Au revoir Bastille!

- Остановите здесь, если можно, - попросил Крис таксиста и, доставая из кармана бумажник, прибавил: - Пожалуйста. Не то чтобы Крис Хемсворт был невежливым, напротив, репутация милого парня давно и прочно закрепилась за исполнителем роли одного из самых ярких киношных супер-героев. Но стоило ему оказаться в Британии, как Крисова вежливость принимала просто таки космические масштабы. Попадая на родину Тома, Хемсворт сам себя чувствовал немножечко Хиддлстоном. Все эти «спасибо-пожалуйста-извините-будьте так любезны»… Разумеется, в этом не было ничего плохого, наоборот, милый парень Крис Хемсворт становился милым в кубе, и это, несомненно, добавляло лишних очков к карме. Только вот… Стоило ему оказаться в Британии, как Крис будто бы становился кем-то другим. Крис становился кем-то, кто был гораздо лучше, чем он есть на самом деле. Однажды, в самом начале их странных, острых, ярких, ни на что не похожих отношений, Том сказал прямо на камеру, не стесняясь, не боясь быть не так понятым: «Крис Хемсворт делает меня лучше». И тем самым удивил больше всех того, о ком он говорил. Таким уж он был, его Том. И Крис знал, и знание это было абсолютным, что его самого Хиддлстон уж точно сделал лучше. Много лучше. - Спасибо, сдачу оставьте себе, - Хемсворт выбрался из автомобиля и, натянув бейсболку пониже, чуть ли не на самые глаза, быстрым шагом пересек площадь напротив бирмингемского театра REP. В другое время Крис с удовольствием бы задержался на площади подольше, сделал бы несколько фоток, отправил бы их друзьям — здание театра стоило того, чтобы потратить на него несколько кадров — изящное, немного вычурное, необычное — Крису нравилось то, что этот театр не похож на многие другие пристанища Мельпомены, которые он встречал на родине Хиддлстона. Старые, чуть помпезные, с колоннами и прочими финтифлюшками — с них хотелось стряхнуть пыль. Хемсворт покривил бы душой, если бы сказал, что не понимает той страсти, которую Том испытывает к театру, но если бы Крис был совсем честен, то ему пришлось бы признать, что он банально ревнует. Да, он ревнует Хиддлса к этому чуть тронутому патиной театральному миру, от которого сам Крис был так же далек, как его родная Австралия далека от старушки Англии. И именно эта ревность привела его сейчас в Бирмингем. В театр REP, где Том должен был отплясывать на подмостках вместо того, чтобы нежиться в его, Криса, объятиях на горячем песке австралийского пляжа. Хиддлстон позвонил три недели назад. - Ты помнишь Шона? - спросил он внезапно после недолгого трепа ни о чем: как ты, да как дела, да как… Да никак! Крис просто зашивался на съемках, и все, о чем он мечтал - рвануть с Хиддлсом в Австралию, как только завершится работа над второй частью «Эвакуации». На тот самый пляж, где год назад Крис пытался вылечить всем известную фобию Тома — боязнь акул. На самом деле терапевт из Хемса был тот еще, да и на пляже том никаких акул не было. Разве что рыбки очень уж резвые. Просто терапия нужна была самому Крису. Терапия Томом. Без Тома у него ничего не получалось… В общем, решено было, что сразу после того, как у Хемсворта закончатся съемки, по крайней мере на пару недель они сольются в экстазе на сказочном австралийском пляже, и Крис отсчитывал дни, оставшиеся до того момента, когда он встретит Хиддлса в аэропорту Сиднея. И вот три недели назад Том позвонил и спросил, помнит ли Крис какого-то там Шона. Хемсворт не помнил. Он вообще не запоминал всех этих немного гиковатых приятелей Тома: таких же, как и сам Хиддлс, повернутых на театре. - Умг-гум, - пробормотал Крис в трубку нечто, что можно было трактовать и как «да», и как «может быть». - Шон Фоли! Я тебе о нем говорил! - в голосе Тома слышался неподдельный энтузиазм, и от одного этого Хемсворт насторожился. И, как выяснилось, не зря, потому что дальше Томас ляпнул: - Шон ставит пьесу! И зовет меня принять участие. Крис! Это комедия! Фарс! Буффонада! Это то, о чем я мечтал всегда, понимаешь? Крис понимал. Только одно понимал — отпуск: море, солнце, пустынный пляж и стонущий в его объятиях Том — все это отменяется. Раз уж Хиддлстон решил сыграть в театре, все остальное, и он сам в первую очередь, идет лесом. - Прости, - прошелестел смартфон голосом Тома. - Прости, пожалуйста. Я бы очень хотел полететь в Австралию… С тобой… Но комедия… Ты же знаешь, как я всегда мечтал… Крис знал. Еще как знал. Его Том… Он не жаловался, нет, Хиддлстон в жизни ни на что и ни на кого не жаловался. Он был слишком воспитанным и слишком… правильным… чтобы на что-то жаловаться. И капризным его Том не был. Как не был он требовательным, пробивным, настойчивым. Все эти крайне полезные качества от души были отсыпаны при рождении Хемсворту. А Тому же досталась чрезмерная ответственность, которая, помноженная на такую же чрезмерную доброту, и делала Хиддлстона таким, каким он был — немного чудаковатым и слишком уж самокритичным. Но именно таким Крис его и любил. Комедия… Хиддлстон так часто сетовал на то, что сценарии, которые он получает, все как на подбор пронизаны «слезовыжимательством» - это словечко Том выговаривал, забавно морща острый носик и складывая брови под невероятным углом: так забавно, Крис обожал это его выражение лица. Так вот Тома звали исключительно в такие вот слезовыжимательные проекты, а тот так хотел сыграть в комедии! - Я хочу быть тем парнем, который рассмешит вас, поскользнувшись на банановой кожуре, - с энтузиазмом говорил Том в каком-то своем интервью, и Крис искренне полагал, что использовать Тома в таких вот «банановых» фильмах… или спектаклях… это все равно, что забивать микроскопом гвозди. Но свое мнение держал при себе. В конце концов, у его Тома может быть мечта. А все мечты должны сбываться, иначе зачем вообще они нужны? И если тогда, три недели назад, Хемсворт успокоил Тома, ответив, что, дескать, ничего страшного, они вполне могут встретиться попозже, когда Хиддлс спустится с театральных подмостков, то сейчас, когда его собственные съемки были окончены, он не хотел и дня провести без своего чуть рассеянного, очень нежного, слегка несносного и крайне ответственного чуда — без Томаса Уильяма Хиддлстона. Потому-то он и пересекал сегодня площадь возле театра, натянув на самые глаза кепку, чтобы — если повезет - его никто не узнал. Жаль, на улице слишком жарко для ранней весны — иначе он бы и куртку нацепил с капюшоном. Не хотелось бы сейчас светить улыбкой и раздавать автографы. Не для того он прилетел в Бирмингем, чтобы отбирать у Тома его кусочек славы. Слава богу, ему удалось остаться неузнанным. И даже паренек, который проверял на входе билеты, не угадал под бейсболкой могучего Тора. Или же сделал вид, что не угадал, понял, что Хемсворт не желает, чтобы его узнавали. Тихой мышкой Крис прошмыгнул на свое место — ложу он выкупил заранее, всю целиком, чтобы посмотреть спектакль в одиночестве. Чтобы никто не мешал ему наслаждаться тем, как играет его Том. Свет погас, а занавес пополз вверх, и Крис откинулся на спинку кресла, приготовившись к тому, что сейчас выдаст Хиддлстон. Однако он не был готов к тому, что произойдет где-то к началу второго акта. То есть абсолютно. То есть совсем… Поначалу как раз все шло прекрасно. И Крис от души смеялся шуткам, которыми, как мячиком от пинг-понга, перекидывались актеры на сцене. И у Тома, несомненно, была самая лучшая подача. Уже минут через десять после начала Хемсворту пришлось признать, что его теория о микроскопе и гвоздях не выдерживает никакой критики. В комедии Том был не менее органичен, чем в драме, и сейчас Крис просто наслаждался чуть солеными,- но как же британский юмор без соли? - шутками. Наслаждался, пока Том не появился, наряженный в старинный парик с буклями, украшенный дурацким голубеньким бантиком, корсаж - Господь всемогущий, корсаж! - юбку — Матерь Божья! В пышную, слишком пышную юбку! - из-под которой кокетливо выглядывали затянутые в тонкие белые чулки ноги. Стройные, скульптурные, совершенные, эталонные и еще черт знает какие ноги Хиддлстона, которые сейчас, в этих самых чулочках дразнили, зазывали, соблазняли и вообще… Вообще! Да как только стыда хватило у чертового Хиддлстона появиться на сцене в этом?.. В этих… Чулки, святые угодники! Чулки! Нет, это никуда не годится! Крис смахнул с виска капельку пота. Надо же — он даже вспотел, когда представил, что каждая пара глаз, что сейчас устремлена на сцену, смотрит именно на эти ноги. На те самые ноги, на которые положено смотреть только Крису. Которые положено ласкать только Крису. На те самые ноги, которые целиком и полностью принадлежат Крису, и пойдите все на хрен, пожалуйста, и плевать на британскую вежливость! Но и это был еще не конец Крисовых страданий. Самое страшное началось, когда зазвучал бравурный мотивчик, и троица актеров во главе с Томом затянула песенку на французском — Хиддлс, дери его прямо на этой сцене! - изображал Марию, мать её, Антуанетту. Так вот едва актеры грянули песню — Крис ни черта не понимал французский, разве что постоянно повторяющуюся фразу «Au revoir Bastille!» нельзя было не понять, - Том подобрал пышные юбки и, демонстрируя зрительному залу свои бесконечные ноги во всей их неприкрытой красоте, начал отплясывать канкан. Крис зарычал, матюкнулся про себя и вцепился пальцами в кресло, чуть ли не вдрызг раздирая ногтями тканевую обивку. Том же, не ведая о том, что казенное имущество сейчас трещит по швам под руками ревнивого любовника, - да он вообще не догадывался, что Крис находится в зрительном зале, - начал отплясывать еще более лихо, задирая свои совершеннейшие ноги чуть ли не выше головы, и Хемсворт поклялся, что сегодня эти самые ноги будут задраны так, как захочется именно ему, Крису, и что сочная, аппетитная, аккуратная, кругленькая Хиддлстоновская попка, которую сейчас обтягивали бархатные, черт бы подрал все на свете, панталоны, будет гореть огнем… Ох, как же она будет гореть от шлепков, на которые не поскупится щедрая, увесистая ладонь Хемсворта! Вот так вот. Досматривать спектакль Крис не стал. Выскользнув из ложи, он без труда нашел проход за кулисы и, отловив кого-то из работников сцены, прямо поинтересовался, как ему найти гримерку их приглашенной звезды. Паренек принялся было отнекиваться, но отнекивался он недолго — узнал Криса, а может пятидесятифунтовая банкнота сделала свое дело, и уже через минуту Хемсворт, вспомнив, чему он выучился в босоногом детстве, а именно вскрывать несложные замки, проник в Томову гримерку. Ждать ему пришлось недолго. И ожидание того стоило. Удивленные глаза Тома при виде Криса округлились, сделавшись огромными, едва ли не в пол-лица, брови поползли вверх трогательным домиком, тонкий рот сложился в идеально ровную букву «О». - О! - выдохнул Том. - Ты… Как ты… - Я, кто же еще? - вкрадчиво произнес Крис, вставая с диванчика, на котором он ожидал Томаса все это время, и клыкасто улыбаясь, продолжил: - Я, солнце. - Ты что же… Приехал? - Том выглядел крайне обескураженным. - Как видишь, - театрально поклонился Хемсворт. - Я приехал, раз уж ты не пожелал присоединиться ко мне в Австралии. - Но я же все объяснил, - пожал плечами Том. - Ты видишь, с каким успехом идет спектакль? Я не могу бросить труппу! Я не мог отказать Шону, понимаешь? - Я понимаю, - согласился Крис, все ближе и ближе подходя к Томасу, тесня того к стене, загоняя в угол, - Я понимаю прекрасно. Еще как понимаю! Все эти зрители, что пришли поглазеть на твои ножки в чулочках, на ноги, которые ты так бесстыдно задираешь… Все они понимают… - Крис! - Том выставил перед собой руки, пытаясь защититься от скалой нависающего над ним Хемсворта. - Крис! Концепция данной роли такова, что мне приходится изображать… - Концепция? - клацнул зубами Крис. - Вот эти вот чулочки… - он чуть наклонился, касаясь пальцами затянутой в тонкую ткань лодыжки Тома, - эти самые чулочки — в этом концепция твоего драного шоу?! - Подожди, - Том совершенно не выглядел испуганным, несмотря на то, что Хемсворт едва ли не сожрать его готов был вместе с белоснежными чулками. - Подожди, ты что — ревнуешь? - Я? - переспросил Крис. - Ну что ты, радость моя, ни капельки! И с этими словами Хемсворт, неожиданно для самого себя, схватил застывшего столбом Тома, перекинул его через плечо и, отвесив смачный шлепок по обтянутой бархатными штанишками попке — юбки свои Хиддлстон где-то уже успел потерять — в два шага перенес взвизгнувшего Тома через всю комнату и довольно аккуратно, надо признать, швырнул на диванчик. - Ай! - притворно обиделся Том. Хемсворт знал прекрасно — иногда его Тому нравилось, когда он действовал немного бесцеремонно. - Ты ведешь себя, как настоящий австралопитек! - Хиддлстон уселся чинно, сомкнул острые коленки. - Настоящий дикарь и настолько несносное создание... - Ты даже не представляешь, насколько, - плотоядно улыбнулся Крис и, опустившись на колени рядом с Томом, властно развел в сторону его скромно сведенные ноги. - Ты что себе позволяешь?! - возмущенно нахмурился Томас, но в том, как это было сказано, в том, как чуть задержал дыхание Хиддлстон, как он вцепился пальцами в кожаную обивку диванчика, совсем как полчаса назад сам Крис, во всем этот Хемсворт уловил правильный посыл. - То, что давно хотел, - прошептал Крис, приподнимая Томову ногу и медленно снимая туфлю, тут же проводя ладонью по аккуратной, узкой подошве. - Крис… Это… - Это называется фут-фетиш, солнце — отозвался Хемсворт, нежно касаясь гладкой ткани чулок, разминая ступню, очерчивая указательным пальцем тонкую щиколотку, обводя следом круглую пяточку. - Ты… Ты просто извращенец, Кристофер Хемсворт! - Ага! - согласился австралиец, целуя высокий подъем. Том подавился стоном, когда Крис мягкими, разминающими движениями начал массировать икры. Твердые, каменные почти что, сейчас они разогревались под пальцами Хемсворта, а тот, поставив ступню Тома себе на плечо, принялся за дело усерднее, пока мышцы слегка не расслабились, а сам Том, раскрасневшись, не начал дышать тяжело. Так, как Крису всегда нравилось. - У тебя красивые ноги, знаешь? - прошептал Хемсворт, касаясь щекой изящной ступни. - Очень красивые, длинные, стройные. Думаешь, что я чувствовал, когда весь зал пялился на тебя там? - Оу, Крис, пожалуйста! Что за глупая ревность? - А ведь тебе нравится, поганец ты эдакий! - Крис слегка куснул лодыжку. Куснул, и тут же поспешил погладить место укуса. - Тебе нравится, когда все эти люди пялятся на тебя. Как они раздевают тебя мысленно. Как они мечтают… - Прекрати! - сквозь зубы выдохнул Том, когда Хемсворт, скользнув ладонью под резинку, что перехватывала бархатные панталоны чуть выше колена, погладил чувствительную кожу на внутренней стороне бедра. - Прекратить? Да ни за что! - и Крис медленно, едва касаясь пальцами голой кожи, принялся стягивать с Тома один чулок. И как только высвободил правую его ногу из шелкового плена, занялся ею уже основательно. Крис ласкал узкую ступню — то пальцами, то языком, проводя вдоль подъема, облизывая каждый пальчик, посасывая, даже прикусывая несильно. Окольцевав щиколотку одной рукой, другой вновь принимался массировать икру, на этот раз мягко, нежно, постоянно приникая губами к выступающей косточке. Том, откинувшись на диван безвольной куклой, только стонал тихо, принимая эти чувствительные ласки, да иногда задерживая дыхание, а после выдыхая резко, когда пальцы — или губы — Криса задевали особо чувствительное местечко. Никто никогда раньше не дарил Тому подобных ласк. И сейчас все эти поглаживания, похлопывания, посасывания и покусывания были для него чем-то новым, хотя он не мог себя назвать человеком неискушенным. Крис остановился. Он хотел было стащить второй чулок, но почему-то передумал и, пьяно ухмыльнувшись, натянул снятый ранее на правую ногу Тома. - Зачем? - разочарованно выдохнул Хиддлстон. - Хочу тебя прямо так. В них… - прохрипел Хемсворт, протянув руки вверх, чтобы стянуть с Тома панталоны. А за ними и белье. - Вот таааак! - довольно протянул Крис, разводя Томовы ноги еще шире, открывая для себя превосходнейший вид. Аккуратные, розовые половинки, еще пока сжатая, но готовая к вторжению дырочка и налитый соками член, что сейчас буквально прилип к животу, пачкая кожу вокруг пупка смазкой. - Таааак! - еще раз повторил Хемсворт, приникая губами к святая святых. Заставив Томаса упереться пятками ему на плечи, он вылизывал Тома, расслабляя, готовя к тому, чтобы взять, причинив как можно меньше боли. Он помогал себе — и Тому — пальцами, растягивая, массируя изнутри. Слышал, как хрипло стонет Том, и стоны эти только подстегивали, заставляли торопиться. - Быстрее! Повернись! - прохрипел Крис, помогая слегка потерявшемуся в ощущениях Тому встать на колени, упереться руками в спинку дивана. - Охуеееееть! - протянул Хемсворт, дурея от того, как потрясающе выглядит попка и эти длинные ноги, сейчас обтянутые тонкой белой тканью чулок. - Просто о-ху-еть! И, уже не в силах более сдерживать себя, Крис рванул молнию на брюках, освобождая пульсирующий от напряжения член, приставил к подготовленному отверстию головку и, мощно толкнувшись, скользнул внутрь, едва не вскрикнув, когда его плоть туго обхватили нежные, гладкие стенки. Он трахал Тома уверенно, сильно, то покидая полностью податливое тело, то загоняя на всю длину, наслаждаясь тем, как правильно, как офигенно правильно зажимается Хиддлстон, желая как можно дольше удержать в себе Криса. Как он стонет, как прикусывает ладонь, стараясь не закричать. Чтобы не дай бог не привлечь внимания кого-нибудь снаружи. Еще бы! Если бы хоть кто-то увидел сейчас их… Увидел эту картину — как Крис Хемсворт дерет зазнайку Хиддлстона, как он дерет его в этих чертовых чулочках! Да у чувака на всю жизнь потом флешбеки… Ох ты ж черт! Том, подмахнув на очередной мощный толчок Хемсворта, зажался слишком уж сильно, и Крис, перехватив член любовника, начал надрачивать ему — быстрее и быстрее, с тем, чтобы они смогли кончить одновременно: Крис глубоко внутри, а Том в Крисов кулак, чтобы они оба захлебнулись стонами, чтобы их обоих прошило оргазмом — острым, пряным. Чтобы… Уффф! - Крис рухнул на диван, запутавшись в собственных брюках: он так и не удосужился раздеться полностью. - Вау! - Том упал на него сверху, как был — в чулках и с голой задницей, которой, кстати, так и не досталось Крисовых шлепков. - А кто-то грозился выпороть, - муркнул Том, потираясь о Криса довольным котом. - Вот увижу, как ты отплясываешь снова в этих чулочках — выпорю! - пообещал Хемсворт, накрывая ладонью персиковые половинки. - Тогда приходи завтра на спектакль! - и Том довольно рассмеялся, щекоча шею Криса теплым дыханием. - Нарываешься, да? - ревность, до поры загнанная глубоко внутрь, вновь подняла голову, осмотрелась. - Еще как! - ответил Том и поцеловал нежно, вновь прогоняя ненужную сейчас ревность. - Еще как нарываюсь, Отелло! - Ну, держись! - рыкнул Хемсворт и все-таки отвесил сочный шлепок по роскошной Хиддлстоновской заднице. Отпуск обещал быть нескучным.