если ты хочешь сравнить меня со своим отцом, то не делай этого. Я не твой отец, Ира. Я не брошу тебя, — кидаться такими громкими и весомыми обещаниями ему казалось совершенно естественным и правильным — время давно проверило их. Ещё никогда он не ставил под сомнение своё решение быть с этой девушкой и не обращал взгляд в другую сторону. — Я знаю, знаю, — успокаивающими касаниями ладоней она гладила его по плечам, поправила завернувшийся воротник куртки и вдруг надела на безымянный палец кольцо, которое он всё ещё держал в своей руке. — Конечно, я согласна. Только давай подождём, Ген? Плохо скрывая грусть, Кривицкий кивнул, однако губы девушки тут же в полумраке нашли его лицо, обрушивая на него череду нежных, неспешных поцелуев. За спиной плыли ставшие вмиг неважными очертания столицы, над головой — огромные мосты, в мыслях — вереница сомнений. И только сердце давно расставило все решения за них. Жизнь, несомненно, готовила много крутых поворотов, но Ирине казалось, что они преодолеют вместе любые её злополучные ходы.