У Му Цина есть сердце

Шансов не было, – не смирился Се Лянь. Сяньлэ пало, погребая золотое трио под обломками увядших надежд и погасших мечтаний. Светлое прекрасное будущее рассыпалось совсем легко, а их, прежних и свободных, смыло волной солёной воды, как замок из песка, что построили слишком близко к водоёму. Им пришлось учиться прятаться и выживать, работать и экономить. Их общее падение с небес смягчила только почти изжившая своё циновка в ветхом домике в глуши, на которой ютиться первые тяжёлые ночи приходилось втроём. Все три мира встали против мальчишек, коим пришлось слишком быстро взрослеть и приспосабливаться к жестокой реальности. Низвержения наследного принца с Небес не пришлось ждать долго, там над ними теперь только потешаются, эти отжившие века мудрецы, что ещё считают себя богами, что ещё не поняли своей бесполезности. Храмы в мире людей горели ярче негасимых фонарей, которые всего лишь раз успели взлететь вверх, вознося Его Высочеству молитвы. На людей павшего государства шла самая настоящая охота, а за головы императорской семьи даже назначили награду. Только демоны своего мнения не изменили, нападая по ночам задаром. Му Цин, сжимая зубы, терпел. Тянул всю императорскую семью с Фэн Синем в довесок на своих плечах, единственный слуга, что остался, единственный, кто умеет хозяйничать, продолжал работать на износ, откладывал по монете для матери, которой становилось только хуже, и снова терпел. Он не получал от неё письма, не писал сам, ведь вряд ли женщина сможет прочитать. Зрение падало стремительно, её здоровье, словно песок сквозь пальцы, уходило безвозвратно. Му Цин был в отчаянии. Он срывался по любой мелочи, кричал, истерил и лез с Фэн Синем в драку. Хорошо было на секунду забыться и спутать настоящее с прошлым, пока они пытались отдышаться, валяясь среди ночи в траве и соприкасаясь плечами. Хорошо было засыпать там же, не находя сил подняться и вернуться в спящий дом. Хорошо было просыпаться там же с рукой Фэн Синя у него под головой. Плохо было возвращаться к жестокой реальности и с травмированным запястьем таскать доски за какую-то мелочь, чтобы потом пересчитать и понять, что хватит на три дня. Они прикладывали недюжинные усилия просто чтобы выжить. Пережить ещё хоть пару дней. Му Цин каждый из них начинал и заканчивал на мысли, что это всё не имеет смысла. И он правда так считал. Когда от неравнодушного соседа пришла весть о том, что матери стало совсем плохо, у него сорвало крышу. Он тогда совсем ничего не соображал. Сорвался с места, сжимая в руке клочок бумаги, и вылетел из комнаты. Глаза искали Фэн Синя. Зачем? Он не знал. Просто надо. Надо его увидеть. Срочно. И тогда он его увидел. Увидел и немедленно налетел на него сбоку, пока тот нёс в лачугу дрова к камину Его Высочества. – Ты что творишь?! – мгновенно вскинулся Фэн Синь, отбиваясь, – Какого чёрта?! Совсем с ума сошёл? И Му Цин тогда думал – да, сошёл. Здорово, что для драки Фэн Синю не нужно знать причины. Он из тех, кто сначала сделает, а потом уже подумает, поэтому разбираться не станет, прописывая кулаком в лицо. – Сука, да я тебе..! – со злостью бросал он, получая такой же удар в ответ. У Му Цина сердце билось так быстро, что, казалось, что скоро не выдержит. Они катались по земле, пока Его Высочество их не разнял, пытаясь оттащить от него Фэн Синя. – Этот поганец начал первый! – восклицал лучник, показывая на него, но не вырывался, когда больше не мог дотянуться кулаком до виновника торжества, – В чём, блять, твоя проблема?? Проблема во всём, думал, но не говорил Му Цин. Возможно, во всём, кроме привычного, такого же, как прежде, Фэн Синя. В нём, возможно, проблемы не было, хотя раньше он был единственной его проблемой. Он сплюнул кровь, поднимаясь, и вернулся в дом, так не сказав и ни слова. Он не хотел принимать это решение. Он, словно ребёнок, хотел, чтобы ничего этого не было. Но на следующий день пришлось давить мазохистское желание считать пройденные шаги. – Я поступил правильно, – говорит Му Цин сам себе, а в груди противоречием словно натягивается соединяющая с тем, что там, позади, нить. Он ускоряет шаг. – Я поступил правильно, – говорит он снова, когда не останавливается ни разу за несколько часов. «Нить» не может натягиваться, он её оборвал ещё на проклятом поле, – напоминает он себе. В том, что поле проклято, он не сомневается, – Фэн Синь наверняка покрыл пустынный участок земли всеми грязными словечками, которые знал. И его он тоже проклял. В какой-нибудь пятисотый последний раз. – Я поступил правильно, – хрипит он, останавливаясь после целого марафона, спустя тридцать пройденных ли и ещё две как он сорвался на бег. В его ситуации нет правильного и не правильного. Оставить нуждающуюся в заботе мать, что не имеет ни помощников, ни денег? Оставить Его Высочество, своего друга, без необходимой помощи и работника в момент их полного краха? Правильного решения просто не существовало, и Му Цин ненавидит себя за то, что в любом случае не прав. Ненавидит чёртову жизнь за то, что поставила его перед таким выбором. За то, что всё сломано навсегда, он ненавидит буквально всё. Он ушёл от них, а его мать погибает всего через неделю. Он стоит, упрятанный сумеречной тьмой и духотой комнаты, напротив её узкой кровати и понимает, что она не дышит. Стоит и смотрит. Не может поверить. Му Цин знал, что это случится, знал, что стоит быть готовым, но сейчас, остолбенев напротив холодного тела понимает, что готов не был. Он не знает, что ему теперь делать. Он ощущает себя маленьким ребёнком, абсолютно потерянным и вот-вот разрыдающимся, и, кажется, не дышит вот уже две минуты, но начинать не хочет. Грудь сдавливает не от этого. От вздоха ему лучше не станет. Думается, ему уже никогда лучше не станет. А Фэн Синь как закипел, так и не остывал уже неделю. Му Цин, подонок, всегда умел вывести его из себя за рекордные пару секунд. В последний раз, однако, он ни разу не приблизился к тому, чтобы этот рекорд побить. Фэн Синь тогда завис на добрых полминуты, да и когда понял что происходит, ярость затопила не сразу. Сначала сердце будто бы разорвало на кусочки. А потом уже эти ошмётки потонули в гневе. Му Цин ушёл. Ушёл, даже не взглянув, не сказав ему и слова, лишь оставил прощальным подарком неиссякаемую злость в груди и нож в сердце. Последнее Фэн Синь не признал. Ни капли ему не больно. Хоть рекорд по скорости доведения его до белого каления он и не побил, однако поставил новый по продолжительности его злости. Фэн Синь быстро отходчив, однако в этот раз он не может успокоиться. Се Лянь молчит и ведёт себя так, как будто всё нормально, и это тоже злит. Ничего не нормально. Фэн Синь его ненавидит. Всё, что было раньше, сгинуло в огне падшего Сяньлэ, но он продолжал, не сдавался и не позволял себе подобной мысли, когда Му Цин делил с ним одну потрепанную циновку в маленькой комнатке, похожей на каморку. Когда он поворачивался спиной и жался под бок, сонно посылая нахуй и подрагивая от холода. Ничего от их беззаботного и наивного прошлого не осталось, но оставался Му Цин, и этого было достаточно. Он был чем-то само собой разумеющимся, как собственная нога. Теперь он едва ли может ходить. Теперь его несёт вперёд почти что животная злость, заставляя переставлять ноги резко и быстро, абсолютно агрессивно. Се Лянь иногда дёргается, пугаясь, когда слышит его шаги, хотя чаще он витает где-то в мыслях, и даже это не заставляет его обратить внимание. Никто почему-то не разделяет его чувства. А Фэн Синь его по-настоящему ненавидит. Предатель. Фэн Синь злится, что это действительно застало его врасплох. Это окатило ледяной, как выражение лица Му Цина в тот момент, волной, сбило с ног и… сделало очень больно. Кажется, это его сломало. Фэн Синь корит самого себя, думает – надо было быть к этому готовым, ждать подобного и не позволять себе привыкать. Он должен был знать, что подонок бросит их. Эгоистичный предатель, Му Цин всегда таким был. Не должно было поразить то, что он сбежал как крыса с тонущего корабля. Он и есть крыса. Как он посмел бросить их в такие тяжёлые времена? У Фэн Синя острое желание доказать Му Цину и самому себе, в особенности, что они справятся и без него. Что он справится. Он сдирает пальцы в кровь, злобно стирая одежду. С уходом урода, все его обязанности свалились на Фэн Синя, и он этому, честно говоря, рад. У Фэн Синя нет времени думать о том, что он чувствует. Некогда думать вообще ни о чём, кроме стирки, готовки, уборки, заработка, вариантов ускорить самосовершенствование Его Высочества и далее по бесконечному кругу. У Фэн Синя злость отчаянная, и он к этому привык. С Му Цином всегда было так. Злость, которую вызывает этот чёрт, отличается от обычной. Он заметил это не сразу, но однажды понял, что другие люди бесят его иначе. Злость на Му Цина переливается безысходностью и бессилием. Чувством несправедливости. И он ничего не может с этим поделать. Та же злость напала на него с началом конца, когда он отрицал то, что все дороги назад потеряны. Сейчас не лучше. Фэн Синь понимает, есть две вещи, что заставляют его чувствовать себя так, что хочется просто кричать – война и Му Цин. У Фэн Синя колюще-режущее чувство в груди, что он делает свой максимум, а Му Цин никогда этого не поймёт. У Фэн Синя болит. Но болит недостаточно. Если бы к разодранным пальцам, потянутой на стройке храма за гроши пояснице и раскалывающейся от недостатка сна голове прибавилась щиплющая боль от ногтей Му Цина на плечах.. Но те красные борозды, что он оставил ему в последнюю драку зажили слишком быстро. На нём не осталось ни одного чужого следа. Это чувство непривычно, но Фэн Синь отмахивается от мысли, что ему от этого некомфортно. С какой это стати? Радоваться надо, что никто больше не пытается выдавить ему глаза и причинить боль. Лучше бы он пытался выдавить ему глаза. Фэн Синь не хочет признавать, что ненавидит он его, потому что эта тварь пробралась в сердце и вырвала там всё с корнем. Он яростно продолжает работать на износ и игнорировать это изо всех своих сил, переживая один за другим одинаковые в своей не угасающей ярости дни. Пока в один из таких не случается вдруг кое-что новое. Это кое-что выбило его из ухабистой и без того колеи очень сильным метафорическим ударом в солнечное сплетение, заставляя задохнуться. Он увидел её. В тот день стрела, отнюдь не купидоном выпущенная, по чистой случайности залетела прямо в окно дома под красным фонарём. Разбираться с виновником беспорядка вышла, злобно сверкая глазами, девушка в красном. Фэн Синю смутно почудилось, будто он уже видел что-то подобное: тёмный высокий хвост, красный отчего-то наряд и хмурые тонкие брови. Пришлось потрясти головой, чтобы отогнать странное наваждение. – Ты? – девушка окинула его надменным взглядом, – Как платить будешь, криворукий? – Я.. – защекотало знакомое негодование в груди, – Приношу свои извинения. Это вышло случайно. Сколько я должен? Девушка уверенной хваткой подцепила за подбородок, покрутила его голову, придирчиво рассматривая, и неладному лучнику пришлось сжимать губы тонкой полоской. Всё же, он действительно виноват. – На лицо симпатичен, отработаешь долг? – Чего? – не понял Фэн Синь. Чего это она предлагает? Да чтобы он?! Да он скорей захлебнётся собственным возмущением! – Я не буду с тобой..! – Ты попортил имущество публичного дома, умник, – фыркнула девица, – Не со мной, а с клиентами. – Чего?! – вспыхнул он, окончательно смутившись. – Смотрю на ум ты туговат, – она раздражённо вздохнула, скрещивая руки на груди, – Пару недель, и даже сам подзаработаешь. Или ты гребёшь деньги лопатой, отпугивая публику на улице? Цзянь Лань была колючим цветком. Она напомнила ему.. напомнила ему хорошие дни. Он так и замирает под конец диалога, глядя на ругающуюся на всю улицу похлеще сапожника деву. Чёрт возьми. Он быстро отводит взгляд и позорно сбегает, злобно и слегка панически блуждая глазами по сторонам. А потом возвращается. И снова. Копит денег и садится с ней говорить. Она язвит на это, спрашивает: «Кто вообще платит деньги в борделе, чтобы поговорить? Я тебе что, лекарь душевных мук?» А Фэн Синь плывёт, перед глазами видя совсем не её. Он правда не собирается с ней спать. Лишь приходит, выдыхает, отпускает себя и говорит, говорит, говорит. Рассказывает о своем дне, о проблемах и мыслях и игнорирует имя Му Цина. Про него он не говорит. Про него он даже с Се Лянем не разговаривает, и наследный принц молчит тоже, осторожно обходя эту тему и выжигая в нём дыру этим своим понимающим взглядом. Иногда Фэн Синь срывается на крик, неслушающимся голосом говорит о своей ненависти. Цзянь Лань тогда успокаивающе гладит по спине и шепчет «Всё хорошо». А Фэн Синь слышит ледяное «Ты совсем поехал крышей». Конечно она понимает, что главного он не говорит, но слушает, не настаивает и примерно всё понимает. Цзянь Лань умна, так что пробелы в историях прошлого она видит ясно, и, конечно, там кого-то не хватает. А потом однажды она за плечи утягивает его в поцелуй. В первый раз он подорвался и вылетел из здания пулей, остановившись только на неизвестной ему лесной тропинке. Он видел не её. Он не хотел видеть его. Он уселся тогда прямо на землю и стал колотить её руками, как умалишённый, потому что ни черта не мог это контролировать. Решил, что больше он туда не вернётся. А позже, прикрывшись от самого себя предлогом «мне стоит извиниться перед ней за своё поведение, она же не виновата», вернулся. И позволил снова себя поцеловать. Не то чтобы это стало чем-то серьёзным даже спустя месяц. Фэн Синь определённо считал её близким для себя человеком, ему с ней нравилось, но на этом всё. И Цзянь Лань это понимала. А потом он пришёл в лачугу, что они с Его Высочеством звали своим временным домом, и увидел там Му Цина. Блять. Му Цина. Сердце зашлось бешеным ритмом, пока он стоял в дверях и смотрел лихорадочно, скользил по чертам чужого лица не в силах пошевелиться, и не зная, что, чёрт возьми, делать и почему он здесь. Му Цин смотрел в ответ. Он встал со стула и сделал осторожный шажок вперёд. – Ты.. И Фэн Синь дёргается на месте, не в силах определить, куда ему надо: вперёд или назад. – Привет, – тихо произносит Му Цин и, предвидя будущую реакцию, вскидывает руки и быстро приближается, хватая ладонями за плечи, – Прежде чем начнёшь, прошу тебя, выслушай. Выслушай, а потом делай, что хочешь, бей, кричи, но послушай, ладно? Фэн Синь медленно моргает, чувствуя тёплые пальцы, сжимающиеся и скользящие на предплечья. Боги. Он заставляет себя взять себя в руки, – ну что за размазня.. – и кивает, складывая их на груди. – Теперь у нас есть шанс, – произносит Му Цин, и у Фэн Синя щёлкает в голове. Это ведь значит..? – Я... Фэн Синя будто отпускает наконец, будто он вернулся домой после тяжёлого дня и может позволить себе глубокий свободный вздох. Будто взяли и испарились куда-то все проблемы и тревоги, вся сжигающая изнутри злость куда-то пропала без следа при виде Му Цина и оставила в груди только дикую усталость. Он и не знал, что вымотан настолько. Фэн Синь пробегается глазами по сторонам и замечает мешки с рисом на столе. Это Му Цин их принес? Он их не..? – Нет, не говори, – всё-таки прерывает он. Он их не бросил? – Фэн Синь! – раздражённо восклицает Му Цин, – Дай сказать, я хочу... – Начнём сначала? – спрашивает Фэн Синь, а Му Цин глаза только округляет недоверчиво, ведь хотел сказать то же самое. Фэн Синь перехватывает его руки под локти, но не чтобы оттолкнуть, как прежде, – Вероятно, я был не прав. Тебе стоило сказать сразу. Му Цин только открывает и закрывает рот, пытаясь сказать хоть что-то вразумительное: – Мне.. ты... Я принес рис. – Спасибо, – с целой тонной облегчения в голосе произносит Фэн Синь, склоняясь, чтобы коснуться его лба своим, притягивая ближе. На душе спокойно впервые. Злости больше нет, и ему думается, что у них и правда может получиться заново. Получиться лучше и правильней. Он позволяет себе надежду, сил противиться просто не остаётся. У Му Цина сердце бьётся невозможно быстро, он не думал, что будет так. Он готовился к худшему, он был уверен – его не примут, вряд ли вообще послушают, не дадут объясниться, засыплют оскорблениями и влезут в драку, но Фэн Синь... Фэн Синь, конечно, не выслушал, но понял сам, захотел ему поверить, даже не слушая принял. У Му Цина слёзы выступают на глазах, и приходится часто-часто моргать, пока Фэн Синь прикрывает веки и не отстраняется. А ещё у него чувство вины и ошибка, о которой Фэн Синь ещё не знает. Он расскажет ему, точно расскажет, но позже. А потом он дождётся Се Ляня и извинится и перед ним. Он старается успокоить дыхание и чувствует чужое согревающее тепло, позволяет себе не отстраняться ещё минутку. Ещё чуть-чуть так постоять, а может часто теперь вот так с Фэн Синем стоять, он робко надеется, что сможет. Их новое начало, совсем не похожее на первую встречу, закончившуюся дракой спустя несколько минут, сводит их ближе и сталкивает лбами совсем иначе. – Что не ушёл, – продолжает Фэн Синь, и Му Цину приходится отстраниться и пару секунд поразмыслить, глядя на него, чтобы понять, к чему это было сказано. Понимает и заливается смущённым румянцем. Он отворачивает голову и наконец делает шаг назад. Фэн Синь с сожалением выпускает его из рук. – Ладно, хватит, – нервничая, восстанавливает более менее безразличное выражение лица Му Цин. Он разворачивается к столу, выдыхая через рот, и начинает заговаривать зубы, чтоб поскорее прекратить смущающий момент: – Давай сядем и поговорим. Вам лекарств хватает? А денег? – Ты теперь небесный чиновник? – спрашивает Фэн Синь вместо ответа, садясь за стол. – Да, теперь у меня есть возможность что-нибудь достать. Говори. – Эм.. лекарства для Его Величества, если тебе не сложно. Ему совсем худо стало. Денег мы с Его Высочеством заработаем и сами, об этом я просить не буду. Мы теперь… устраиваем уличные представления, как ты предлагал. Идея оказалась неплохой, зря я тогда взъелся. Му Цин кивает, обещая этим заняться. – И какие представления? – складывает руки на груди, поднимая брови, – Небось, какую-то ерунду придумали? – Ну, – чешет затылок, – Я стрелял из лука, людям нравилось.. – Конечно людям это нравилось, – хмыкает с улыбкой Му Цин, расслабляясь и откидываясь на спинку. Подумать только, говорят. Спокойно говорят. Стол совсем маленький, но, сидя друг напротив друга, они даже не пытаются отодвинуть свои стулья, когда соприкасаются ногами. – Им быстро надоело, пришлось придумывать что-то новое, – честно признаётся Фэн Синь, потирая затылок. – Просто потому что из тебя развлекатель никакой, ты боец. Да и публика неблагодарная. Если бы только знающие люди смотрели. Твои навыки не могут наскучить, – серьёзно говорит Му Цин. – Ты считаешь? – спрашивает лучник с улыбкой, – О, да. Ты говорил, я помню. Му Цин вспоминает, что он говорил. Что Фэн Синь красивый, говорил, когда пускает стрелы в мишень. Что нравится на него смотреть, говорил. – Ой, заткнись, – закатывает он глаза и легонько бьёт по чужой голени своей под столом, – Но я от своих слов не отказываюсь. – Хорошо, – тихо смеётся Фэн Синь, вытягивая ногу между Муциновыми в ответ, – Тебе стоит быть осторожнее, небесным чиновникам ведь запрещено возиться со смертными в личных целях. – Знаю. У меня всё под контролем, – он скрещивает ноги, обхватывая. – Как и всегда. Его Высочество обрадуется, когда вернётся. Он ушёл совершенствоваться. Всё, кажется, налаживается, слышишь? – с улыбкой говорит Фэн Синь, – И ты здесь. Он чувствует, как напрягается хватка и думает, что что-то не так. – Я сказал что-то не то? Если да, ты говори, – волнуется Фэн Синь. Он не хочет ничего испортить. Он не хочет его спугнуть. Не хочет, чтобы Му Цин снова ушёл. – Нет, нет, ты... Ты всё хорошо говоришь, – быстро заверяет Му Цин и опускает голову, тихо добавляя, – Прости. У Фэн Синя глаза на лоб лезут. Му Цин извиняется? Что за чёрт, это точно его Му Цин? Он точно не спит? – Что.. – начинает было изумлённо, но дверь вдруг распахивается. – Фэн Синь, где.. – осекается на пороге Се Лянь. Фэн Синь подрывается с места, и Му Цин выпускает его ногу, вставая следом. Он думал, у него больше времени. – Ваше Высочество! Зачем ты вдруг вернулся? Му Цин вытягивается по струнке и не знает куда деть руки, чуть ли не хватает себя за запястье в инстинкте защититься. И чувствует себя вдруг совсем маленьким, и хочет опустить голову, слово он ниже, словно он недостоин. Он не знает, с чего начать. – Ты.. – дёргается Се Лянь, тыча в него пальцем. – Он пришел помочь, Ваше Высочество, – говорит Фэн Синь, неловко улыбаясь, и Му Цин чувствует себя виноватым втройне, – Я и сам удивился. Кажется, я ошибался в нём. – Не нужно, – резко говорит Се Лянь Лучник непонимающе смотрит на него, а потом оборачивается на Му Цина и хмурит брови. Он никогда не видел их обоих такими. – Не нужно.. что? – спрашивает он, неосознанно вставая между ними. – Мне. Не нужна. Твоя помощь. Уходи. – чеканит Се Лянь, окончательно путая Фэн Синя и заставляя Му Цина побледнеть. – Да что с вами такое? – спрашивает наконец лучник, понимая, что улыбочкой это что-то не замять. А Му Цин снова голову опускает и извиняется. Чёрт возьми, что он натворил? – Уходи, – повторяет Се Лянь. – Я понимаю, что я виноват, и я прошу прощения! Если бы я не вернулся на Нижние Небеса, нам всем пришёл бы конец, как ты не понимаешь? Я должен оставаться там, я не мог поступить иначе! – начинает Му Цин, но Се Лянь взрывается совсем. Он подрывается к столу и запускает в него мешок с рисом. Му Цин выставляет руку и опускает голову, жмурясь. Рис сыплется за шиворот и по волосам. Он чувствует себя униженным и негодует ещё сильнее. Почему никто не понимает?! Он здесь из-за них! Он на Небесах прислуживает какому-то зазнавшемуся божку ради них! Он рискует всем снова, нарушая правила Небес, потому что хочет помочь! Он делает это для них, но вряд ли у него повернётся язык сказать это вслух. Нет, он хочет говорить, но… Он боится, что его не будут слушать. Всё совсем как обычно, никто не замечает его добрых намерений, все считают его подлецом, тогда как он.. А что толку доказывать? Он лишь покажет, что уязвим, и его за это засмеют, в любом случае выгонят и опозорят. Му Цин понимает. Но принять никак не может. Особенно, после «нового начала», которое, вероятно, закончится прямо сейчас. – Ваше Высочество, успокойся, что ты творишь? – воскликает Фэн Синь, подлетая к Му Цину, – Да что здесь происходит?! Он хватает его хвост в руку и отряхивает от крупы, и Му Цину кажется, что его сердце не выдерживает. Он цепляется и запоминает в мелочах каждое слово и действие лучника, потому что гадает, какое же будет последнее ласковое. – Я делаю это для вас! – решается тихо произнести Му Цин, но слова совсем теряются в крике Се Ляня. – Пошёл прочь, прочь! Ты у него спроси, Фэн Синь, что случилось! – Они бы не отступились, слышишь?! – восклицает Му Цин, – Кто знает, что бы случилось, если бы ты продолжил настаивать на части тех благословенных земель! Я лишь попросил тебя уйти, я не сделал ничего дурного! – Ты.. Сделал что? – спросил Фэн Синь, выпуская локоны из пальцев. Вот теперь ему всё понятно. – Сука, – пораженно смеётся Фэн Синь, – Так вот почему ты такой миленький вдруг стал.. Твою мать. – Фэн Синь... – Му Цин отчаянно быстро мотает головой. Нет. Нет, нет, нет, всё не должно быть так! Му Цину впору заорать во всё горло, он не знает что сказать, да теперь никто его и не послушает! Ему хочется объясниться, но он не может выдавить и слова. – Да чтоб тебя, ну конечно… Не попадайся больше мне на глаза! – вспыхивает Фэн Синь, чувствуя – его обвели вокруг пальца, а он снова повёлся, как последний идиот. Чего Му Цин добивался, натворил дел и старался задобрить? Хотел подкупить его, чтобы он встал на его сторону? Чёрта с два. Его вот так взяли и использовали, а он и поверил, даже не требуя объяснений! – Я признаю, я виноват! Но я хочу всё исправить, слышишь?? – Не смей! Прекрати, я не собираюсь даже слушать твои оправдания, с меня хватит! – Только останься я на Небесах, у нас появится шанс... Фэн Синь не хочет слушать о шансах. Этого он терпеть не станет. Он срывается, и в Му Цина летит второй мешок. Теперь никто не будет вытряхивать рис с его волос – ясно как день. – Заткнись! Убирайся отсюда, блять, проваливай! – кричит Фэн Синь. Боги. Какой же он наивный, что подумал... – Почему ко мне ты не хочешь проявить и ни капли понимания, а?! – так же повышает голос Му Цин, – Его Высочество отправился грабить, и это ты принимаешь, но как я оплошаю – то всё? Проваливай? Так ты говоришь?! «Послушай, послушай, послушай. Пожалуйста, послушай!» – бесконечной бегущей строкой в голове. – Что ты несёшь? – хмурится лучник, – Грабить? Се Лянь перестает дышать. Му Цин понимает – сделал хуже. – Ты.. Ты ему не сказал?.. Но разговор больше никто поддерживать не намерен. Его прогоняют за порог метлой, как какую-то грязную дворняжку. – О чем он говорил? Совсем рехнулся, да? Ты не подумай, я не верю ни слову, этот мерзавец.. – начинает было Фэн Синь, как только Се Лянь захлопывает дверь. Тот с криком скрывается в комнате. Фэн Синь смотрит вслед, на старое дерево двери, и оборачивается на входную. Му Цин снаружи глядит на обратную её сторону. – Вот же блять, – ругается Фэн Синь и присаживается на пол собирать рассыпанный рис. Подумать только... Поверил предателю. Новое начало понесло за собой конец всему. В открытое окно, подёргивая отвратительные в своей показной роскоши шторы, задувает с юго-запада. Лучи солнца тусклым светом сглаживают безобразную цветовую палитру чересчур вычурной комнаты. Посередине стоит широкая кровать, укрытая балдахином цвета «объятий ночи», такой сорт гладиолусов – подметил бы лучник, будь ему дело. Но Фэн Синь на простынях только морщится, хмурый от всего вокруг. Кажется, его тошнит, но дело не то чтобы в месте. Ему везде отвратительно. Цзянь Лань у зеркала гребнем свои длинные пряди расчесывает, сидя у туалетного столика в одном нижнем. Она знает, что что-то случилось. Она говорит: – Не приходи больше. Говорит: – Не приходи сюда больше. Так будет лучше нам обоим. Его выгоняют, словно щенка, что не смогли приручить, и у него даже нет сил на злость, он и так перманентно раздражён и скоро перегорит. Либо потухнет, словно карликовая звезда, либо взорвется яркой сверхновой и превратится в чёрную дыру. Фэн Синь устал и не способен больше ни спорить, ни говорить. Он слушается, одевается и уходит, оставляя ей всё, что было в карманах. Не говорит ни слова и тенью скрывается за дверьми, чтобы больше никогда не вернуться, пока Цзянь Лань за спиной прячет слёзы в ладонях. А через неделю его выгоняет и Его Высочество. Он так же не говорит ни слова уходя, а после, лишившись всех, кто был дорог, падает на скошенную на чужой ферме траву, медленно моргая и смотря куда-то сквозь синеву рассветающего неба. Солнце так же неторопливо встаёт, озаряя горизонт нежно-персиковым светом.