Небо в алмазах

Тайм пришел на открытие и улыбался присутствующим во все тридцать два зуба. Как он успел за ночь найти стоматолога и поставить себе на место выбитого клыка новый, Тэ вполне себе представлял, но думать об этом желания не было. Его занимали совсем другие мысли. Например, что забыл тут Кинн со своим неизменным Поршем, которых никто не приглашал. Не то чтобы Тэ был не рад видеть друга и его супруга, нет. Но он не хотел неприятных вопросов, которые обязательно возникнут,  а в то, что Кинн не заметит, как Тэ игнорирует партнера и старается быть от него подальше, он особо не верил. Времени, однако, терять даром было нельзя. В том числе - на пустые чаянья. Тэ остановил за локоть ближайшего официанта, нанятого для обслуживания мероприятия, перехватил у него с подноса хрустальный бокал с ледяным шампанским и отправился наводить дипломатические мосты. Ему совершенно был необходим вон тот суровый господин с увязанными в брейды волосами - полуитальянец-полутаец, выразительный и широкоплечий. Именно он входил в пятерку поставщиков лучших пород дерева - некоторые предметы мебели господин Таэчин предпочитал заказывать на родине, но - из иностранных материалов. Целенаправленно двигаясь своим курсом, Тэ бросил короткий взгляд в ростовое зеркало, спрятавшееся между двумя узкими колоннами. Он мысленно поправил «сползающую» с лица маску и мысленно же засветил в глазах яркие огни интереса: нынешняя усталая и снулая рыбина ни у кого не вызвала бы ни секунды живейшего отклика. Шампанское было вкусным, беседа приятной и открывающей приличные перспективы, и Тэ постепенно оттаял. Господин Нуар (имя на тайский манер, а в паспорте новый деловой партнер значился Алессандро Венти, тридцати лет, ни много, ни мало) сверкал темными глазами непривычного оттенка зеленого с карим, живо описывал итальянское побережье и собственную виллу, но Тэ была нужна древесина. Проза жизни, хотя в Италии Тэ никогда не был, и в целом беседа его увлекла, но, в конце концов, он не развлекаться приехал, а работать... Интерес господина Нуара к Тэ, затянутому в черный шелк и выглядящему как изящная статуэтка, читался в каждом движении, в каждой полуулыбке крупных чувственных губ, в каждом взгляде темных, с поволокой, глаз. - Поверьте, господин Таэчин, для своих друзей я могу сделать даже скидку, особенно - на красное дерево, я слышал, что оно у вас здесь ценится высоко. Вы, как хозяин довольно большой сети гостиниц, будете обеспечены поставками самых лучших материалов... Тэ, которому от души надоела эта мышиная возня, тяжело вздохнул, скрывая выражение лица за своим бокалом. - Господин Нуар, я бы хотел ограничить наши с вами отношения исключительно профессиональной сферой... Хоть мне и льстит ваше предложение считать вас своим другом... Да пошла это красное дерево к чертовой матери уже. Он бросил короткий взгляд вокруг. Тайм ненавидел, когда он долго общается с теми мужчинами, которые явно высказывают в нем свою заинтересованность. А господин Нуар высказывал ее практически прямым текстом. - Это бесполезно, - заметил итальянец (или все-таки таец?), для которого быстрые взгляды Тэ не стали секретом. - Вашего партнера тут нет. И уже довольно продолжительное время. Тэ вздрогнул. Вздрогнула и его маска. Потому что следующее замечание господина Нуара не было уже столь невинным. Приблизившись к своему собеседнику чуть ближе, чем того требовал этикет, тот произнес: - Вас бросили, не так ли? И видимо, совсем недавно, раз вы еще не привыкли к этому, господин Таэчин. - Это еще кто кого бросил, - вырвалось  у Тэ, неожиданно и совершенно непрофессионально. Господин Нуар улыбнулся и взял его под локоть, желая отвести в сторону для более приватной беседы, чем на виду у всех, но ему не дали. - Ты все-таки бросил его! - жизнерадостный голос Порша разнесся по всему лобби свеже открытой гостиницы. Тэ почувствовал, как под ним начал дымится пол от всех тех взглядов, что скрестились на нем единомоментно. - Тише, Порш, - бесшумно подошедший вместе с мужем Кинн кивнул господину Нуару и, извинившись, увлек друга за собой к небольшой сцене, где сейчас проверялась техника: по плану открытия на ней был должен выступить довольно известный певец. - Это правда? - Кинн окинул приятеля заинтересованным и встревоженным взглядом, но Тэ уже успокоился и лишь тонко улыбнулся. Говорить о своей боли под прицелом порядка сотни гостей он был не намерен. - Тайм сбежал с... кем-то примерно полчаса назад. Я заметил, что он не подошел к тебе ни разу. - Я решу все свои проблемы сам, Кинн, благодарю тебя, - Тэ легко коснулся рукой плеча друга. - Не беспокойся. - Мы всегда на связи. Ты можешь обращаться в любое время, помнишь? - Кинна было сложно успокоить - цену этому безмятежному выражению лица своего друга он знал великолепно. - Конечно, - улыбка Тэ стала чуть более искренней. - Я помню и благодарен тебе. И тебе, Порш, ваше появление уберегло меня от этих неуклюжих заигрываний. - Нуар - не неуклюжий. Он мнит себя великим обольстителем, но у него хорошая база, - Порш дернул плечом и покосился на сцену. - Кто-то выступает? - Я уточнял в пригласительных, - Тэ, оттаяв, усмехнулся и, подозвав официанта взглядом, сменил бокал. Хотелось не шампанского, а виски. - Ты же нам их не присылал! - негромко рассмеялся Порш. Кинн только глаза закатил, а Тэ кивнул - всё так. - Тогда сам услышишь. Вы знакомы. Вот он выходит. Вокруг раздались аплодисменты, а на сцену вышел молодой мужчина в черном с гитарой наперевес. Вик. - Ты пригласил петь у себя на открытии моего брата?? - Он дал мне скидку. Так, по знакомству. - Но Ким... Закончить фразу Кинн не успел. Порша им пришлось удерживать вдвоем, и если бы не звериная мощь Кинна, выступления бы не случилось. К счастью, стояли они сбоку от сцены, и Порша удалось утащить в угол, за шикарный фикус Бенджамина. Тэ полагал, что от подобного проявления негативных эмоций вредное растение завтра сбросит половину своих листьев. Порш рвался безуспешно, но напоровшись на яростно сверкающего взглядом Тэ, вставшего ему наперерез, наконец остановился. - Если ты, - наманикюренный ноготь остро уткнулся ему куда-то в район ключиц. - Если ты сорвешь мне открытие, ты у меня свое имя забудешь, ясно?! Это было его детище, в конце концов. Почти год на полный цикл стройки. Куча бат и нервов. Мало ему Тайма, так если еще и Порш устроит скандал и членовредительство - а он мог - Тэ его никогда не простит. - Ладно, ладно! - Порш примирительно показал ладони, демонстрируя свою собранность и адекватность. - Никто никому не бьет морд и не давит ничего ценного, хоть очень уж хочется! - Тишшшше... - прошипел Тэ, косясь на сцену. Вероятность того, что Ким не заметит подозрительных телодвижений в непосредственной близости от себя, стремилась к нулю, но Тэ надеялся на лучшее. В конце концов, голос младшего сына клана стоит довольно дорого. Даже со скидкой «по знакомству». Волноваться было не обязательно. Даже если Ким что-то и заметил, он этого никак не высказал. Ким пел. Ким пел так, что внутри у Тэ что-то переворачивалось с тревожным стоном, а руки начинали дрожать. Проклятый Орфей, нежно сжимающий не кифару, а современную гитару, забирался под кожу своим возмутительно прекрасным голосом, резонирующим с собственными струнами души  людей, слушающих его, и Тэ в какой-то момент захотелось выбежать на сцену, вырвать несчастный инструмент из чужих рук и громогласно разбить об пол. Конечно, Ким пел о любви. Но о какой... Горькой, больной и неуверенной. Потерянной и заблудившейся. Той, для которой нет ни единого шанса на спасение. Которая сама становится спасением для себя, бьющейся в закрытые двери чужого сердца. ...Тэ зажал ладонью рот, заглушая невольный всхлип. Равнодушие, такое удобное и безопасное, в которое он завернулся сам, как в уютный, но непривычный костюм сегодня, трескалось по швам и звенело, расползаясь на куски. Тэ в этот момент ненавидел Кима. И безмерно ему сочувствовал. Сам он никогда не писал стихов или песен, не играл на гитаре или ином другом музыкальном инструменте, он не знал, как это происходит - как строчки рождаются в голове другого человека, как появляется мелодия. Но одно понимал хорошо: ничего не чувствуя, ничего и не напишешь, каким бы гением ни был. - Ты все еще хочешь разбить ему лицо? - послышался шепот Кинна, обращенный к Поршу. Тот фыркнул, но уже гораздо менее воинственно. - Парочкой песен меня не разжалобить, Кинн. Как бы Порш ни хорохорился, Тэ спиной ощущал его смятение. Он не знал всей истории. Но вполне мог сложить два и два. И то, что Порш немного... завис, слушая Кима, только подтверждало его догадки. Но сейчас он не хотел ничего выяснять, хоть любопытство и подняло голову. Сейчас он - доброжелательный хозяин сего места - должен был выйти к сцене, поблагодарить заканчивающего выступление музыканта и пригласить его на фуршет. Что он и сделал. Тэ совершенно не удивился, когда Ким - великолепный Вик - продемонстрировал свое сожаление и попрощался, удаляясь, благожелательно раскланиваясь с аплодирующими людьми. Тэ тоже не хотел бы оставаться в одном помещении с Поршем, который хочет сделать из вас отбивную. Личный агент Кима - молоденькая на вид, хрупкая тайка, кутающаяся в белоснежное хаори, - отвела Тэ с сторону и извинилась за своего подопечного. Тот только заверил ее, что все в порядке, что выступление было великолепным (до разрыва сердца), и что он очень благодарен кхуну Вику, что тот почтил и так далее. Понимающая улыбка слегка расцветила выразительное лицо женщины - Тэ с удивлением отметил, что она гораздо старше его, а казалась едва ли не ровесницей. - Вы так задумчивы, господин Таэчин, - хихикнула агент, пока Тэ судорожно вспоминал ее имя. Что-то на японский манер. - Песни Вика никого не могут оставить равнодушными, - слегка поклонился ей Тэ, отмечая шелковую вышивку по вороту ее одежды. Изящные листочки мальвы в обрамлении вьющихся стеблей... Точно! Аой! - Госпожа Аой, передайте ему, пожалуйста, мою благодарность. Выступление кхуна Вика сделало честь этому дню. - Удачи вам, господин Таэчин, - кивнула женщина и поспешила к выходу. Зная Кима, тот вполне мог уже уехать и без нее. Тэ смотрел вслед ее летящему силуэту и возвращался мыслями в собственный дом, где, возможно, Тайм трахает свою новую пассию на красивом белье египетского хлопка. Еще никогда мысль о том, чтобы снять у самого себя какой-нибудь двухкомнатный номер и повеситься в прихожей, не была ему столь близка.