Известь и золото

Негашеная известь уничтожила труп Эдвина Друда, а его убийцу уничтожит золото, оставшееся на теле Неда. Символично, что ни говори. Убитый отомстил за себя сам, буквально собственными, ставшими невидимо-призрачными руками, словно воочию восстав не из могилы, но из старинного склепа по собором, где как ни в чем не бывало продолжал распевать в церковном хоре Джон Джаспер, с виду безутешный опекун. Всего несколькими годами старше племянника, которому бы еще жить и жить. Младший каноник Септимус Криспарк, пришедший выслушать исповедь приговоренного к казни на виселице и дать ему отпущение грехов, с величайшим трудом заставил себя поднять глаза на сидящего напротив, угрюмо уставившегося ему прямо в лицо остановившимся взглядом, человека. Человека?! Если бы только он своевременно, еще до совершения тем преступления, обратил внимание на его слова! Которые хотя бы потом должны были его насторожить, как любого здравомыслящего человека. Но он приписал сказанное, при резком пробуждении нежданным гостем, пророческому предчувствию любящего сердца. «Его нашли?». Как долго нигде не могли найти бедного Эдвина… А он все это время был прямо здесь, в Клойстергэме. То, что от него осталось – обручальное кольцо во внутреннем кармане сюртука, которое он так и не надел на палец девушке, с которой был обручен с детства. Знай о котором убийца и с поличным бы его ни за что не удалось поймать. Как долго этот зверь в облике человека ласково улыбался при всех тому, чью жизнь уже решил безжалостно погасить? - Хотел бы я знать, о чем вы сейчас думаете. – вырвалось у добродушного простака-каноника вовсе не то, что он собирался сказать. Не стоило и спрашивать, на раскаяние такого злодея смешно было рассчитывать. - О, нет, мистер Криспаркл, вы не хотите этого знать, уж поверьте мне. – дьявольски усмехнулся Джон Джаспер, всего на мгновенье выходя из отрешенного ото всего сущего мрачного транса, и тут же полностью погрузившись в него обратно, как в бездонную черную пучину под декабрьским ночным небом. - За что вы так его ненавидели?! – вновь не удержался добряк-каноник, против воли вскричав во весь срывающийся от страшных переживаний голос и невольно схватившись за грудь, в которой больно защемило здоровое вообще-то сердце. Зачем было и спрашивать, как будто это не было теперь известно в городе каждому и всем. Негодяй влюбился в чужую невесту, собственного племянника, порученного преждевременно умершим отцом его попечению и заботам! - Я. Любил. Его. – мерно отчеканил убийца безжизненным, лишенным любой окраски голосом, как если бы уже находился в мертвом мире духов и был вызван медиумом на собрании спиритов. Мистер Криспаркл, окончательно забыв о том, для чего он здесь, открыл уже рот, весь до краев переполненный гневом и возмущением, и… Хотел бы он не понять, но он понял. Все, сразу же, молниеносно! Как при вспышке молнии все разом и высветилось до самого темного, тщательно ото всех скрываемого уголка. Всегда находившееся у всех на самом виду! По крайней мере тех, кто хоть раз побывал и Джона Джаспера дома. И не мог не увидеть картины на стене, на наиболее видном месте. Наброска, не слишком искусно сделанного рукой юного Друда, зарисовавшего свою наречную в невыгодном свете капризной и даже очень-то красивой девицы. К которой Джаспер решил ни за что не подпускать влюбившегося в нее несчастного, оболганного им Невилла, предусмотрительно выставленного убийцей вместо себя, чтобы взять себе прежде принадлежавшее Эдвину, единственным, что ему от него на этой земле осталось и чем он мог обладать! О том, через что, возможно, довелось пройти несчастному юноше перед смертью, каноник запретил себе думать, глухо вскрикнув и машинально схватившись за горло при одной только черной тени такой мысли, цвета длинного шелкового шарфа, который преступник начал демонстративно носить незадолго до таинственного исчезновения Эдвина Друда. «Не может этого быть. Этого – не может! Не может!» - надрывался младший каноник от истошного крика ужаса внутри себя. В то время как бывший соборный певчий, так же безмолвно, продолжал бесконечный монолог, вырываемый у него вслух китайским зельем, о путешествиях… о множестве мысленных и нескольких других путешествиях… и самом последнем из них, когда все было так же в точности, но не так… Не так! Ведь Эдвина Друда он любил. Неда. Как женщина любит мужчину, а мужчина женщину.